День Памяти
8 мая, 2021 5:28 пп
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
9 мая 1945 года для всей страны — это День Победы, а для меня это еще и День Памяти. Моей личной памяти, поскольку она у меня в тот день и началась. Первые воспоминания начинаются именно с этого дня, все, что было до того, — не помню.
Мне четыре с чем-то года, мы с матерью стоим у Елисеевского магазина, в Ленинграде, на углу Невского и улицы Пролеткульта, как тогда называлась Малая Садовая. Тротуары запружены народом, но не густо. Люди стоят тихо, неподвижно. На Невском — ни трамваев, ни машин. Ни оркестров, ни фанфар, ни приветственных криков.
В полной тишине по центру Невского идут вольным строем войска. Лица — как высеченные из камня, суровые, молча смотрящие вперед. Гимнастерки и форма — стираные-перестираные, выцветшие, цвета зеленовато-серой пыли. Ляжет человек в такой одежде в придорожную землю — и сольется с ней.
Так они и шли, а мы на них смотрели. А потом они все прошли, а мы постояли немного и отправились в Елисеевский, где продавали настоящий виноградный сок из большого стеклянного конуса с крантиком. Нацедили мне целый стакан. Я пил, а самому было виноградинки жалко — ведь их раздавили, чтобы этот сок получить.
Матери моей было чуть за тридцать. Высокая красивая блондинка со здоровым румянцем. И рядом я — тоненький, зелененький, переживший в эвакуации голод и дистрофию. Мать со мной ходить стеснялась. «Что же вы, мамаша, сынка своего не кормите? — часто говорили ей. — Ведь краше в гроб кладут!» А мать изо всех сил изощрялась, но я не ел. Помню, как терла мне гоголь-моголь, как розы делала из масла, утыкая их изюмом.
Во время войны мы с мамой были в эвакуации в сибирском зерносовхозе под Курганом.
— Мамочка! — просил трехлетний Сева. — Сделай мне голубцы!
— Как же, Севушка, я их сделаю… — отвечала она. У меня ничего нет, ни мяса, ни капусты…
— Но ведь у тебя нитки есть…
Нитками перевязывали капустный лист, чтобы голубцы не разваливались, вот мальчик и запомнил.
В 1944 году мы вернулись в Ленинград и пришли прямо в штаб, где служил отец. Город был закрыт для приезжих, попасть туда можно было только по особым документам, и мать получила пропуск по набору на лесозаготовки.
— На лесозаготовки? С ручной пилой и топором? отец схватился за голову. — Люся, зачем ты это сделала?
— Я хотела тебя видеть, — отвечала мать. — А иначе в Ленинград просто не проехать…
Отцу стоило тогда больших усилий, чтобы отбить ее от лесоповала, но это отдельная история.
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
9 мая 1945 года для всей страны — это День Победы, а для меня это еще и День Памяти. Моей личной памяти, поскольку она у меня в тот день и началась. Первые воспоминания начинаются именно с этого дня, все, что было до того, — не помню.
Мне четыре с чем-то года, мы с матерью стоим у Елисеевского магазина, в Ленинграде, на углу Невского и улицы Пролеткульта, как тогда называлась Малая Садовая. Тротуары запружены народом, но не густо. Люди стоят тихо, неподвижно. На Невском — ни трамваев, ни машин. Ни оркестров, ни фанфар, ни приветственных криков.
В полной тишине по центру Невского идут вольным строем войска. Лица — как высеченные из камня, суровые, молча смотрящие вперед. Гимнастерки и форма — стираные-перестираные, выцветшие, цвета зеленовато-серой пыли. Ляжет человек в такой одежде в придорожную землю — и сольется с ней.
Так они и шли, а мы на них смотрели. А потом они все прошли, а мы постояли немного и отправились в Елисеевский, где продавали настоящий виноградный сок из большого стеклянного конуса с крантиком. Нацедили мне целый стакан. Я пил, а самому было виноградинки жалко — ведь их раздавили, чтобы этот сок получить.
Матери моей было чуть за тридцать. Высокая красивая блондинка со здоровым румянцем. И рядом я — тоненький, зелененький, переживший в эвакуации голод и дистрофию. Мать со мной ходить стеснялась. «Что же вы, мамаша, сынка своего не кормите? — часто говорили ей. — Ведь краше в гроб кладут!» А мать изо всех сил изощрялась, но я не ел. Помню, как терла мне гоголь-моголь, как розы делала из масла, утыкая их изюмом.
Во время войны мы с мамой были в эвакуации в сибирском зерносовхозе под Курганом.
— Мамочка! — просил трехлетний Сева. — Сделай мне голубцы!
— Как же, Севушка, я их сделаю… — отвечала она. У меня ничего нет, ни мяса, ни капусты…
— Но ведь у тебя нитки есть…
Нитками перевязывали капустный лист, чтобы голубцы не разваливались, вот мальчик и запомнил.
В 1944 году мы вернулись в Ленинград и пришли прямо в штаб, где служил отец. Город был закрыт для приезжих, попасть туда можно было только по особым документам, и мать получила пропуск по набору на лесозаготовки.
— На лесозаготовки? С ручной пилой и топором? отец схватился за голову. — Люся, зачем ты это сделала?
— Я хотела тебя видеть, — отвечала мать. — А иначе в Ленинград просто не проехать…
Отцу стоило тогда больших усилий, чтобы отбить ее от лесоповала, но это отдельная история.