Сейчас за каждой публикацией торчат уши заказчика
7 февраля, 2019 12:12 пп
Лев Новожёнов
Лев Новоженов: «Сегодня манипулируют всеми»
Известный писатель, журналист, телеведущий Лев Новоженов в любой своей ипостаси привлекает внимание многочисленной публики. Не стало исключением и его появление в Израиле в качестве нового репатрианта.
Теперь он публикует в «Фейсбуке» иронические заметки о новом этапе своей жизни в приморском городе Нагария. А когда-то он сам вел на НТВ передачу «Наши со Львом Новоженовым», рассказывая о людях, уехавших из России за рубеж и преуспевших на новом месте.
«Мне писали нередко: «Знаем, кто они, эти самые «ваши»! – рассказал Лев Юрьевич в интервью «Деталям». – У меня в студии бывали министры, послы, бизнесмены, просто частные лица… Теперь я смогу на собственном горбу почувствовать, как это. Считайте это журналистским экспериментом!».
— Вы начали свою журналистскую работу в газете «Вечерняя Москва» в 1967 году, то есть более полувека назад. Тогда эту газету возглавлял легендарный Индурский?
— Да, Семен Давыдович. Он, кстати, был приятелем моего отчима. Считалось, что в советской прессе крупного масштаба он – единственный еврей, занимавший пост главного редактора, пока не появился Александр Чаковский.
Индурский был знаковой фигурой, безусловно, хотя вообще в советской журналистике было огромное количество евреев, как явных, так и скрытых. Должности, скажем, ответственных секретарей по определению закреплялись за евреями, поскольку эта работа требовала системных навыков, организованности и дисциплины. Словом, ответсеки-евреи – это такой, своего рода мем, как сегодня говорят. Ну, а просто журналистов-евреев было видимо-невидимо, многие из них входили в число лучших и оказывались на виду. Можно с полным основанием сказать, что советская журналистика носила сионистский характер.
Индурский и по прошествии стольких лет стоит у меня перед глазами: красавец, такой аккуратный, модно одетый, маленький, компактный человек. И газета «Вечерняя Москва», которой он руководил, была чрезвычайно популярна. Тогда в СССР были две газеты, которые выходили во второй половине дня – «Вечерка» и «Известия». «Вечерка» пользовалась бешеной популярностью. Люди занимали очереди у киосков, ждали, когда ее привезут.
— Если говорить о советской журналистике, то какие качества ее отличали – если вынести за скобки столь отвратительные приметы советского времени, как партийность, цензура и т.п.?
— Конечно, советскую прессу можно обвинять, причем справедливо, в том, что она служила партийным интересам, лакировала действительность, идеализировала ее. Но нельзя забывать и о том, что существовала прекрасная журналистская школа высокого класса, и было совсем другое отношение к фактам.
К примеру, самый страшный отдел в газете «Литературная Россия», где я работал после «Вечерней Москвы», назывался «бюро проверки». Мы все перед ним трепетали, потому что от нас требовали ссылки буквально на все: на цифры, факты, имена, фамилии, цитаты… Это был целый этап работы, очень сложный! Недостаточно было написать статью и сдать ее в печать.
Огромное внимание уделялось и обратной связи с читателями, и одними из важных редакционных отделов были отделы писем, в них работали специальные сотрудники; кроме того, существовали четко установленные сроки, в течение которых необходимо было ответить читателю.
А знаменитая рубрика «Письмо позвало в дорогу»? Вот вам еще одно отличие тогдашней журналистики от сегодняшней, которая стала комнатной, кабинетной. Люди сидят за компьютерами, редко услышишь, что кто-то поехал в командировку за тридевять земель. А тогда ехали – на Сахалин, на самые дальние окраины страны.
Существовала еще и сатира. И все провинциальные начальники, от партийных деятелей до самых мелких чиновников, изрядно волновались перед приездом корреспондента журнала «Крокодил»! Публикация в центральной прессе влекла за собой снятие с должностей, суды, исключение из партии, что было страшным наказанием. Хотя я, конечно, ни в коей мере не касаюсь сталинских времен, когда дело вообще могло закончиться расстрелом или жестокими репрессиями.
Правда, советская журналистика была пьющей. Что хорошо отражено у Довлатова, да и у Хемингуэя, который был прекрасным журналистом. Я помню, в книжке «Репортажи Хемингуэя» его репортаж с Генуэзской конференции был озаглавлен «Русские девушки самые красивые в зале».
Однако даже при всех минусах, о которых мы говорили, журналистика не была столь коррупционной, как сейчас, когда за публикациями торчат уши заказчиков.
