ЛЕСЕНКА И ГРОБ
10 февраля, 2017 8:54 дп
Сергей Протасов
В Иерусалиме на одном из карнизов Храма Гроба Господня, на недосягаемой для прохожего высоте стоит небольшая деревянная лесенка. Такую же можно легко отыскать в любом подмосковном сарае.
Ничего особенного в ней нет – два длинных бруса и между ними несколько ступенек. Разве что сделана эта штука на совесть, ведь за сотни лет на открытом воздухе она не рассохлась от жары и не разбухла от дождя, её не разрушили песчаные ветры и не съел жук-древоточец.
Века назад несколько деноминаций христианской веры, представленные в Храме, подписали между собой договор, по которому что-то менять в оформлении храмовых зданий можно только при согласии всех договорившихся сторон.
На тот момент какой-то нерасторопный монашек забыл убрать с карниза, куда служители Господа иногда выбирались подышать воздухом, лесенку, по которой они на этот самый карниз спускались из окна.
И вот триста лет, пока договор действует, лестница стоит. Говорят, это свидетельствует о нерушимости церковных обетов, о вечном мире среди христиан разных концов земли, о сестринстве церквей и так далее.
Может, оно так и есть, только я в это не верю. Деноминации продолжат скандалить между собой, называть друг друга за глаза еретиками, спорить о направлении движения во время крестного хода, о цвете и длине ряс, о праве продавать свечи, о дву- или троеперстии, о филиокве и тому подобной чепухе… а лесенка все равно стоит. Как говорят в Иерусалиме, «стоит сквозь века».
На месте, где сейчас находится Храм Гроба Господня, когда-то был казнен, похоронен и воскрес Иисус Христос, которого уже две тысячи лет деноминации перетягивают между собой, как канат. Заманивают Его – каждая к себе — золотом убранства, красотой службы, истовостью поклонов и строгостью постов. Пытаются заполучить Его в собственность, похваляясь ненавистью к неправильным толкователям Его слов. А Он всё не идёт ни к кому, Он как и прежде – одинок в огромном мире своих несовершенных подобий. И чем яростнее наша вера, тем сильнее льется кровь из Его ран.
Главный храм христианского мира некрасив. Он навалился на Голгофу своим огромным несуразным телом, превратив ее из недосягаемой вершины самопожертвования в пошлый сусальный бугорок, он низвел до состояния хобичьей норы склеп Иосифа Аримафейского, куда принесли только что снятое с креста тело Спасителя. Да и называется Храм так, будто люди сюда приходят поклоняться гробу, а не величайшей победе жизни над смертью и светлой надежды над безнадежной тьмой.
Но лесенка-то стоит! Она как будто говорит каждому: «Вот я – проще не бывает! Выбери меня, если хочешь к Небу, поверь просто и горячо, стань таким, как я – меня ведь Плотник сделал из живого и теплого, и я веду вверх, а вот эта груда камня подо мной – тянет тебя вниз, туда, где фанатичные толпы и глупые человеческие чудеса».
И я вижу, как на верхней ступеньке этой лесенки стоит Иисус Христос и протягивает руку всем, кто пока еще внизу, но уже поверил в вечную и прекрасную жизнь без деноминаций, без «строгих батюшек», оскорбления чувств, битв за свечные лавки и места на кладбище. Жизнь, в которой никто отродясь не строил храм гроба, а только лишь — Воскресения и Любви.
Сергей Протасов
В Иерусалиме на одном из карнизов Храма Гроба Господня, на недосягаемой для прохожего высоте стоит небольшая деревянная лесенка. Такую же можно легко отыскать в любом подмосковном сарае.
Ничего особенного в ней нет – два длинных бруса и между ними несколько ступенек. Разве что сделана эта штука на совесть, ведь за сотни лет на открытом воздухе она не рассохлась от жары и не разбухла от дождя, её не разрушили песчаные ветры и не съел жук-древоточец.
Века назад несколько деноминаций христианской веры, представленные в Храме, подписали между собой договор, по которому что-то менять в оформлении храмовых зданий можно только при согласии всех договорившихся сторон.
На тот момент какой-то нерасторопный монашек забыл убрать с карниза, куда служители Господа иногда выбирались подышать воздухом, лесенку, по которой они на этот самый карниз спускались из окна.
И вот триста лет, пока договор действует, лестница стоит. Говорят, это свидетельствует о нерушимости церковных обетов, о вечном мире среди христиан разных концов земли, о сестринстве церквей и так далее.
Может, оно так и есть, только я в это не верю. Деноминации продолжат скандалить между собой, называть друг друга за глаза еретиками, спорить о направлении движения во время крестного хода, о цвете и длине ряс, о праве продавать свечи, о дву- или троеперстии, о филиокве и тому подобной чепухе… а лесенка все равно стоит. Как говорят в Иерусалиме, «стоит сквозь века».
На месте, где сейчас находится Храм Гроба Господня, когда-то был казнен, похоронен и воскрес Иисус Христос, которого уже две тысячи лет деноминации перетягивают между собой, как канат. Заманивают Его – каждая к себе — золотом убранства, красотой службы, истовостью поклонов и строгостью постов. Пытаются заполучить Его в собственность, похваляясь ненавистью к неправильным толкователям Его слов. А Он всё не идёт ни к кому, Он как и прежде – одинок в огромном мире своих несовершенных подобий. И чем яростнее наша вера, тем сильнее льется кровь из Его ран.
Главный храм христианского мира некрасив. Он навалился на Голгофу своим огромным несуразным телом, превратив ее из недосягаемой вершины самопожертвования в пошлый сусальный бугорок, он низвел до состояния хобичьей норы склеп Иосифа Аримафейского, куда принесли только что снятое с креста тело Спасителя. Да и называется Храм так, будто люди сюда приходят поклоняться гробу, а не величайшей победе жизни над смертью и светлой надежды над безнадежной тьмой.
Но лесенка-то стоит! Она как будто говорит каждому: «Вот я – проще не бывает! Выбери меня, если хочешь к Небу, поверь просто и горячо, стань таким, как я – меня ведь Плотник сделал из живого и теплого, и я веду вверх, а вот эта груда камня подо мной – тянет тебя вниз, туда, где фанатичные толпы и глупые человеческие чудеса».
И я вижу, как на верхней ступеньке этой лесенки стоит Иисус Христос и протягивает руку всем, кто пока еще внизу, но уже поверил в вечную и прекрасную жизнь без деноминаций, без «строгих батюшек», оскорбления чувств, битв за свечные лавки и места на кладбище. Жизнь, в которой никто отродясь не строил храм гроба, а только лишь — Воскресения и Любви.