Убийство Джона Леннона, часть 4
18 октября, 2020 8:58 дп
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
Тем временем ситуация в семье Леннонов была следующая. Йоко изо всех сил через адвокатов пыталась заполучить назад свою дочь Киоко, которая жила в США со своим отцом Тони Коксом, ее бывшим мужем. Йоко поэтому во что бы то ни стало нужно было находиться в Америке. Джон, естественно, хотел быть там, где Йоко. Поэтому для него США были не просто местом личного предпочтения, но семейной необходимостью.
Силовики, видя, что кнут не действует, решили попробовать пряник. По своим каналам они дали знать адвокату Леннона, Леону Уайльду, что уж если его подопечный так хочет жить в США, то ему бы надо вести себя поскромнее. Леон сумел уговорить своего клиента и Джон, скрепя сердце, с мая 1972 года в своих публичных интервью и даже в частных разговорах, начал идти на попятный. Ему, природному бунтарю, это было глубоко противно. Но в его броне неприятель нащупал слабое место и вонзил туда острие копья.
Формально, власти продолжали давить на бывшую судимость Леннона за наркотики. «Мы, говорили они — лишь пытаемся выполнять федеральные законы США» Однако журналист Джек Андерсон в своей колонке, которую перепечатывали многие газеты, оповестил страну, что более ста иностранцев с судимостью за наркотики, уже получили постоянную американскую прописку.
В мае 1972 президент Никсон дал приказ усилить бомбардировки во Вьетнаме и заминировать хайфонскую гавань. Ответом этому стала волна мирных протестов. 20 мая Джон и Йоко приняли участие в ночной процесии со свечами в руках. Были там и многие другие знаменитости, например голливудский актер Роберт Райан. Но это была последняя акция, после нее Леннон сидел тихо.
7 ноября 1972 года Никсона переизбрали, и уже 8 декабря нью-йоркский отдел ФБР сообщил в Центральное Управление что до дальнейших инцидентов дело закрывается. Несколько лет спустя в разговоре с другом Джон Леннон признался: «1972 год, сказал он, — был для меня жутким. Во-первых, мне физически приходилось постоянно появляться в судах, это было как непроходящая зубная боль. Я просто не мог функционировать, появилась мания преследования, потому что телефоны прослушивали и за мной везде ходили топтуны»
К марту 73-го Йоко получила вид на жительство, но Джону отказали и снова велели уезжать. «Мы только отпраздновали свою четвертую годовщину с Йоко, — написал в ответ Леннон — и спать в раздельных постелях не собираемся. Мир и любовь, Джон и Йоко»
В июле 73-го актер Роберт Райан сдал Леннонам свою квартиру номер 72 в здании Дакота Билдинг. Это — огромный дом сталинского типа, облицованный полированным гранитом. Построил его в 1884 году владелец швейной компании Зингер, миллионер Эдвард Кларк.
Здание стоит у Центрального парка, т.е. практически в середине Манхеттена, но в год постройки это место считалось где то у черта на рогах, потому дом и прозвали Дакота — по имени дальнего штата на диком американском западе. В этом доме Джону Леннону предстояло прожить последние семь лет своей жизни.
За месяц до того, как Джон и Йоко переехали в Дакота-билдинг, в южном штате Джоржия, в пригороде Атланты, выпускники Колумбийской средней школы числом в триста человек, позировали для выпускной фотографии. Среди них был 18-ти летний застенчивый юноша с голубыми глазами в парадном пиджаке типа «таксидо», взятом напрокат. В списке он значится как Марк Дэвид Чапман.
10 лет спустя, в мае 83-го выпускники, как это заведено в Штатах, съехались на вечер встречи. По такому случаю выпустили брошюру, где кратко описаны судьбы бывших одноклассников. Программист, жена, двое детей, фининспектор, любит котов, спорт и чтение и так далее. О Марке Чапмане в этой брошюре — ни слова. К тому времени он три года сидел в тюрьме Аттика. Конечно, в частных беседах, полушепотом, он всплывал постоянно. Многие просто не могли осмыслить случившееся. «Я был другом Чапмана, — сказал Томми Моррис, деятель Ассоциации Молодых Христиан, — и я просто представить себе не могу, чтобы он был способен на убийство.»
