Влюбиться в микробиолога
25 января, 2019 3:14 пп
ЛеРа
Когда мы пришли на кафедру микробиологии, половина девчонок нашей группы сразу же влюбилась в молодого неженатого преподавателя Херасима. Вообще-то, его звали Герасим, но мы не были бы чокнутой пятой группой, если б не пытались сломать привычный ход вещей даже в мелочах.
Всегда немного взъерошенный и смущенно улыбающийся, он возбуждал в девочках желание приголубить, приласкать и полюбить его, а так же отгладить его халат и поправить воротничок.
— Меня зовут Герасим Гер.. —Уловив пристальное внимание со стороны 4-5 пар поедающих его женских глаз, препод запнулся и протянул мне, сидящей в первом ряду, лист бумаги. – Напишите, пожалуйста, данные всех присутствующих: фамилию-имя и год окончания школы.
Процедура написания данных повторялась на каждом новом предмете и данные эти потом переносились в журнал.
Ирка хитро подмигнула мне. Шахнозка кивнула головой: да.
Дело было в том, что накануне, от нечего делать, мы перевели все наши фамилии и имена с русского на узбекский и наоборот. Например, белокурая Света Петрова превратилась в Ойдин Тошбаеву, а кареглазая красотка Галия – в Господинову Галину. Поясню: Петр – камень, камень – Тош. Переводы фамилий и имен были приблизительными и на абсолютную точность не претендовали.
Герасим взял протянутый мной список и начал знакомиться с нами.
– Адамчук Каролина, – произнес он и ожидаемо посмотрел на царственную Светку. Но встала смуглая Шахнозка и он смущенно моргнул.
— Еттикулова Интизор. – взгляд Херасима устремился на Галию, но поднялась рыжая Ира.
— Белокнязева Индустрия… Спасибкина Елена.. Архипова Свобода… — произносил препод и мы слышали, как идет анализ в его голове:
— Ваша группа сформирована в интернате, да?? Вы детдомовские?
«Какой он милый, — написала я Ирке, — и, кажется, я хочу стать микробиологом!» — «Мне тоже нравится этот предмет!» – пришел ответ и каждая из нас решила бороться за свое счастье до конца.
Теперь на каждом уроке бедный Херасим метался меж двух огней: Ирка звала его каждые пять минут и жаловалась на убегающие с предметного стекла микроорганизмы, а я старательно портила микроскоп и просила его исправить.
Спустя семестр воз и поныне был там и любовь наша попахивала безнадежностью.
— Надо выяснить, где и с кем он живет, а там видно будет. – решительно заявила Ира и мы решили проследить за преподавателем, переодевшись в бабок.
Почему в бабок? Под подростков и мужчин с нашими округлостями мы бы не закосили, а вот примерить на себя светлое будущее было интересно.
Мы пришли к Ире домой и взялись за дело.
Волосы на прямой пробор. Припудрить их до тускло-серого цвета. Неприметная косынка, подвязанная под подбородком. Ирка прикрепила к затылку шиньон — толстую мамину косу и выпустила ее из-под платка.
Слой тонального крема на лицо, брови, губы. Разводы морщин тонким карандашом. Очки в роговой оправе с толстыми стеклами, в которых не видно ничего!
Толстые махровые полотенца вокруг груди и бедер фиксированы булавками. Поверх всего этого великолепия – кремпленовые юбки и старинные блузоны иркиной мамы, которые она не носит уже, наверное, лет двадцать!
– На ноги что???
Ирка достает с антресолей пакет с лицами «Модерн Токинг». Галоши отбрасываем сразу, папины босоножки тоже.. Мне достаются шлепанцы с лотосом, из которых стопа вываливается вперед на половину. Меня это не пугает: зато не потеряю. Ира надевает потрескавшиеся белые сапоги с отворотами, поверх блузки цепляет свадебный белый цветок, а в сетчатую авоську кладет веник и Симонова. «Живые и мертвые».
Но я же женщина! – я чувствую, что мой прикид уступает Иркиному и хватаю с подоконника герань в горшке.
Всё, пора: Херасим закончил занятия и уже должен идти к остановке.
Выскакиваем из подъезда, нос к носу сталкиваемся с Иркиной мамой.. Не узнаёт, уступает дорогу двум ошалелым бабкам.
Спешим на остановку. Походка, конечно, не соответствует, но еще не время шаркать ногами в стоптанных тапках.
На остановке караулит Шахнозка. Ждёт нас и заодно следит — не появится ли Херасим.
