«Вот теперь можно было рыдать за всё сразу…»
31 декабря, 2018 6:05 дп
Tanya Loskutova
Моё личное Рождество
Если от рождественской истории не хочется заплакать, то зачем она мне?
Зачем мне длинный рассказ, где сперва всё плохо-плохо, а потом всё хорошо-хорошо, все выздоровели, переженились, нашли кого искали и откосили от армии…
Тем более, если у меня в детстве была история, которая шарахнула меня по голове, разорвала сердце, вынула душу, сделала мокрой наволочку вместе с подушкой и разбудила всхлипываниями и икотой спящую со мной бабку… И всё это одновременно!..
Этот жалостливый стишок рассказала мне нянька.
Может, она просто хотела от меня отделаться?
Во всяком случае, рождественской историей она его не называла…
То, что это именно рождественская история, я поняла, когда стала уже совсем большая, примерно как сейчас.
«Вечер был. Сверкали звёзды.
На дворе мороз трещал.
Шёл по улице мальчонка,
Посинел и весь дрожал…»
Первое, отчего по моим рукам поползли мурашки, было то, что маленький мальчик (!) ночью(!) гуляет без няни!!!
Сначала я ему, конечно позавидовала. Один(!), ночью(!), без няни(!).
Потом я вообразила себя этим мальчиком и очень испугалась…
Ночь… Мороз! Мне даже откуда-то стало дуть в уши.
И если бы не желание узнать, чем всё кончится, я бы спрятала под подушку всю голову…
А мотин говорок журчал над моим ухом…
«А навстречу шла старушка,
Пожалела сироту .
Приютила и согрела
И поесть дала ему.»
Чужих старушек я почти не знала. Приходилось представлять бабку…
Если бы этим мальчишкой была я, она схватила бы меня за косу и, как козу на веревке, повела б меня (к нам!) домой!
Дома бы кричала на всех: «Куда это ваша бродяга ночью шляется?!..»
Когда я сама штопала свои чулки, все говорили: «Вон, НАША Танька ловкая какая растёт!»
А когда вместо заданного на лето гербария для школы я «засушила» рыбок из аквариума между страницами толстого Мопассана, они говорили друг другу: «Вон что ВАША Танька творит, и что из неё вырастет?..»
Но другой старушки у меня не было. Приходилось представлять свою язвительную бабку…
Из мотиного стишка выходило, что бабка меня
«уложила спать в постельку.
Как тепло, промолвил он (я!),
Улыбнулся, закрыл глазки
И заснул счастливым сном»…
Вот теперь можно было рыдать за всё сразу, рыдать, сколько влезет !
За то, что сирота, значит, и без мамы… За то, что в нашем переулке, оказывается, так красиво, и звёзды…
И пахнет снегом…
И оттого, что он не догадается зайти в наш двор и спрятаться под угольным козырьком около котельной…
Оттого, что он наверняка без шапки, без варежек, бедненький, заболеет и умрёт…
И, пока старушка (моя бабушка!) подтыкала ему одеяло и прислоняла к его озябшим ногам резиновую грелку, мои жалостливые рыдания превращались в слёзы счастья…
И я с нетерпением ждала, когда Мотю сменит моя добрая, ласковая бабушка…
Когда она боднёт меня бедром, отодвинет к стенке, и скажет шёпотом, чтобы не мешать мне плакать: «Ишь, развалилась здесь, бродяга !..»
И, приобняв меня, начнёт растирать мои ледяные плечи и руки…
Эту сказку-стишок-колыбельную-«Рождественскую историю» Мотя рассказывала мне по первой просьбе столькo, сколько жила с нами.
Рассказывала летом, под чужой акацией у седьмого подъезда…
Рассказывала в подворотне во время грозы, где мы пережидали ливень, чтоб добежать до дома …
Эта история была рождественской независимо от сезона, мотиного и моего настроения.
Она волнует меня и сегодня… Волнует тем, что все мои чувства одновременно будто находятся под током…
Мои страхи, жалость, зависть, обиды, великодушие, отчаяние, любовь… И всё это на фоне мысли, к которой не хочется привыкать: куда всё это денется, когда не будет меня.
