«Мне назначено…»
22 июля, 2021 12:19 пп
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Для Тани из Москвы…
Ночь я провела без сна. Подводила итоги. Предварительные (как у Ю. Трифонова) и окончательные, которые к пяти утра оформились в неотвратимость. Анамнез за 5 последних лет лежал уже неделю приготовленный на столике у входной двери. Он напоминал рукопись старика Толстого, не переписанный красивым почерком Софьи Андреевны. Сверху я припечатала его талоном к врачу. Верх этой композиции должен был красиво завершать номерочек на ноге, но это уже сделают без меня. Размышления о бренности всего живого прервал неопределенный телефонный звонок:
— Это Аркадий, здравствуйте, — не хотите приобрести красивый номер?
Задним умом я отругала себя, что швырнула трубку. Могла бы выбрать. То есть что-то сделать для себя. И это натолкнуло меня на мысль, что если «красивый номер» от меня теперь не зависит, то надо сделать то, что я пока могу сделать сама. Я воспользовалась депилятором и надела комплект белья, который я предполагала для другого особенного случая. Но превратности судьбы лихо поменяли один особый случай на другой.
Вводя в приложение такси адрес «Улица Юннатов» я задумалась. До этого она была славна лишь ветеринарной станцией — одной из старейших. Неужели все произойдет именно там. В конечном счете у нас в районе есть отличный сумасшедший дом, там лежал Врубель и много творческих людей давно ушедшей эпохи. Но видимо не по Сеньке шапка.
Поликлиника производила впечатление именно такого последнего пристанища, которое я заслужила. «Регистратура справок не дает», «Вешалок нет», «Без бахил и перчаток не обслуживаем», «Прививки от Ковид- 19 — 3-ий этаж». Эта моя Виа Долороза далась мне очень нелегко, но я доставила себя до места без увечий и зашла туда, где согласно стрелкам будет мне вечная жизнь. На меня почему-то обернулись все. Со страху я забыла снять шапку — такую а ля Наденька из «Иронии судьбы», практически все лицо было закрыто черной маской, а на руках были черные перчатки. Этот имидж «Казбич украл коня и припрятав его в регистратуре, поднялся выше, чтобы узнать, чем можно еще поживиться» остановил адовый скандал ресепции с двумя пенсионерами, которые вопили, что они уже отсидели в комнате отдыха и где их сертификаты, так как скоро закончится Happy hour в соседнем гастрономе. В гробовой тишине я стянула шапку и наэлетризованные волосы встали дыбом — картина морфировала в «Казбича на электрическом стуле» и оживления не добавила.
— Мне назначено, — произнесла я, чтобы хоть как-то разрядить тишину, — на 12-48.
— А мне — на 12-34, — оттеснил меня сильно после вчерашнего мужчина, — а я тороплюсь!
Торопиться он мог только в пивной ларек, и я, честно говоря, составила бы с удовольствием ему компанию вместо титульного события.
Наконец меня пригласили в кабинет:
— Елена Максимовна, проходите!
— Максовна, — поправила я.
— Неважно, проходите.
— Важно, вступила я в спор, вспомнив о профуканном красивом номере.
Врач была очень симпатичная, даже хипповая. Мне понравилась.
— Есть жалобы?
Я протянула то, что Софья Андреевна не переписала каллиграфическим почерком. Доктор заскучала. Просмотрела без интереса. Отдала обратно.
— Противопоказаний не вижу. Вопросы?
Вопросов у меня было много, и они были не только сформулированы и структурированы, но и тщательно записаны на бумажке. Но почему-то я задала только один:
— А когда можно будет выпить?
Интерес сразу вернулся.
— Ну дней через пять? Вы так странно спрашиваете, вы не похожи на человека, которого это может беспокоить.
В этот момент где-то в другой жизни, на площади, перед всем народом от меня отрекался мой друг Ношреван Альбертович.
— Через пять?- ужас в глазах, неприкрытых маской был неподдельным, и я потянулась за анамнезом.
Этот жест доктору не понравился
— Ну через три, — смягчилась она, поглядывая на внушительную папку — идите в тот кабинет, сейчас вас позовут.