— Ну что, не упустила касатика? – дребезжит Ира и входит в роль, а Нозка ошеломленно смотрит на нас, произносит что-то нехорошее и незаметно отодвигается от нас подальше.
И сидит, как неродная. Стыдится старших товарищей, понимаете ли.
Несколько проходящих мимо, неравнодушных к чужой беде человек кладут мелкую денежку в полуоткрытую Иркину авоську, и нам становится ясно: Херасим ни за что не узнает в этих двух бедолагах двух симпатичных студенток.
— Объект в поле зрения! — возбужденно шепчет Нозка и мы видим препода, спешащего к отходящему трамваю.
Чёрт побери! Чтоб успеть сесть в этот же трамвай, нам с Иркой надо преодолеть перекресток!
Мы срываемся и бежим наперерез.
— Стой! — кричу я, герань трясется в такт моему бегу и роняет цветочки. Шлепанцы болтаются на стопе где-то в районе щиколотки.
— На помощь! — почему-то вопит Ирка и легко обгоняет меня на своих длинных газельих ногах.
Водитель трамвая застыл. По-моему, он просто забыл, что ему пора трогаться, а сидящие пассажиры все, как один, повернули головы и смотрят на двух полоумных бабок, резво несущихся к трамваю.
Успели.
— Слава богу! – скрипучим голосом говорю я, а Ира, поймав удивленные взгляды пассажиров, зачем-то добавляет «Аллах акбар!».
Но где же Херасим? Верчу головой и вижу, что Ирка, повиснув на поручне, тоже выискивает среди пассажиров нашу добычу. Ее грудь, нечувствительная к прикосновениям из-за обмотанных в несколько слоев полотенец, настойчиво бьет по темени сидящего мужчину. Мужчина поначалу отклоняется от неясной атаки, но, подняв голову, соображает: грудь. Грудь! Женская!!! — и радостно зарывается в бездушные ткани Иркиной одежды.
Едем. Потеем: жарковато.
Наконец, Херасим выходит на остановке ГУМа и шествует к магазину. У магазина несколько входов-выходов и нам приходится войти внутрь, чтоб не потерять Херасима. Обнаруживаем преподавателя в ювелирном отделе, он что-то рассматривает сквозь стекло.
Какая-то вещица в витрине привлекла Иркино внимание, и она, забыв о своем, мягко сказать, странном одеянии, игриво вопрошает:
— Молодой человек, а сколько стоит это колечко для пирсинга?
Продавец растерянно смотрит на Иру и вполголоса советует:
— А ну, пошла отсюда, попрошайка! Какой пирсинг еще тебе??
Иркины глаза наливаются кровью; привыкшая к мужскому вниманию, она не ожидала такого отношения.
Вдруг я вижу, что из-под из-под Иркиной юбки медленно выползает край полотенца.. Ира и сама чувствует дискомфорт в области колен.. Она отталкивает продавца, забегает за прилавок и начинает задирать юбку.
— Бабуля, это ограбление? — спрашивает побледневший парнишка.
Ирка молчит, и, прячась за прилавком, сопя, пихает полотенце под юбку.
Тем временем Херасим движется по направлению к нам. Я прикрываюсь несколько облысевшей геранью, а Ирка выхватывает из сумки Симонова и, раскрыв перед собой, имитирует чтение.
Бабка, похожая на албанскую беженку, за прилавком ювелирного, читающая Симонова!…
Наконец, вслед за объектом нашей любви мы покидаем магазин и семеним за ним к высотке.
В общем, там мы его и потеряли, не рискнув ехать в одном лифте.
По дороге домой Ирка долго не могла успокоиться, возмущаясь поведением продавца в ювелирном:
— Вот гадёныш! Надену завтра каблуки и мини, и кофточку прозрачную, и приду за колечком! И попросит он у меня телефон, а я ему такая: а вот фиг тебе! За бабку вчерашнюю!
Итак, вернулись мы к Ирке не солоно хлебавши, злые и неудовлетворенные и сели за микробиологию.
А на занятии Херасим сначала вызвал отвечать её, а потом меня, и, поставив нам по пятерке, сказал, обращаясь к группе:
— Совершенно точно доказано, что тема о трепанемах ложится в голову лучше после прочтения Симонова. Рекомендую.
Вскоре цикл по микробиологии закончился, а с ним – и наша любовь к микробиологу Херасиму, и мы пошли на детскую хирургию. Но об этом — отдельная история.
