«Суровые люди в накидках от невзгод…»
21 ноября, 2018 6:13 дп
Евгений Шестаков
После обеда как-то сильнее хочется любить свой народ. Наверно, из благодарности. Что вот я накидался выращенными им пельменями и лежу, пытаясь сомкнуть руки на животе.
А народ где-то там бурит, сеет и холит для меня новые, чтобы завтра я был ещё более сыт, чем сегодня.
Суровые люди в накидках от невзгод трясут яблони, пасут в стойлах скот, объезжают новые автопогрузчики, обстукивают кирками скалы — нет ли чего высокооктанового?
Много звуков бродит по моему организму, но лишь один не имеет естественных отверстий для выхода. Это совесть. Которая сгибает меня пополам и садит на диване с закрытыми пока что глазами.
Надо идти. Чем-то помочь людям с натруженными лицами и одинаковыми судьбами.
Далёкие мои духовные предки, Доброписарев, Толстолюбов, Белышевский, они ведь имели стыд. И макали свое перо прям в раззявленные народные души, не манкировали, не чурались, а ходили в хорошем смысле в народ, описывая большие и малые его нужды. Помогали, чем могли, старые костюмы, запонки, султаны для лошадей.
Встаю. Иду. Ближайший ко мне народ работает в магазине “Наполеон”, таком же одноэтажном, как сам отец великой франшизы. Что я могу сделать для моего личного маленького народа? Только одно. Что-нибудь купить у него. Вот эту, например, колбасу с родимыми пятнами. Или этот притаившийся сыр со следами дрели. Или вон ту трагическую рыбу, примороженную к мужу и свекру.
Я выбираю. Три продавщицы, два охранника и я, который быстро устал глазами и уже ничего не хочет. Но долг позвал и привёл. Придётся.
И вдруг. Как всегда, Киркоров случается неожиданно. Только что было тихо. Бабах! И самые страшные слова и обороты великого русского языка — любовь, к твоим ногам, разлука, череда, ангел, плоть, молю — длинной очередью бьют мне в спину. Оборачиваюсь. Одна из продавщиц делает погромче, две других подпевают, охрана покачивается в такт.
За что? За мои очки? За взгляд лоха? Я же вам хотел помочь накормить детей, ты же мне пихала вчера в лицо молдавский виноград с огромными косточками и явно злилась, что не купил, ну вот же я пришел купить! Как вы знали, что от слов “бездонная приди наяву” меня колотит головой в дверь и вышибает из помещения?
Я никому ничего не должен. Живи и процветай, мой народ, здоровья тебе и счастья. Если кто нападёт, зови, прибегу. А если сам вдруг с обнимашками и мокрыми губами припрусь — сделай вид, что мы не знакомы. Так нам обоим лучше.
Евгений Шестаков
После обеда как-то сильнее хочется любить свой народ. Наверно, из благодарности. Что вот я накидался выращенными им пельменями и лежу, пытаясь сомкнуть руки на животе.
А народ где-то там бурит, сеет и холит для меня новые, чтобы завтра я был ещё более сыт, чем сегодня.
Суровые люди в накидках от невзгод трясут яблони, пасут в стойлах скот, объезжают новые автопогрузчики, обстукивают кирками скалы — нет ли чего высокооктанового?
Много звуков бродит по моему организму, но лишь один не имеет естественных отверстий для выхода. Это совесть. Которая сгибает меня пополам и садит на диване с закрытыми пока что глазами.
Надо идти. Чем-то помочь людям с натруженными лицами и одинаковыми судьбами.
Далёкие мои духовные предки, Доброписарев, Толстолюбов, Белышевский, они ведь имели стыд. И макали свое перо прям в раззявленные народные души, не манкировали, не чурались, а ходили в хорошем смысле в народ, описывая большие и малые его нужды. Помогали, чем могли, старые костюмы, запонки, султаны для лошадей.
Встаю. Иду. Ближайший ко мне народ работает в магазине “Наполеон”, таком же одноэтажном, как сам отец великой франшизы. Что я могу сделать для моего личного маленького народа? Только одно. Что-нибудь купить у него. Вот эту, например, колбасу с родимыми пятнами. Или этот притаившийся сыр со следами дрели. Или вон ту трагическую рыбу, примороженную к мужу и свекру.
Я выбираю. Три продавщицы, два охранника и я, который быстро устал глазами и уже ничего не хочет. Но долг позвал и привёл. Придётся.
И вдруг. Как всегда, Киркоров случается неожиданно. Только что было тихо. Бабах! И самые страшные слова и обороты великого русского языка — любовь, к твоим ногам, разлука, череда, ангел, плоть, молю — длинной очередью бьют мне в спину. Оборачиваюсь. Одна из продавщиц делает погромче, две других подпевают, охрана покачивается в такт.
За что? За мои очки? За взгляд лоха? Я же вам хотел помочь накормить детей, ты же мне пихала вчера в лицо молдавский виноград с огромными косточками и явно злилась, что не купил, ну вот же я пришел купить! Как вы знали, что от слов “бездонная приди наяву” меня колотит головой в дверь и вышибает из помещения?
Я никому ничего не должен. Живи и процветай, мой народ, здоровья тебе и счастья. Если кто нападёт, зови, прибегу. А если сам вдруг с обнимашками и мокрыми губами припрусь — сделай вид, что мы не знакомы. Так нам обоим лучше.