«Дмитрий Анатольевич Медведев сидел на горшке и читал «Весёлые картинки» на айпаде, когда началась космическая война…»
26 сентября, 2022 2:56 пп
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
Один малоизвестный литератор сел сочинять новый роман, чтобы по кредиту выплатить ипотеку. Написал первое предложение:
«Прежде чем перейти к весьма небрежному и неточному рассказу, повествующему о моем путешествии к…» и задумался, куда бы ему задвинуть главного героя?
Можно, конечно, написать про пиратов. Это проще в плане материала. Открывай Википедию – там весь морской такелаж разложен по полочкам. С другой стороны, подумал писатель, это как-то унизительно. Морские просторы больше для детей и юношества. С ними в историю всемирной литературы не войдешь. Не говоря уже о Нобелевской премии. Тут он пошел заварить себе кофею, и стал фантазировать и придумывать речь, которую скажет нобелевскому комитету на вручении. «Дорогие друзья…»
Кофе просто так пить было невозможно, поэтому литератор отрезал себе кекса. Он посмотрел на свой живот, горько вздохнул, и подумал: может, выпью без всего? Надо взять себя в руки и перестать без конца жрать, слабохарактерное ты животное. Потом писатель подумал: а для чего я вообще живу на этой Земле? Для того, чтобы мучить себя и ограничивать? Или для того, чтобы получать от жизни удовольствие? Для того, чтобы страдать и выслушивать твои сраные нотации, зануда? Ответь, скот.
Скот безмолвствовал. Поэтому он твердо взял кекс, решив только, что за это сегодня подтянется 30 раз на турнике. Это его окрылило: все-таки он не какой-нибудь слабовольный мудак. Он отнес чашку и еду в комнату, и пошел к турнику, где повисел несколько секунд и дернулся 2 раза.
Итак, корсары отпадают. Можно запиндюрить ракету в космос, на обитаемую планету. Но вместо пошлой фантастики для юношества изобразить в остросатирическом ключе действительность, высмеять пороки нашего общества, жестокость, погоню за прибылью, душевную черствость людей. Литератор потер от радости руки и собрался уже приступить к написанию. Тут он подумал, что неплохо бы выпить для вдохновения пивка, и сбегал в пятерочку, где купил пару бутылок и чипсы.
Он откупорил и опустошил первое пиво, и только собрался изложить весьма смутные, но остроумные идеи, блуждавшие дорогой в его мозгу, как вдруг с ужасом вспомнил, что уже есть такой роман, и его написал один китаец. Это был роман про Луну, спички и кошек. И он даже получил за него Нобелевскую премию. А за одно и то же два раза не дают.
Тогда этот писатель сел на диван, оглушенный внезапным прозрением, и с горя допил вторую бутылку, и стал автоматически раскладывать пасьянс, чтобы привести в порядок расстроенные мысли. Тут он подумал, что не всё еще потеряно, и что вместо кошек можно изобразить на чужой планете жестокого диктатора, который правит обманутым населением, а герой борется с тираном и его побеждает. Здорово я выкрутился! – решил он. – Это будет гротеск и сатира, похлеще Гулливера. Он отставил в сторону пасьянс и взялся за третью бутылку.
Тут литератор после некоторого обдумывания резонно посудил, что если главный герой даже и победит тирана, то население его вряд ли поддержит, и всё это будет бессмысленно. И опять вспомнил, что про это тоже уже писали в одной пьесе про дракона. Ах, черт, подумал он. Пираты, луна, диктатор и драконы отпадают. Что остаётся?
Может быть, мне вычеркнуть эту первую фразу и сделать что-нибудь более сумасшедшее, какой-нибудь скетч, фарс, бурлеск? Тогда он, как бы примериваясь и прицеливаясь к будущей работе, набросал:
«Дмитрий Анатольевич Медведев сидел на горшке и читал «Весёлые картинки» на айпаде, когда началась космическая война. Но он не испугался, а говорит в рацию: — Вызвать ко мне командиров межпланетных звездолетов с красными эполетами».
