На нарах
15 февраля, 2021 10:56 дп
Tatiana Narbut-kondratieva
Tatiana Narbut-kondratieva:
Была духовность — стенгазеты там, соревнования за звание лучшего барака, конкурс строя и песни…
И под конец уже особо не лютовали. Почти и не били. Да и не зона строго режима была под конец. Так, колония поселения. А потом бараки, конечно, разрешили приватизировать, но пайки уже лишили.
Не всех, знамо дело — комсомольский актив, блатные, вохровцы в едином порыве занялись золотыми приисками на территории лагеря. Не до вольняшек было.
А они, между тем, как-то стали суетиться — торговлишка кой-какая пошла, из спецхрана книжки потырили — многое про вохровцев узнали. Не про этих. Про тех, других, которые раньше были.
Эти сразу сказали — возврата к прошлому не будет! Никакого строго режима! Только общий!
Но кормить совсем перестали. А мелкие блатные, которых вертухаи и крупные к приискам не подпускали беспредельничать начали.
А жизнь-то проходит. И смотра строя и песни уже как бы и нет, но и других песен не знали. Только те, что в клубе пели про великих вертухаев или те, что в бараке, про маму. старые песни о главном! душевно ж пели. и строем так ровненько ходили. и территорию убирали к первомаю. порядок был. и пайка была! и в больничке можно было отлежаться.
да и не били совсем. в последние-то годы. а и раньше. может, тех, кого били — было за что? ишь, книжонки понаписали! значит, выжили, ништяк!
И тот, молодой, из особого отдела, даром, что плюгавенький, а за родной лагерь горой стоит. Да и мы его все знаем — сколько раз на беседы ходили, переписывались. Хороший мужик! Положительный! И гляди — сытнее стало. И крышу в бараке подлатали. Есть Путин — есть барак.
Tatiana Narbut-kondratieva
Tatiana Narbut-kondratieva:
Была духовность — стенгазеты там, соревнования за звание лучшего барака, конкурс строя и песни…
И под конец уже особо не лютовали. Почти и не били. Да и не зона строго режима была под конец. Так, колония поселения. А потом бараки, конечно, разрешили приватизировать, но пайки уже лишили.
Не всех, знамо дело — комсомольский актив, блатные, вохровцы в едином порыве занялись золотыми приисками на территории лагеря. Не до вольняшек было.
А они, между тем, как-то стали суетиться — торговлишка кой-какая пошла, из спецхрана книжки потырили — многое про вохровцев узнали. Не про этих. Про тех, других, которые раньше были.
Эти сразу сказали — возврата к прошлому не будет! Никакого строго режима! Только общий!
Но кормить совсем перестали. А мелкие блатные, которых вертухаи и крупные к приискам не подпускали беспредельничать начали.
А жизнь-то проходит. И смотра строя и песни уже как бы и нет, но и других песен не знали. Только те, что в клубе пели про великих вертухаев или те, что в бараке, про маму. старые песни о главном! душевно ж пели. и строем так ровненько ходили. и территорию убирали к первомаю. порядок был. и пайка была! и в больничке можно было отлежаться.
да и не били совсем. в последние-то годы. а и раньше. может, тех, кого били — было за что? ишь, книжонки понаписали! значит, выжили, ништяк!
И тот, молодой, из особого отдела, даром, что плюгавенький, а за родной лагерь горой стоит. Да и мы его все знаем — сколько раз на беседы ходили, переписывались. Хороший мужик! Положительный! И гляди — сытнее стало. И крышу в бараке подлатали. Есть Путин — есть барак.