Татьянин день
25 января, 2019 2:02 пп
Лена Пчёлкина
В совке всегда было принято говорить одно, подразумевать другое, думать о третьем, а мечтать вообще не полагалось. Вру, полагалось. Практически, все население стояло в виртуальных очередях на улучшение жилищных условий… В ожидании открытки на запорожец, ковер, румынскую стенку. И, в, вполне, реальных очередях на все остальное, включая отвратительный лак для ногтей, в который был порезан елочный дождик.
На лекциях твердили: «С лица воды не пить», «Внешность – не главное», «Хороший парень интересуется внутренним содержанием», «Девушек любят скромных». А термин «вещизм» был почти приравнен ко, всем известной, 58 статье.
Фраза «Мы не из графьев, гимназиев не заканчивали» произносилась почти с гордостью. Потом и лектор и паства встречались в очереди за дождиком, порезанным в лак и даже не отводили глаза. Наоборот – радовались – всяко знакомые, пусть и шапочные — можно в другую очередь отбежать.
Фильмы, песни, литература, в основе которых всегда лежала лекция из предыдущего параграфа, были выверены, и по тому, как была одета героиня, и как она выглядела, вообще, можно было с первых кадров и строк понять, к какому лагерю героев она принадлежит — положительных или отрицательных.
Других не было. 50 оттенков серого не могли никому прийти в голову, даже в беспокойных одиноких снах, даже в мужской бане.
Но, видимо, все-таки, 1-2 подлых фрейдистских оттенка просачивались в головы творческой интеллигенции, и они сооружали песни, я бы сказала, просто вредоносные. К их счастью, эти оттенки не баловали мозг членов художественных советов, поэтому песни, как-то, пропускали…
Итак, она звалась Татьяной.
И случай с ней вышел следующий. Служила незаметная и никому ненужная Танечка подавальщицей в рабочей столовой. «На Танечку внимания никто не обращал», несмотря на то, что она приставлена к борщам, то есть имела доступ к продуктам. И даже с такой дефицитной должностью влачила жалкое женское существование, по ту сторону раздаточного окошка.
И тут, как случается в соцреализме не вдруг, а за три месяца, и не феей, а работниками месткома было вывешено объявление о вечере – маскараде, который состоится… далее по тексту.
Танечка приготовилась лучше всех. Она не бегала на свиданья, она не ходила в кино. Заводская библиотека — вот удел этой среднемолодой одинокой женщины. И в тот вечер она попросила не письма Маркса, а историю костюма, не обезображенного историческим материализмом. И мы помним, что у нее был доступ к продуктам. Она сменяла мясо из борща на отрез, разбавила сметану водой, конвертировав оставшееся в фурнитуру, и сперла картон для маски из ленинской комнаты, в которой по трафарету рисовала заголовки стенгазеты. Приложила к этому малек стараний, и — вуаля!
Торжественный вечер-маскарад был назначен, аккурат, после трудовой смены. Усталые и голодные (мы помним о недовложениях в обед) коллеги потянулись в зал… У них тоже были костюмы, но скромные, без изюминки. Они не были вышиты нереализованными желаниями и бременем одиночества. Глаз завязал — пират, шляпу надел- д’Артаньян, бабушкин берет — лепил из профорга Красную шапочку.
И тут все ахнули… Танечка тщательно продумала время своего антре. Когда рабочие уже, слегка, приняли водки, припасенной заранее, на борщ с таком и котлеты, почти, из хлеба. И, в дымке мелкого воровства, женщина в форме боярышни показалась им невообразимо прекрасной блоковской незнакомкой, чем–то из старой жизни, чем-то таким, чего они никогда не видели и не увидят. И, конечно же, все наперебой бросились приглашать на вальсы, летку-енку и что там, тогда еще, разрешалось танцевать. И маска… Много много позже вышел фильм Кубрика «С широко закрытыми глазами». А корни оттуда — из песни.
Единственное, что на Тане было из «немаскарадной» жизни – это нижнее белье. Розовая трикотажная рубашечка — стиранная и заштопанная на плечике. И вот эта штопка открылась взору одному из кавалеров. Когда Таня, запыхавшаяся, счастливая и востребованная, танцевала десятый тур летки-енки, делая пометки в бальной книжечке, рукав ее тронного платья чуть съехал.
Ровно в двенадцать, боярышня исчезла с праздника, оставив флер таинственности, недосказанности и пленяющей неправды.
А ровно в восемь утра, подавальщица Таня, протягивала стакан молока рабочему первой смены Василию, внимательно прислушиваясь, о чем трут посетители столовой. Говорили только о ней. От нахлынувших чувств, она сделала движение шире чем надо, ткань халата треснула на рукаве и появилась латка розовой рубашечки…
«Глядят — а им боярышня сама несет обед» . Вот они -реализованные чаяния рабочего класса. Вот они, корни великой октябрьской.
У Танечки с тех пор стало все хорошо. Василий на ней женился, почти не дрался и почти не пил. Немного боялся опричников.
Пользуясь случаем, поздравляю всех Татьян с праздником.
