Божий суд онлайн
30 октября, 2019 3:04 пп
Elena Kotova
Каждый ведет диалоги с богом, даже если не подозревает об этом. Всю жизнь длится судный день. О нем забываешь в ворохе событий, но он приходит, как только требуются ответы: почему, за что, по силам ли испытание и ради чего оно. Не важно, что вышибло– любовная драма, предательство, потеря, отчаяние беспомощности, невозможность ничего изменить. А если всё сразу, в одном флаконе… Тогда вообще ничего, кроме судного дня. Даже жизнь побоку, суду ведь предстает душа, а она может жить и бесплотной жизнью. Тем более, рядом смартфон с мессенджерами, мейлами, соцсетью, фотопотоком. Есть, где душе с богом поговорить. Это я об Илье, герое романа Дмитрия Глуховского «Текст». На поверхности триллера, а на самом деле бездонного повествования о сюрреализме реальности. Книга вышла давно, а фильм по ней – только что, и вы ломанулись, ведь фильм наверняка хороший. Из такого триллера сложно сделать дрянной фильм.
Сами посудите: Илья, мальчик-филолог с душой и умом, на дискотеке влез в свару с ФСКН, мент подбросил ему наркотики. Мальчик едет в колонию на семь лет, где выжить вообще-то невозможно. Но выживает. Возвращается домой, к маме, единственному человеку, кто не предал. А мама умерла. Накануне. Если б она дождалась Илюшу, если б девушка не предала, лучший друг не скурвился… Если б хоть какая-то передышка от судного дня длиной в семь лет от звонка до звонка. Все, может, пошло б по-другому. Нет, «приехал в кирпичную стену харей» (с). И наказать за это некого. Кроме Суки – мента, который переехал Илюшину жизнь.
После убийства приходит похмелье – ничего уже не изменить. Все время, что отпущено Илье, это пока мир думает, что сучья жизнь еще длится. А под рукой айфон, который он с трупа снял, а там вся эта самая жизнь. Илья роется в ней — оживает девушка, которая любит этого суку, его любящая мать, его монстр-отец, ментовско-конторская шобла. Переписку с ними, записи разговоров на диктофон, видео, — все это Сука хранил с прилежностью мента — торговца конфискатом. Илья переселяется в ту жизнь, шлет и шлет тексты родителям и девушке Суки, ментам, наркодилерам. Выторговывая себе время. А жизнь только подбрасывает сюра, и Илья уже вот-вот уедет в Колумбию, вдруг ставшую реальностью…
Все это невероятно кинематографично. Даже в моем пересказе, согласитесь, крутая стори. Полно сюжетных крючков, наверняка и картинки яркие, и обнаженка, и вино в бокале, и карусели в парке, и все такое. Будете смотреть, как нетривиальную актуалочку — сюр российского бесправия, и экзистенция онлайн живых и мертвых, — или зацените параллельность жизней Ильи и Суки. Может, и достаточно, чтоб душу перепахать, сами под попкорн разберетесь. Но уже без меня, мне фильм ничего не добавит.
Это уже вы мне потом расскажете, сохранена ли в фильме точность попадания слов в стилистику каждого сюжетного поворота. Передано ли мастерство, с которым автор идет по своему роману, как канатоходец. По одну сторону чернуха, которую считают «подлинным арт-хаусом», куда сваливается каждый второй: Прилепин в романе «Санькя», Звягинцев в фильме «Левиафан». По другую – бездна чувств на грани мелодрамы. Респект автору, филигранно прошел по веревочке.
Чего в фильме точно не передать, так именно диалога с богом, в романе постоянного. От первой до последней страницы. Не важно, если сам Глуховский ничего такого в виду не имел. Это мое собственное, его романом из нутра поднятое. Хотя и у автора святой Себастьян не просто так мелькнул… Илья судит себя за унижения и уничтожение в себе человека — цену выживания в колонии. За то, что того человечка он убил не до конца. За смерть мамы, за убийство, за нежность к девушке, на что прав ему никто не давал. Судит за то, что для матери мента он не станет человеком, давшим ей надежду, что сын-таки не пропащий. Останется зэком, отнявшим сыновью жизнь. Каждый миг сучьей жизни в айфоне – для Ильи божий суд.
И совсем не передать экзистенциальный холод романа. Его уже не чувствует мать в морге, не чувствует сучий труп мордой в канализации. Илье его хлебать. Как он хлебает мамин холодный борщ, глотает ледяную водку, которая превращает в реальность и смерть, и любовь. Лезет раз за разом под горячий душ, чтоб выгнать этот могильный холод – но нет желанного кипятка, еле теплая вода омывает его, как покойника.