Действительно через несколько минут раздалось:
— Елена Максудовна, проходите.
— Максовна, — поправила я.
— Отчество у вас интересное, наверное вы творческий работник.
— Наверное, — машинально ответила я.
— Мы так и запишем – деятель культуры, нам для статистики.
Вкололи, не больно и как-то неторжественно. Было немного обидно за красивое белье, которое не пригодилось. Сертификат выдали сразу. Там было правильно написано Максовна. В книге, где я за него расписалась стояло «Максимовна». Надо было жить дальше. Как-то организовывать другой особый случай. Разыскать Аркадия с красивым номером. На улице Юннатов шла жизнь. На часах было 12-48.
10-32 — это не патрон травматического действия, это время, на которое мне было назначено. Именно сегодня я поняла, что вступила в клуб. В клуб кому уже не считают. В гардеробе милая старушка, подмигнув мне заговорщицки, кивнула на молодого человека, который измерял температуру:
— Смотрите, какой у нас новый мальчик.
Сказала так по-свойски, как будто я знала старого. В этот момент я пыталась разлепить, залепленные каким-то конdерсионным способом, бахилы и буркнула, что мне не до мальчика. Старушка восприняла это по своему:
— Зря вы так, любви все возрасты покорны…
На этой фразе у меня лопнула бахила, и я воскликнула то, что воскликнул бы любой человек на моем месте, и что запрещено на законодательном уровне, и что обозначает особу женского пола пониженной социальной ответственности. Так как работник гардероба приняла это на свой счет вешалки мне не досталось. Как и бесценных сведений о судьбе предыдущего мальчика.
Доктор в этот раз предстал в лице молодого грузина. Через минуту разговора я поняла, что он не знаком с творчеством Ношревана Альбертовича и даже не знает, кто это. Как можно доверять грузину, который не знает Нэша? Что он может знать о моем самочувствии. В отместку на вопрос, есть ли жалобы, я пятнадцать минут пересказывала свой анамнез своими словами и пожаловалась, что в коридоре дует. Этим утверждением я окончательно прописалась в клубе тех, кому уже все равно. Это я видела в его глазах.
-Это из мужского туалета, — ответил он мне, как будто это что-то решало. Видимо из мужского туалета веяло такой забытой романтикой и вседозволенностью, что женщине моего возраста простудиться на этом сквозняке надо было почитать за честь.
— Идите в 317.
У 317 было оживление, я сходу вступила в дискуссию о преимуществах капотена перед коринфаром, адовом повышении цен на подсолнечное масло и прослушала поистине таинственную историю о том, как чьи-то соседи подключились к чужому электрическому щитку. Мне очень понравилось — знакомства тут заводились немедленно, информации было море. Например, я узнала, что вчера Байден сказал какую-то гадость, и я еще все на себе почувствую (на этом пункте страх от последствий вакцины начисто стерся, и я машинально нащупала в сумке ключ от домофона — не спер ли), что ярмарка выходного дня откроется второго апреля и «струя бобра» очень помогает от радикулита и простатита.
— И для этого…, — подмигнув мне произнес дедушка, которому по моим наблюдениям «это» было не интересно с времен выдачи ваучеров.
Наконец меня вызвали, и кольнули так, что я не почувствовала ничего. Со свойственной пожилым людям паранойей я заподозрила, что мне ничего не вкололи, а положенную мне вакцину продали налево, богатым. Чем я поделилась с медсестрой.
— Женщина, и вы туда же, больно — жалобы пишите, не больно, придумываете что-то.
Идея про жалобы меня очень вштырила. Я в ней увидела верный кусок хлеба. Буду сидеть внизу и писать за всех жалобы в своей манере за баллы в Пятерочке.
Кстати, о Пятерочке, куда я зашла после участия в национальной программе вакцинации, чтобы сделать первый шаг к резиновой женщине — то есть купить безалкогольного пива. Незнакомая кассирша попросила пенсионное. И я не обиделась, потому что мне понравилось. Заказала книжку «Сексуальность после 80».
