«В лучшие свои дни я убивал по тридцать фашистов, он — по сто»
12 января, 2022 10:43 дп
Мэйдэй
Мой первый школьный друг, Андрей Клёсов, красноармеец, герой Великой Отечественной войны, отменный, в отличие от меня, стрелок — хотя у меня на вооружении был пластмассовый ППШ из «Детского мира», а у него — только палка от кухонной табуретки.
Тем не менее всякий раз, когда мы шли после уроков в лес и прыгали в окоп, ему удавалось убить втрое больше меня наступающих фашистов.
Я высовывался из окопа, давал очередь по врагу, прятался обратно — и отчитывался: «Двое».
Он делал то же самое — и говорил: «Семь». В лучшие свои дни я убивал по тридцать фашистов, он — по сто.
Я не понимал, как ему это удаётся. На все вопросы он с ухмылкой хлопал меня по плечу.
Однажды ему и вовсе удалось подбить танк — он объяснил это сверхточным попаданием в какой-то «смеситель для бензина».
Я смотрел на него с восхищением.
Всё перевернулось на второй год войны, когда мой отец, имевший уникальную для советского человека возможность выезжать в «заграничные» командировки (ЧССР и ГДР, в основном), привёз домой дартс.
Мы повесили его на стенку, Андрей как-то зашёл в гости, я предложил сыграть — и выяснилось, что он абсолютно косой. В прямом смысле этого слова: я только после этого дня начал замечать, что его глаза смотрят в разные стороны.
Он не то, что не мог попасть в «яблочко» — он мазал мимо самой мишени. Всё вокруг было в дырках от дротиков: книжная полка, которая висела под потолком (вместе со всеми книгами), постельный шкаф, кровать — только не мишень.
Мне, в итоге, сильно досталось, играть в дартс мне надолго запретили, но эта неприятность не шла ни в какое сравнение с разочарованием от обмана друга.
Когда они говорят, что в Казахстан вошли двадцать тысяч хорошо вооружённых боевиков, прошедших подготовку за рубежом, которые убили, по их же официальным данным, восемнадцать силовиков — у меня всё встаёт на места.
Боевиков готовил Андрей, царствие ему небесное.
Мэйдэй
Мой первый школьный друг, Андрей Клёсов, красноармеец, герой Великой Отечественной войны, отменный, в отличие от меня, стрелок — хотя у меня на вооружении был пластмассовый ППШ из «Детского мира», а у него — только палка от кухонной табуретки.
Тем не менее всякий раз, когда мы шли после уроков в лес и прыгали в окоп, ему удавалось убить втрое больше меня наступающих фашистов.
Я высовывался из окопа, давал очередь по врагу, прятался обратно — и отчитывался: «Двое».
Он делал то же самое — и говорил: «Семь». В лучшие свои дни я убивал по тридцать фашистов, он — по сто.
Я не понимал, как ему это удаётся. На все вопросы он с ухмылкой хлопал меня по плечу.
Однажды ему и вовсе удалось подбить танк — он объяснил это сверхточным попаданием в какой-то «смеситель для бензина».
Я смотрел на него с восхищением.
Всё перевернулось на второй год войны, когда мой отец, имевший уникальную для советского человека возможность выезжать в «заграничные» командировки (ЧССР и ГДР, в основном), привёз домой дартс.
Мы повесили его на стенку, Андрей как-то зашёл в гости, я предложил сыграть — и выяснилось, что он абсолютно косой. В прямом смысле этого слова: я только после этого дня начал замечать, что его глаза смотрят в разные стороны.
Он не то, что не мог попасть в «яблочко» — он мазал мимо самой мишени. Всё вокруг было в дырках от дротиков: книжная полка, которая висела под потолком (вместе со всеми книгами), постельный шкаф, кровать — только не мишень.
Мне, в итоге, сильно досталось, играть в дартс мне надолго запретили, но эта неприятность не шла ни в какое сравнение с разочарованием от обмана друга.
Когда они говорят, что в Казахстан вошли двадцать тысяч хорошо вооружённых боевиков, прошедших подготовку за рубежом, которые убили, по их же официальным данным, восемнадцать силовиков — у меня всё встаёт на места.
Боевиков готовил Андрей, царствие ему небесное.