«Всё клюкой в окно стучал и угрожал соитием…»
7 февраля, 2019 6:18 пп
Инна Сергеевна
На приеме очаровательная блондинка рассказывает:
— Знаете, ИнСергевна, пристал тут в доме отдыха любимый мой типаж: импозантный, спешит куда-то, лет 50, состоявшийся, с историей (порой лютой), на бабле и — в бизнесе, ну, такой, байкер контркультурщик — против маленького общества на мопеде рассекает, бьет татухи и баклуши на острове. Прилепился, как кокаин к ноздрям администрации, колоритный такой Дон Хуан, тоже с прошлым, читаемо лютым, оказалось за плечами режиссерское прошлое и вся богема, сейчас — крупный бизнес, внуки — в Лондоне. И такой весь… язык подвешен, романсы поет, на рояле играет, Вертинского мне давай и Бродского в ролях. В итоге говорит: «Уведу тебя от любимого, как же жить мне теперь без тебя, дева прекрасная, мол, живу, живу, и дуры одни вокруг одноклеточные с силиконом, а тут ты — такая невозможная, каких и не делают давно, я изгибы твои увидел, венчаться захотел.»
Я ему: «Так зачем же с дурилками организмами дружить? Это на потенцию плохо влияет, и карма киснет. Вы попробуйте с дамами умными поякшаться, так может и прогресс пойдет. Он ни в какую! На колени рухнул, давай руки целовать, трясется весь, плачет, бормочет:» Одна ты мне люба, вызываю, мол, твоего мачо на дуэль, подайте , подайте на тарелочке Ляпкина-Тяпкина! Увезу в Лондон, будешь мне рододендроны поливать и голая в помещении ходить, пробуждая потенцию!»
А ему: «А не работает история, люблю однокурсника, чего дуэлировать-то и валокордин по полу лить, рвется ниточка, отец.»
Он мне еще полтомика Бродского вдогонку, три романса и поэму свою о любви безнадежной, я — поллитра вина в себя, в целом, вечер, ИннСергевна, удался. Он потом все клюкой в окно стучал и угрожал соитием.
Самое смешное — второй день. По аллеям иду, своего ухажера встречаю, стоит пред кокоткой, руки лобзает, трясется и слово в слово бредит: «Я встретил вас, и все былое…» Перпетумобиле… закольцевался, старый алкаш,сука.
Инна Сергеевна
На приеме очаровательная блондинка рассказывает:
— Знаете, ИнСергевна, пристал тут в доме отдыха любимый мой типаж: импозантный, спешит куда-то, лет 50, состоявшийся, с историей (порой лютой), на бабле и — в бизнесе, ну, такой, байкер контркультурщик — против маленького общества на мопеде рассекает, бьет татухи и баклуши на острове. Прилепился, как кокаин к ноздрям администрации, колоритный такой Дон Хуан, тоже с прошлым, читаемо лютым, оказалось за плечами режиссерское прошлое и вся богема, сейчас — крупный бизнес, внуки — в Лондоне. И такой весь… язык подвешен, романсы поет, на рояле играет, Вертинского мне давай и Бродского в ролях. В итоге говорит: «Уведу тебя от любимого, как же жить мне теперь без тебя, дева прекрасная, мол, живу, живу, и дуры одни вокруг одноклеточные с силиконом, а тут ты — такая невозможная, каких и не делают давно, я изгибы твои увидел, венчаться захотел.»
Я ему: «Так зачем же с дурилками организмами дружить? Это на потенцию плохо влияет, и карма киснет. Вы попробуйте с дамами умными поякшаться, так может и прогресс пойдет. Он ни в какую! На колени рухнул, давай руки целовать, трясется весь, плачет, бормочет:» Одна ты мне люба, вызываю, мол, твоего мачо на дуэль, подайте , подайте на тарелочке Ляпкина-Тяпкина! Увезу в Лондон, будешь мне рододендроны поливать и голая в помещении ходить, пробуждая потенцию!»
А ему: «А не работает история, люблю однокурсника, чего дуэлировать-то и валокордин по полу лить, рвется ниточка, отец.»
Он мне еще полтомика Бродского вдогонку, три романса и поэму свою о любви безнадежной, я — поллитра вина в себя, в целом, вечер, ИннСергевна, удался. Он потом все клюкой в окно стучал и угрожал соитием.
Самое смешное — второй день. По аллеям иду, своего ухажера встречаю, стоит пред кокоткой, руки лобзает, трясется и слово в слово бредит: «Я встретил вас, и все былое…» Перпетумобиле… закольцевался, старый алкаш,сука.