Макаревич был неправ
26 сентября, 2022 2:45 пп
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Макаревич был неправ. Мы не живем в «эпоху большой нелюбви». Россия, как раз, всегда страдала от любви… Любовь наша была как у подростков, довольно идиотская – или навсегда, или все… трагедия на века. Компромиссов не бывает. Пленных не брать. Мы живем много веков в эпоху какой-то великой любви, которая сметает все на своем пути и пожирает своих детей с особой тщательностью.
Если бы Софья Перовская, дочь губернатора Петербурга, невзрачная тихая девочка, собравшаяся утвердить свою сексуальность подальше от света, не встретила бы на вокзале Желябова и не влюбилась бы в него…. Она бы лично не чертила планы и не махала бы белым платком бомбистам…. Если бы Александр II не влюбился бы в княгиню Долгорукову и не болтался бы один по городу в этой своей эйфории, он бы не встретился с друзьями Софьи Перовской.
Николай II любил свою жену прямо очень, до этого, правда, он любил Матильду Кшесинскую… Еще любил фотографию. Жена его любила мужа, прямо очень, любила Распутина и еще всяких вспомогательных лиц, трудящихся на ниве магических сил. Пока они все друг друга любили, немного про@бали Родину. С другой стороны про@бали — это тоже о любви.
Потом все любили Ленина. Но он быстро помер, кстати, тоже от болезни любви. И плакали о нем « и дети в школах, и инженеры на заводах». Потом все любили Сталина и Кирова, с убийства которого на бабе, со спущенными штанами, ревнивым мужем исторически начался террор (это же тоже любовь?).
Сталина любили очень. Первый тост был за него всегда. Неважно, сколько родственников и знакомых у поднимавших этот тост, уже было расстреляно, сидело или просто сгинуло. Вот «така любовь».
К Сталину была просто садо–мазо страсть, которая, как выяснилось, передается генетически. Стокгольмский синдром, идентифицированный и изученный намного позже (но ведь это не значит, что его не было до момента идентификации), это просто детская игра в крысу. В горнило любви к Сталину, бросалось все — собственная жизнь, родственники, знакомые, незнакомые, домашние животные и скарб весь без остатка. То ли в водку что-то тогда подмешивали, то ли все поддались каким-то коллективным галлюцинациям. Иначе никак нельзя объяснить почему невысокий, всегда одинаково одетый, рябой, трусливый, сухорукий недоучившийся налетчик, сын алкоголика-сапожника и под стать ему @банутой голытьбы, так завладел либидо многих поколений. И до сих пор продолжает им владеть.
Остальных не любили… Хотя Хрущев, все-таки, вынес второй труп из Мавзолея, и слегка развенчал миф. Его, как раз, стоило любить хотя бы за это. Это как муж, который купил квартиру, оплатил заранее учебу детей, все содержание на 100 лет, и даже свой собственный памятник, а потом запил. И уже никто не помнит, что он сделал, хотя все этим пользуются, а просто говорят, что он алкаш и всю жизнь испоганил. Дорогой Леонид Ильич …. Это все-таки о любви. Такой домашней, нашей. И поцелуи прямо в грызло… Мне лично особенно запомнился с Эриком Хонеккером.
Андропова и Черненко мы конечно тоже любили, но это был quickie. Глубинно и страстно мы не успели. Но мы очень скорбели, прямо каждый год. Параллельно все продолжали любить Ленина — он же в тебе и во мне. Но уже как-то без страсти, как любят друг друга пенсионеры, прожившие 40 лет вместе. К тому же, к нему можно было всегда прийти, рассказать о своей любви, и он не мог ответить “А я тебя нет”. То есть, в некотором роде, поддерживалось ощущение взаимности.
А потом пришла почти свобода. И мы поняли, что никого любить не надо, даже тех, кто нам ее предоставил. Жили мы плохо, потому что без любви. Но весело. Мы же не влюбленные. И вот в 12-00, 31 декабря 1999 года о нас позаботились.
Ура! Вот оно, сначала увлечение, робкая влюбленность, любовь, а потом страсть. И все без взаимности. Как мы любим. И как мы привыкли. Мы снова в игре. Мы снова встали с колен. У нас есть армия, скрепы, фермерские продукты и автомат Калашникова (он, кстати, на флаге Мозамбика). Ничто так не ожесточает как любовь без взаимности.
Все от нервов, и только несколько болезней от любви. Мы все никак не можем отлюбить, оглянуться и посмотреть вокруг. И найти другого — который не пьет и не дерется. Такие тоже есть — но их надо воспитывать под себя. Но, к сожалению, мы однолюбы. Один раз и навсегда. Так что, давайте восклицать! Лично у меня за последнее время проявились все моменты, обострились все болезни от нервов и ни одной от любви.
