КЛЯКСА ВЫХОДИТ В МОРЕ. Часть Третья. ДВА КАПИТАНА.
25 мая, 2018 4:27 пп
PHIL SUZEMKA
Phil Suzemka:
Есть некая общая легенда о расселении славян по миру. Жили три брата — Чех, Лех и Рус. И каждый пошёл искать свою страну. Понятное, дело, что Чех пошёл в Чехию, Лех пошёл в Краков, а Рус, не пойми с какого перепуга, двинул на северо-восток. По моим прикидкам, он так дошёл до Норильска с Колымой.
В позднейшие времена из легенды политкорректно убрали имена братьев и она зазвучала более привычно: было у отца три сына, двое умных, а третий — полный идиот. Во всяком случае, если б у Руса тогда были мозги и компас, то, может, и мы б оттягивались теперь, как люди, у тёплого моря.
Хорваты оказались умнее нас. Жили они сначала под Киевом (тогда ещё все жили под Киевом как лимитчики). Но в 907 году, задолбавшись отгребать лопатами снег от своих днепровских землянок, хорваты, согласно «Повести временных лет», записались добровольцами к Олегу и пошли на Царьград, где, обнаглев, и остались.
Между прочим, этих невозвращенцев сразу обозвали «белохорватами». Уже потом появились белополяки, белофинны, белобелоруссы, белонегры и другие поганки.
А первыми были белохорваты. Только погонялово это им дали не Тухачевский с Троцким, а Костя Багрянородный и Нестор: «А се ти же словѣни: хорвате бѣли и серьби».
То есть, получается, и сербы нас кинули. Это теперь они говорят, что мол, «русские нам братья». Опомнились! Тоже мне братья!
А я так скажу: «Домой, сукины дети, в Иркутск!» Сначала их туда, нас — на их место, а уже потом будем разбираться, кто кому брат. Сейчас наша очередь на Адриатике жить! Море патриарху отдадим (ему-то уж на Адриатике всяко молиться приятней, чем на Соловках!), в дорогах дырок наковыряем, всё вокруг мусором украсим, на берег решётку поставим.
И будем жить как умеем.
А то сидим тут из-за этого Руса в сугробах по восемь месяцев. А на фига они нужны? — только под одинокой звездой жёлтые вензеля по ним от тоски выписывать. И то неравноправие с женщинами какое-то получается…
Вообще, мы как-то сами всех распустили. Вот смотрите.
Великая Венгрия (она же — Magna Hungaria) — государство на Волге. К 1230 году все венгры ушли за Карпаты. Там тепло, там яблоки. И никто, главное, не остановил.
Никто не спросил: «С какого чёрта?» Никто ж не сказал: «Всё имущество оставляете здесь плюс плата за высшее образование». Наоборот, сказали: «Идите, мадьяры!» Они и ушли, аргументируя тем, что Венгрия-то на самом деле, оказывается, и не на Волге вовсе. Что это они, мол, чё-то попутали случайно.
Потом — Великая Булгария. Жили на той же Волге. (Чего их, кстати, на Волгу-то всех несло?) А, кроме того, болтались в районе ДнепроГЭСа. Казалось бы, что ещё людям надо? — свет есть, рыба есть, сало — вот оно само носится, круги нарезáет. Сиди, делай автомобиль «Таврия». Фиг! — умотали в Софию и в Италию.
Кто им, спрашивается, паспорта выдавал? Где эти подонки, которые болгарам зелёный коридор открыли? Кто ответит за то, что им теперь — болгарский перец, а нам, как всегда, — хрен?
Про сербов с хорватами уже сказал. Эти вообще давно отчаливать задумали: они даже покойников своих в Стольском городище головами на Запад закапывали. Ещё в девятом веке. Значит, получается, заранее готовились?
Ну, это ладно, Стольское городище — это ж под Львовом. Там от нас всю жизнь морды на Запад воротят. Но ведь даже финны из Мордовии ушли! Ни одного не осталось. А что ты им скажешь? Понятное дело, в Финляндии — и тебе дороги, и тебе культура, и Шенген, и все дела. А в Мордовии одни тюрьмы. Конечно, финны не дураки!
