У НАС БОЛЬШЕ НЕТ ДЕНЕГ НА ВАШИ ПЕНСИИ…
24 июля, 2018 1:25 дп
Сергей Митрофанов
Вызовы, с которыми сталкиваются общества, это не только некие императивно преодолеваемые неприятности, но и так же «тесты» на адекватность социальных систем обстоятельствам их истории.
Возьмем, к примеру, тест «Великая отечественная война». На самом деле, он ведь не только обогатил советский эпос победительными мотивами, как кто-то, наверно, считает в пропагандистском угаре, но и вскрыл родовую ущербность советской государственности.
Фактически ведь с «победы» в этой войне, ознаменовавшей так же и величайшую катастрофу истощенного сверхусилиями советского народа, началось размытие жесткой фазы сталинизма, которое впоследствии привело и к распаду СССР.
Сегодняшний вызов «у нас больше нет денег на ваши пенсии по старым условиям» это тоже тест на политическую, экономическую и демократическую состоятельность социально-политической системы постъельцинской России.
Причём, практически это первый такой внятный тест в новейших временах, после которого так же непременно будут сделаны выводы, что с этой системой делать в дальнейшем и к какому виду распада она подойдёт.
Действительно, если бы такого теста не было (хотя его неизбежность предсказана экономическими расчётами и трендами пикирующего производства), такой тест, наверно, следовало бы придумать. Потому что именно этот эпизод отношений власти и подведомственного электората наконец доказал неототалитарный характер сформировавшегося в России режима. Что до настоящего момента могло казаться эвфемизмом или же полемическим преувеличением.
Ранее противники данной констатации всегда могли возразить: о каком тоталитаризме идет речь, если у вас есть многопартийная система, оппозиция, Конституция, рынок, наконец… и миллион туристов приехали на мундиаль?
Однако один только процесс одобрения депутатами региональных парламентов и государственный Думы фактически конфискационного плана правительства, лишающего широкие социальные слои России значительных денежных выплат (называют цифру 884 660 рублей для пенсионера-мужчины и 1 227 168 рублей для пенсионера-женщины) убедительно показал: «народные избранники» не чувствуют своей зависимости от народа, не работают на него, не сверяются в своей деятельности с «избирателями», не подтверждают мандат и не являются, таким образом, их представителями. Что не характерно для демократий, а характерно именно для тоталитарных систем.
«Избранные» во власть они мгновенно отрываются от среды и становятся представителями властной корпорации, слугами «короля», и искренне считают своим долгом блюсти интересы государства, как эти интересы понимает их номинальный начальник. А тот в свою очередь олицетворят это государство вполне в соответствии с крылатым выражением первого заместителя главы администрации президента Володина, который еще в 2014 году сказал: «Путин – это Россия, Россия – это Путин».
Можно спорить о механизмах, каким образом происходит такая настройка представительных органов и аберрация сознания большинства депутатского корпуса (наиболее популярная версия, что депутатов просто нагоняет тысячелетняя волна авторитарной культуры), но важнее, что это волна приходит с завидным постоянством, а конфликтные «парламенты» девяностых превратились в придатки президентской администрации, которые, как известно, уже «не место для дискуссий».
Та же проблема и с Конституций, которая так и не стала у нас законом прямого действия. Мы, конечно, и раньше это знали, но в эти дни снова убедились, что все формулировки этого бесполезного документа составлены таким образом, что позволяют вольную вариативность толкования. В Конституции вроде бы закреплен возраст выхода россиян на пенсию (мужчины в 60 лет, женщины – в 55 лет), но тут же оговорено: «Государственные пенсии и социальные пособия устанавливаются законом». А вы ведь, наверно, думали, что от фонаря? Не-ет, напишут закон, обсудят в трех чтениях и установят, 65 и 63.
Да что говорить, Конституция спокойно скушала фактически пожизненное правление автарха! Что ей после этого какая-то жалкая пенсия! Фиктивная Конституция – тоже, очевидно, больше характерна для неототалитарных режимов, чем не для демократий.
Тоталитарный режим, очевидно, не предназначен решать проблемы демоса, оказавшегося по вине правительства в тяжелейшей ситуации, а решает проблемы своих ведомств. В свое очередь демос не догадывается, что он тоже полноправная сторона социального контракта и может отказаться санкционировать какой-либо его пересмотр. Но при тоталитаризме любые аргументы противников произвольных конфискаций (в двадцатых-тридцатых конфисковывали личный скот, а сегодня монетизация, конфисковывают денежные средства) легко разбиваются о доводы функционеров. А довод по сути единственный: им так нужно!
