«Почему они не свергают Путина?!..»
15 января, 2023 9:11 дп
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
— Почему они не свергают Путина?! — вскричал Кармушкин. — Да потому, что вместе с Путиным они мстят за унижение окорочками буша в начале девяностых.
— Как вы не понимаете, — с жаром продолжал он, — если спасти от голодной смерти подлеца — он будет презирать за то, что все видели его бедственное положение. Презирать и ненавидеть. Себя, весь окружающий мир, но прежде всего — спасителя. Думают, что облагодетельствовали их окорочками. Да, ни черта подобного! На самом деле их этим унизили!
Тридцать лет (а до этого еще семьдесят лет) в стране культивировали аморальность, когда думать одно, говорить другое, а делать третье — есть норма. Путин был не первым подонком, попавшим во власть, но он был первым, который стал своим для «униженных и оскорбленных». Поэтому наивны эти антикоррупционные расследование. Что, обыватель не знает, что Путин — вор? Знает. Потому, что он сам такой же вор, как и Путин.
Знаете, что кричали с танков в 1993 году на улицах Москвы? Кричали: «Великая Россия!»
И 11 сентября 2001 года в России царило ликование: «Это вам за окорочка!».
В марте 2014 они вопили: «Крым наш!» Ни Чечня, ни Афганистан, ни Чехословакия, ни Венгрия не пробудили ни нотки сочувствия или сострадания. Никогда не было покаяния, никогда мы не чувствовали своей вины. Все неминуемо шло к своему логическому концу.
Тридцать лет все ковыряли в себе это унижение, с того момента, когда страну накормили окорочками, и теперь чирей прорвало. Гноем и кровью пополам с говном.
Фёдор Кармушкин отодвинул цветочный горшок и уселся на подоконник. Хозяйка в ужасе вспорхнула руками. Фёдор извинился и слез с окна, продолжая в запальчивости:
— Если бы все читали Достоевского (а не Толкиена, как советует Шульман), то знали бы, что творится в голове у «униженного и оскорбленного». Люди не хотят читать, потому что там грязь и мерзость. Хотят читать Лоренса Стерна. Ну, бог с ними.
Мы одеваемся, как иностранцы, потребляем, как иностранцы, а отвечать, как иностранцы — не хотим. Перед нами зеркало поставили, а у нас истерика. Затем выходит Юдин и говорит, что в фашистском государстве не может быть опросов, и все ему аплодируют. Потому, что молодой, красивый и с бородой.
А Лев Гудков, наоборот, без бороды и старый, и говорит страшные вещи, от которых тошнит, и показывает нам зеркало; не будем его слушать. А лучше хоббитов. А потом недоуменные лица: «Почему они не свергают Путина, если все против?»
Да, вот потому, что не против, а за. Вместе мстить за унижение окорочками. Подлецы, подонки, униженные и оскорбленные, диды с ленточками, живущие в прошлом старухи, молодежь, которой все похуй, средний класс, никогда не ходивший на выборы и их возмущенные жены, которые «а мы-то здесь при чем?» и все, к ним примкнувшие.
Фёдор Кармушкин с гневом сел на стул, стул под ним проломился и он полетел вверх тормашками.
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
— Почему они не свергают Путина?! — вскричал Кармушкин. — Да потому, что вместе с Путиным они мстят за унижение окорочками буша в начале девяностых.
— Как вы не понимаете, — с жаром продолжал он, — если спасти от голодной смерти подлеца — он будет презирать за то, что все видели его бедственное положение. Презирать и ненавидеть. Себя, весь окружающий мир, но прежде всего — спасителя. Думают, что облагодетельствовали их окорочками. Да, ни черта подобного! На самом деле их этим унизили!
Тридцать лет (а до этого еще семьдесят лет) в стране культивировали аморальность, когда думать одно, говорить другое, а делать третье — есть норма. Путин был не первым подонком, попавшим во власть, но он был первым, который стал своим для «униженных и оскорбленных». Поэтому наивны эти антикоррупционные расследование. Что, обыватель не знает, что Путин — вор? Знает. Потому, что он сам такой же вор, как и Путин.
Знаете, что кричали с танков в 1993 году на улицах Москвы? Кричали: «Великая Россия!»
И 11 сентября 2001 года в России царило ликование: «Это вам за окорочка!».
В марте 2014 они вопили: «Крым наш!» Ни Чечня, ни Афганистан, ни Чехословакия, ни Венгрия не пробудили ни нотки сочувствия или сострадания. Никогда не было покаяния, никогда мы не чувствовали своей вины. Все неминуемо шло к своему логическому концу.
Тридцать лет все ковыряли в себе это унижение, с того момента, когда страну накормили окорочками, и теперь чирей прорвало. Гноем и кровью пополам с говном.
Фёдор Кармушкин отодвинул цветочный горшок и уселся на подоконник. Хозяйка в ужасе вспорхнула руками. Фёдор извинился и слез с окна, продолжая в запальчивости:
— Если бы все читали Достоевского (а не Толкиена, как советует Шульман), то знали бы, что творится в голове у «униженного и оскорбленного». Люди не хотят читать, потому что там грязь и мерзость. Хотят читать Лоренса Стерна. Ну, бог с ними.
Мы одеваемся, как иностранцы, потребляем, как иностранцы, а отвечать, как иностранцы — не хотим. Перед нами зеркало поставили, а у нас истерика. Затем выходит Юдин и говорит, что в фашистском государстве не может быть опросов, и все ему аплодируют. Потому, что молодой, красивый и с бородой.
А Лев Гудков, наоборот, без бороды и старый, и говорит страшные вещи, от которых тошнит, и показывает нам зеркало; не будем его слушать. А лучше хоббитов. А потом недоуменные лица: «Почему они не свергают Путина, если все против?»
Да, вот потому, что не против, а за. Вместе мстить за унижение окорочками. Подлецы, подонки, униженные и оскорбленные, диды с ленточками, живущие в прошлом старухи, молодежь, которой все похуй, средний класс, никогда не ходивший на выборы и их возмущенные жены, которые «а мы-то здесь при чем?» и все, к ним примкнувшие.
Фёдор Кармушкин с гневом сел на стул, стул под ним проломился и он полетел вверх тормашками.