МАНДЕЛЬШТАМ. РЕВОЛЮЦИЯ. МЫ
16 декабря, 2016 9:15 пп
Наталья Троянцева
Наталья Троянцева:
Век мой! Зверь мой! Я сумею
Заглянуть в твои зрачки.
И своей любовью склею
Двух столетий позвонки.
Если бы стихотворение Осипа Мандельштама начиналось вот так – он бы остался жив.
Я люблю Мандельштама очень, потому, что гениальность его ощущаю физически.
«…Блажен, кто называл кремень
Учеником воды проточной.
Блажен, кто завязал ремень
Подошве гор на твёрдой почве.
И я теперь учу дневник
Царапин грифельного лета…»
«И я – блажен. Потому что встроил собственную суть в необъятность Вселенной» – ретранслирую я.
Выказав, высказав исчерпывающе собственную гениальность, он, подобно Пушкину, Лермонтову, Высоцкому не смог посмотреть на неё глазами гения. Потому и погиб так рано. Из гениев долгожителем был разве что Гёте, видевший гения в домашнем зеркале.
Если ты не сумел дух и мысль свою встроить во время, это сделает вечность, очевидцев иных потеснив. Это уже – автоцитата.
Жить внутри каждого мгновения, не пытаясь обогнать время, удаётся единицам. В этом заключена гармония непреходящего ощущения счастья. Внутри мгновения не существует препятствий, там нет обстоятельств – бесчисленных социальных клише. Человек там остаётся наедине с Творцом. Любое событие, в котором он участвует – благо, поскольку он и творит событие.
Мчась с временем наперегонки, мы несем в себе вирус революции. Когда революция происходит в реальности, даже тому, кто объявляет себя её главным организатором, трудно понять, что он тут ни при чём. В состязании по бегу время внезапно дало человеку фору – чтобы, годы спустя, снова взять надёжный реванш.
Из школьной программы по литературе помнится ленинское «…декабристы «разбудили» Герцена, Герцен развернул революционную агитацию…». Вождь искал хотя бы вербальную точку опоры, чтобы подкрепить собственную сокрушительную авантюру историческим обоснованием.
И Мандельштам был в числе тех, кто грезил революцией. А после – кровью склеил презираемый девятнадцатый со страшным волчьим двадцатым.
Кровь – та же любовь, если циркулирует внутри, снабжая жизненным ресурсом сердце. Или – ненависть, когда бессильно льётся из огнестрельной раны.
Наталья Троянцева
Наталья Троянцева:
Век мой! Зверь мой! Я сумею
Заглянуть в твои зрачки.
И своей любовью склею
Двух столетий позвонки.
Если бы стихотворение Осипа Мандельштама начиналось вот так – он бы остался жив.
Я люблю Мандельштама очень, потому, что гениальность его ощущаю физически.
«…Блажен, кто называл кремень
Учеником воды проточной.
Блажен, кто завязал ремень
Подошве гор на твёрдой почве.
И я теперь учу дневник
Царапин грифельного лета…»
«И я – блажен. Потому что встроил собственную суть в необъятность Вселенной» – ретранслирую я.
Выказав, высказав исчерпывающе собственную гениальность, он, подобно Пушкину, Лермонтову, Высоцкому не смог посмотреть на неё глазами гения. Потому и погиб так рано. Из гениев долгожителем был разве что Гёте, видевший гения в домашнем зеркале.
Если ты не сумел дух и мысль свою встроить во время, это сделает вечность, очевидцев иных потеснив. Это уже – автоцитата.
Жить внутри каждого мгновения, не пытаясь обогнать время, удаётся единицам. В этом заключена гармония непреходящего ощущения счастья. Внутри мгновения не существует препятствий, там нет обстоятельств – бесчисленных социальных клише. Человек там остаётся наедине с Творцом. Любое событие, в котором он участвует – благо, поскольку он и творит событие.
Мчась с временем наперегонки, мы несем в себе вирус революции. Когда революция происходит в реальности, даже тому, кто объявляет себя её главным организатором, трудно понять, что он тут ни при чём. В состязании по бегу время внезапно дало человеку фору – чтобы, годы спустя, снова взять надёжный реванш.
Из школьной программы по литературе помнится ленинское «…декабристы «разбудили» Герцена, Герцен развернул революционную агитацию…». Вождь искал хотя бы вербальную точку опоры, чтобы подкрепить собственную сокрушительную авантюру историческим обоснованием.
И Мандельштам был в числе тех, кто грезил революцией. А после – кровью склеил презираемый девятнадцатый со страшным волчьим двадцатым.
Кровь – та же любовь, если циркулирует внутри, снабжая жизненным ресурсом сердце. Или – ненависть, когда бессильно льётся из огнестрельной раны.