Нет, не смешно. И малость грубовато. От политики все шарахаются, как от чумного. Так не пойдет. Писатель вздохнул, почесал колено и выпил еще кофе, съел опять кекс, отчитал самого себя за слабохарактерность, подтянулся, выпил пива и внезапно придумал. Напишу-ка я про секс. Это всегда актуально и востребовано. Предчувствие чего-то нового и величественного заставило его собраться с мыслями, снова раскрыть пасьянс, и заняться деталями будущего любовного романа.
Итак, у меня будет главная героиня, и она будет обворожительна. Это будет не такая красивая девушка, у которой красиво только лицо, — решил литератор. И не такая, у которой красиво все остальное. Нет, это будет целиком красивая девушка. Девушка, на которую даже страшно смотреть. Руки его задрожали от предвкушения.
И из-за её внешнего вида с ней никто не сможет дружить. Потому, что подруги будут ей завидовать, а молодые люди бояться даже заговорить, думая, примерно, так: «Ну, это – точно не для меня. Я, конечно, крутой парень. Но не до такой же степени. Ну, его нах даже связываться». В итоге, у неё не будет ни друзей, ни подруг, ни секса. От этого она будет ужасно страдать, без любви и ласки, брошенная в море одиночества и печали. И её прекрасная голая грудь, набухшая от желания, не будет мята ничьей рукой. Перспектива такого трагического бытия ошеломила писателя, и слезы выкатили из его глаз и готовы были сорваться с ресниц, покуда он не утер их грязным полотенцем. И потому ему пришлось бежать еще за парой пива, чтобы восстановить силы и собраться с духом. В пятерочке он вспомнил, что забыл яйца, которые кинул варить на плите, и бросился обратно.
По дороге домой он стал придумывать, как она будет выглядеть, и немного отвлекся и возбудился. Мечтая о её груди, он вдруг с удивлением увидел, что у неё разные соски. Разные глаза в литературе были, но вот разные соски! Это вряд ли. И роман он назовет «девушка с разными сосками». Мысль сия так взволновала литератора, что он набрал горячую ванну с пеной, залез в неё, и в изысканной и утонченной манере предался бесплодным эротическим фантазиям.
В ванной он учуял запах горелого, и бросился на кухню, где его яичница всмятку вся выгорела подчистую. После того он немножко остыл и уже не испытывал к красивой девушке того пиетета, что раньше. И даже смотрел на неё немного как бы свысока, и будто с насмешкой. И у него даже бродили мысли над ней слегка надсмеяться. Писатель стал придумывать всякие гадости и скабрезности про красивую девушку. И потирать от удовольствия руки. Фантазия его разыгралась сверх всякой меры. Тут он прошел в трусах мимо зеркала, увидел, какое у него пузо, назвал себя в сердцах ничтожеством, и поплелся подтягиваться. После чего заварил кофе и съел кекс.
Он уловил в воздухе какой-то флюид, нащупал примерную идею, и понял, что так просто, с кондачка, идею не одолеть, и ему потребуется для этого, как минимум, подкрепиться. А поскольку идея была весьма элегантная, то пивом здесь было не обойтись, а нужно хотя бы вино или шампанское. И писатель поволокся в магазин, и купил там бутылку каберне. А по дороге еще два раза подтянулся.
По приходу домой литератор наполнил бокал, отломил сыра с плесенью, сел на диван и стал рассуждать. Идея его вкратце была такова. С красивой девушкой знакомится один парень, и она от радости и восторга в него влюбляется. Но дальше всё становится очень запутано: парень оказывается гей, и влюбляется не в неё, а в её отца, а чтобы с ним познакомиться, подло её использует. Когда девушка узнает об этом из секретной переписки, она почти сходит с ума, и решает покончить жизнь самоубийством. Но потом передумывает и из вредности становится лесбиянкой.
Писатель допил вино, и подумал – нет, так нельзя. Это совершенно невозможно так жить. Что ты за свинья, в самом-то деле? Ты бухаешь, напиваешь себя пивом и кексами. Совсем не заботясь о фигуре. А ведь тебе – выступать в Стокгольме, в королевском дворце. На кого ты похож? И он надел спортивный костюм и кроссовки, и побежал на пробежку, чтобы быть в форме и тонусе. И бегал где-то минут десять, пока не выдохся и не простудился.