Сам я, как вы знаете, в Америку совершенно не стремлюсь. Лишь однажды по делу ездил в Нью-Йорк, где больше пяти дней не вытерпел, еще — по странному совпадению — однажды приземлялся в Атланте, где провел 4 часа.
При подлете видно — как живет американский средний класс. На просторных участках — крепкие, добротные дома с жилой площадью метров по 200, с гаражами на две или три машины, людей не видно. Помню, как смертной тоской повеяло на меня от этой сытой и тихой жизни.
Дело было в ноябре. Воскресенье. Тепло и сухо. Я поехал в город на отличной электричке. В пустом вагоне кроме меня два бизнесмена громкими голосами с отличной дикцией обсуждали деловые новости. Центр Атланты был пуст.
У вокзала какие-то марокканцы торговали апельсинами. Поглазев на витрины закрытых магазинов, где продавалась одежда из синтетики скверного покроя, я наткнулся на единственное место с признаками жизни — искусственный каток под знаком «Кока-Колы», напитка тоже насквозь синтетического. Собственно, другого катка там и быть не могло — в тех южных краях зимы не бывает.
На подтаявшем льду около сотни атлантийцев пытались удержать равновесие, нелепо размахивали руками, многие не раз приземлились в лужу. Я заплатил положенные пять долларов, взял напрокат пластмассовые ботики с коньками и минут через десять ноги вспомнили старые рефлексы тридцатилетней давности, полученные на замерзшем пруду таллинского парка Кадриорг. Я делал блатные перебежечки, рулил задом наперед, тщательно стараясь никого не задеть. Кто их знает? Тронешь, а он тебя в суд, компенсацию требовать.
Девушки, выдававшие коньки ослепительно, хотя и неискренне улыбались. Конечно, притворная вежливость лучше откровенного хамства, но мое посещение Атланты оставило странное впечатление и укрепило меня в потаенной мысли, что Америка — страна вялотекущей шизофрении.
Вот из этой окрестности и происходит наш антигерой.
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
Тем временем ситуация в семье Леннонов была следующая. Йоко изо всех сил через адвокатов пыталась заполучить назад свою дочь Киоко, которая жила в США со своим отцом Тони Коксом, ее бывшим мужем. Йоко поэтому во что бы то ни стало нужно было находиться в Америке. Джон, естественно, хотел быть там, где Йоко. Поэтому для него США были не просто местом личного предпочтения, но семейной необходимостью.
Силовики, видя, что кнут не действует, решили попробовать пряник. По своим каналам они дали знать адвокату Леннона, Леону Уайльду, что уж если его подопечный так хочет жить в США, то ему бы надо вести себя поскромнее. Леон сумел уговорить своего клиента и Джон, скрепя сердце, с мая 1972 года в своих публичных интервью и даже в частных разговорах, начал идти на попятный. Ему, природному бунтарю, это было глубоко противно. Но в его броне неприятель нащупал слабое место и вонзил туда острие копья.
Формально, власти продолжали давить на бывшую судимость Леннона за наркотики. «Мы, говорили они — лишь пытаемся выполнять федеральные законы США» Однако журналист Джек Андерсон в своей колонке, которую перепечатывали многие газеты, оповестил страну, что более ста иностранцев с судимостью за наркотики, уже получили постоянную американскую прописку.
В мае 1972 президент Никсон дал приказ усилить бомбардировки во Вьетнаме и заминировать хайфонскую гавань. Ответом этому стала волна мирных протестов. 20 мая Джон и Йоко приняли участие в ночной процесии со свечами в руках. Были там и многие другие знаменитости, например голливудский актер Роберт Райан. Но это была последняя акция, после нее Леннон сидел тихо.