Вот пример рассуждений.
В 2016 году в государстве якобы было 42,9 млн. пенсионеров. Страховые сборы составили 4,1 трлн рублей, а выплатить «доброму государству» пришлось 6,5 трлн рублей. Итого образовался дефицит, который составил 2,4 трлн рублей. Как его ликвидировать? Напрашивается, что теперь этот дефицит надо поделить на стоимость пенсионера, и мы получим точное число, скольких пенсионеров надо каким-то образом отодвинуть от выплат. Убить, конечно, не убить, но с помощью медицины, стресса и условий жизни, видимо, помочь переправиться «на ту сторону». Ничего личного – чисто фашистская математика.
Такая примитивная мысль, что пенсионный фонд не обязательно должен формироваться лишь из страховых взносов, а быть следствием какого-то иного договора общества и государства, естественно, в тоталитарных режимах никому не приходит в голову. А ведь общество может и решить, что уровень развития, принципы гуманизма диктуют обязательную гуманитарную помощь своим гражданам в определенном возрасте – хотя бы даже во имя устойчивости государства и его безопасности. И она приоритетна по отношению к мерам, направленным на рост благосостояние паразитических околовластных корпораций.
А ведь действительно…
Как вы считаете, если до Революции вся семья выходила пахать, трудилась от зари до зари и жила в нищете, а сегодня выходит один тракторист и пашет все поле, должно что-то обществу перепадать от роста производительности труда? А где-то, наверно, оператор нажимает кнопку и включает автоматический завод по производству айфонов. Но фокус заключается в том, что олигарх и тому, и другому платит условно по сто рублей. Значит, на пенсии в Пенсионный фонд страны у нас отчислятся всего лишь две десятки с этих зарплат, несмотря даже на то, что производится продукции в тысячу раз больше, чем производила целая семья в эпоху доисторического материализма. А у олигарха образовывается яхта и остров, а правительство ведет войны, беря на них из бездонного никем не контролируемого кошелька. Вспомните о Мабуто, в нищей стране он имел дворец с аэродромом, на который спокойно садился «Конкорд».
Понятно, что в пенсионном фонде при подобном режиме будет хронический дефицит, а деньги будут скапливаться в каких-нибудь офшорах. Мне кажется, что демократическое общество просто обязано пересмотреть как и всю эту логику, так и архитектуру режима.
Сергей Митрофанов
Вызовы, с которыми сталкиваются общества, это не только некие императивно преодолеваемые неприятности, но и так же «тесты» на адекватность социальных систем обстоятельствам их истории.
Возьмем, к примеру, тест «Великая отечественная война». На самом деле, он ведь не только обогатил советский эпос победительными мотивами, как кто-то, наверно, считает в пропагандистском угаре, но и вскрыл родовую ущербность советской государственности.
Фактически ведь с «победы» в этой войне, ознаменовавшей так же и величайшую катастрофу истощенного сверхусилиями советского народа, началось размытие жесткой фазы сталинизма, которое впоследствии привело и к распаду СССР.
Сегодняшний вызов «у нас больше нет денег на ваши пенсии по старым условиям» это тоже тест на политическую, экономическую и демократическую состоятельность социально-политической системы постъельцинской России.
Причём, практически это первый такой внятный тест в новейших временах, после которого так же непременно будут сделаны выводы, что с этой системой делать в дальнейшем и к какому виду распада она подойдёт.
Действительно, если бы такого теста не было (хотя его неизбежность предсказана экономическими расчётами и трендами пикирующего производства), такой тест, наверно, следовало бы придумать. Потому что именно этот эпизод отношений власти и подведомственного электората наконец доказал неототалитарный характер сформировавшегося в России режима. Что до настоящего момента могло казаться эвфемизмом или же полемическим преувеличением.
Ранее противники данной констатации всегда могли возразить: о каком тоталитаризме идет речь, если у вас есть многопартийная система, оппозиция, Конституция, рынок, наконец… и миллион туристов приехали на мундиаль?
Однако один только процесс одобрения депутатами региональных парламентов и государственный Думы фактически конфискационного плана правительства, лишающего широкие социальные слои России значительных денежных выплат (называют цифру 884 660 рублей для пенсионера-мужчины и 1 227 168 рублей для пенсионера-женщины) убедительно показал: «народные избранники» не чувствуют своей зависимости от народа, не работают на него, не сверяются в своей деятельности с «избирателями», не подтверждают мандат и не являются, таким образом, их представителями. Что не характерно для демократий, а характерно именно для тоталитарных систем.