— Какое-то время после перестройки пресса была свободна и независима. Вы согласны, что тогда СМИ переживали подлинно свободный расцвет?
— Безусловно, многое казалось в новинку после долгих лет строгого контроля над прессой. Писать можно было все, что угодно. Но потом это стало переливаться через край, свобода трансформировалась во вседозволенность, и стало непонятно, где правда, где полуправда, где коктейль из правды и лжи, а где ложь, похожая на правду.
Но этот процесс вседозволенности, начавшись в России и покатившись по бывшим республикам СССР, сегодня каким-то непостижимым образом докатился до Европы и Америки. Оказалось, что и на Западе существует проблема с фальшивыми новостями. На меня просто оглушающее впечатление произвела история немецкого журналиста из «Шпигеля», который выдумывал свои очерки, писал вымышленные статьи про сирийских мальчиков, и – самое главное! – получал за это международные премии и призы. Но я думаю, что это только то, что вышло на поверхность, а на самом деле таких, как он – множество. Я могу привести примеры даже из собственного личного опыта. Я сам сталкивался с людьми, которые выдумывали свои сюжеты точно так же, как и этот немец.
Что до качества написанных текстов, то появилась масса людей, которые вообще работают без редактора, и это считается нормально. Постепенно исчезает понятие корректуры. В прежние времена процесс вычитки был тяжелым: из типографии доставлялись полосы, помимо корректоров, были дежурные редакторы, вносились правки, сверялись тексты, выискивали даже самые малейшие ошибки! Сейчас как в голову пришло – так и написал.
Журналистика в погоне за рейтингом и за рекламой ориентируется именно на то, чтобы сказануть что-нибудь эдакое, да так, что небеса рухнут. Но поскольку планка повышается, придумывать становится все сложнее и сложнее. Потому и выходят за пределы морали, совести, а про журналистскую этику уже забыли все. Несутся наперегонки к крайней черте, за которой неверие, разрушение, ужас и психическое расстройство.
— Это коснулось и телевидения тоже?
— Мы верили телевидению. Казалось, что оно не может соврать, потому что снимает то, что есть, в режиме реального времени. Но есть такие хитрости, как монтаж, постановка, инсценировка. Все можно фальсифицировать – все, что угодно. Это сбивает людей с толку, и это ужасно. Мы перестаем понимать, где мы живем. Это то, что мы видим, или то, что нам внушают, или то, что нам кажется? Манипулируют всеми, направо и налево. Если кто-то думает, что им не манипулируют, то он жестоко ошибается.
А тут еще и кино стало «журналистикой»: фильмы сопровождаются припиской «Основано на реальных событиях», и многие люди черпают свое представление об истории и современности именно из таких фильмов – хотя они лишь реконструируют определенные события в весьма вольных интерпретациях и очень тенденциозно.
Конечно, журналистика зависит от денег. Раньше считалось, что чем больше изданий, которые представляют разные точки зрения, тем лучше, потому что в сумме они и являют собой некую объективную истину, которой жаждет читатель. Но представляете, какую работу надо проделать читателю? Все прочитать, проанализировать, а потом сделать решающий вывод, подвести итог. При сегодняшнем ритме жизни ни у кого на это просто времени не хватит. К тому же, как я уже говорил, культура чтения довольно низкая, читателю проще выбрать одно, ну, в крайнем случае, два издания. Но это не значит, что он сможет себе представить общую картину!
А бумажная пресса отмирает, и стоит пожалеть об этом, потому что речь идет о разном качестве чтения. Одно дело интернет, где у тебя перед глазами что-то мелькает и бегает, и совсем другое дело – спокойное вдумчивое состояние, утром, за чашкой кофе с утренней газетой в руках. Это все уходит в прошлое.
— Вы в Израиль надолго?
— Мы собираемся надолго обосноваться в Израиле. Но пока, слава Богу, границы не закрыты, есть соглашение о двойном гражданстве и свобода передвижения существует, так что хотелось бы не прерывать связей с Россией.
— Никто же и не запрещает?
— Никто, но есть определенная группа граждан, возмущенных тем, что совсем новые репатрианты пользуются предоставляемыми им благами. Могут даже предъявить претензии, что мы, якобы, за их счет получаем соответствующее медицинское лечение.
Я думаю, что в какой-то мере антагонизм между теми, кто прибыл в Израиль в начале девяностых, и теми, кто приезжает сейчас, объясняется тем, что репатрианты тогда действительно были обездоленными. Людей лишали жилья, они платили за отказ от гражданства, покупали билет в одну сторону… Сейчас ситуация иная: люди приезжают сюда, не разрывая связей со страной исхода, могут там продать или сдать свои квартиры. Вполне возможно, это может вызвать определенную неприязнь.
