«За то, чтобы Россия не изменилась…»
30 марта, 2018 10:39 дп
Сергей Митрофанов
Сергей Митрофанов:
Социальный опыт либерального Робинзона Крузо на необитаемом острове лоялизма
Конечно, мы заранее знали и чем дело кончится, и всю фабулу выборного триллера. Были готовы к крушению либерального корабля и к вынужденной высадке на безжизненный остров лоялизма. Но держали в уме и парочку спасительных кругов. Мол, «да это никакие не выборы» и «запутинцы будут вбрасывать бюллетени», следовательно, не обидно. Однако не спрячешься и от того факта, что толпы наших сограждан добровольно потянулись отдать свой голос за то, чтобы Россия не изменилась. И от очередей к российским посольствам за границей. Как, например, в Италии, оттуда фото прислал находящийся там А. Мальгин, бывший главред некогда демократической «Столицы». И от комплементарных Путину интервью с «ватниками» с Брайтон-Бич.
Оттого-то при всей кажущейся ясности происходящего (здесь «мы, хорошие» а здесь «они, плохие»), по-прежнему безответным остаются вопросы: что ж за феномен такой – российская ментальность? И: как бессменность застойного правления сочетается у нас с надеждами на прогресс и победы российской цивилизации? Если конечно считать, что Россия – это какая-то особая цивилизация.
Однако первое, в чем предстоит разобраться,
насколько вообще действенна легитимация политического транзита с помощью выборов в современной России?
Мой ответ, Робинзона на острове лоялизма: да, нисколько!
Диспозиция такова. Оттого, что Россия считает себя демократической республикой, официальная политология религиозно придает большое значение электоральной легитимации. А это приводит к тому, что внутри Системы инспирируются задания, направленные, как минимум, на повышение явки и, как максимум, на голосование за кандидата от властной корпорации. В последнем жрецам режима видится залог стабильности и преемственности политического курса, который они оприорно считают единственно верным. Чем больше людей вообще приходят на выборы, тем теоретически легитимней становится «избранное» начальство. Но если в СССР или в Северной Корее этот показатель естественно приближался к ста процентам, то в современной России, конечно, пока не делают сто, чтобы не наводить на вышеупомянутое сходство. Тем не менее, в голосовании за Основного кандидата дано задание преодолеть планку пятидесяти процентов списочного состава.
Если все выходит по задуманному, нацлидер как бы получает мандат на ведение войн и политические реформы в авторском исполнении. А политический класс заходится в восторге от того, что получает возможность от его имени угрожать внешнему миру новыми моделями ядерных ракет.
Однако, как это ни парадоксально, сама технология достижения такого результата начисто подрывает идеологию, лежащую в его основе.
Так, в процесс, ответственным за который назначили вчерашнего системного либерала С. Кириенко, практически открыто (то есть на глазах у критиков режима) вовлекаются тысячи предприятий, зависимые от бюджетных преференций и государственных проверяющих инстанций. Их руководство не только пропагандирует участие в выборах (что вообще-то не запрещено демократическим законодательством и к чему у нас нет особых претензий), но и настаивает — по азиатской или африканской модели — на неформальном праве контроля своих сотрудников и в их тайном выборе. Известны случаи, когда голосующего под угрозой увольнения обязывали прислать начальству скин его бюллетеня с геометкой избирательного участка, что в реальной демократической, а не «фиктивно-демократической» или, как ее еще называют, «гибридной» стране давно уже стало бы поводом для расследования, а потом – и для импичмента, и для опрокидывания доминирующей политической партии. В России же, тем не менее, это приводит лишь к тому, что легитимация через выборы окончательно перестает работать.
На свою беду, вечный триумфатор Путин и после выборов не становится более легитимным, чем до них, несмотря даже на то, что и реально получает весомую поддержку от россиян, ранее искренне поддержавших его во время присоединение Крыма. При этом он совершенно нелегитимен в глазах международного общественного мнения и, тем более, тех отечественных 15%, которые стоят за демократический выбор и откровенно прозападный курс.