Потом он, кашляя, пришел домой, набрал ванную, погрузился в неё, чтобы смыть пот, вспомнил девушку, два раза подумал о ней доброжелательно и один раз – в самых извращенных смыслах. И когда он вытирался уже полотенцем, тут вдруг его осенило, что это у него выходит Лолита, только наоборот. И от того он страшно огорчился и уронил полотенце.
Весь в расстроенных чувствах он вошел в комнату, как призрак, как тень, глянул на себя в зеркало, пошел к турнику, заварил кофе, съел кекс, выпил вино, подтянулся, пасьянс, кекс, вино, турник, ванная. Бултыхаясь в пене, он решительно и бесповоротно удалил обесчещенную им красивую девушку, стер с лица Земли гея, уничтожил отца под колесами автомобиля и пошел в магазин уже за водкой. К сожалению, было десять часов. После десяти в магазинах выпивки не продавали, и он вернулся обратно, даже забыв купить туалетной бумаги.
Он сел за стол, вцепился в волосы, и стал раскачиваться на стуле, думая о своём ничтожестве. Слабоволие, пузо, пиво, кекс, отсутствие сюжета. Для чего ты живешь? Если ли в тебе стержень, человечишко? Сможешь ты стать, наконец, цельной личностью, настоящей фигурой, героем, а не тряпкой и слизняком? Можешь ли, ты, например, вот, взять прямо сейчас, и выброситься в окно? Слабо? Каково это – лететь мордой к земле, чувствовать лбом удар, а мозгами – гирьку внутри, которая проламывает затылок и выстреливает из темечка наружу? слышать хруст собственных шейных позвонков, пальцев рук, зубов, лом коленей? Дышать еще какое-то время, втягивая в пробитые легкие осколки ребер. Он увидел мешок с костями и кровью, и резко тряхнул головой. Бррр.
От увиденного его вдруг потянуло блевать, и он скоро побежал в туалет. Возьми себя в руки. У тебя же, блять, четыре неоконченных романа! Человечество этого не переживет! Глядя на унитаз, он внезапно вспомнил, что у него кое что есть. И эта мысль его взбодрила. Смерти – нет, жизни – да! Будем же веселиться, пока молоды. Писатель смыл блевотину, скрутил косячок, и пошел на балкон, и сел там, и покурил плана. И он посмотрел на дерево, которое росло у них во дворе, и подумал: Вот оно! Девушка останется. Она будет некрасивой. Отлично. Всё становится на свои места.
Он глупо рассмеялся и стал думать, как будет развиваться его роман.
Это будет очаровательный, изысканный и никогда ранее не писанный сюжет.
Некрасивая девушка. Учеба в институте. Педагог возрастом старше даже её отца. Секс с ним. Оттенки педофилии. Жена педагога тридцати пяти лет. Педагог приглашает делать секс вместе с женой, которая не против. Её секс с его женой, потом опять с ним, секс втроем и шведское сожительство. Лоск с ноткой червоточинки.
Чтобы всех, кто читал, выворачивало от неприятия, но при том так захватывало, что даже не отпускало. И понуждало читать дальше, погружаясь с головой в эту патоку разврата под маской внешней благопристойности. Нейтрально морально и буднично порочно. Отвратительно цинично. Закат третьего Рима. Викторианская чопорность и гибельная похоть. Содом и Гоморра, и всё в пределах дозволенного, чтобы цензор не подкопался.
И прилетел к нему Бог в виде вороны. И сел на ветку напротив и сказал: — Встань и пиши. — И он затушил косяк о цветочный горшок, и пошел в комнату и четыре часа без перерыва сочинял всякую смешную …уйню, забыв про турник и кекс с кофе, и перечитывал, что написал, и смеялся так, что болели внутренности и затылок, и из глаз текли слезы. А потом закрыл глаза и лег на диван и, смеясь, уснул сном младенца.
Утром он встал. Съел таблетку от головы, которая разламывалась. И перечитал писанное, и пришел в ужас, и удалил всё нах вообще. Такая это была дрянь. Кроме первой фразы: «Прежде чем перейти к весьма небрежному и неточному рассказу, повествующему о моем путешествии к…» и дальше сел писать про пиратов.
