Разговор с классовым врагом
30 октября, 2019 5:30 пп
Валерий Зеленогорский
Сегодня День памяти жертв политических репрессий.
В парке, рядом с домом, меня остановил чистенький старичок с красными щечками и седым ежиком, его вид не оставлял мне сомнений, что дедушка – ветеран органов. Он вежливо представился полковником МВД в отставке и попросил меня разрешения задать ему пару вопросов о том, почему я не люблю советскую власть, ссылаясь на мои публикации в «Новой».
Время у меня было, настроение было благодушным, и я решил, а почему не поговорить с классовым врагом.
Полковник начал издалека, вот вы пишете «Что ничего хорошего в прошлом, кроме молодости и еще живых тогда родителей у вас не было».
— Как же так, — продолжил он, — вас родина учила, воспитывала, щедро поила вас, напрягая последние силы, чтобы дать вам бесплатное образование, выучить вас и дать путевку в жизнь.
Я решил с ним не спорить, хотя считал, что меня воспитали родители и только им я обязан всем в своей жизни.
Дедушка понял, что он меня не убедил и решил открыть широкую дискуссию о борьбе, которую он вел все жизнь с врагами, предателями и вредителями, я ждал его аргументов, и он сделал мне доклад о нарастании классовой борьбы в период строительства социализма.
— Вот смотрите, сказал он мне спокойно. Я из деревни, десятый ребенок в семье, папа мой, был бедняк, новая власть дала ему возможность стать офицером, вырастить всех детей, дать им образование и стать на ноги, если бы не советская власть, то часть детей бы умерли.
Я тоже стал офицером, продолжил он, и честно служил своей родине: боролся с врагами, которые явно были, мы их не выдумали, они реально боролись с нами, они убивали наших активистов, убивали нас и жгли наши дома, вредили на стройках и отравляли колодцы, что нам было делать, взирать безучастно, увещевать, надеяться, что они добровольно уступят свои позиции и встанут в строй строителей новой жизни.
Мы не были так наивны, мы боролись, не всегда средства, которыми мы сражались за новую жизнь, были законны, но на войне, как на войне. Отрицать наши завоевания может только слепой, даже наши заклятые враги признавали перемены в СССР.
Нас обвиняют в необоснованных репрессиях, мол, погибли невинные люди.
Потомки предателей и полицаев и просто уголовники, льют сейчас крокодиловы слезы и объявляют себя жертвами режима, но я сам видел их отцов в лагерях, когда они сидели и не отрицали свои преступления, а сейчас нас каждый день мажут дерьмом, зачеркивают наши достижения, изображают нас чудовищами и садистами, я не Берия и не Авакумов, я не бил смертным боем подследственных, не насиловал жен маршалов и комкоров, я изобличал предателей и военных преступников, расхитителей народного добра, воров и мошенников, я служил Родине, а не Сталину, я делал свое дело, по совести и по справедливости.
Я не разбогател во время службы, мои дети тоже не нажили палат каменных, у меня кроме пенсии и «запорожца» который снесли вместе «ракушкой» ничего нет, у меня есть шесть соток, где я до сих пор копаюсь в грядках, я не хожу на парады, не желаю слышать оскорбления в адрес выживших, которых злые языки считают палачами, вертухаями и сталинистами, мне не надо почета и привилегий, но зачеркивать свою жизнь, которую я прожил по законам той страны, вскормившей меня, я не позволю.
Я боролся с попами, сектантами и прочими мракобесами, я и сейчас не хожу в церковь и мне противно смотреть на своих бывших коллег, когда они со свечками стоят в храмах и исповедуются перед теми, кого они раньше курировали.
И что я вижу сейчас, церковники стали учить нас жить, пухнут от денег, так разве наша борьба с опиумом для народа была бессмысленной, разве храмы, где раньше были больницы и музеи, теперь выброшенные на улицу, не та же борьба только с другим знаком.
Я многого не понимаю в новой жизни, но я не собираюсь бороться за старую, если мы проиграли, значит, так тому и быть, но великодушие победителей не предполагает такой ненависти, оставьте в покое тех, кто честно служил идее, может быть не верно понятой.
Вы хотите идти вперед, строить капитализм, но почему вы все время подбадриваете себя отвращением к нам, видимо у вас нет полной веры, что вы идете верной дорогой, отряхните нас со своих ног, забудьте нас, не ссылайтесь на нас, мы уже пустые гири и никак не можем помешать вашему поступательному движению вперед.
Дайте нам умереть спокойно, перестаньте клевать наших детей, которые не виноваты в том, что их отцы служили другой власти.
Он выдохнул после своего монолога и замолчал, я не стал с ним спорить, мы никогда не договоримся, никаких доводов старик не примет никогда и я не приму его доводов.
Мы разошлись по разным дорожкам, мне все равно придется жить с ним под одним небом, у нас другой земли друг для друга нет.