Все ушли. Все поголовно! А мы чё остались?! Анекдоты про чукчей сочинять? Речки вспять поворачивать? Какие речки! — мы не одного хорвата вспять повернуть не смогли!
Вот честное слово, я б этого Руса ненормального…
А теперь выходит, что все хорошие места расхватали. Землю — крестьянам, море — абхазам, чачу — грузинам, алмазы — якутам, боржоми — хохлам. Живи как знаешь.
…Об всём этом размышляли мы с Лёхой, распивая смоквицу (она ж — инжировка) на хорватском (хотя, по уму-то, нашем) острове Корчула. «Bava» стояла на якоре в глубине городской гавани. Над водой далеко разносилась музыка с городской дискотеки.
Лёха рассуждал, а я смотрел на него и думал: «Хорошо тебе так-то. Сам ведь тоже свой Урал кинул. Послал к чёрту все эти Чердыни, Соликамски, Ёбурги и Мотовилихи. Где тут на Адриатике приличную Мотовилиху найдешь? Так, чтоб с домнами, матюками и чёрным снегом… Тогда б и Черногория называлась Neve-Negra Carbonica…»
Правильно сделал Лёха, что уехал. Он у себя там паспорт получал целых два месяца. А тут сказали, что Кляксе его за три дня выдадут. И хорваты с сербами не дураки, что вовремя от нас умотали.
Я уже как-то вспоминал об одной здешней деревеньке с замечательно пофигистским названием Хай-Нехай. В этот раз мне подумалось, что, наверное, в нём, в таком названии, отражена память народа, тысячу лет назад ушедшего сюда от нас.
Это ж не название. Это ж просто отчаянный слоган переселенцев. Типа «а пошло оно всё!..» Сидели-сидели, а потом как заорали «Хай-нехай!» да и уехали сюда первым же пароходом.
***
…Жара в Корчуле нас чуть не доконала. Не было сил даже ходить по городу. Силы оставались только на смоквицу с вильямовкой. Но на это у меня существует неприкосновенный запас бодрости, его я всегда строго отслеживаю и пополняю.
Время от времени падая за борт и, вылезая слегка охлажденными, как сёмга, можно было продолжать наливать дальше. Поэтому сидели, пили и макали Кляксу. Но к утру всё-таки решили уходить туда, где есть ветер. Второй жаркий день в гавани или городе никто бы не вынес.
…Ветер в Пелешацком проливе, между Корчулой и материком, есть почти всегда. Лавируясь, мы шли обратно к Млету, к его южной части. С капитаном Рустом, Bandido которого двигался к нам от Сплита вниз, мы так и не встретились: не хватило времени.
Снявшись с Млета в шесть утра на следующий день после перехода, «Bava» ушла в сторону Дубровника. Все спали. Наверху были капитан Королёв и я. Лодка плавно резала воду, лишь иногда взлетая, если мимо проносился какой-нибудь сумасшедший с большими моторами. Мы возвращались в любимую Черногорию.
— Скоро будем дома, — сообщил Лёшка после того как мы прошли таможню, — нам главное — в жупу не влететь…
— Куда не влететь?! — спросил я, подумав, что ослышался.
— Деревня есть на побережье. Жупа называется. Ну, или Župa. От неё бора дует, я попадал однажды — не дай бог. Жупа, чо!
— А что это значит?
— Бора?
— Нет! — жупа.
— «Жупа» по-ихнему, — «район», «местность». Некая область, в общем…
— Большая область?
— Ну, это смотря у кого. У некоторых достаточно обширная, я б сказал.
— Понятное дело — «жупа», — успокоился я, — конечно, большая.
В России я постоянно попадаю в какое-нибудь такое место. Иногда действительно большое. Оттуда, правда ничего не дует, но тоже неприятно. Уж лучше б дуло.
