«Мама уговаривала бабушку и дедушку не кормить меня салом…»
27 апреля, 2019 5:25 дп
Ольга Роева
До 2-класса я росла вместе с бабушкой и дедушкой, в деревне под Краснодаром.
Мама раз в год прилетала ко мне из Магадана, показывала несколько упражнений с обручем и улетала.
Маме не нравилось, что в свои 6 лет я недостаточно занимаюсь фигурой. Поэтому она показывала мне топ- 5 своих упражнений. Сама мама была крупной женщиной, и, видимо, наличие полной девочки рядом как бы еще больше подчёркивало её богатырскую стать. И не только подчёркивало, но отбрасывало нехорошую тень на всю нашу женскую линию.
Каждый год, улетая, мама настырно просила меня похудеть, а бабушку и дедушку так же настырно уговаривала не кормить меня салом. Бабушка же на весь аэропорт орала маме, чтобы та заткнулась и не виляла просто так задом.
Видимо, имелось ввиду, что задом можно было бы воспользоваться и с умом, то есть выйти замуж и найти ребёнку отца. Вот выйдет и тогда, может быть, её примут всерьёз с её смехотворными претензиями к салу.
Каждый год мы с мамой встречались заново, и как бы разочарованные друг другом, ехали молча из аэропорта домой. Я по-прежнему толстая, мама по-прежнему незамужняя. Годы шли, а нам так и не удавалось взять эти роковые барьеры. Но почему- то именно то, что мама вновь и вновь приезжала без отца, давало мне неоспоримое право её не слушать и относиться к ней легкомысленно. Тем самым оставаясь по-прежнему на стороне бабушки, с её яростной рекламой сала.
Да и вообще, дружба с бабушкой была гораздо выгоднее в плане сладкого и мучного.
А любовь мамы была хоть и пленительной, но требовала уж слишком много жертв. Надо было уж очень сильно стараться, чтобы ей понравится. А если всё время стараться, и крутить этот вонючий обруч, когда же играть и жить? Поэтому, я разумно решила ничего не менять и быть на стороне стариков.
Неудивительно, что в раннем детстве самые близкие и теплые отношения завязались у меня именно с бабушкой и дедушкой. Я их так и называла «папа» и «мама».
Дедушку я помню раньше, чем бабушку. Первое, что я о нём узнала: то, что он ни черта не делает по дому. А только ходит и пересказывает всем новости из телевизора. Мне было обидно за дедушку, потому что в доме всё было ровно наоборот. Сначала дедушка днями и ночами строил нам новый дом, потом он строил баню, потом, чтобы окончательно понравится бабушке, построил новый курятник и сеновал, от отчаяния вырыл дополнительный туалет и скважину. Но бабушка не унималась и продолжала напирать на то, что он ничего не делает. И как бы пользуясь тем, что дедушка ничего не делает, она сама всё чаще ничего не делала и смотрела сериалы.
Видимо, претензии к дедушке возникали из-за наших зажиточных соседей Гордиенок. Как-то так получалось, что как бы не старался дедушка, Гордиенки обогащались быстрее и упорней нас. Это изводило бабушку. За ужином, направляя свой потухающий взгляд на мужа, она сообщала горестные известия.
— Вот, Петя… да. Гордиенки купили ещё одну корову.
И все молчали, понимая, что эта корова забила последний гвоздь в гроб нашей неряшливой нищеты. Дедушку снова гнали на полевые работы.
При этом напротив нас жила тётя Лариса. Молодая, вечно битая мужем женщина с двумя детьми.
Пока муж её бил, моя бабушка ей симпатизировала и даже приносила по пятницам молоко. Потом тётя Лариса догадалась позвать родителей – ветеранов ВОВ. Они отважно приехали на одном велосипеде – муж за рулём, жена на заднем сидении, в корзинке у них лежало заботливо завёрнутое в марлю ружьё.
Выгнали опустившегося мужа за день, потом отсудили дом. Дом стали достраивать и стремительно облагораживать. Разбили красивый сад, посеяли цветы, каких ни у кого не было. Бабушка начала смотреть на тётю Ларису с подозрением. Не очень хорошо смотреть.
— Поди, Лёля, посмотри, что они там садят.
И я шла, проворно изображая детское любопытство к живой природе и сельском хозяйству.
