Бросок в Украину: часть шестая. Как я провёл лето, или отчет о проделанной работе

31 июля, 2022 9:21 дп

Yosef Raskin

Yosef Raskin  с Романом Гольдманом и Оксаной Виговськой:

(часть пятая здесь)

Как читатели уже знают, в первый день своего пребывания в Киеве я перевозил больного из Львова в Киев с частичным успехом. То есть больного мы довезли, но в госпиталь его не приняли, и он благополучно отправился домой. Надо заметить, что такой случай скорее исключение в практике ФРИДЫ. И до и после меня они вывозили действительно тяжелых пациентов из городов, находящихся под постоянным обстрелом, в центральные госпиталя, а некоторые из их пациентов попали даже в Израиль. Подробнее смотрите страничку ФРИДЫ.

В один из последних дней я приготовил и прочитал лекцию/workshop по основам кардиореанимации ( BLS, Basic Life Support ), предназначенную специфически для медработников, которые не лечат тяжелых пациентов и которые не реанимируют кого-нибудь повседневно.
Когда-то давно я сам был инструктором BLS/ACLS, теперь я сдаю экзамены по этим дисциплинам ежегодно, и я постарался представить простой практический подход к ситуации остановки сердца.
Я приготовил слайды (если кому-нибудь интересно, могу прислать), ребята из ФРИДЫ организовали два манекена, мешки Амбу и другое оборудования для базисной реанимации.
Лекция вместе с практической частью продолжалась часа полтора и оказала эффект, обычный для подобных лекций с аудиторией, которой не надо будет сдавать экзамен по этой теме.
Немногие реаниматологи, которые пришли на лекцию несмотря на предупреждение, что она не для них, слушали, участвовали, делали снимки моих слайдов, задавали вопросы, спорили, и выходили к манекенам продемонстрировать свои навыки массажа сердца и вентиляции легких мешком с маской.
Целевая же аудитория слушала благосклонно, но информация явно прошла по касательной, и поработать с манекеном никто из них не вышел. То есть интегрально пользы было по чуть-чуть, но я хоть обновил свои уже заржавевшие лекционные навыки.
***
Последующая часть моего отчета содержит мои сугубо субъективные мнения, которые скорее всего не разделяются ни правительством США, ни моими украинскими коллегами, но из песни слово не выкинешь. Я надеюсь что никто на меня не обидится.
***
Основной частью моей работы было участие в выездах команды ФРИДЫ на амбулаторные осмотры в районы, побывавшие под русской оккупацией, нанесшей тяжелый удар системе оказания медицинской помощи населению, и в города, где есть много беженцев из прифронтовых областей, которые оказались вообще без какого либо доступа к врачам. То есть настоящие катастрофы им полечат и так, но вот с банальными повседневными проблемами со здоровьем им оказалось обратиться не к кому.
***
Коллеги мне рассказали, что система сельского здравоохранения пострадала еще несколько лет назад, когда украинский минздрав провел реорганизацию, закрыл маленькие амбулатории в небольших поселках и сосредоточил медицину в районных центрах. В результате какая-то часть тамошнего населения просто перестала ходить к докторам. Но до войны ситуация была терпимая, было много всякого транспорта, частных автобусиков, и добраться до районной больницы было не так сложно. Вся эта транспортная сеть была уничтожена войной; в одном из поселков под Киевом, где мы побывали , остался только один рейс микроавтобуса в день в райцентр, так что добраться туда стало достаточно трудно.
***
Мы выезжали в городки Киевской области, побывавшие под русской оккупацией, и съездили на уикэнд в Запорожье, далеко на юго-восток от Киева.
Обычно команда состояла из одного или двух кардиологов, врача делающего ультразвуковые исследования (да, в Украине есть такое), педиатра, гинеколога, уролога, иногда хирурга, инфекциониста… Набор специальностей зависел от того, кто вызвался волонтерить вообще, и у кого было свободное время именно в тот день . Вообще, у меня создалось впечатление, возможно неправильное, что у украинских врачей свободного времени больше, чем у американских.