…Мы шли в сторону Херцег-Нови, то приближаясь к берегу, то удаляясь от него. Навстречу прошел кеч. На полных бизани, гроте и двух стакселях. Сделал красивый оверштаг, одновременно перекинул все паруса и, не снижая скорости, ушел от нас другим галсом.
«Bava» миновала несколько скрытых в скалах корабельных стоянок. Это — остатки баз ВМФ союзной Югославии. Страны этой больше нет и флота её нет тоже. Выброшенные со своих привычных стоянок военные корабли, ржавея, доживают век и тихо опускаются на дно у берегов Бока-Которки.
Выразительно фаллических форм ракеты все еще эрегированно топорщатся над палубами. Но «показать хрен Америке», как задумывалось, уже не смогут. Хотя, надо ли его показывать кому ни попадя? Допоказывались уже, в общем. Пусть лучше по Которскому заливу ходят парусные лодки.
…У нас с Лёхой была идея остановиться на несколько часов в Перасте. Название это меня никогда не вдохновляло, но само место очень красивое. Долгое время городок входил в состав Яснейшей Республики Венеция (Serenissima Repubblica di Venezia).
В XVII веке тут было целых четыре верфи, флот достигал сотни кораблей. Тогда в Perasto жило больше полутора тысяч человек. Сейчас от них осталось девятнадцать дворцов, семнадцать католических костёлов, две православных церкви, дома, мостовые, причал… А жителей теперь всего 350 человек. И вот уже который год как мы с Лёхой не можем здесь пришвартоваться.
Какие-то четыре хмыря оккупировали городской причал, а остальные 346, включая полицию, им потворствуют. Встать в Перасте к стенке нереально. Причём, официально у этих четырёх никаких прав на причал нету.
Мы с ними чуть не подрались. Но Лёха сказал, что жители Пераста — народ на редкость подлючий. В том году он с ними тоже поругался, так они ему потом в Которе ночью винт открутили. Только Лёшка тронулся от которской набережной, как винт и булькнул. А там на дне два метра ила. Пришлось новый винт за 650 евро покупать. И это еще повезло, что он не складной у него, так бы вообще все 2500 отдал!
В общем, если хотите на этот сволочной городишко посмотреть — поезжайте на машине. На лодке не получится. Правда, мы не знаем, что они с машины скрутить могут. Как там у классика было? — «совсем подлец народ…» Ей-богу, хуже хорватов! Одно слово — Пераст. И нету им другого слова. По слухам, тут постоянно живут Тёма Троицкий и композитор Брегович. Может, это они открутили винт у суровых мореходов, интеллигенция сопливая?..
…Самое интересное, что пройдёт несколько лет и я проведу в этом городке один из самых запоминающихся дней своей жизни. Но это будет ещё нескоро…
***
…В последний вечер в Которе мы с Лёхой отправились выпить в капитанский клуб. Пошли нарядные — в новых морских майках, выцепленных в магазине Navigare. Подготовились, в общем. С собой никого не взяли. Сказали: «Вот будет у вас на всех столько миль, сколько у нас у каждого — тогда и пойдёте!» Нагло сказали, надо отметить.
За что и поплатились. Выпили мы достаточно. И перед тем, как идти готовились, и за ужином оторвались и в самом клубе накосорезились. То есть, возвращались ещё более нарядными, чем уходили.
Обратно шли, держась за ручки, каждый прикрыв по одному глазу. Стереоскопия зрения теперь у нас была на двоих. Поэтому мы предупреждали друг друга об опасностях.
— Мотоцикл, Лёха!
— Он далеко, я переднее колесо вижу…
— А я — багажник. Влево берём?
— Не берём.
И мы стукались о мотоцикл.
— Это городские ворота.
— Где ворота, Лёха?
— Правее. То, обо что ты бьёшься — городская башня.
— Вправо берём?
— Берём.
И мы уже оба стукались о городскую башню.
Нас никто не трогал: капитаны идут в порт! Кое-как мы доковыляли до места, где была ошвартована «Bava». Я встал на трап, немного покачался и рухнул в воду.