7 ноября 1972 года Никсона переизбрали, и уже 8 декабря нью-йоркский отдел ФБР сообщил в Центральное Управление что до дальнейших инцидентов дело закрывается. Несколько лет спустя в разговоре с другом Джон Леннон признался: «1972 год, сказал он, — был для меня жутким. Во-первых, мне физически приходилось постоянно появляться в судах, это было как непроходящая зубная боль. Я просто не мог функционировать, появилась мания преследования, потому что телефоны прослушивали и за мной везде ходили топтуны»
К марту 73-го Йоко получила вид на жительство, но Джону отказали и снова велели уезжать. «Мы только отпраздновали свою четвертую годовщину с Йоко, — написал в ответ Леннон — и спать в раздельных постелях не собираемся. Мир и любовь, Джон и Йоко»
В июле 73-го актер Роберт Райан сдал Леннонам свою квартиру номер 72 в здании Дакота Билдинг. Это — огромный дом сталинского типа, облицованный полированным гранитом. Построил его в 1884 году владелец швейной компании Зингер, миллионер Эдвард Кларк.
Здание стоит у Центрального парка, т.е. практически в середине Манхеттена, но в год постройки это место считалось где то у черта на рогах, потому дом и прозвали Дакота — по имени дальнего штата на диком американском западе. В этом доме Джону Леннону предстояло прожить последние семь лет своей жизни.
За месяц до того, как Джон и Йоко переехали в Дакота-билдинг, в южном штате Джоржия, в пригороде Атланты, выпускники Колумбийской средней школы числом в триста человек, позировали для выпускной фотографии. Среди них был 18-ти летний застенчивый юноша с голубыми глазами в парадном пиджаке типа «таксидо», взятом напрокат. В списке он значится как Марк Дэвид Чапман.
10 лет спустя, в мае 83-го выпускники, как это заведено в Штатах, съехались на вечер встречи. По такому случаю выпустили брошюру, где кратко описаны судьбы бывших одноклассников. Программист, жена, двое детей, фининспектор, любит котов, спорт и чтение и так далее. О Марке Чапмане в этой брошюре — ни слова. К тому времени он три года сидел в тюрьме Аттика. Конечно, в частных беседах, полушепотом, он всплывал постоянно. Многие просто не могли осмыслить случившееся. «Я был другом Чапмана, — сказал Томми Моррис, деятель Ассоциации Молодых Христиан, — и я просто представить себе не могу, чтобы он был способен на убийство.»
Сам я, как вы знаете, в Америку совершенно не стремлюсь. Лишь однажды по делу ездил в Нью-Йорк, где больше пяти дней не вытерпел, еще — по странному совпадению — однажды приземлялся в Атланте, где провел 4 часа.
При подлете видно — как живет американский средний класс. На просторных участках — крепкие, добротные дома с жилой площадью метров по 200, с гаражами на две или три машины, людей не видно. Помню, как смертной тоской повеяло на меня от этой сытой и тихой жизни.
Дело было в ноябре. Воскресенье. Тепло и сухо. Я поехал в город на отличной электричке. В пустом вагоне кроме меня два бизнесмена громкими голосами с отличной дикцией обсуждали деловые новости. Центр Атланты был пуст.
У вокзала какие-то марокканцы торговали апельсинами. Поглазев на витрины закрытых магазинов, где продавалась одежда из синтетики скверного покроя, я наткнулся на единственное место с признаками жизни — искусственный каток под знаком «Кока-Колы», напитка тоже насквозь синтетического. Собственно, другого катка там и быть не могло — в тех южных краях зимы не бывает.
На подтаявшем льду около сотни атлантийцев пытались удержать равновесие, нелепо размахивали руками, многие не раз приземлились в лужу. Я заплатил положенные пять долларов, взял напрокат пластмассовые ботики с коньками и минут через десять ноги вспомнили старые рефлексы тридцатилетней давности, полученные на замерзшем пруду таллинского парка Кадриорг. Я делал блатные перебежечки, рулил задом наперед, тщательно стараясь никого не задеть. Кто их знает? Тронешь, а он тебя в суд, компенсацию требовать.
Девушки, выдававшие коньки ослепительно, хотя и неискренне улыбались. Конечно, притворная вежливость лучше откровенного хамства, но мое посещение Атланты оставило странное впечатление и укрепило меня в потаенной мысли, что Америка — страна вялотекущей шизофрении.
Вот из этой окрестности и происходит наш антигерой.