Между нами Иордан.
Валерий Зеленогорский
Сегодня День памяти жертв политических репрессий.
В парке, рядом с домом, меня остановил чистенький старичок с красными щечками и седым ежиком, его вид не оставлял мне сомнений, что дедушка – ветеран органов. Он вежливо представился полковником МВД в отставке и попросил меня разрешения задать ему пару вопросов о том, почему я не люблю советскую власть, ссылаясь на мои публикации в «Новой».
Время у меня было, настроение было благодушным, и я решил, а почему не поговорить с классовым врагом.
Полковник начал издалека, вот вы пишете «Что ничего хорошего в прошлом, кроме молодости и еще живых тогда родителей у вас не было».
— Как же так, — продолжил он, — вас родина учила, воспитывала, щедро поила вас, напрягая последние силы, чтобы дать вам бесплатное образование, выучить вас и дать путевку в жизнь.
Я решил с ним не спорить, хотя считал, что меня воспитали родители и только им я обязан всем в своей жизни.
Дедушка понял, что он меня не убедил и решил открыть широкую дискуссию о борьбе, которую он вел все жизнь с врагами, предателями и вредителями, я ждал его аргументов, и он сделал мне доклад о нарастании классовой борьбы в период строительства социализма.
— Вот смотрите, сказал он мне спокойно. Я из деревни, десятый ребенок в семье, папа мой, был бедняк, новая власть дала ему возможность стать офицером, вырастить всех детей, дать им образование и стать на ноги, если бы не советская власть, то часть детей бы умерли.
Я тоже стал офицером, продолжил он, и честно служил своей родине: боролся с врагами, которые явно были, мы их не выдумали, они реально боролись с нами, они убивали наших активистов, убивали нас и жгли наши дома, вредили на стройках и отравляли колодцы, что нам было делать, взирать безучастно, увещевать, надеяться, что они добровольно уступят свои позиции и встанут в строй строителей новой жизни.
Мы не были так наивны, мы боролись, не всегда средства, которыми мы сражались за новую жизнь, были законны, но на войне, как на войне. Отрицать наши завоевания может только слепой, даже наши заклятые враги признавали перемены в СССР.
Нас обвиняют в необоснованных репрессиях, мол, погибли невинные люди.
Потомки предателей и полицаев и просто уголовники, льют сейчас крокодиловы слезы и объявляют себя жертвами режима, но я сам видел их отцов в лагерях, когда они сидели и не отрицали свои преступления, а сейчас нас каждый день мажут дерьмом, зачеркивают наши достижения, изображают нас чудовищами и садистами, я не Берия и не Авакумов, я не бил смертным боем подследственных, не насиловал жен маршалов и комкоров, я изобличал предателей и военных преступников, расхитителей народного добра, воров и мошенников, я служил Родине, а не Сталину, я делал свое дело, по совести и по справедливости.
Я не разбогател во время службы, мои дети тоже не нажили палат каменных, у меня кроме пенсии и «запорожца» который снесли вместе «ракушкой» ничего нет, у меня есть шесть соток, где я до сих пор копаюсь в грядках, я не хожу на парады, не желаю слышать оскорбления в адрес выживших, которых злые языки считают палачами, вертухаями и сталинистами, мне не надо почета и привилегий, но зачеркивать свою жизнь, которую я прожил по законам той страны, вскормившей меня, я не позволю.
Я боролся с попами, сектантами и прочими мракобесами, я и сейчас не хожу в церковь и мне противно смотреть на своих бывших коллег, когда они со свечками стоят в храмах и исповедуются перед теми, кого они раньше курировали.
И что я вижу сейчас, церковники стали учить нас жить, пухнут от денег, так разве наша борьба с опиумом для народа была бессмысленной, разве храмы, где раньше были больницы и музеи, теперь выброшенные на улицу, не та же борьба только с другим знаком.
Я многого не понимаю в новой жизни, но я не собираюсь бороться за старую, если мы проиграли, значит, так тому и быть, но великодушие победителей не предполагает такой ненависти, оставьте в покое тех, кто честно служил идее, может быть не верно понятой.
Вы хотите идти вперед, строить капитализм, но почему вы все время подбадриваете себя отвращением к нам, видимо у вас нет полной веры, что вы идете верной дорогой, отряхните нас со своих ног, забудьте нас, не ссылайтесь на нас, мы уже пустые гири и никак не можем помешать вашему поступательному движению вперед.
Дайте нам умереть спокойно, перестаньте клевать наших детей, которые не виноваты в том, что их отцы служили другой власти.
Он выдохнул после своего монолога и замолчал, я не стал с ним спорить, мы никогда не договоримся, никаких доводов старик не примет никогда и я не приму его доводов.
Мы разошлись по разным дорожкам, мне все равно придется жить с ним под одним небом, у нас другой земли друг для друга нет.
Между нами Иордан.