Это было первое в моей жизни падение с причала. Второе пришлось на Бриндизи и произошло шесть лет спустя.
Упал я талантливо, как настоящий морской волк: пролетел между причалом, трапом и двумя лодками, не задев ни кабель берегового питания, ни шланги, ни швартовы, и ничем не ударившись. Упал и пошёл ко дну. Вода у дна приятно охлаждала.
Лёха сел на транец и загоревал.
— Ну вот, — негромко сообщил Лёха сам себе, — был Фил и нету Фила. Как и не было вовсе…
С соседней лодки заголосили: «Man Over Board! Man Over Board!»
— Мэн овер борд, — задумчиво согласился Лёха, — всё верно…
— Лёха, — спросила Инга, выскочившая на «Man Over Board!», — а где Фил? Это не он за борт грюкнулся?
— Как Клякса? — тщательно выговаривая буквы, по-хозяйски спросил Лёха. — Всё в порядке, я надеюсь, пока нас не было?
— Я его спрашиваю, где Фил, а он, блин, про кошку спрашивает! — возмутилась Инга.
— Ты как разговариваешь с капитаном?! — строго спросил Лёха. — Моду взяли!..
Экипаж соседней яхты вопя шарил вдоль борта баграми. Багры меня щекотали и я всплыл.
— О как! — удивился Лёха, увидев мою голову у своей ноги. — Курить будешь?
— Пиво буду, — сказал я, держась за край лодки. — Возьми камеру на борт.
Лёха забрал камеру и пошёл за пивом.
— Лёх! — не поверив своим глазам, заорала Инга. — Ты вообще доставать-то его собираешься, нет?!!
— Кля-а-а-кса! — расплылся в улыбке Лёха, наткнувшись на котёнка. — Кляксочка моя любимая. А где у нас, Клякса, пиво?
И он упал вниз, в салон.
Я устал держаться и снова погрузился. Под лодкой я обнял перо руля и решил так какое-то время поотдыхать.
— Опаньки! Опять утонул! — удивился капитан Королёв, появившийся на транце с Кляксой и пивом и опять не обнаруживший меня.
Соседи снова заголосили и зашуршали баграми.
— Овер борд, овер борд! — успокоил их Лёха. — Всё под контролем. Он сейчас за пивом всплывёт, обещаю…
…Доставали меня полчаса. Раз пять или семь, после каждой неудачной попытки, устав, я снова погружался к перу руля и снова отдыхал. Соседи давно побросали багры и уселись пить у себя в кокпите.
Когда ж я как тритон, мокрой чёрной раскорякой выполз на лодку, у меня ярко светилась промежность. Как у Данко. (Хотя у Данко, там, кажется, чё-то другое светилось. Возможно, печень, если я с Прометеем не путаю…)
А у меня в съехавших набок штанах горела замкнувшая вспышка айфона.
Утром у Лёшки на пятке обнаружилась такая безумная шишка, какую нереально получить, если ты только не подрался с бульдозером. Мы так и не вспомнили, откуда она взялась.
***
На следующий день нужно было улетать. Стоя на трапе, я вытащил из кармана обуглившийся айфон, протянул руку над водой и разжал пальцы. Булькнув, он ушел на дно. Туда, где вчера был я и где второй год лежал Лёхин винт.
…Я снова покидал Монтенегро. Лёху, Ингу, Кляксу, Которский залив и вообще всю эту чудесную маленькую страну с её игрушечными городами, горами, морем, лодками, сливовицей и пиниями по обочинам дорог. Пора было возвращаться.
В Империи шли холодные дожди и заканчивалось лето. Грязные машины стояли в нескончаемых пробках. На деревьях начинали желтеть и скручиваться листья. Думать об этом не хотелось.
Рейс на Москву улетал вечером. Инга сходила в город и притаранила на борт Vranac в литровых бутылках.
