«Растили детей для плахи…»
8 мая, 2023 9:06 дп
Tatiana Narbut-kondratieva
Tatiana Narbut-kondratieva:
Об уехавших-оставшихся я задумывалась задолго до того, как это стало трендом. Прямо с детства задумывалась.
Во-первых: я была любознательным ребенком, во-вторых: родина вызывала тоску и отвращение, сколько себя помню, в-третьих: я всегда что-то читала.
И фильмы смотрела. Советские в основном, естественно, но видела там совсем не то, на что хотели сказать авторы — советскую оккупацию чужих стран, например. И всю эту неплохую, в общем, жизнь царской России, по крайней мере у столичной Российской интеллигенции 1913 года.
А потом — хуяк! 17й, 20е и наш любимый 37й
И я все время думала — но как? Эти люди, имевшие связи, часто родственные, в Европе, знали языки, деньги у них водились.
Чего сидели? Чего ждали?
Очень жалко мне было мальчика Левушку. Матери его, насколько помню, были вполне даже выгодные предложения по релокации. Связи, повторяю, в европейской культурной элите. Нет же. Осталась. Мыкалась. А Левушку в гулаг. А мог бы в Кембридж! С хорошим здоровьем, с зубами, увлекательной работой. Почему? Для чего?
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
Ну вот она, конкретно, могла и не для тюрьмы. Но решила — нет, че уж?
И вы, конечно, скажете: а Реквием? Как бы мы без Реквиема?
Да так же как и с ним! Которым поколением детей — для застенка и для тюрьмы
Tatiana Narbut-kondratieva
Tatiana Narbut-kondratieva:
Об уехавших-оставшихся я задумывалась задолго до того, как это стало трендом. Прямо с детства задумывалась.
Во-первых: я была любознательным ребенком, во-вторых: родина вызывала тоску и отвращение, сколько себя помню, в-третьих: я всегда что-то читала.
И фильмы смотрела. Советские в основном, естественно, но видела там совсем не то, на что хотели сказать авторы — советскую оккупацию чужих стран, например. И всю эту неплохую, в общем, жизнь царской России, по крайней мере у столичной Российской интеллигенции 1913 года.
А потом — хуяк! 17й, 20е и наш любимый 37й
И я все время думала — но как? Эти люди, имевшие связи, часто родственные, в Европе, знали языки, деньги у них водились.
Чего сидели? Чего ждали?
Очень жалко мне было мальчика Левушку. Матери его, насколько помню, были вполне даже выгодные предложения по релокации. Связи, повторяю, в европейской культурной элите. Нет же. Осталась. Мыкалась. А Левушку в гулаг. А мог бы в Кембридж! С хорошим здоровьем, с зубами, увлекательной работой. Почему? Для чего?
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
Ну вот она, конкретно, могла и не для тюрьмы. Но решила — нет, че уж?
И вы, конечно, скажете: а Реквием? Как бы мы без Реквиема?
Да так же как и с ним! Которым поколением детей — для застенка и для тюрьмы