Elena Kotova
Каждый ведет диалоги с богом, даже если не подозревает об этом. Всю жизнь длится судный день. О нем забываешь в ворохе событий, но он приходит, как только требуются ответы: почему, за что, по силам ли испытание и ради чего оно. Не важно, что вышибло– любовная драма, предательство, потеря, отчаяние беспомощности, невозможность ничего изменить. А если всё сразу, в одном флаконе… Тогда вообще ничего, кроме судного дня. Даже жизнь побоку, суду ведь предстает душа, а она может жить и бесплотной жизнью. Тем более, рядом смартфон с мессенджерами, мейлами, соцсетью, фотопотоком. Есть, где душе с богом поговорить. Это я об Илье, герое романа Дмитрия Глуховского «Текст». На поверхности триллера, а на самом деле бездонного повествования о сюрреализме реальности. Книга вышла давно, а фильм по ней – только что, и вы ломанулись, ведь фильм наверняка хороший. Из такого триллера сложно сделать дрянной фильм.
Сами посудите: Илья, мальчик-филолог с душой и умом, на дискотеке влез в свару с ФСКН, мент подбросил ему наркотики. Мальчик едет в колонию на семь лет, где выжить вообще-то невозможно. Но выживает. Возвращается домой, к маме, единственному человеку, кто не предал. А мама умерла. Накануне. Если б она дождалась Илюшу, если б девушка не предала, лучший друг не скурвился… Если б хоть какая-то передышка от судного дня длиной в семь лет от звонка до звонка. Все, может, пошло б по-другому. Нет, «приехал в кирпичную стену харей» (с). И наказать за это некого. Кроме Суки – мента, который переехал Илюшину жизнь.
После убийства приходит похмелье – ничего уже не изменить. Все время, что отпущено Илье, это пока мир думает, что сучья жизнь еще длится. А под рукой айфон, который он с трупа снял, а там вся эта самая жизнь. Илья роется в ней — оживает девушка, которая любит этого суку, его любящая мать, его монстр-отец, ментовско-конторская шобла. Переписку с ними, записи разговоров на диктофон, видео, — все это Сука хранил с прилежностью мента — торговца конфискатом. Илья переселяется в ту жизнь, шлет и шлет тексты родителям и девушке Суки, ментам, наркодилерам. Выторговывая себе время. А жизнь только подбрасывает сюра, и Илья уже вот-вот уедет в Колумбию, вдруг ставшую реальностью…
Все это невероятно кинематографично. Даже в моем пересказе, согласитесь, крутая стори. Полно сюжетных крючков, наверняка и картинки яркие, и обнаженка, и вино в бокале, и карусели в парке, и все такое. Будете смотреть, как нетривиальную актуалочку — сюр российского бесправия, и экзистенция онлайн живых и мертвых, — или зацените параллельность жизней Ильи и Суки. Может, и достаточно, чтоб душу перепахать, сами под попкорн разберетесь. Но уже без меня, мне фильм ничего не добавит.
Это уже вы мне потом расскажете, сохранена ли в фильме точность попадания слов в стилистику каждого сюжетного поворота. Передано ли мастерство, с которым автор идет по своему роману, как канатоходец. По одну сторону чернуха, которую считают «подлинным арт-хаусом», куда сваливается каждый второй: Прилепин в романе «Санькя», Звягинцев в фильме «Левиафан». По другую – бездна чувств на грани мелодрамы. Респект автору, филигранно прошел по веревочке.
Чего в фильме точно не передать, так именно диалога с богом, в романе постоянного. От первой до последней страницы. Не важно, если сам Глуховский ничего такого в виду не имел. Это мое собственное, его романом из нутра поднятое. Хотя и у автора святой Себастьян не просто так мелькнул… Илья судит себя за унижения и уничтожение в себе человека — цену выживания в колонии. За то, что того человечка он убил не до конца. За смерть мамы, за убийство, за нежность к девушке, на что прав ему никто не давал. Судит за то, что для матери мента он не станет человеком, давшим ей надежду, что сын-таки не пропащий. Останется зэком, отнявшим сыновью жизнь. Каждый миг сучьей жизни в айфоне – для Ильи божий суд.
И совсем не передать экзистенциальный холод романа. Его уже не чувствует мать в морге, не чувствует сучий труп мордой в канализации. Илье его хлебать. Как он хлебает мамин холодный борщ, глотает ледяную водку, которая превращает в реальность и смерть, и любовь. Лезет раз за разом под горячий душ, чтоб выгнать этот могильный холод – но нет желанного кипятка, еле теплая вода омывает его, как покойника.