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
Один малоизвестный литератор сел сочинять новый роман, чтобы по кредиту выплатить ипотеку. Написал первое предложение:
«Прежде чем перейти к весьма небрежному и неточному рассказу, повествующему о моем путешествии к…» и задумался, куда бы ему задвинуть главного героя?
Можно, конечно, написать про пиратов. Это проще в плане материала. Открывай Википедию – там весь морской такелаж разложен по полочкам. С другой стороны, подумал писатель, это как-то унизительно. Морские просторы больше для детей и юношества. С ними в историю всемирной литературы не войдешь. Не говоря уже о Нобелевской премии. Тут он пошел заварить себе кофею, и стал фантазировать и придумывать речь, которую скажет нобелевскому комитету на вручении. «Дорогие друзья…»
Кофе просто так пить было невозможно, поэтому литератор отрезал себе кекса. Он посмотрел на свой живот, горько вздохнул, и подумал: может, выпью без всего? Надо взять себя в руки и перестать без конца жрать, слабохарактерное ты животное. Потом писатель подумал: а для чего я вообще живу на этой Земле? Для того, чтобы мучить себя и ограничивать? Или для того, чтобы получать от жизни удовольствие? Для того, чтобы страдать и выслушивать твои сраные нотации, зануда? Ответь, скот.
Скот безмолвствовал. Поэтому он твердо взял кекс, решив только, что за это сегодня подтянется 30 раз на турнике. Это его окрылило: все-таки он не какой-нибудь слабовольный мудак. Он отнес чашку и еду в комнату, и пошел к турнику, где повисел несколько секунд и дернулся 2 раза.
Итак, корсары отпадают. Можно запиндюрить ракету в космос, на обитаемую планету. Но вместо пошлой фантастики для юношества изобразить в остросатирическом ключе действительность, высмеять пороки нашего общества, жестокость, погоню за прибылью, душевную черствость людей. Литератор потер от радости руки и собрался уже приступить к написанию. Тут он подумал, что неплохо бы выпить для вдохновения пивка, и сбегал в пятерочку, где купил пару бутылок и чипсы.
Он откупорил и опустошил первое пиво, и только собрался изложить весьма смутные, но остроумные идеи, блуждавшие дорогой в его мозгу, как вдруг с ужасом вспомнил, что уже есть такой роман, и его написал один китаец. Это был роман про Луну, спички и кошек. И он даже получил за него Нобелевскую премию. А за одно и то же два раза не дают.
Тогда этот писатель сел на диван, оглушенный внезапным прозрением, и с горя допил вторую бутылку, и стал автоматически раскладывать пасьянс, чтобы привести в порядок расстроенные мысли. Тут он подумал, что не всё еще потеряно, и что вместо кошек можно изобразить на чужой планете жестокого диктатора, который правит обманутым населением, а герой борется с тираном и его побеждает. Здорово я выкрутился! – решил он. – Это будет гротеск и сатира, похлеще Гулливера. Он отставил в сторону пасьянс и взялся за третью бутылку.
Тут литератор после некоторого обдумывания резонно посудил, что если главный герой даже и победит тирана, то население его вряд ли поддержит, и всё это будет бессмысленно. И опять вспомнил, что про это тоже уже писали в одной пьесе про дракона. Ах, черт, подумал он. Пираты, луна, диктатор и драконы отпадают. Что остаётся?
Может быть, мне вычеркнуть эту первую фразу и сделать что-нибудь более сумасшедшее, какой-нибудь скетч, фарс, бурлеск? Тогда он, как бы примериваясь и прицеливаясь к будущей работе, набросал:
«Дмитрий Анатольевич Медведев сидел на горшке и читал «Весёлые картинки» на айпаде, когда началась космическая война. Но он не испугался, а говорит в рацию: — Вызвать ко мне командиров межпланетных звездолетов с красными эполетами».
