Живая книга о Ельцине. «Вместе с НАТО»
15 марта, 2024 2:27 пп
Альфред Кох
Кох Альфред:Глава 13. Болезни и олигархи-1997
Часть 5
В конце мая Ельцин отправился в Париж для подписания уже ранее упомянутого нами “Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией североатлантического договора” (Основополагающего акта Россия — НАТО). Вопреки расхожему мнению, это не был декларативный документ. Он действительно означал новый этап в сотрудничестве между Россией и Западом.
В преамбуле договора было сказано, что Россия и НАТО больше не рассматривают друг друга как противников.
Первый пункт Акта предусматривает, что Россия и НАТО :
— в Европе будут совместно укреплять роль ОБСЕ в общеевропейской безопасности;
— откажутся от применения силы (кроме как с санкции Совбеза ООН);
— будут уважать территориальную целостность государств и Хельсинкский акт;
— признают за европейскими государствами право выбора путей обеспечения собственной безопасности.
Второй пункт предполагает создание Совета Россия — НАТО в качестве консультационного органа, а также определяет основополагающие принципы таких консультаций: отсутствие у России и НАТО права вето по отношению к действиям другой стороны, запрет использования прав России и НАТО для ущемления интересов других государств.
Третий пункт гласит, что Россия:
— участвует в созданном здесь же, в Париже, Совете евро-атлантического партнерства (СЕАП — многосторонний форум, созданный для развития отношений между НАТО и не входящими в НАТО странами в Европе и частях Азии, примыкающих к европейской переферии) и программе “Партнерство во имя мира”;
— обменивается с НАТО информацией по военным доктринам, бюджетам и военным стратегиям;
— участвует с НАТО в совместных операциях под ответственностью ОБСЕ или под руководством Совбеза ООН;
— сотрудничает в области нераспространения оружия массового поражения и в области тактической ПРО;
— сотрудничает в области обеспечения безопасности воздушного движения; -участвует в Конференции национальных директоров по вооружениям (КНДВ);
— вместе с НАТО совместно борются с наркотрафиком
— вместе с НАТО проводят совместные учения в области ликвидации последствий техногенных катастроф и чрезвычайных ситуаций.
И, наконец, четвертый пункт содержит обязательства, что:
— НАТО не будет размещать ядерное оружие на территории новых членов и не будет строить места для его хранения;
— Россия и НАТО будут работать над Соглашением об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) и лимитам на вооружения от Атлантики до Урала, которые будут пересматриваться каждые пять лет с 2001 года.
Не стоит преувеличивать значение этого документа. Это не было прорывом в отношениях между Россией и Западом и началом их полномасштабного военного сотрудничества. Но, тем не менее, это был весомый шаг на пути к такому сотрудничеству. И при благоприятных обстоятельствах он мог перерасти во что-то большее.
Не будет большой натяжкой сказать, что если бы набранный темп сближения России и НАТО (прежде всего — с США) сохранился, то Россия сейчас уже бы была членом НАТО. Но этого не случилось. Причины этого выходят далеко за рамки данной книги не только в смысле ее темы, но даже и в смысле того периода времени, который она охватывает. Однако даже в ней мы еще успеем увидеть как скоро эти отношения начали деградировать и разворачиваться в совершенно противоположном направлении.
Прямо из Парижа 31 мая Ельцин прилетел в Киев, где, вместе с президентом Украины Кучмой, подписал так называемый “Большой договор” — “Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной”. Он стал не столько юридическим документом, сколько, по выражению Кучмы, «ключевым звеном украинской внешней политики» или, как его назвал Ельцин, «своеобразным водоразделом между российскими прошлым и будущим».
Отказ России от Украины как части «большой России» свидетельствовал об окончательном, в том числе психологическом, выходе из имперского состояния. Верховная Рада Украины ратифицировала договор 14 января 1998 года, а Госдума РФ – 25 декабря 1998 года. Для Украины ключевым было признание ее суверенитета, гарантии неприменения силы или угрозы ее применения, подтверждение нерушимости существующих границ – иными словами, отказ России от претензий на Крым и Севастополь.
А ограничением стало обязательство не заключать с третьими странами договоров, направленных против России, не предоставлять свою территорию для использования в ущерб российской безопасности. Украина гарантировала соблюдение национальных прав русскоязычного населения, но механизмы ответственности за несоблюдение этих гарантий, как и механизмы реализации других «политических деклараций», не были прописаны. (1 апреля 2019 года этот договор прекратил свое действие).