— Какая хорошая девочка растёт, учёной станет! — говорила тётя Лариса, и забывшись, разбазаривала все сведения о своём участке. Тут вот у неё розы будут, тут лилии, тут маргаритки.
Бабушка тоже начала ускоренно сажать маргаритки. У неё была лучшая подружка — проворовавшийся бухгалтер Лида Братухина, и вот у этой Братухиной она выменяла на курицу какой-то неземной сорт этих маргариток. Каждый день она подходила к ним, поливала, лелеяла. На какой-то период маргаритки заменили ей даже меня. Хотя я тоже только-только росла. Бывало, бабушка поскандалит с дедушкой, а потом бежит к маргариткам успокаиваться. Видимо, вид этих маргариток внушал ей, что в мире наравне с мужем, который ни черта не делает, есть что-то по-настоящему прекрасное и нужное.
И вот однажды в эти маргаритки зашли котята. Гуляли по цветам как по парку развлечений, им хотелось адреналина и безумств. Ровно то, что и могла дать моя бабушка.
Она и в мирной жизни была очень взрывоопасна, а тут хватило секунды. Секунды! Чтобы из кухни перелететь в палисадник и крикнуть фразу, которую я мечтаю зафиксировать в словаре:
— Ах вы, бляцкие каракатицы! Пошли к чёрту с моих маргариток!
— Ниночка! Ниночка! – бежал из гаража перепуганный дедушка, подозревая, что на маргаритки и бабушку напала неведомая саранча.
Понятное дело, в гости я старалась никого не приглашать. В детском саду и так смеялись над моей бабушкой и её темпераментом. Темперамент был как у бойцовского петуха. Ни вежливость, ни доброта как бы не поспевали за этим темпераментом. Хотя всё это конечно было в настройках. Просто пока темперамент рушил здания и города, добро ковыляло где- то сзади и приходило извиняться, когда уже все убежали, когда всё уже сожжено. Никто, кроме загадочной и проворовавшейся Лиды Братухиной, не мог этого понять.
Но эти «бляцкие каракатицы», сказанные на котят, каждый раз как открытка с того света. Вдруг доходят до меня отголоском бабушки, и доводят почти до слёз. И жаль, что нельзя вернуться, и радостно, что всё было.
Спасибо, бабушка, что приснилась
Ольга Роева
До 2-класса я росла вместе с бабушкой и дедушкой, в деревне под Краснодаром.
Мама раз в год прилетала ко мне из Магадана, показывала несколько упражнений с обручем и улетала.
Маме не нравилось, что в свои 6 лет я недостаточно занимаюсь фигурой. Поэтому она показывала мне топ- 5 своих упражнений. Сама мама была крупной женщиной, и, видимо, наличие полной девочки рядом как бы еще больше подчёркивало её богатырскую стать. И не только подчёркивало, но отбрасывало нехорошую тень на всю нашу женскую линию.
Каждый год, улетая, мама настырно просила меня похудеть, а бабушку и дедушку так же настырно уговаривала не кормить меня салом. Бабушка же на весь аэропорт орала маме, чтобы та заткнулась и не виляла просто так задом.
Видимо, имелось ввиду, что задом можно было бы воспользоваться и с умом, то есть выйти замуж и найти ребёнку отца. Вот выйдет и тогда, может быть, её примут всерьёз с её смехотворными претензиями к салу.
Каждый год мы с мамой встречались заново, и как бы разочарованные друг другом, ехали молча из аэропорта домой. Я по-прежнему толстая, мама по-прежнему незамужняя. Годы шли, а нам так и не удавалось взять эти роковые барьеры. Но почему- то именно то, что мама вновь и вновь приезжала без отца, давало мне неоспоримое право её не слушать и относиться к ней легкомысленно. Тем самым оставаясь по-прежнему на стороне бабушки, с её яростной рекламой сала.
Да и вообще, дружба с бабушкой была гораздо выгоднее в плане сладкого и мучного.
А любовь мамы была хоть и пленительной, но требовала уж слишком много жертв. Надо было уж очень сильно стараться, чтобы ей понравится. А если всё время стараться, и крутить этот вонючий обруч, когда же играть и жить? Поэтому, я разумно решила ничего не менять и быть на стороне стариков.
Неудивительно, что в раннем детстве самые близкие и теплые отношения завязались у меня именно с бабушкой и дедушкой. Я их так и называла «папа» и «мама».