Нет, не смешно. И малость грубовато. От политики все шарахаются, как от чумного. Так не пойдет. Писатель вздохнул, почесал колено и выпил еще кофе, съел опять кекс, отчитал самого себя за слабохарактерность, подтянулся, выпил пива и внезапно придумал. Напишу-ка я про секс. Это всегда актуально и востребовано. Предчувствие чего-то нового и величественного заставило его собраться с мыслями, снова раскрыть пасьянс, и заняться деталями будущего любовного романа.
Итак, у меня будет главная героиня, и она будет обворожительна. Это будет не такая красивая девушка, у которой красиво только лицо, — решил литератор. И не такая, у которой красиво все остальное. Нет, это будет целиком красивая девушка. Девушка, на которую даже страшно смотреть. Руки его задрожали от предвкушения.
И из-за её внешнего вида с ней никто не сможет дружить. Потому, что подруги будут ей завидовать, а молодые люди бояться даже заговорить, думая, примерно, так: «Ну, это – точно не для меня. Я, конечно, крутой парень. Но не до такой же степени. Ну, его нах даже связываться». В итоге, у неё не будет ни друзей, ни подруг, ни секса. От этого она будет ужасно страдать, без любви и ласки, брошенная в море одиночества и печали. И её прекрасная голая грудь, набухшая от желания, не будет мята ничьей рукой. Перспектива такого трагического бытия ошеломила писателя, и слезы выкатили из его глаз и готовы были сорваться с ресниц, покуда он не утер их грязным полотенцем. И потому ему пришлось бежать еще за парой пива, чтобы восстановить силы и собраться с духом. В пятерочке он вспомнил, что забыл яйца, которые кинул варить на плите, и бросился обратно.
По дороге домой он стал придумывать, как она будет выглядеть, и немного отвлекся и возбудился. Мечтая о её груди, он вдруг с удивлением увидел, что у неё разные соски. Разные глаза в литературе были, но вот разные соски! Это вряд ли. И роман он назовет «девушка с разными сосками». Мысль сия так взволновала литератора, что он набрал горячую ванну с пеной, залез в неё, и в изысканной и утонченной манере предался бесплодным эротическим фантазиям.
В ванной он учуял запах горелого, и бросился на кухню, где его яичница всмятку вся выгорела подчистую. После того он немножко остыл и уже не испытывал к красивой девушке того пиетета, что раньше. И даже смотрел на неё немного как бы свысока, и будто с насмешкой. И у него даже бродили мысли над ней слегка надсмеяться. Писатель стал придумывать всякие гадости и скабрезности про красивую девушку. И потирать от удовольствия руки. Фантазия его разыгралась сверх всякой меры. Тут он прошел в трусах мимо зеркала, увидел, какое у него пузо, назвал себя в сердцах ничтожеством, и поплелся подтягиваться. После чего заварил кофе и съел кекс.
Он уловил в воздухе какой-то флюид, нащупал примерную идею, и понял, что так просто, с кондачка, идею не одолеть, и ему потребуется для этого, как минимум, подкрепиться. А поскольку идея была весьма элегантная, то пивом здесь было не обойтись, а нужно хотя бы вино или шампанское. И писатель поволокся в магазин, и купил там бутылку каберне. А по дороге еще два раза подтянулся.
По приходу домой литератор наполнил бокал, отломил сыра с плесенью, сел на диван и стал рассуждать. Идея его вкратце была такова. С красивой девушкой знакомится один парень, и она от радости и восторга в него влюбляется. Но дальше всё становится очень запутано: парень оказывается гей, и влюбляется не в неё, а в её отца, а чтобы с ним познакомиться, подло её использует. Когда девушка узнает об этом из секретной переписки, она почти сходит с ума, и решает покончить жизнь самоубийством. Но потом передумывает и из вредности становится лесбиянкой.
Писатель допил вино, и подумал – нет, так нельзя. Это совершенно невозможно так жить. Что ты за свинья, в самом-то деле? Ты бухаешь, напиваешь себя пивом и кексами. Совсем не заботясь о фигуре. А ведь тебе – выступать в Стокгольме, в королевском дворце. На кого ты похож? И он надел спортивный костюм и кроссовки, и побежал на пробежку, чтобы быть в форме и тонусе. И бегал где-то минут десять, пока не выдохся и не простудился.