Лев Новожёнов
Лев Новоженов: «Сегодня манипулируют всеми»
Известный писатель, журналист, телеведущий Лев Новоженов в любой своей ипостаси привлекает внимание многочисленной публики. Не стало исключением и его появление в Израиле в качестве нового репатрианта.
Теперь он публикует в «Фейсбуке» иронические заметки о новом этапе своей жизни в приморском городе Нагария. А когда-то он сам вел на НТВ передачу «Наши со Львом Новоженовым», рассказывая о людях, уехавших из России за рубеж и преуспевших на новом месте.
«Мне писали нередко: «Знаем, кто они, эти самые «ваши»! – рассказал Лев Юрьевич в интервью «Деталям». – У меня в студии бывали министры, послы, бизнесмены, просто частные лица… Теперь я смогу на собственном горбу почувствовать, как это. Считайте это журналистским экспериментом!».
— Вы начали свою журналистскую работу в газете «Вечерняя Москва» в 1967 году, то есть более полувека назад. Тогда эту газету возглавлял легендарный Индурский?
— Да, Семен Давыдович. Он, кстати, был приятелем моего отчима. Считалось, что в советской прессе крупного масштаба он – единственный еврей, занимавший пост главного редактора, пока не появился Александр Чаковский.
Индурский был знаковой фигурой, безусловно, хотя вообще в советской журналистике было огромное количество евреев, как явных, так и скрытых. Должности, скажем, ответственных секретарей по определению закреплялись за евреями, поскольку эта работа требовала системных навыков, организованности и дисциплины. Словом, ответсеки-евреи – это такой, своего рода мем, как сегодня говорят. Ну, а просто журналистов-евреев было видимо-невидимо, многие из них входили в число лучших и оказывались на виду. Можно с полным основанием сказать, что советская журналистика носила сионистский характер.
Индурский и по прошествии стольких лет стоит у меня перед глазами: красавец, такой аккуратный, модно одетый, маленький, компактный человек. И газета «Вечерняя Москва», которой он руководил, была чрезвычайно популярна. Тогда в СССР были две газеты, которые выходили во второй половине дня – «Вечерка» и «Известия». «Вечерка» пользовалась бешеной популярностью. Люди занимали очереди у киосков, ждали, когда ее привезут.
— Если говорить о советской журналистике, то какие качества ее отличали – если вынести за скобки столь отвратительные приметы советского времени, как партийность, цензура и т.п.?
— Конечно, советскую прессу можно обвинять, причем справедливо, в том, что она служила партийным интересам, лакировала действительность, идеализировала ее. Но нельзя забывать и о том, что существовала прекрасная журналистская школа высокого класса, и было совсем другое отношение к фактам.
К примеру, самый страшный отдел в газете «Литературная Россия», где я работал после «Вечерней Москвы», назывался «бюро проверки». Мы все перед ним трепетали, потому что от нас требовали ссылки буквально на все: на цифры, факты, имена, фамилии, цитаты… Это был целый этап работы, очень сложный! Недостаточно было написать статью и сдать ее в печать.
Огромное внимание уделялось и обратной связи с читателями, и одними из важных редакционных отделов были отделы писем, в них работали специальные сотрудники; кроме того, существовали четко установленные сроки, в течение которых необходимо было ответить читателю.
А знаменитая рубрика «Письмо позвало в дорогу»? Вот вам еще одно отличие тогдашней журналистики от сегодняшней, которая стала комнатной, кабинетной. Люди сидят за компьютерами, редко услышишь, что кто-то поехал в командировку за тридевять земель. А тогда ехали – на Сахалин, на самые дальние окраины страны.
Существовала еще и сатира. И все провинциальные начальники, от партийных деятелей до самых мелких чиновников, изрядно волновались перед приездом корреспондента журнала «Крокодил»! Публикация в центральной прессе влекла за собой снятие с должностей, суды, исключение из партии, что было страшным наказанием. Хотя я, конечно, ни в коей мере не касаюсь сталинских времен, когда дело вообще могло закончиться расстрелом или жестокими репрессиями.
Правда, советская журналистика была пьющей. Что хорошо отражено у Довлатова, да и у Хемингуэя, который был прекрасным журналистом. Я помню, в книжке «Репортажи Хемингуэя» его репортаж с Генуэзской конференции был озаглавлен «Русские девушки самые красивые в зале».
Однако даже при всех минусах, о которых мы говорили, журналистика не была столь коррупционной, как сейчас, когда за публикациями торчат уши заказчиков.
— Какое-то время после перестройки пресса была свободна и независима. Вы согласны, что тогда СМИ переживали подлинно свободный расцвет?