Мы купались, пили вино, ели виноград и смотрели вокруг. У нас было всего несколько часов, чтобы запомнить, как солнце плывёт вдоль чёрных гор и как оно до самого дна, до камней, до песка, пробивает насквозь своими лучами прозрачную, чистую воду Адриатики…
PHIL SUZEMKA
Phil Suzemka:
Есть некая общая легенда о расселении славян по миру. Жили три брата — Чех, Лех и Рус. И каждый пошёл искать свою страну. Понятное, дело, что Чех пошёл в Чехию, Лех пошёл в Краков, а Рус, не пойми с какого перепуга, двинул на северо-восток. По моим прикидкам, он так дошёл до Норильска с Колымой.
В позднейшие времена из легенды политкорректно убрали имена братьев и она зазвучала более привычно: было у отца три сына, двое умных, а третий — полный идиот. Во всяком случае, если б у Руса тогда были мозги и компас, то, может, и мы б оттягивались теперь, как люди, у тёплого моря.
Хорваты оказались умнее нас. Жили они сначала под Киевом (тогда ещё все жили под Киевом как лимитчики). Но в 907 году, задолбавшись отгребать лопатами снег от своих днепровских землянок, хорваты, согласно «Повести временных лет», записались добровольцами к Олегу и пошли на Царьград, где, обнаглев, и остались.
Между прочим, этих невозвращенцев сразу обозвали «белохорватами». Уже потом появились белополяки, белофинны, белобелоруссы, белонегры и другие поганки.
А первыми были белохорваты. Только погонялово это им дали не Тухачевский с Троцким, а Костя Багрянородный и Нестор: «А се ти же словѣни: хорвате бѣли и серьби».
То есть, получается, и сербы нас кинули. Это теперь они говорят, что мол, «русские нам братья». Опомнились! Тоже мне братья!
А я так скажу: «Домой, сукины дети, в Иркутск!» Сначала их туда, нас — на их место, а уже потом будем разбираться, кто кому брат. Сейчас наша очередь на Адриатике жить! Море патриарху отдадим (ему-то уж на Адриатике всяко молиться приятней, чем на Соловках!), в дорогах дырок наковыряем, всё вокруг мусором украсим, на берег решётку поставим.
И будем жить как умеем.
А то сидим тут из-за этого Руса в сугробах по восемь месяцев. А на фига они нужны? — только под одинокой звездой жёлтые вензеля по ним от тоски выписывать. И то неравноправие с женщинами какое-то получается…
Вообще, мы как-то сами всех распустили. Вот смотрите.
Великая Венгрия (она же — Magna Hungaria) — государство на Волге. К 1230 году все венгры ушли за Карпаты. Там тепло, там яблоки. И никто, главное, не остановил.
Никто не спросил: «С какого чёрта?» Никто ж не сказал: «Всё имущество оставляете здесь плюс плата за высшее образование». Наоборот, сказали: «Идите, мадьяры!» Они и ушли, аргументируя тем, что Венгрия-то на самом деле, оказывается, и не на Волге вовсе. Что это они, мол, чё-то попутали случайно.
Потом — Великая Булгария. Жили на той же Волге. (Чего их, кстати, на Волгу-то всех несло?) А, кроме того, болтались в районе ДнепроГЭСа. Казалось бы, что ещё людям надо? — свет есть, рыба есть, сало — вот оно само носится, круги нарезáет. Сиди, делай автомобиль «Таврия». Фиг! — умотали в Софию и в Италию.
Кто им, спрашивается, паспорта выдавал? Где эти подонки, которые болгарам зелёный коридор открыли? Кто ответит за то, что им теперь — болгарский перец, а нам, как всегда, — хрен?
Про сербов с хорватами уже сказал. Эти вообще давно отчаливать задумали: они даже покойников своих в Стольском городище головами на Запад закапывали. Ещё в девятом веке. Значит, получается, заранее готовились?
Ну, это ладно, Стольское городище — это ж под Львовом. Там от нас всю жизнь морды на Запад воротят. Но ведь даже финны из Мордовии ушли! Ни одного не осталось. А что ты им скажешь? Понятное дело, в Финляндии — и тебе дороги, и тебе культура, и Шенген, и все дела. А в Мордовии одни тюрьмы. Конечно, финны не дураки!