Тем временем, и в остальной лоялистской части общества нарастает дискуссия об исчерпанности или же историческом устаревании демократической формы правления, что не столько укрепляет российскую авторитарную власть и модель управляемой демократии, сколько подрывает ее «легитимацию через выборы» с противоположной стороны, со стороны сил тоталитаризма. Нередки голоса в пользу откровенно авторитарного правления против лицемерно электорального. Даже монархии. Главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симоньян, например, не стесняется называть Путина вождем. Ей искренне кажется, что таким образом она делает доброе дело, а ее восхищение Путиным будет оценено по заслугам. При том что и ей, наверно, понятно, что вождей не выбирают, им поклоняются, однако такой вождь имеет сомнительный мандат от народа.
Итак, легитимация через выборы безнадежно подорвана утрированной лояльностью операторов, но феномен реальной поддержки Путина (возможно не в той мере, как утверждает пропаганда, но все равно перебивающей либеральную интенцию) заслуживает отдельного разговора. Стоит ли нам по этому поводу расстраиваться и на что именно подписываются избиратели, добровольно и не кривя душой отдающие голоса за Путина в обессмысленной электоральной процедуре? Насколько эта ситуация вообще трагична для последующей «русской судьбы»?
Социальный опыт либерального Робинзона Крузо, которого крушением занесло на неуютный остров лоялизма, подсказывает, что встреченные там «пятницы» в большинстве поддерживают не человека Путина, а неизменность своего обывательского существования. Они лучше других понимают, что любая, даже самая правильная реформа прежде всего ударит по их зыбкому благополучию. В голове такого «Пятницы» находится компьютер, который безошибочно высчитывает направление силового давления авторитарной власти. Вот он и присоединяется к этому давлению в хвост, чтобы не оказаться впереди под прессом. Говорить, что в результате он проголосовал за какую-то «путинскую программу» (какую? ее не публиковали и не обсуждали) или за возвращение СССР, «левый поворот», реинкарнацию сталинизма, построение социализма в одной стране или осуществление тотальной национализации, — чего мы боимся, — вряд ли корректно. Ничего такого в реальной программе «Путина» нет и ничего такого явно не случится в нашей жизни. Да и быть не может. Если что и будет, то лишь волоколамская свалка, платная медицина, рост налогов, повышение пенсионного возраста, деревянный рубль. Скандалы и санкции. А еще России придется искать, с чем встроится в мировой рынок, спеша на отходящий поезд.
На самом деле, вот это и определит дальнейшую русскую судьбу.
Сергей Митрофанов
Сергей Митрофанов:
Социальный опыт либерального Робинзона Крузо на необитаемом острове лоялизма
Конечно, мы заранее знали и чем дело кончится, и всю фабулу выборного триллера. Были готовы к крушению либерального корабля и к вынужденной высадке на безжизненный остров лоялизма. Но держали в уме и парочку спасительных кругов. Мол, «да это никакие не выборы» и «запутинцы будут вбрасывать бюллетени», следовательно, не обидно. Однако не спрячешься и от того факта, что толпы наших сограждан добровольно потянулись отдать свой голос за то, чтобы Россия не изменилась. И от очередей к российским посольствам за границей. Как, например, в Италии, оттуда фото прислал находящийся там А. Мальгин, бывший главред некогда демократической «Столицы». И от комплементарных Путину интервью с «ватниками» с Брайтон-Бич.
Оттого-то при всей кажущейся ясности происходящего (здесь «мы, хорошие» а здесь «они, плохие»), по-прежнему безответным остаются вопросы: что ж за феномен такой – российская ментальность? И: как бессменность застойного правления сочетается у нас с надеждами на прогресс и победы российской цивилизации? Если конечно считать, что Россия – это какая-то особая цивилизация.
Однако первое, в чем предстоит разобраться,
насколько вообще действенна легитимация политического транзита с помощью выборов в современной России?
Мой ответ, Робинзона на острове лоялизма: да, нисколько!
Диспозиция такова. Оттого, что Россия считает себя демократической республикой, официальная политология религиозно придает большое значение электоральной легитимации. А это приводит к тому, что внутри Системы инспирируются задания, направленные, как минимум, на повышение явки и, как максимум, на голосование за кандидата от властной корпорации. В последнем жрецам режима видится залог стабильности и преемственности политического курса, который они оприорно считают единственно верным. Чем больше людей вообще приходят на выборы, тем теоретически легитимней становится «избранное» начальство. Но если в СССР или в Северной Корее этот показатель естественно приближался к ста процентам, то в современной России, конечно, пока не делают сто, чтобы не наводить на вышеупомянутое сходство. Тем не менее, в голосовании за Основного кандидата дано задание преодолеть планку пятидесяти процентов списочного состава.