Лена Пчёлкина
В совке всегда было принято говорить одно, подразумевать другое, думать о третьем, а мечтать вообще не полагалось. Вру, полагалось. Практически, все население стояло в виртуальных очередях на улучшение жилищных условий… В ожидании открытки на запорожец, ковер, румынскую стенку. И, в, вполне, реальных очередях на все остальное, включая отвратительный лак для ногтей, в который был порезан елочный дождик.
На лекциях твердили: «С лица воды не пить», «Внешность – не главное», «Хороший парень интересуется внутренним содержанием», «Девушек любят скромных». А термин «вещизм» был почти приравнен ко, всем известной, 58 статье.
Фраза «Мы не из графьев, гимназиев не заканчивали» произносилась почти с гордостью. Потом и лектор и паства встречались в очереди за дождиком, порезанным в лак и даже не отводили глаза. Наоборот – радовались – всяко знакомые, пусть и шапочные — можно в другую очередь отбежать.
Фильмы, песни, литература, в основе которых всегда лежала лекция из предыдущего параграфа, были выверены, и по тому, как была одета героиня, и как она выглядела, вообще, можно было с первых кадров и строк понять, к какому лагерю героев она принадлежит — положительных или отрицательных.
Других не было. 50 оттенков серого не могли никому прийти в голову, даже в беспокойных одиноких снах, даже в мужской бане.
Но, видимо, все-таки, 1-2 подлых фрейдистских оттенка просачивались в головы творческой интеллигенции, и они сооружали песни, я бы сказала, просто вредоносные. К их счастью, эти оттенки не баловали мозг членов художественных советов, поэтому песни, как-то, пропускали…
Итак, она звалась Татьяной.
И случай с ней вышел следующий. Служила незаметная и никому ненужная Танечка подавальщицей в рабочей столовой. «На Танечку внимания никто не обращал», несмотря на то, что она приставлена к борщам, то есть имела доступ к продуктам. И даже с такой дефицитной должностью влачила жалкое женское существование, по ту сторону раздаточного окошка.
И тут, как случается в соцреализме не вдруг, а за три месяца, и не феей, а работниками месткома было вывешено объявление о вечере – маскараде, который состоится… далее по тексту.
Танечка приготовилась лучше всех. Она не бегала на свиданья, она не ходила в кино. Заводская библиотека — вот удел этой среднемолодой одинокой женщины. И в тот вечер она попросила не письма Маркса, а историю костюма, не обезображенного историческим материализмом. И мы помним, что у нее был доступ к продуктам. Она сменяла мясо из борща на отрез, разбавила сметану водой, конвертировав оставшееся в фурнитуру, и сперла картон для маски из ленинской комнаты, в которой по трафарету рисовала заголовки стенгазеты. Приложила к этому малек стараний, и — вуаля!
Торжественный вечер-маскарад был назначен, аккурат, после трудовой смены. Усталые и голодные (мы помним о недовложениях в обед) коллеги потянулись в зал… У них тоже были костюмы, но скромные, без изюминки. Они не были вышиты нереализованными желаниями и бременем одиночества. Глаз завязал — пират, шляпу надел- д’Артаньян, бабушкин берет — лепил из профорга Красную шапочку.
И тут все ахнули… Танечка тщательно продумала время своего антре. Когда рабочие уже, слегка, приняли водки, припасенной заранее, на борщ с таком и котлеты, почти, из хлеба. И, в дымке мелкого воровства, женщина в форме боярышни показалась им невообразимо прекрасной блоковской незнакомкой, чем–то из старой жизни, чем-то таким, чего они никогда не видели и не увидят. И, конечно же, все наперебой бросились приглашать на вальсы, летку-енку и что там, тогда еще, разрешалось танцевать. И маска… Много много позже вышел фильм Кубрика «С широко закрытыми глазами». А корни оттуда — из песни.
Единственное, что на Тане было из «немаскарадной» жизни – это нижнее белье. Розовая трикотажная рубашечка — стиранная и заштопанная на плечике. И вот эта штопка открылась взору одному из кавалеров. Когда Таня, запыхавшаяся, счастливая и востребованная, танцевала десятый тур летки-енки, делая пометки в бальной книжечке, рукав ее тронного платья чуть съехал.
Ровно в двенадцать, боярышня исчезла с праздника, оставив флер таинственности, недосказанности и пленяющей неправды.
А ровно в восемь утра, подавальщица Таня, протягивала стакан молока рабочему первой смены Василию, внимательно прислушиваясь, о чем трут посетители столовой. Говорили только о ней. От нахлынувших чувств, она сделала движение шире чем надо, ткань халата треснула на рукаве и появилась латка розовой рубашечки…
«Глядят — а им боярышня сама несет обед» . Вот они -реализованные чаяния рабочего класса. Вот они, корни великой октябрьской.
У Танечки с тех пор стало все хорошо. Василий на ней женился, почти не дрался и почти не пил. Немного боялся опричников.
Пользуясь случаем, поздравляю всех Татьян с праздником.