Потом он, кашляя, пришел домой, набрал ванную, погрузился в неё, чтобы смыть пот, вспомнил девушку, два раза подумал о ней доброжелательно и один раз – в самых извращенных смыслах. И когда он вытирался уже полотенцем, тут вдруг его осенило, что это у него выходит Лолита, только наоборот. И от того он страшно огорчился и уронил полотенце.
Весь в расстроенных чувствах он вошел в комнату, как призрак, как тень, глянул на себя в зеркало, пошел к турнику, заварил кофе, съел кекс, выпил вино, подтянулся, пасьянс, кекс, вино, турник, ванная. Бултыхаясь в пене, он решительно и бесповоротно удалил обесчещенную им красивую девушку, стер с лица Земли гея, уничтожил отца под колесами автомобиля и пошел в магазин уже за водкой. К сожалению, было десять часов. После десяти в магазинах выпивки не продавали, и он вернулся обратно, даже забыв купить туалетной бумаги.
Он сел за стол, вцепился в волосы, и стал раскачиваться на стуле, думая о своём ничтожестве. Слабоволие, пузо, пиво, кекс, отсутствие сюжета. Для чего ты живешь? Если ли в тебе стержень, человечишко? Сможешь ты стать, наконец, цельной личностью, настоящей фигурой, героем, а не тряпкой и слизняком? Можешь ли, ты, например, вот, взять прямо сейчас, и выброситься в окно? Слабо? Каково это – лететь мордой к земле, чувствовать лбом удар, а мозгами – гирьку внутри, которая проламывает затылок и выстреливает из темечка наружу? слышать хруст собственных шейных позвонков, пальцев рук, зубов, лом коленей? Дышать еще какое-то время, втягивая в пробитые легкие осколки ребер. Он увидел мешок с костями и кровью, и резко тряхнул головой. Бррр.
От увиденного его вдруг потянуло блевать, и он скоро побежал в туалет. Возьми себя в руки. У тебя же, блять, четыре неоконченных романа! Человечество этого не переживет! Глядя на унитаз, он внезапно вспомнил, что у него кое что есть. И эта мысль его взбодрила. Смерти – нет, жизни – да! Будем же веселиться, пока молоды. Писатель смыл блевотину, скрутил косячок, и пошел на балкон, и сел там, и покурил плана. И он посмотрел на дерево, которое росло у них во дворе, и подумал: Вот оно! Девушка останется. Она будет некрасивой. Отлично. Всё становится на свои места.
Он глупо рассмеялся и стал думать, как будет развиваться его роман.
Это будет очаровательный, изысканный и никогда ранее не писанный сюжет.
Некрасивая девушка. Учеба в институте. Педагог возрастом старше даже её отца. Секс с ним. Оттенки педофилии. Жена педагога тридцати пяти лет. Педагог приглашает делать секс вместе с женой, которая не против. Её секс с его женой, потом опять с ним, секс втроем и шведское сожительство. Лоск с ноткой червоточинки.
Чтобы всех, кто читал, выворачивало от неприятия, но при том так захватывало, что даже не отпускало. И понуждало читать дальше, погружаясь с головой в эту патоку разврата под маской внешней благопристойности. Нейтрально морально и буднично порочно. Отвратительно цинично. Закат третьего Рима. Викторианская чопорность и гибельная похоть. Содом и Гоморра, и всё в пределах дозволенного, чтобы цензор не подкопался.
И прилетел к нему Бог в виде вороны. И сел на ветку напротив и сказал: — Встань и пиши. — И он затушил косяк о цветочный горшок, и пошел в комнату и четыре часа без перерыва сочинял всякую смешную …уйню, забыв про турник и кекс с кофе, и перечитывал, что написал, и смеялся так, что болели внутренности и затылок, и из глаз текли слезы. А потом закрыл глаза и лег на диван и, смеясь, уснул сном младенца.
Утром он встал. Съел таблетку от головы, которая разламывалась. И перечитал писанное, и пришел в ужас, и удалил всё нах вообще. Такая это была дрянь. Кроме первой фразы: «Прежде чем перейти к весьма небрежному и неточному рассказу, повествующему о моем путешествии к…» и дальше сел писать про пиратов.