Все ушли. Все поголовно! А мы чё остались?! Анекдоты про чукчей сочинять? Речки вспять поворачивать? Какие речки! — мы не одного хорвата вспять повернуть не смогли!
Вот честное слово, я б этого Руса ненормального…
А теперь выходит, что все хорошие места расхватали. Землю — крестьянам, море — абхазам, чачу — грузинам, алмазы — якутам, боржоми — хохлам. Живи как знаешь.
…Об всём этом размышляли мы с Лёхой, распивая смоквицу (она ж — инжировка) на хорватском (хотя, по уму-то, нашем) острове Корчула. «Bava» стояла на якоре в глубине городской гавани. Над водой далеко разносилась музыка с городской дискотеки.
Лёха рассуждал, а я смотрел на него и думал: «Хорошо тебе так-то. Сам ведь тоже свой Урал кинул. Послал к чёрту все эти Чердыни, Соликамски, Ёбурги и Мотовилихи. Где тут на Адриатике приличную Мотовилиху найдешь? Так, чтоб с домнами, матюками и чёрным снегом… Тогда б и Черногория называлась Neve-Negra Carbonica…»
Правильно сделал Лёха, что уехал. Он у себя там паспорт получал целых два месяца. А тут сказали, что Кляксе его за три дня выдадут. И хорваты с сербами не дураки, что вовремя от нас умотали.
Я уже как-то вспоминал об одной здешней деревеньке с замечательно пофигистским названием Хай-Нехай. В этот раз мне подумалось, что, наверное, в нём, в таком названии, отражена память народа, тысячу лет назад ушедшего сюда от нас.
Это ж не название. Это ж просто отчаянный слоган переселенцев. Типа «а пошло оно всё!..» Сидели-сидели, а потом как заорали «Хай-нехай!» да и уехали сюда первым же пароходом.
***
…Жара в Корчуле нас чуть не доконала. Не было сил даже ходить по городу. Силы оставались только на смоквицу с вильямовкой. Но на это у меня существует неприкосновенный запас бодрости, его я всегда строго отслеживаю и пополняю.
Время от времени падая за борт и, вылезая слегка охлажденными, как сёмга, можно было продолжать наливать дальше. Поэтому сидели, пили и макали Кляксу. Но к утру всё-таки решили уходить туда, где есть ветер. Второй жаркий день в гавани или городе никто бы не вынес.
…Ветер в Пелешацком проливе, между Корчулой и материком, есть почти всегда. Лавируясь, мы шли обратно к Млету, к его южной части. С капитаном Рустом, Bandido которого двигался к нам от Сплита вниз, мы так и не встретились: не хватило времени.
Снявшись с Млета в шесть утра на следующий день после перехода, «Bava» ушла в сторону Дубровника. Все спали. Наверху были капитан Королёв и я. Лодка плавно резала воду, лишь иногда взлетая, если мимо проносился какой-нибудь сумасшедший с большими моторами. Мы возвращались в любимую Черногорию.
— Скоро будем дома, — сообщил Лёшка после того как мы прошли таможню, — нам главное — в жупу не влететь…
— Куда не влететь?! — спросил я, подумав, что ослышался.
— Деревня есть на побережье. Жупа называется. Ну, или Župa. От неё бора дует, я попадал однажды — не дай бог. Жупа, чо!
— А что это значит?
— Бора?
— Нет! — жупа.
— «Жупа» по-ихнему, — «район», «местность». Некая область, в общем…
— Большая область?
— Ну, это смотря у кого. У некоторых достаточно обширная, я б сказал.
— Понятное дело — «жупа», — успокоился я, — конечно, большая.
В России я постоянно попадаю в какое-нибудь такое место. Иногда действительно большое. Оттуда, правда ничего не дует, но тоже неприятно. Уж лучше б дуло.
…Мы шли в сторону Херцег-Нови, то приближаясь к берегу, то удаляясь от него. Навстречу прошел кеч. На полных бизани, гроте и двух стакселях. Сделал красивый оверштаг, одновременно перекинул все паруса и, не снижая скорости, ушел от нас другим галсом.