Welcome to the club.
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Для Тани из Москвы…
Ночь я провела без сна. Подводила итоги. Предварительные (как у Ю. Трифонова) и окончательные, которые к пяти утра оформились в неотвратимость. Анамнез за 5 последних лет лежал уже неделю приготовленный на столике у входной двери. Он напоминал рукопись старика Толстого, не переписанный красивым почерком Софьи Андреевны. Сверху я припечатала его талоном к врачу. Верх этой композиции должен был красиво завершать номерочек на ноге, но это уже сделают без меня. Размышления о бренности всего живого прервал неопределенный телефонный звонок:
— Это Аркадий, здравствуйте, — не хотите приобрести красивый номер?
Задним умом я отругала себя, что швырнула трубку. Могла бы выбрать. То есть что-то сделать для себя. И это натолкнуло меня на мысль, что если «красивый номер» от меня теперь не зависит, то надо сделать то, что я пока могу сделать сама. Я воспользовалась депилятором и надела комплект белья, который я предполагала для другого особенного случая. Но превратности судьбы лихо поменяли один особый случай на другой.
Вводя в приложение такси адрес «Улица Юннатов» я задумалась. До этого она была славна лишь ветеринарной станцией — одной из старейших. Неужели все произойдет именно там. В конечном счете у нас в районе есть отличный сумасшедший дом, там лежал Врубель и много творческих людей давно ушедшей эпохи. Но видимо не по Сеньке шапка.
Поликлиника производила впечатление именно такого последнего пристанища, которое я заслужила. «Регистратура справок не дает», «Вешалок нет», «Без бахил и перчаток не обслуживаем», «Прививки от Ковид- 19 — 3-ий этаж». Эта моя Виа Долороза далась мне очень нелегко, но я доставила себя до места без увечий и зашла туда, где согласно стрелкам будет мне вечная жизнь. На меня почему-то обернулись все. Со страху я забыла снять шапку — такую а ля Наденька из «Иронии судьбы», практически все лицо было закрыто черной маской, а на руках были черные перчатки. Этот имидж «Казбич украл коня и припрятав его в регистратуре, поднялся выше, чтобы узнать, чем можно еще поживиться» остановил адовый скандал ресепции с двумя пенсионерами, которые вопили, что они уже отсидели в комнате отдыха и где их сертификаты, так как скоро закончится Happy hour в соседнем гастрономе. В гробовой тишине я стянула шапку и наэлетризованные волосы встали дыбом — картина морфировала в «Казбича на электрическом стуле» и оживления не добавила.
— Мне назначено, — произнесла я, чтобы хоть как-то разрядить тишину, — на 12-48.
— А мне — на 12-34, — оттеснил меня сильно после вчерашнего мужчина, — а я тороплюсь!
Торопиться он мог только в пивной ларек, и я, честно говоря, составила бы с удовольствием ему компанию вместо титульного события.
Наконец меня пригласили в кабинет:
— Елена Максимовна, проходите!
— Максовна, — поправила я.
— Неважно, проходите.
— Важно, вступила я в спор, вспомнив о профуканном красивом номере.
Врач была очень симпатичная, даже хипповая. Мне понравилась.
— Есть жалобы?
Я протянула то, что Софья Андреевна не переписала каллиграфическим почерком. Доктор заскучала. Просмотрела без интереса. Отдала обратно.
— Противопоказаний не вижу. Вопросы?
Вопросов у меня было много, и они были не только сформулированы и структурированы, но и тщательно записаны на бумажке. Но почему-то я задала только один:
— А когда можно будет выпить?
Интерес сразу вернулся.
— Ну дней через пять? Вы так странно спрашиваете, вы не похожи на человека, которого это может беспокоить.
В этот момент где-то в другой жизни, на площади, перед всем народом от меня отрекался мой друг Ношреван Альбертович.
— Через пять?- ужас в глазах, неприкрытых маской был неподдельным, и я потянулась за анамнезом.
Этот жест доктору не понравился
— Ну через три, — смягчилась она, поглядывая на внушительную папку — идите в тот кабинет, сейчас вас позовут.