***
Все врачи были киевляне, некоторые из них, как мне рассказали, известные специалисты национального уровня, и одного такого специалиста я даже увидел своими глазами. Это была Оксана Выговская, одна из ведущих украинских инфекционистов, к тому же декан педиатрического факультета мединститута имени Богомольца.
***
Лингвистическое отступление. Коллеги, пользующиеся услугами автоматических переводчиков, следите за ними и бейте по рукам! Институт Богомольца в переводе на английский звучит “Thе Bogomoletz’ Institute”, а не “The Institute of Praying Mantis”.
***
Так вот, Оксана она человек неукротимой энергии; в дополнение к своим повседневным административным , научным и преподавательским обязанностям, она волонтерит более чем в одном месте; ее студенты старших курсов, которые сейчас служат медиками на фронте, постоянно с ней консультируются (чему я был свидетель); она смотрит пациентов далеко за пределами своей инфекционной квалификации, что не очень обычно .
***
Во время своей поездки я осматривал пациентов в общей сложности дней шесть, и всего посмотрел человек 160-180.
Общий терапевт был только один, я сам. Я уже писал где-то, что в Украине все ходят лечиться у специалистов. Чем занимается обычный терапевт, для меня так и осталось тайной.
***
Вообще эта тенденция на постсоветском пространстве лечиться только у “специалистов”, а еще лучше у “профессоров”, как мне кажется, проистекает из концепции о невероятной сложности медицины как науки, о невозможности ее постижения не только непосвященными профанами, но и даже начинающими врачами, или врачами общей практики. Эта концепция была создана основоположниками советской, дa и вообще российской медицины, поддерживалась на протяжении многих десятилетий и внушалась пациентам и всему обществу; в результате мы имеет то, что имеем.
***
Когда в свое время, в 1991 году, ко мне в руки впервые попал американский учебник внутренних болезней Харрисона, моим главным впечатлением ( по сравнению со сраными советскими учебниками, которые десятилетиями не обновлялись) была именно простота, простота концепций. Например , в те времена , а может и сейчас в постсоветской, в советской медицине диабетическая кома имела 9 (девять прописью) разновидностей, а в западной всего две.
***
Опять-таки, в западной медицине во главе угла стоит не “профессор”, крепкий средний врач, в израильском варианте “рофе савир”, “ reasonable physician, который работает согласно стандартам медицины, standards of practice.
А средние врачи, к которым я отношу себя, прошли тяжелый и длительный тренинг, и знают и умеют достаточно много.
***
Поскольку обучение терапевтов в Израиле ( где я стал таким врачом, каким являюсь сегодня) и Штатах более обширно и включает с себя элементы и неврологии, и дерматологии, и умение пользоваться отоскопом и офтальмоскопом и немножко психиатрии, то в Украине я выступал и терапевтом, и невропатологом, и дерматологом, и (в одном случае) психиатром.
***
Я вообще то всю свою профессиональную жизнь проработал в больницах, и амбулаторный прием очень не люблю по разным причинам. Последний раз я смотрел амбулаторных пациентов во время американской резидентуры, в 2003-2006 годах, когда был на месячных ротациях в принадлежащей госпиталю клинике. То были в основном русскоязычные старики из соседнего с больницей комплекса дешевого жилья, озабоченные только тем, чего бы еще выдоить из беззащитной американской системы здравоохранения. Никаких хороших воспоминаний о этом этапе у меня не осталось
Но собираясь в Украину и заранее зная , что амбулаторный прием это именно то, чем я буду заниматься, я воспринял это как персональный и профессиональный челлендж. Yes, I can!
Я нашел в недрах своего стола и взял с собой неврологический молоточек, купил набор офтальмоскопа с отоскопом, обзавелся фармакологическим справочником и руководством по внутренним болезням для резидентов, все на телефоне.