ЛеРа
Когда мы пришли на кафедру микробиологии, половина девчонок нашей группы сразу же влюбилась в молодого неженатого преподавателя Херасима. Вообще-то, его звали Герасим, но мы не были бы чокнутой пятой группой, если б не пытались сломать привычный ход вещей даже в мелочах.
Всегда немного взъерошенный и смущенно улыбающийся, он возбуждал в девочках желание приголубить, приласкать и полюбить его, а так же отгладить его халат и поправить воротничок.
— Меня зовут Герасим Гер.. —Уловив пристальное внимание со стороны 4-5 пар поедающих его женских глаз, препод запнулся и протянул мне, сидящей в первом ряду, лист бумаги. – Напишите, пожалуйста, данные всех присутствующих: фамилию-имя и год окончания школы.
Процедура написания данных повторялась на каждом новом предмете и данные эти потом переносились в журнал.
Ирка хитро подмигнула мне. Шахнозка кивнула головой: да.
Дело было в том, что накануне, от нечего делать, мы перевели все наши фамилии и имена с русского на узбекский и наоборот. Например, белокурая Света Петрова превратилась в Ойдин Тошбаеву, а кареглазая красотка Галия – в Господинову Галину. Поясню: Петр – камень, камень – Тош. Переводы фамилий и имен были приблизительными и на абсолютную точность не претендовали.
Герасим взял протянутый мной список и начал знакомиться с нами.
– Адамчук Каролина, – произнес он и ожидаемо посмотрел на царственную Светку. Но встала смуглая Шахнозка и он смущенно моргнул.
— Еттикулова Интизор. – взгляд Херасима устремился на Галию, но поднялась рыжая Ира.
— Белокнязева Индустрия… Спасибкина Елена.. Архипова Свобода… — произносил препод и мы слышали, как идет анализ в его голове:
— Ваша группа сформирована в интернате, да?? Вы детдомовские?
«Какой он милый, — написала я Ирке, — и, кажется, я хочу стать микробиологом!» — «Мне тоже нравится этот предмет!» – пришел ответ и каждая из нас решила бороться за свое счастье до конца.
Теперь на каждом уроке бедный Херасим метался меж двух огней: Ирка звала его каждые пять минут и жаловалась на убегающие с предметного стекла микроорганизмы, а я старательно портила микроскоп и просила его исправить.
Спустя семестр воз и поныне был там и любовь наша попахивала безнадежностью.
— Надо выяснить, где и с кем он живет, а там видно будет. – решительно заявила Ира и мы решили проследить за преподавателем, переодевшись в бабок.
Почему в бабок? Под подростков и мужчин с нашими округлостями мы бы не закосили, а вот примерить на себя светлое будущее было интересно.
Мы пришли к Ире домой и взялись за дело.
Волосы на прямой пробор. Припудрить их до тускло-серого цвета. Неприметная косынка, подвязанная под подбородком. Ирка прикрепила к затылку шиньон — толстую мамину косу и выпустила ее из-под платка.
Слой тонального крема на лицо, брови, губы. Разводы морщин тонким карандашом. Очки в роговой оправе с толстыми стеклами, в которых не видно ничего!
Толстые махровые полотенца вокруг груди и бедер фиксированы булавками. Поверх всего этого великолепия – кремпленовые юбки и старинные блузоны иркиной мамы, которые она не носит уже, наверное, лет двадцать!
– На ноги что???
Ирка достает с антресолей пакет с лицами «Модерн Токинг». Галоши отбрасываем сразу, папины босоножки тоже.. Мне достаются шлепанцы с лотосом, из которых стопа вываливается вперед на половину. Меня это не пугает: зато не потеряю. Ира надевает потрескавшиеся белые сапоги с отворотами, поверх блузки цепляет свадебный белый цветок, а в сетчатую авоську кладет веник и Симонова. «Живые и мертвые».
Но я же женщина! – я чувствую, что мой прикид уступает Иркиному и хватаю с подоконника герань в горшке.
Всё, пора: Херасим закончил занятия и уже должен идти к остановке.
Выскакиваем из подъезда, нос к носу сталкиваемся с Иркиной мамой.. Не узнаёт, уступает дорогу двум ошалелым бабкам.
Спешим на остановку. Походка, конечно, не соответствует, но еще не время шаркать ногами в стоптанных тапках.
На остановке караулит Шахнозка. Ждёт нас и заодно следит — не появится ли Херасим.