«Bava» миновала несколько скрытых в скалах корабельных стоянок. Это — остатки баз ВМФ союзной Югославии. Страны этой больше нет и флота её нет тоже. Выброшенные со своих привычных стоянок военные корабли, ржавея, доживают век и тихо опускаются на дно у берегов Бока-Которки.
Выразительно фаллических форм ракеты все еще эрегированно топорщатся над палубами. Но «показать хрен Америке», как задумывалось, уже не смогут. Хотя, надо ли его показывать кому ни попадя? Допоказывались уже, в общем. Пусть лучше по Которскому заливу ходят парусные лодки.
…У нас с Лёхой была идея остановиться на несколько часов в Перасте. Название это меня никогда не вдохновляло, но само место очень красивое. Долгое время городок входил в состав Яснейшей Республики Венеция (Serenissima Repubblica di Venezia).
В XVII веке тут было целых четыре верфи, флот достигал сотни кораблей. Тогда в Perasto жило больше полутора тысяч человек. Сейчас от них осталось девятнадцать дворцов, семнадцать католических костёлов, две православных церкви, дома, мостовые, причал… А жителей теперь всего 350 человек. И вот уже который год как мы с Лёхой не можем здесь пришвартоваться.
Какие-то четыре хмыря оккупировали городской причал, а остальные 346, включая полицию, им потворствуют. Встать в Перасте к стенке нереально. Причём, официально у этих четырёх никаких прав на причал нету.
Мы с ними чуть не подрались. Но Лёха сказал, что жители Пераста — народ на редкость подлючий. В том году он с ними тоже поругался, так они ему потом в Которе ночью винт открутили. Только Лёшка тронулся от которской набережной, как винт и булькнул. А там на дне два метра ила. Пришлось новый винт за 650 евро покупать. И это еще повезло, что он не складной у него, так бы вообще все 2500 отдал!
В общем, если хотите на этот сволочной городишко посмотреть — поезжайте на машине. На лодке не получится. Правда, мы не знаем, что они с машины скрутить могут. Как там у классика было? — «совсем подлец народ…» Ей-богу, хуже хорватов! Одно слово — Пераст. И нету им другого слова. По слухам, тут постоянно живут Тёма Троицкий и композитор Брегович. Может, это они открутили винт у суровых мореходов, интеллигенция сопливая?..
…Самое интересное, что пройдёт несколько лет и я проведу в этом городке один из самых запоминающихся дней своей жизни. Но это будет ещё нескоро…
…В последний вечер в Которе мы с Лёхой отправились выпить в капитанский клуб. Пошли нарядные — в новых морских майках, выцепленных в магазине Navigare. Подготовились, в общем. С собой никого не взяли. Сказали: «Вот будет у вас на всех столько миль, сколько у нас у каждого — тогда и пойдёте!» Нагло сказали, надо отметить.
За что и поплатились. Выпили мы достаточно. И перед тем, как идти готовились, и за ужином оторвались и в самом клубе накосорезились. То есть, возвращались ещё более нарядными, чем уходили.
Обратно шли, держась за ручки, каждый прикрыв по одному глазу. Стереоскопия зрения теперь у нас была на двоих. Поэтому мы предупреждали друг друга об опасностях.
— Мотоцикл, Лёха!
— Он далеко, я переднее колесо вижу…
— А я — багажник. Влево берём?
— Не берём.
И мы стукались о мотоцикл.
— Это городские ворота.
— Где ворота, Лёха?
— Правее. То, обо что ты бьёшься — городская башня.
— Вправо берём?
— Берём.
И мы уже оба стукались о городскую башню.
Нас никто не трогал: капитаны идут в порт! Кое-как мы доковыляли до места, где была ошвартована «Bava». Я встал на трап, немного покачался и рухнул в воду.
Это было первое в моей жизни падение с причала. Второе пришлось на Бриндизи и произошло шесть лет спустя.