И в результате, к собственному удивлению, я все-таки получил некоторое профессиональное удовлетворение от своей гуманитарной миссии.
Наш прием был не совсем обычный амбулаторный прием, который подразумевает какую то, преемственность, связь врача и пациента, растянутую во времени. Он напоминал скорее прием в американском центре неотложной помощи, или том отделении приемника, куда попадают ходячие пациенты, с проблемами не обязательно неотложными, но зачастую связанными с невозможностью получить медицинскую помощь для достаточно банальных проблем в каком-нибудь другом месте (да, это особенность американского здравоохранения).
Я оказался вполне способен выслушать жалобы пациента на русском, суржике или на украинском, быстро рассортировать все эти 12 жалоб, и сманипулировать пациентом так, чтобы мы в оставшееся 15 мин сконцентрировались на вещах действительно важных, на тех вещах, которые можно лечить, и где я знаю, что делать. Я мгновенно выработал себе рутину, что говорить и что рекомендовать в частых случаях, и с упорством попугая следовал ей …
Гипертония не лечится прокапываниями, и не лечится за два месяца. Вам придется принимать лекарства всю жизнь … Меряйте давление два раза в день, первый раз как только встали и еще никаких лекарств не приняли, второй раз в шесть вечера. Цифры давления записывайте, и в следующий раз покажите свои записи врачу… возьмите ваш аппарат в поликлинику и сверьте с их профессиональным аппаратом…
Большая часть пациентов были женщины от 40 до 70 лет, с гипертонией или с диабетом. Они пришли ко мне со своими ностальгическими рукописными амбулаторными карточкам, где я не мог понять ни единого слова. В обычные времена они регулярно ходят к врачу, делают анализы раз в год и ультрасаунд какой-нибудь части тела.
***
Ультрасаунд в Украине это отдельная песня.
***
Когда то в конце восьмидесятых наша больница в городе Брежнева наконец купила себе аппарат для ультразвуковых исследований. Это была ветеринарная японская Алока, на которой можно было вполне смотреть и людей тоже. Один из терапевтов съездил на рабочее место куда-то в столицы поучиться этому новейшему методу, и потом я из любопытства посидел немного у него на приеме.
Это выглядело так. Врач “узист” читал направление, расспрашивал пациента, в чем проблема, проводил исследование (водил датчиком по брюху), и в результате каждый, абсолютно каждый пациент уходил осчастливленный диагнозом в соответствии со своими жалобами. Если боль была в боку, диагноз был “хронический пиелонефрит”, если под ложечкой — “хронический панкреатит”. Все это подкреплялось описанием повышенной или пониженной “эхогенности” и прочей бессмысленной херней.
Такой гуманистический подход имеет легитимные психологические основания. У пациента есть серьезная ( по крайней мере с его субъективной точки зрения) проблема, и заключение, что ультразвук или любое другое исследование исключили какие то опасные болезни, о существовании которых этот пациент не имел ни малейшего представления, но не добавили ровно никакой информации к пониманию его проблемы, его боли (а чаще всего дело обстоит именно так), оставит этого пациента совершенно безутешным.
Врачу же, которого 6 лет учили лечить людей, но кто потом упал в спокойную нишу нелечебной медицины, сам людей не лечит, а только водит датчиком (или читает снимки, или расшифровывает ЭКГ), совершенно не хочется разочаровывать пациентов, а наоборот, хочется руководить процессом лечения. …
***
Так вот, почитал я многие заключения, и понял, что в Украине ничего в ситуации с ультразвуком не изменилось. Каждая женщина получает ультразвук щитовидки раз в год, и все, без разбора пола и возраста, ультрасаунд живота.
Что вас беспокоит?
У меня болит хронический панкреатит.
Конечно, ультразвук есть совершенно замечательный метод исследования, и я в протяжении своей уже больше сорокалетней карьеры возвращаюсь к нему не единожды, но все же использовать его в чисто психотерапевтических целях это уже какой то перебор …

Средняя оценка 0 / 5. Количество голосов: 0