С 10 утра до 10 вечера у Соловецкого камня, 29 октября
29 октября, 2016 8:52 дп
Инна Сергеевна
С 10 утра до 10 вечера у Соловецкого камня 29 октября зачитываются имена людей, расстрелянных НКВД. В страшном списке — более 30 тысяч имён …Имя… возраст… профессия… дата расстрела…
Это люди всех профессий, всех наций, всех возрастов…В конце- неизменное:
Расстреляна
Расстрелян
Расстрелян
Расстреляна
На ледяном, пронизывающем ветру, незнакомые люди читают буквы. В этих буквах — боль и ужас тех, кого по бесчисленным подлым доносам увозили на воронках и ставили к стенке.
Конвейер смерти работал без остановки, смрадное чернильно-чёрное облако навсегда повисло над территорией, где всеми силами пытаются возродить доносительство и уничтожение человеческого достоинства.
В очереди к памятнику стоят люди с листами, на которых убористо написано, кто и когда был уничтожен машиной смерти.
К микрофону подходят дети, не знавшие почти ничего об ужасах того времени, в момент чтения имени того, у кого костлявая рука государственной машины по праву сильного отняла жизнь, что-то меняется в лице, меняется в воздухе.
Люди, стоящие на ветру, зажигающие свечи в память об ушедших, зажигают в сердце у себя и других надежду, что царство асуров падёт, и это не повторится. Больше никогда! Машина, гнилыми зубами пережёвывающая людей, должна сломаться, и сточит свои зубы она о тех, кому не ведом страх…
Жутко звучит, моему деду повезло, ибо мой украинский дед по доносу своего соседа всего лишь уехал в лагеря на много лет, его темнейшество решило оставить деда в живых. Разрушив до основания его жизнь, изуродовав жизнь его любимой женщине и новорожденному ребенку, растоптав всё, что было у деда, госмашина сытно рыгнула и закинула себе в пасть ещё пару десятков тысяч заключенных…
На крови, боли, на костях, на унижении, на страшных страданиях, на растаптывании человеческого достоинства строилась страна, заключённые строили ее в прямом и переносном смысле, топливо для движения вперёд было кроваво-красного цвета.
Каждый, кто говорит пафосно и громко о сильной руке в ежовой рукавице, об имперской агрессивной мощи сейчас, должен понимать, что он реанимирует лежащего на кушетке франкентшейна, который когда-то уже выкосил всё живое в угоду квадратно-гнездовому порядку, где маршируют строем, где лижут сапог вождя и виляют хвостом, хрустят позвоночником и подставляют спину в рубцах под хозяйскую плеть, где нет права на инакомыслие и на свободу слова, но есть место злобе, гнусным доносам, крови, страху, ужасу и пресмыкающемуся посредственному раболепию.
Когда ты видишь, как заискивая перед властвующими, виляя крупом, верноподданные режима в вязаных шапочках на мотоциклах просят вернуть репрессии, расстрелы, цензуру и весь дистиллированный сатанизм, приходишь в ужас. Ибо открыть врата ада просто, закрыть нельзя…
Как сказал когда-то любимый Юнг:»Для примитивного человека мир полон демонов и таинственных сил, которых он боится; для него вся природа одушевлена этими силами, которые на самом деле не что иное, как его собственные внутренние силы, спроецированные во внешний мир. Человек постепенно превращается в уробороса, уничтожающего самого себя, в образ, с древних времен являвшийся символом человека, одержимого демоном. Люди проявляют особенную слабость перед лицом этих демонов вследствие своей невероятной внушаемости. Это обнаруживается в их любви к подчинению, в их безвольной покорности приказам, которые являются только иной формой внушения. Демонов привлекают массы. В коллективе человек утрачивает корни. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда — формированием личности!»
Темное время хорошо только одним: можно зажечь внутренний свет и увидеть своих…
Инна Сергеевна
С 10 утра до 10 вечера у Соловецкого камня 29 октября зачитываются имена людей, расстрелянных НКВД. В страшном списке — более 30 тысяч имён …Имя… возраст… профессия… дата расстрела…
Это люди всех профессий, всех наций, всех возрастов…В конце- неизменное:
Расстреляна
Расстрелян
Расстрелян
Расстреляна
На ледяном, пронизывающем ветру, незнакомые люди читают буквы. В этих буквах — боль и ужас тех, кого по бесчисленным подлым доносам увозили на воронках и ставили к стенке.
Конвейер смерти работал без остановки, смрадное чернильно-чёрное облако навсегда повисло над территорией, где всеми силами пытаются возродить доносительство и уничтожение человеческого достоинства.
В очереди к памятнику стоят люди с листами, на которых убористо написано, кто и когда был уничтожен машиной смерти.
К микрофону подходят дети, не знавшие почти ничего об ужасах того времени, в момент чтения имени того, у кого костлявая рука государственной машины по праву сильного отняла жизнь, что-то меняется в лице, меняется в воздухе.
Люди, стоящие на ветру, зажигающие свечи в память об ушедших, зажигают в сердце у себя и других надежду, что царство асуров падёт, и это не повторится. Больше никогда! Машина, гнилыми зубами пережёвывающая людей, должна сломаться, и сточит свои зубы она о тех, кому не ведом страх…
Жутко звучит, моему деду повезло, ибо мой украинский дед по доносу своего соседа всего лишь уехал в лагеря на много лет, его темнейшество решило оставить деда в живых. Разрушив до основания его жизнь, изуродовав жизнь его любимой женщине и новорожденному ребенку, растоптав всё, что было у деда, госмашина сытно рыгнула и закинула себе в пасть ещё пару десятков тысяч заключенных…
На крови, боли, на костях, на унижении, на страшных страданиях, на растаптывании человеческого достоинства строилась страна, заключённые строили ее в прямом и переносном смысле, топливо для движения вперёд было кроваво-красного цвета.
Каждый, кто говорит пафосно и громко о сильной руке в ежовой рукавице, об имперской агрессивной мощи сейчас, должен понимать, что он реанимирует лежащего на кушетке франкентшейна, который когда-то уже выкосил всё живое в угоду квадратно-гнездовому порядку, где маршируют строем, где лижут сапог вождя и виляют хвостом, хрустят позвоночником и подставляют спину в рубцах под хозяйскую плеть, где нет права на инакомыслие и на свободу слова, но есть место злобе, гнусным доносам, крови, страху, ужасу и пресмыкающемуся посредственному раболепию.
Когда ты видишь, как заискивая перед властвующими, виляя крупом, верноподданные режима в вязаных шапочках на мотоциклах просят вернуть репрессии, расстрелы, цензуру и весь дистиллированный сатанизм, приходишь в ужас. Ибо открыть врата ада просто, закрыть нельзя…
Как сказал когда-то любимый Юнг:»Для примитивного человека мир полон демонов и таинственных сил, которых он боится; для него вся природа одушевлена этими силами, которые на самом деле не что иное, как его собственные внутренние силы, спроецированные во внешний мир. Человек постепенно превращается в уробороса, уничтожающего самого себя, в образ, с древних времен являвшийся символом человека, одержимого демоном. Люди проявляют особенную слабость перед лицом этих демонов вследствие своей невероятной внушаемости. Это обнаруживается в их любви к подчинению, в их безвольной покорности приказам, которые являются только иной формой внушения. Демонов привлекают массы. В коллективе человек утрачивает корни. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда — формированием личности!»
Темное время хорошо только одним: можно зажечь внутренний свет и увидеть своих…