Чванливое упрямство фальшивой обречённости
14 августа, 2022 2:06 пп
Наталья Троянцева
Наталья Троянцева:
Сколько ни читаю, сколько ни слушаю дорогих соотечественников, разделяющих в целом мои взгляды на псевдо-СВО, всякий раз натыкаюсь взглядом (слухом) на любопытный феномен высокомерного самоуничижения, на чванливое упрямство обречённости. Коллеги сладострастно смакуют последствия санкций; ликуют по поводу погибших россиян, никак не обсуждая гибель украинцев; и, эмоционально констатируя зверства в отношении украинских пленных, смачно предвкушают египетские казни власть предержащих преступников, когда-нибудь кем-нибудь в неясном будущем осуществлённые.
Помимо этого, любая информация о состоянии российской экономики злорадно сводится к гипотезе о безусловном и скором крахе. Подоплёкой культа волонтёрства в поддержку украинцев в среде бывших и вынужденно настоящих (релоцированных) эмигрантов является не столько любовь к Украине, сколько ненависть к России. При этом немалая часть таковых надеется вернуться на проклятую родину, когда она вдруг состоится в ином сказочном качестве сама по себе.
Линию нравственного разграничения между путинизмом и населением России ясно выделяют и констатируют только мудрые американцы и еле слышное в общем гаме самообличающего самоистребления меньшинство мудрых мыслителей с паспортами РФ по ту и эту сторону границы, вроде Сергея Гуриева и Екатерины Шульман. Лидеры общественного мнения в целом воспроизводят самоощущение беспомощной жертвы и даже не пытаются понять неизбежность того, что чудище-палач – «обло, озорно, стозевно и лайя» абсолютно в любом новом олицетворении. Злорадная ненависть как главный двигатель вербального деяния будет массово воспроизводить монстров и только монстров и в конце концов воссоздаст гротеск сталинских репрессий в полном, а не урезанном, объёме. Но этого легко избежать, стоит только вырвать из культа собственных умозрений позицию беспомощной жертвы.
Меня поочерёдно и забавляют, и раздражают угрюмые констатации оппонирующей безысходности. Я в России, пишу и говорю, что хочу, слушаю российскую оппозицию и украинские каналы открыто, вступаю в полемику в рейсовом автобусе со случайной попутчицей, у которой не было в роду репрессированных, но есть родня в ЛНР и которая честно пересказывает клише телепропаганды и сочиняет на ходу наивный рассказ о причинах и следствиях сталинизма. Я физически ощущаю её страх и желание сокрушить моё мягкое бесстрашие. Я понимаю мистический ужас, который затягивает население в ловушку диктатуры. И я презираю тех лидеров общественного мнения, которые играют на поле диктатуры самим фактом самоощущения бесконечной и беспомощной жертвы.
Наталья Троянцева
Наталья Троянцева:
Сколько ни читаю, сколько ни слушаю дорогих соотечественников, разделяющих в целом мои взгляды на псевдо-СВО, всякий раз натыкаюсь взглядом (слухом) на любопытный феномен высокомерного самоуничижения, на чванливое упрямство обречённости. Коллеги сладострастно смакуют последствия санкций; ликуют по поводу погибших россиян, никак не обсуждая гибель украинцев; и, эмоционально констатируя зверства в отношении украинских пленных, смачно предвкушают египетские казни власть предержащих преступников, когда-нибудь кем-нибудь в неясном будущем осуществлённые.
Помимо этого, любая информация о состоянии российской экономики злорадно сводится к гипотезе о безусловном и скором крахе. Подоплёкой культа волонтёрства в поддержку украинцев в среде бывших и вынужденно настоящих (релоцированных) эмигрантов является не столько любовь к Украине, сколько ненависть к России. При этом немалая часть таковых надеется вернуться на проклятую родину, когда она вдруг состоится в ином сказочном качестве сама по себе.
Линию нравственного разграничения между путинизмом и населением России ясно выделяют и констатируют только мудрые американцы и еле слышное в общем гаме самообличающего самоистребления меньшинство мудрых мыслителей с паспортами РФ по ту и эту сторону границы, вроде Сергея Гуриева и Екатерины Шульман. Лидеры общественного мнения в целом воспроизводят самоощущение беспомощной жертвы и даже не пытаются понять неизбежность того, что чудище-палач – «обло, озорно, стозевно и лайя» абсолютно в любом новом олицетворении. Злорадная ненависть как главный двигатель вербального деяния будет массово воспроизводить монстров и только монстров и в конце концов воссоздаст гротеск сталинских репрессий в полном, а не урезанном, объёме. Но этого легко избежать, стоит только вырвать из культа собственных умозрений позицию беспомощной жертвы.
Меня поочерёдно и забавляют, и раздражают угрюмые констатации оппонирующей безысходности. Я в России, пишу и говорю, что хочу, слушаю российскую оппозицию и украинские каналы открыто, вступаю в полемику в рейсовом автобусе со случайной попутчицей, у которой не было в роду репрессированных, но есть родня в ЛНР и которая честно пересказывает клише телепропаганды и сочиняет на ходу наивный рассказ о причинах и следствиях сталинизма. Я физически ощущаю её страх и желание сокрушить моё мягкое бесстрашие. Я понимаю мистический ужас, который затягивает население в ловушку диктатуры. И я презираю тех лидеров общественного мнения, которые играют на поле диктатуры самим фактом самоощущения бесконечной и беспомощной жертвы.