Если все выходит по задуманному, нацлидер как бы получает мандат на ведение войн и политические реформы в авторском исполнении. А политический класс заходится в восторге от того, что получает возможность от его имени угрожать внешнему миру новыми моделями ядерных ракет.
Однако, как это ни парадоксально, сама технология достижения такого результата начисто подрывает идеологию, лежащую в его основе.
Так, в процесс, ответственным за который назначили вчерашнего системного либерала С. Кириенко, практически открыто (то есть на глазах у критиков режима) вовлекаются тысячи предприятий, зависимые от бюджетных преференций и государственных проверяющих инстанций. Их руководство не только пропагандирует участие в выборах (что вообще-то не запрещено демократическим законодательством и к чему у нас нет особых претензий), но и настаивает — по азиатской или африканской модели — на неформальном праве контроля своих сотрудников и в их тайном выборе. Известны случаи, когда голосующего под угрозой увольнения обязывали прислать начальству скин его бюллетеня с геометкой избирательного участка, что в реальной демократической, а не «фиктивно-демократической» или, как ее еще называют, «гибридной» стране давно уже стало бы поводом для расследования, а потом – и для импичмента, и для опрокидывания доминирующей политической партии. В России же, тем не менее, это приводит лишь к тому, что легитимация через выборы окончательно перестает работать.
На свою беду, вечный триумфатор Путин и после выборов не становится более легитимным, чем до них, несмотря даже на то, что и реально получает весомую поддержку от россиян, ранее искренне поддержавших его во время присоединение Крыма. При этом он совершенно нелегитимен в глазах международного общественного мнения и, тем более, тех отечественных 15%, которые стоят за демократический выбор и откровенно прозападный курс.
Тем временем, и в остальной лоялистской части общества нарастает дискуссия об исчерпанности или же историческом устаревании демократической формы правления, что не столько укрепляет российскую авторитарную власть и модель управляемой демократии, сколько подрывает ее «легитимацию через выборы» с противоположной стороны, со стороны сил тоталитаризма. Нередки голоса в пользу откровенно авторитарного правления против лицемерно электорального. Даже монархии. Главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симоньян, например, не стесняется называть Путина вождем. Ей искренне кажется, что таким образом она делает доброе дело, а ее восхищение Путиным будет оценено по заслугам. При том что и ей, наверно, понятно, что вождей не выбирают, им поклоняются, однако такой вождь имеет сомнительный мандат от народа.
Итак, легитимация через выборы безнадежно подорвана утрированной лояльностью операторов, но феномен реальной поддержки Путина (возможно не в той мере, как утверждает пропаганда, но все равно перебивающей либеральную интенцию) заслуживает отдельного разговора. Стоит ли нам по этому поводу расстраиваться и на что именно подписываются избиратели, добровольно и не кривя душой отдающие голоса за Путина в обессмысленной электоральной процедуре? Насколько эта ситуация вообще трагична для последующей «русской судьбы»?
Социальный опыт либерального Робинзона Крузо, которого крушением занесло на неуютный остров лоялизма, подсказывает, что встреченные там «пятницы» в большинстве поддерживают не человека Путина, а неизменность своего обывательского существования. Они лучше других понимают, что любая, даже самая правильная реформа прежде всего ударит по их зыбкому благополучию. В голове такого «Пятницы» находится компьютер, который безошибочно высчитывает направление силового давления авторитарной власти. Вот он и присоединяется к этому давлению в хвост, чтобы не оказаться впереди под прессом. Говорить, что в результате он проголосовал за какую-то «путинскую программу» (какую? ее не публиковали и не обсуждали) или за возвращение СССР, «левый поворот», реинкарнацию сталинизма, построение социализма в одной стране или осуществление тотальной национализации, — чего мы боимся, — вряд ли корректно. Ничего такого в реальной программе «Путина» нет и ничего такого явно не случится в нашей жизни. Да и быть не может. Если что и будет, то лишь волоколамская свалка, платная медицина, рост налогов, повышение пенсионного возраста, деревянный рубль. Скандалы и санкции. А еще России придется искать, с чем встроится в мировой рынок, спеша на отходящий поезд.
На самом деле, вот это и определит дальнейшую русскую судьбу.