— Ну что, не упустила касатика? – дребезжит Ира и входит в роль, а Нозка ошеломленно смотрит на нас, произносит что-то нехорошее и незаметно отодвигается от нас подальше.
И сидит, как неродная. Стыдится старших товарищей, понимаете ли.
Несколько проходящих мимо, неравнодушных к чужой беде человек кладут мелкую денежку в полуоткрытую Иркину авоську, и нам становится ясно: Херасим ни за что не узнает в этих двух бедолагах двух симпатичных студенток.
— Объект в поле зрения! — возбужденно шепчет Нозка и мы видим препода, спешащего к отходящему трамваю.
Чёрт побери! Чтоб успеть сесть в этот же трамвай, нам с Иркой надо преодолеть перекресток!
Мы срываемся и бежим наперерез.
— Стой! — кричу я, герань трясется в такт моему бегу и роняет цветочки. Шлепанцы болтаются на стопе где-то в районе щиколотки.
— На помощь! — почему-то вопит Ирка и легко обгоняет меня на своих длинных газельих ногах.
Водитель трамвая застыл. По-моему, он просто забыл, что ему пора трогаться, а сидящие пассажиры все, как один, повернули головы и смотрят на двух полоумных бабок, резво несущихся к трамваю.
Успели.
— Слава богу! – скрипучим голосом говорю я, а Ира, поймав удивленные взгляды пассажиров, зачем-то добавляет «Аллах акбар!».
Но где же Херасим? Верчу головой и вижу, что Ирка, повиснув на поручне, тоже выискивает среди пассажиров нашу добычу. Ее грудь, нечувствительная к прикосновениям из-за обмотанных в несколько слоев полотенец, настойчиво бьет по темени сидящего мужчину. Мужчина поначалу отклоняется от неясной атаки, но, подняв голову, соображает: грудь. Грудь! Женская!!! — и радостно зарывается в бездушные ткани Иркиной одежды.
Едем. Потеем: жарковато.
Наконец, Херасим выходит на остановке ГУМа и шествует к магазину. У магазина несколько входов-выходов и нам приходится войти внутрь, чтоб не потерять Херасима. Обнаруживаем преподавателя в ювелирном отделе, он что-то рассматривает сквозь стекло.
Какая-то вещица в витрине привлекла Иркино внимание, и она, забыв о своем, мягко сказать, странном одеянии, игриво вопрошает:
— Молодой человек, а сколько стоит это колечко для пирсинга?
Продавец растерянно смотрит на Иру и вполголоса советует:
— А ну, пошла отсюда, попрошайка! Какой пирсинг еще тебе??
Иркины глаза наливаются кровью; привыкшая к мужскому вниманию, она не ожидала такого отношения.
Вдруг я вижу, что из-под из-под Иркиной юбки медленно выползает край полотенца.. Ира и сама чувствует дискомфорт в области колен.. Она отталкивает продавца, забегает за прилавок и начинает задирать юбку.
— Бабуля, это ограбление? — спрашивает побледневший парнишка.
Ирка молчит, и, прячась за прилавком, сопя, пихает полотенце под юбку.
Тем временем Херасим движется по направлению к нам. Я прикрываюсь несколько облысевшей геранью, а Ирка выхватывает из сумки Симонова и, раскрыв перед собой, имитирует чтение.
Бабка, похожая на албанскую беженку, за прилавком ювелирного, читающая Симонова!…
Наконец, вслед за объектом нашей любви мы покидаем магазин и семеним за ним к высотке.
В общем, там мы его и потеряли, не рискнув ехать в одном лифте.
По дороге домой Ирка долго не могла успокоиться, возмущаясь поведением продавца в ювелирном:
— Вот гадёныш! Надену завтра каблуки и мини, и кофточку прозрачную, и приду за колечком! И попросит он у меня телефон, а я ему такая: а вот фиг тебе! За бабку вчерашнюю!
Итак, вернулись мы к Ирке не солоно хлебавши, злые и неудовлетворенные и сели за микробиологию.
А на занятии Херасим сначала вызвал отвечать её, а потом меня, и, поставив нам по пятерке, сказал, обращаясь к группе:
— Совершенно точно доказано, что тема о трепанемах ложится в голову лучше после прочтения Симонова. Рекомендую.
Вскоре цикл по микробиологии закончился, а с ним – и наша любовь к микробиологу Херасиму, и мы пошли на детскую хирургию. Но об этом — отдельная история.