Действительно через несколько минут раздалось:
— Елена Максудовна, проходите.
— Максовна, — поправила я.
— Отчество у вас интересное, наверное вы творческий работник.
— Наверное, — машинально ответила я.
— Мы так и запишем – деятель культуры, нам для статистики.
Вкололи, не больно и как-то неторжественно. Было немного обидно за красивое белье, которое не пригодилось. Сертификат выдали сразу. Там было правильно написано Максовна. В книге, где я за него расписалась стояло «Максимовна». Надо было жить дальше. Как-то организовывать другой особый случай. Разыскать Аркадия с красивым номером. На улице Юннатов шла жизнь. На часах было 12-48.
10-32 — это не патрон травматического действия, это время, на которое мне было назначено. Именно сегодня я поняла, что вступила в клуб. В клуб кому уже не считают. В гардеробе милая старушка, подмигнув мне заговорщицки, кивнула на молодого человека, который измерял температуру:
— Смотрите, какой у нас новый мальчик.
Сказала так по-свойски, как будто я знала старого. В этот момент я пыталась разлепить, залепленные каким-то конdерсионным способом, бахилы и буркнула, что мне не до мальчика. Старушка восприняла это по своему:
— Зря вы так, любви все возрасты покорны…
На этой фразе у меня лопнула бахила, и я воскликнула то, что воскликнул бы любой человек на моем месте, и что запрещено на законодательном уровне, и что обозначает особу женского пола пониженной социальной ответственности. Так как работник гардероба приняла это на свой счет вешалки мне не досталось. Как и бесценных сведений о судьбе предыдущего мальчика.
Доктор в этот раз предстал в лице молодого грузина. Через минуту разговора я поняла, что он не знаком с творчеством Ношревана Альбертовича и даже не знает, кто это. Как можно доверять грузину, который не знает Нэша? Что он может знать о моем самочувствии. В отместку на вопрос, есть ли жалобы, я пятнадцать минут пересказывала свой анамнез своими словами и пожаловалась, что в коридоре дует. Этим утверждением я окончательно прописалась в клубе тех, кому уже все равно. Это я видела в его глазах.
-Это из мужского туалета, — ответил он мне, как будто это что-то решало. Видимо из мужского туалета веяло такой забытой романтикой и вседозволенностью, что женщине моего возраста простудиться на этом сквозняке надо было почитать за честь.
— Идите в 317.
У 317 было оживление, я сходу вступила в дискуссию о преимуществах капотена перед коринфаром, адовом повышении цен на подсолнечное масло и прослушала поистине таинственную историю о том, как чьи-то соседи подключились к чужому электрическому щитку. Мне очень понравилось — знакомства тут заводились немедленно, информации было море. Например, я узнала, что вчера Байден сказал какую-то гадость, и я еще все на себе почувствую (на этом пункте страх от последствий вакцины начисто стерся, и я машинально нащупала в сумке ключ от домофона — не спер ли), что ярмарка выходного дня откроется второго апреля и «струя бобра» очень помогает от радикулита и простатита.
— И для этого…, — подмигнув мне произнес дедушка, которому по моим наблюдениям «это» было не интересно с времен выдачи ваучеров.
Наконец меня вызвали, и кольнули так, что я не почувствовала ничего. Со свойственной пожилым людям паранойей я заподозрила, что мне ничего не вкололи, а положенную мне вакцину продали налево, богатым. Чем я поделилась с медсестрой.
— Женщина, и вы туда же, больно — жалобы пишите, не больно, придумываете что-то.
Идея про жалобы меня очень вштырила. Я в ней увидела верный кусок хлеба. Буду сидеть внизу и писать за всех жалобы в своей манере за баллы в Пятерочке.
Кстати, о Пятерочке, куда я зашла после участия в национальной программе вакцинации, чтобы сделать первый шаг к резиновой женщине — то есть купить безалкогольного пива. Незнакомая кассирша попросила пенсионное. И я не обиделась, потому что мне понравилось. Заказала книжку «Сексуальность после 80».
Welcome to the club.