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Макаревич был неправ. Мы не живем в «эпоху большой нелюбви». Россия, как раз, всегда страдала от любви… Любовь наша была как у подростков, довольно идиотская – или навсегда, или все… трагедия на века. Компромиссов не бывает. Пленных не брать. Мы живем много веков в эпоху какой-то великой любви, которая сметает все на своем пути и пожирает своих детей с особой тщательностью.
Если бы Софья Перовская, дочь губернатора Петербурга, невзрачная тихая девочка, собравшаяся утвердить свою сексуальность подальше от света, не встретила бы на вокзале Желябова и не влюбилась бы в него…. Она бы лично не чертила планы и не махала бы белым платком бомбистам…. Если бы Александр II не влюбился бы в княгиню Долгорукову и не болтался бы один по городу в этой своей эйфории, он бы не встретился с друзьями Софьи Перовской.
Николай II любил свою жену прямо очень, до этого, правда, он любил Матильду Кшесинскую… Еще любил фотографию. Жена его любила мужа, прямо очень, любила Распутина и еще всяких вспомогательных лиц, трудящихся на ниве магических сил. Пока они все друг друга любили, немного про@бали Родину. С другой стороны про@бали — это тоже о любви.
Потом все любили Ленина. Но он быстро помер, кстати, тоже от болезни любви. И плакали о нем « и дети в школах, и инженеры на заводах». Потом все любили Сталина и Кирова, с убийства которого на бабе, со спущенными штанами, ревнивым мужем исторически начался террор (это же тоже любовь?).
Сталина любили очень. Первый тост был за него всегда. Неважно, сколько родственников и знакомых у поднимавших этот тост, уже было расстреляно, сидело или просто сгинуло. Вот «така любовь».
К Сталину была просто садо–мазо страсть, которая, как выяснилось, передается генетически. Стокгольмский синдром, идентифицированный и изученный намного позже (но ведь это не значит, что его не было до момента идентификации), это просто детская игра в крысу. В горнило любви к Сталину, бросалось все — собственная жизнь, родственники, знакомые, незнакомые, домашние животные и скарб весь без остатка. То ли в водку что-то тогда подмешивали, то ли все поддались каким-то коллективным галлюцинациям. Иначе никак нельзя объяснить почему невысокий, всегда одинаково одетый, рябой, трусливый, сухорукий недоучившийся налетчик, сын алкоголика-сапожника и под стать ему @банутой голытьбы, так завладел либидо многих поколений. И до сих пор продолжает им владеть.
Остальных не любили… Хотя Хрущев, все-таки, вынес второй труп из Мавзолея, и слегка развенчал миф. Его, как раз, стоило любить хотя бы за это. Это как муж, который купил квартиру, оплатил заранее учебу детей, все содержание на 100 лет, и даже свой собственный памятник, а потом запил. И уже никто не помнит, что он сделал, хотя все этим пользуются, а просто говорят, что он алкаш и всю жизнь испоганил. Дорогой Леонид Ильич …. Это все-таки о любви. Такой домашней, нашей. И поцелуи прямо в грызло… Мне лично особенно запомнился с Эриком Хонеккером.
Андропова и Черненко мы конечно тоже любили, но это был quickie. Глубинно и страстно мы не успели. Но мы очень скорбели, прямо каждый год. Параллельно все продолжали любить Ленина — он же в тебе и во мне. Но уже как-то без страсти, как любят друг друга пенсионеры, прожившие 40 лет вместе. К тому же, к нему можно было всегда прийти, рассказать о своей любви, и он не мог ответить “А я тебя нет”. То есть, в некотором роде, поддерживалось ощущение взаимности.
А потом пришла почти свобода. И мы поняли, что никого любить не надо, даже тех, кто нам ее предоставил. Жили мы плохо, потому что без любви. Но весело. Мы же не влюбленные. И вот в 12-00, 31 декабря 1999 года о нас позаботились.
Ура! Вот оно, сначала увлечение, робкая влюбленность, любовь, а потом страсть. И все без взаимности. Как мы любим. И как мы привыкли. Мы снова в игре. Мы снова встали с колен. У нас есть армия, скрепы, фермерские продукты и автомат Калашникова (он, кстати, на флаге Мозамбика). Ничто так не ожесточает как любовь без взаимности.
Все от нервов, и только несколько болезней от любви. Мы все никак не можем отлюбить, оглянуться и посмотреть вокруг. И найти другого — который не пьет и не дерется. Такие тоже есть — но их надо воспитывать под себя. Но, к сожалению, мы однолюбы. Один раз и навсегда. Так что, давайте восклицать! Лично у меня за последнее время проявились все моменты, обострились все болезни от нервов и ни одной от любви.