— Безусловно, многое казалось в новинку после долгих лет строгого контроля над прессой. Писать можно было все, что угодно. Но потом это стало переливаться через край, свобода трансформировалась во вседозволенность, и стало непонятно, где правда, где полуправда, где коктейль из правды и лжи, а где ложь, похожая на правду.
Но этот процесс вседозволенности, начавшись в России и покатившись по бывшим республикам СССР, сегодня каким-то непостижимым образом докатился до Европы и Америки. Оказалось, что и на Западе существует проблема с фальшивыми новостями. На меня просто оглушающее впечатление произвела история немецкого журналиста из «Шпигеля», который выдумывал свои очерки, писал вымышленные статьи про сирийских мальчиков, и – самое главное! – получал за это международные премии и призы. Но я думаю, что это только то, что вышло на поверхность, а на самом деле таких, как он – множество. Я могу привести примеры даже из собственного личного опыта. Я сам сталкивался с людьми, которые выдумывали свои сюжеты точно так же, как и этот немец.
Что до качества написанных текстов, то появилась масса людей, которые вообще работают без редактора, и это считается нормально. Постепенно исчезает понятие корректуры. В прежние времена процесс вычитки был тяжелым: из типографии доставлялись полосы, помимо корректоров, были дежурные редакторы, вносились правки, сверялись тексты, выискивали даже самые малейшие ошибки! Сейчас как в голову пришло – так и написал.
Журналистика в погоне за рейтингом и за рекламой ориентируется именно на то, чтобы сказануть что-нибудь эдакое, да так, что небеса рухнут. Но поскольку планка повышается, придумывать становится все сложнее и сложнее. Потому и выходят за пределы морали, совести, а про журналистскую этику уже забыли все. Несутся наперегонки к крайней черте, за которой неверие, разрушение, ужас и психическое расстройство.
— Это коснулось и телевидения тоже?
— Мы верили телевидению. Казалось, что оно не может соврать, потому что снимает то, что есть, в режиме реального времени. Но есть такие хитрости, как монтаж, постановка, инсценировка. Все можно фальсифицировать – все, что угодно. Это сбивает людей с толку, и это ужасно. Мы перестаем понимать, где мы живем. Это то, что мы видим, или то, что нам внушают, или то, что нам кажется? Манипулируют всеми, направо и налево. Если кто-то думает, что им не манипулируют, то он жестоко ошибается.
А тут еще и кино стало «журналистикой»: фильмы сопровождаются припиской «Основано на реальных событиях», и многие люди черпают свое представление об истории и современности именно из таких фильмов – хотя они лишь реконструируют определенные события в весьма вольных интерпретациях и очень тенденциозно.
Конечно, журналистика зависит от денег. Раньше считалось, что чем больше изданий, которые представляют разные точки зрения, тем лучше, потому что в сумме они и являют собой некую объективную истину, которой жаждет читатель. Но представляете, какую работу надо проделать читателю? Все прочитать, проанализировать, а потом сделать решающий вывод, подвести итог. При сегодняшнем ритме жизни ни у кого на это просто времени не хватит. К тому же, как я уже говорил, культура чтения довольно низкая, читателю проще выбрать одно, ну, в крайнем случае, два издания. Но это не значит, что он сможет себе представить общую картину!
А бумажная пресса отмирает, и стоит пожалеть об этом, потому что речь идет о разном качестве чтения. Одно дело интернет, где у тебя перед глазами что-то мелькает и бегает, и совсем другое дело – спокойное вдумчивое состояние, утром, за чашкой кофе с утренней газетой в руках. Это все уходит в прошлое.
— Вы в Израиль надолго?
— Мы собираемся надолго обосноваться в Израиле. Но пока, слава Богу, границы не закрыты, есть соглашение о двойном гражданстве и свобода передвижения существует, так что хотелось бы не прерывать связей с Россией.
— Никто же и не запрещает?
— Никто, но есть определенная группа граждан, возмущенных тем, что совсем новые репатрианты пользуются предоставляемыми им благами. Могут даже предъявить претензии, что мы, якобы, за их счет получаем соответствующее медицинское лечение.
Я думаю, что в какой-то мере антагонизм между теми, кто прибыл в Израиль в начале девяностых, и теми, кто приезжает сейчас, объясняется тем, что репатрианты тогда действительно были обездоленными. Людей лишали жилья, они платили за отказ от гражданства, покупали билет в одну сторону… Сейчас ситуация иная: люди приезжают сюда, не разрывая связей со страной исхода, могут там продать или сдать свои квартиры. Вполне возможно, это может вызвать определенную неприязнь.