Tanya Loskutova
Моё личное Рождество
Если от рождественской истории не хочется заплакать, то зачем она мне?
Зачем мне длинный рассказ, где сперва всё плохо-плохо, а потом всё хорошо-хорошо, все выздоровели, переженились, нашли кого искали и откосили от армии…
Тем более, если у меня в детстве была история, которая шарахнула меня по голове, разорвала сердце, вынула душу, сделала мокрой наволочку вместе с подушкой и разбудила всхлипываниями и икотой спящую со мной бабку… И всё это одновременно!..
Этот жалостливый стишок рассказала мне нянька.
Может, она просто хотела от меня отделаться?
Во всяком случае, рождественской историей она его не называла…
То, что это именно рождественская история, я поняла, когда стала уже совсем большая, примерно как сейчас.
«Вечер был. Сверкали звёзды.
На дворе мороз трещал.
Шёл по улице мальчонка,
Посинел и весь дрожал…»
Первое, отчего по моим рукам поползли мурашки, было то, что маленький мальчик (!) ночью(!) гуляет без няни!!!
Сначала я ему, конечно позавидовала. Один(!), ночью(!), без няни(!).
Потом я вообразила себя этим мальчиком и очень испугалась…
Ночь… Мороз! Мне даже откуда-то стало дуть в уши.
И если бы не желание узнать, чем всё кончится, я бы спрятала под подушку всю голову…
А мотин говорок журчал над моим ухом…
«А навстречу шла старушка,
Пожалела сироту .
Приютила и согрела
И поесть дала ему.»
Чужих старушек я почти не знала. Приходилось представлять бабку…
Если бы этим мальчишкой была я, она схватила бы меня за косу и, как козу на веревке, повела б меня (к нам!) домой!
Дома бы кричала на всех: «Куда это ваша бродяга ночью шляется?!..»
Когда я сама штопала свои чулки, все говорили: «Вон, НАША Танька ловкая какая растёт!»
А когда вместо заданного на лето гербария для школы я «засушила» рыбок из аквариума между страницами толстого Мопассана, они говорили друг другу: «Вон что ВАША Танька творит, и что из неё вырастет?..»
Но другой старушки у меня не было. Приходилось представлять свою язвительную бабку…
Из мотиного стишка выходило, что бабка меня
«уложила спать в постельку.
Как тепло, промолвил он (я!),
Улыбнулся, закрыл глазки
И заснул счастливым сном»…
Вот теперь можно было рыдать за всё сразу, рыдать, сколько влезет !
За то, что сирота, значит, и без мамы… За то, что в нашем переулке, оказывается, так красиво, и звёзды…
И пахнет снегом…
И оттого, что он не догадается зайти в наш двор и спрятаться под угольным козырьком около котельной…
Оттого, что он наверняка без шапки, без варежек, бедненький, заболеет и умрёт…
И, пока старушка (моя бабушка!) подтыкала ему одеяло и прислоняла к его озябшим ногам резиновую грелку, мои жалостливые рыдания превращались в слёзы счастья…
И я с нетерпением ждала, когда Мотю сменит моя добрая, ласковая бабушка…
Когда она боднёт меня бедром, отодвинет к стенке, и скажет шёпотом, чтобы не мешать мне плакать: «Ишь, развалилась здесь, бродяга !..»
И, приобняв меня, начнёт растирать мои ледяные плечи и руки…
Эту сказку-стишок-колыбельную-«Рождественскую историю» Мотя рассказывала мне по первой просьбе столькo, сколько жила с нами.
Рассказывала летом, под чужой акацией у седьмого подъезда…
Рассказывала в подворотне во время грозы, где мы пережидали ливень, чтоб добежать до дома …
Эта история была рождественской независимо от сезона, мотиного и моего настроения.
Она волнует меня и сегодня… Волнует тем, что все мои чувства одновременно будто находятся под током…
Мои страхи, жалость, зависть, обиды, великодушие, отчаяние, любовь… И всё это на фоне мысли, к которой не хочется привыкать: куда всё это денется, когда не будет меня.