«Знать, у бойкого народа родилась эта птичка…»
15 июля, 2019 6:11 дп
Seva Novgorodsev
Попал я как-то в гости. Сидим, а над столом волнистый попугайчик летает. Хозяева и гости, к нему привыкшие, только отмахиваются — не мешай отдыхать!
Попугайчик присел ко мне на плечо, я его не согнал. Сидим, общаемся. Вижу, он к бокалу тянется. Я поднес. Попугайчик попил вина, немного обмяк, потом еще попил и, нетвердо стоя на лапках, прямо с плеча начал: «мой дядя самых честных пр-р-равил, когда не в шутку занемог…» и так далее, всю первую строфу.
Я совершенно остолбенел, кричу собравшимся — «братцы! Попугайчик Пушкина читает!» — «А!», — ответили мне, — «он, когда напьется, всегда Пушкина читает!»
Тут хочется вспомнить Гоголя и воскликнуть: «знать, у бойкого народа родилась эта птичка!»
Конечно, какой-нибудь английский орнитолог тоже мог бы научить своего питомца произносить что нибудь из Байрона или Шелли, но, согласитесь, пафос совсем не тот. Ибо в русской поэзии есть такое, чего ни на одном иностранном языке не выразить.
Попробуйте, например, перевести на итальянский слова «У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра» — такая чушь получится! Или на английский строку «сняла решительно пиджак наброшенный…» — нет у иноземцев чая вприкуску, а пиджак у них становится каким-то жакетом от костюма.
Всего не перечислишь — я, например, так и не нашел удовлетворительного перевода для слов «хам» и «наглец».
Но и обратный процесс не менее тернист.
Seva Novgorodsev
Попал я как-то в гости. Сидим, а над столом волнистый попугайчик летает. Хозяева и гости, к нему привыкшие, только отмахиваются — не мешай отдыхать!
Попугайчик присел ко мне на плечо, я его не согнал. Сидим, общаемся. Вижу, он к бокалу тянется. Я поднес. Попугайчик попил вина, немного обмяк, потом еще попил и, нетвердо стоя на лапках, прямо с плеча начал: «мой дядя самых честных пр-р-равил, когда не в шутку занемог…» и так далее, всю первую строфу.
Я совершенно остолбенел, кричу собравшимся — «братцы! Попугайчик Пушкина читает!» — «А!», — ответили мне, — «он, когда напьется, всегда Пушкина читает!»
Тут хочется вспомнить Гоголя и воскликнуть: «знать, у бойкого народа родилась эта птичка!»
Конечно, какой-нибудь английский орнитолог тоже мог бы научить своего питомца произносить что нибудь из Байрона или Шелли, но, согласитесь, пафос совсем не тот. Ибо в русской поэзии есть такое, чего ни на одном иностранном языке не выразить.
Попробуйте, например, перевести на итальянский слова «У самовара я и моя Маша, вприкуску чай пить будем до утра» — такая чушь получится! Или на английский строку «сняла решительно пиджак наброшенный…» — нет у иноземцев чая вприкуску, а пиджак у них становится каким-то жакетом от костюма.
Всего не перечислишь — я, например, так и не нашел удовлетворительного перевода для слов «хам» и «наглец».
Но и обратный процесс не менее тернист.