Упал я талантливо, как настоящий морской волк: пролетел между причалом, трапом и двумя лодками, не задев ни кабель берегового питания, ни шланги, ни швартовы, и ничем не ударившись. Упал и пошёл ко дну. Вода у дна приятно охлаждала.
Лёха сел на транец и загоревал.
— Ну вот, — негромко сообщил Лёха сам себе, — был Фил и нету Фила. Как и не было вовсе…
С соседней лодки заголосили: «Man Over Board! Man Over Board!»
— Мэн овер борд, — задумчиво согласился Лёха, — всё верно…
— Лёха, — спросила Инга, выскочившая на «Man Over Board!», — а где Фил? Это не он за борт грюкнулся?
— Как Клякса? — тщательно выговаривая буквы, по-хозяйски спросил Лёха. — Всё в порядке, я надеюсь, пока нас не было?
— Я его спрашиваю, где Фил, а он, блин, про кошку спрашивает! — возмутилась Инга.
— Ты как разговариваешь с капитаном?! — строго спросил Лёха. — Моду взяли!..
Экипаж соседней яхты вопя шарил вдоль борта баграми. Багры меня щекотали и я всплыл.
— О как! — удивился Лёха, увидев мою голову у своей ноги. — Курить будешь?
— Пиво буду, — сказал я, держась за край лодки. — Возьми камеру на борт.
Лёха забрал камеру и пошёл за пивом.
— Лёх! — не поверив своим глазам, заорала Инга. — Ты вообще доставать-то его собираешься, нет?!!
— Кля-а-а-кса! — расплылся в улыбке Лёха, наткнувшись на котёнка. — Кляксочка моя любимая. А где у нас, Клякса, пиво?
И он упал вниз, в салон.
Я устал держаться и снова погрузился. Под лодкой я обнял перо руля и решил так какое-то время поотдыхать.
— Опаньки! Опять утонул! — удивился капитан Королёв, появившийся на транце с Кляксой и пивом и опять не обнаруживший меня.
Соседи снова заголосили и зашуршали баграми.
— Овер борд, овер борд! — успокоил их Лёха. — Всё под контролем. Он сейчас за пивом всплывёт, обещаю…
…Доставали меня полчаса. Раз пять или семь, после каждой неудачной попытки, устав, я снова погружался к перу руля и снова отдыхал. Соседи давно побросали багры и уселись пить у себя в кокпите.
Когда ж я как тритон, мокрой чёрной раскорякой выполз на лодку, у меня ярко светилась промежность. Как у Данко. (Хотя у Данко, там, кажется, чё-то другое светилось. Возможно, печень, если я с Прометеем не путаю…)
А у меня в съехавших набок штанах горела замкнувшая вспышка айфона.
Утром у Лёшки на пятке обнаружилась такая безумная шишка, какую нереально получить, если ты только не подрался с бульдозером. Мы так и не вспомнили, откуда она взялась.
***
На следующий день нужно было улетать. Стоя на трапе, я вытащил из кармана обуглившийся айфон, протянул руку над водой и разжал пальцы. Булькнув, он ушел на дно. Туда, где вчера был я и где второй год лежал Лёхин винт.
…Я снова покидал Монтенегро. Лёху, Ингу, Кляксу, Которский залив и вообще всю эту чудесную маленькую страну с её игрушечными городами, горами, морем, лодками, сливовицей и пиниями по обочинам дорог. Пора было возвращаться.
В Империи шли холодные дожди и заканчивалось лето. Грязные машины стояли в нескончаемых пробках. На деревьях начинали желтеть и скручиваться листья. Думать об этом не хотелось.
Рейс на Москву улетал вечером. Инга сходила в город и притаранила на борт Vranac в литровых бутылках.
Мы купались, пили вино, ели виноград и смотрели вокруг. У нас было всего несколько часов, чтобы запомнить, как солнце плывёт вдоль чёрных гор и как оно до самого дна, до камней, до песка, пробивает насквозь своими лучами прозрачную, чистую воду Адриатики…