Дедушку я помню раньше, чем бабушку. Первое, что я о нём узнала: то, что он ни черта не делает по дому. А только ходит и пересказывает всем новости из телевизора. Мне было обидно за дедушку, потому что в доме всё было ровно наоборот. Сначала дедушка днями и ночами строил нам новый дом, потом он строил баню, потом, чтобы окончательно понравится бабушке, построил новый курятник и сеновал, от отчаяния вырыл дополнительный туалет и скважину. Но бабушка не унималась и продолжала напирать на то, что он ничего не делает. И как бы пользуясь тем, что дедушка ничего не делает, она сама всё чаще ничего не делала и смотрела сериалы.
Видимо, претензии к дедушке возникали из-за наших зажиточных соседей Гордиенок. Как-то так получалось, что как бы не старался дедушка, Гордиенки обогащались быстрее и упорней нас. Это изводило бабушку. За ужином, направляя свой потухающий взгляд на мужа, она сообщала горестные известия.
— Вот, Петя… да. Гордиенки купили ещё одну корову.
И все молчали, понимая, что эта корова забила последний гвоздь в гроб нашей неряшливой нищеты. Дедушку снова гнали на полевые работы.
При этом напротив нас жила тётя Лариса. Молодая, вечно битая мужем женщина с двумя детьми.
Пока муж её бил, моя бабушка ей симпатизировала и даже приносила по пятницам молоко. Потом тётя Лариса догадалась позвать родителей – ветеранов ВОВ. Они отважно приехали на одном велосипеде – муж за рулём, жена на заднем сидении, в корзинке у них лежало заботливо завёрнутое в марлю ружьё.
Выгнали опустившегося мужа за день, потом отсудили дом. Дом стали достраивать и стремительно облагораживать. Разбили красивый сад, посеяли цветы, каких ни у кого не было. Бабушка начала смотреть на тётю Ларису с подозрением. Не очень хорошо смотреть.
— Поди, Лёля, посмотри, что они там садят.
И я шла, проворно изображая детское любопытство к живой природе и сельском хозяйству.
— Какая хорошая девочка растёт, учёной станет! — говорила тётя Лариса, и забывшись, разбазаривала все сведения о своём участке. Тут вот у неё розы будут, тут лилии, тут маргаритки.
Бабушка тоже начала ускоренно сажать маргаритки. У неё была лучшая подружка — проворовавшийся бухгалтер Лида Братухина, и вот у этой Братухиной она выменяла на курицу какой-то неземной сорт этих маргариток. Каждый день она подходила к ним, поливала, лелеяла. На какой-то период маргаритки заменили ей даже меня. Хотя я тоже только-только росла. Бывало, бабушка поскандалит с дедушкой, а потом бежит к маргариткам успокаиваться. Видимо, вид этих маргариток внушал ей, что в мире наравне с мужем, который ни черта не делает, есть что-то по-настоящему прекрасное и нужное.
И вот однажды в эти маргаритки зашли котята. Гуляли по цветам как по парку развлечений, им хотелось адреналина и безумств. Ровно то, что и могла дать моя бабушка.
Она и в мирной жизни была очень взрывоопасна, а тут хватило секунды. Секунды! Чтобы из кухни перелететь в палисадник и крикнуть фразу, которую я мечтаю зафиксировать в словаре:
— Ах вы, бляцкие каракатицы! Пошли к чёрту с моих маргариток!
— Ниночка! Ниночка! – бежал из гаража перепуганный дедушка, подозревая, что на маргаритки и бабушку напала неведомая саранча.
Понятное дело, в гости я старалась никого не приглашать. В детском саду и так смеялись над моей бабушкой и её темпераментом. Темперамент был как у бойцовского петуха. Ни вежливость, ни доброта как бы не поспевали за этим темпераментом. Хотя всё это конечно было в настройках. Просто пока темперамент рушил здания и города, добро ковыляло где- то сзади и приходило извиняться, когда уже все убежали, когда всё уже сожжено. Никто, кроме загадочной и проворовавшейся Лиды Братухиной, не мог этого понять.
Но эти «бляцкие каракатицы», сказанные на котят, каждый раз как открытка с того света. Вдруг доходят до меня отголоском бабушки, и доводят почти до слёз. И жаль, что нельзя вернуться, и радостно, что всё было.
Спасибо, бабушка, что приснилась