«Избранные» во власть они мгновенно отрываются от среды и становятся представителями властной корпорации, слугами «короля», и искренне считают своим долгом блюсти интересы государства, как эти интересы понимает их номинальный начальник. А тот в свою очередь олицетворят это государство вполне в соответствии с крылатым выражением первого заместителя главы администрации президента Володина, который еще в 2014 году сказал: «Путин – это Россия, Россия – это Путин».
Можно спорить о механизмах, каким образом происходит такая настройка представительных органов и аберрация сознания большинства депутатского корпуса (наиболее популярная версия, что депутатов просто нагоняет тысячелетняя волна авторитарной культуры), но важнее, что это волна приходит с завидным постоянством, а конфликтные «парламенты» девяностых превратились в придатки президентской администрации, которые, как известно, уже «не место для дискуссий».
Та же проблема и с Конституций, которая так и не стала у нас законом прямого действия. Мы, конечно, и раньше это знали, но в эти дни снова убедились, что все формулировки этого бесполезного документа составлены таким образом, что позволяют вольную вариативность толкования. В Конституции вроде бы закреплен возраст выхода россиян на пенсию (мужчины в 60 лет, женщины – в 55 лет), но тут же оговорено: «Государственные пенсии и социальные пособия устанавливаются законом». А вы ведь, наверно, думали, что от фонаря? Не-ет, напишут закон, обсудят в трех чтениях и установят, 65 и 63.
Да что говорить, Конституция спокойно скушала фактически пожизненное правление автарха! Что ей после этого какая-то жалкая пенсия! Фиктивная Конституция – тоже, очевидно, больше характерна для неототалитарных режимов, чем не для демократий.
Тоталитарный режим, очевидно, не предназначен решать проблемы демоса, оказавшегося по вине правительства в тяжелейшей ситуации, а решает проблемы своих ведомств. В свое очередь демос не догадывается, что он тоже полноправная сторона социального контракта и может отказаться санкционировать какой-либо его пересмотр. Но при тоталитаризме любые аргументы противников произвольных конфискаций (в двадцатых-тридцатых конфисковывали личный скот, а сегодня монетизация, конфисковывают денежные средства) легко разбиваются о доводы функционеров. А довод по сути единственный: им так нужно!
Вот пример рассуждений.
В 2016 году в государстве якобы было 42,9 млн. пенсионеров. Страховые сборы составили 4,1 трлн рублей, а выплатить «доброму государству» пришлось 6,5 трлн рублей. Итого образовался дефицит, который составил 2,4 трлн рублей. Как его ликвидировать? Напрашивается, что теперь этот дефицит надо поделить на стоимость пенсионера, и мы получим точное число, скольких пенсионеров надо каким-то образом отодвинуть от выплат. Убить, конечно, не убить, но с помощью медицины, стресса и условий жизни, видимо, помочь переправиться «на ту сторону». Ничего личного – чисто фашистская математика.
Такая примитивная мысль, что пенсионный фонд не обязательно должен формироваться лишь из страховых взносов, а быть следствием какого-то иного договора общества и государства, естественно, в тоталитарных режимах никому не приходит в голову. А ведь общество может и решить, что уровень развития, принципы гуманизма диктуют обязательную гуманитарную помощь своим гражданам в определенном возрасте – хотя бы даже во имя устойчивости государства и его безопасности. И она приоритетна по отношению к мерам, направленным на рост благосостояние паразитических околовластных корпораций.
А ведь действительно…
Как вы считаете, если до Революции вся семья выходила пахать, трудилась от зари до зари и жила в нищете, а сегодня выходит один тракторист и пашет все поле, должно что-то обществу перепадать от роста производительности труда? А где-то, наверно, оператор нажимает кнопку и включает автоматический завод по производству айфонов. Но фокус заключается в том, что олигарх и тому, и другому платит условно по сто рублей. Значит, на пенсии в Пенсионный фонд страны у нас отчислятся всего лишь две десятки с этих зарплат, несмотря даже на то, что производится продукции в тысячу раз больше, чем производила целая семья в эпоху доисторического материализма. А у олигарха образовывается яхта и остров, а правительство ведет войны, беря на них из бездонного никем не контролируемого кошелька. Вспомните о Мабуто, в нищей стране он имел дворец с аэродромом, на который спокойно садился «Конкорд».
Понятно, что в пенсионном фонде при подобном режиме будет хронический дефицит, а деньги будут скапливаться в каких-нибудь офшорах. Мне кажется, что демократическое общество просто обязано пересмотреть как и всю эту логику, так и архитектуру режима.