Июнь тоже был неспокойным. На Кавказе то тут, то там какие-то бандиты захватывали заложников и требовали за них выкуп. В этом уже не было никакой политической подоплеки. Просто некоторые (далеко не все) оставшиеся не у дел боевики и их командиры после окончания боевых действий не разошлись по домам, а незаметно (в том числе и для самих себя) превратились в бандитов, зарабатывающих на торговле заложниками.
А 27 июня в поезде “Юность”, шедшем из Москвы и Санкт-Петербург, около семи вечера, раздался мощный взрыв. Он произошел в 13-м вагоне поезда. По версии следствия — по причине неосторожного обращения с безоболочным взрывным устройством (400 гр. в тротиловом эквиваленте) уроженца Дагестана 24-летним Гаджи Магомеда Халилова в тот момент, когда Халилов пытался установить его в технологический люк под потолком вагона. Погибли пять человек (включая самого Халилова) и еще тринадцать человек получили ранения различной степени тяжести. Кто организовал этот теракт и вообще: было ли это терактом — следователи ФСБ выяснить так и не сумели.
А тем временем по Москве опять стали ходить слухи о том, что Ельцин снова начал злоупотреблять алкоголем. Эти слухи обрастали самыми невероятными подробностями. Будто бы врачи разрешили Ельцину немного принимать спиртного, поскольку, с учетом его личной специфики, это являлось единственным доступным ему способом “снять стресс”. Будто бы такое решение врачи приняли из опасений вызвать таким “стрессом” еще один инфаркт, который его гарантированно добьет. И в этих условиях (будто бы!) они посчитали небольшие дозы алкоголя “меньшим злом”.
Немцов, который в этот период часто встречался с Ельциным в неформальной обстановке, утверждал в кругу своих коллег (Чубайс, Кох, Кириенко) что Ельцину дают разбавленную водку и пьет он ее совсем немного: три — четыре рюмки сильно разбавленной водки за весь обед. Что “дедушке” это не вредит и он хорошо “держит дозу”.
Рассказы Немцова мало чем отличались от таких же рассказов Юмашева. Он тоже говорил, что Ельцину тяжело признать себя немощным стариком. Это разрушает его personality, его собственное представление о себе, как о мощном, харизматичном и крутом мужике из народа. В его представлении т.н. “настоящий русский мужик”, которому врачи запрещают пить водку — уже и не мужик вовсе, а глубокий инвалид. А в таком случае нечего и думать о руководстве страной.
Возможно, что это было правдой, и Ельцин действительно уже был инвалидом. Но признаться в этом самому себе он не хотел или не мог. Вдобавок можно смело предположить, что и его окружение не очень-то стремилось открыть ему глаза на этот счет.
Всех в Семье устраивал Ельцин-президент, который вполне еще может вести протокольные встречи и даже заниматься контактами на уровне лидеров G-8 и внешнеполитической стратегией, но всю “текучку” уже брали на себя его верные помощники — Юмашев и дочь Татьяна. Разумеется, объясняя себе и окружающим, что делают они это исключительно из желания помочь “папе” и хоть немного его разгрузить.
Касательно же внешней политики, то не исключено, что внешнеполитическая стратегия в значительной степени осталась вне сферы их влияния лишь потому, что Примаков ее им не отдал, отстояв свое право самому ею заниматься и, минуя всех, напрямую контактировал по этому поводу с Ельциным.
Нельзя сказать, что эта примаковская линия была объективно полезна в тот момент для России. Вполне возможно, что будь Юмашев в большей степени вовлечен в эту тематику, внешнеполитическая стратегия России конца девяностых не стала бы так стремительно превращаться в плохое издание позднесоветской.
Но факт остается фактом: Примаков оказывал все большее влияние на внешнеполитические взгляды Ельцина, но пока это еще не так сильно бросалось в глаза. Однако, характерно, что в мае, накануне поездки в Париж на саммит НАТО, Ельцин уволил с поста министра обороны протеже Лебедя — “общевойскового” генерала Игоря Родионова и поставил на его место генерала Игоря Сергеева, на тот момент — главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения.
В этом трудно было не увидеть влияние Примакова, который все больше втягивал Ельцина в тематику пресловутого “разоружения” — целой отрасли отечественной дипломатии, которая десятилетиями занималась бесконечными переговорами с американцами по вопросам ограничения стратегических вооружений.
При всей очевидной бессмысленности этой темы (при наличии других ядерных держав и, прежде всего — Китая, размер ядерного арсенала которого никому неизвестен, впрочем, как и его стратегия в области развития и применения ядерного оружия), это была единственная тема, по которой Россия по праву претендовала на роль великой державы и вела переговоры с Америкой на равных. Это, конечно же, льстило самолюбию Ельцина, и Примаков не упустил шанса этим воспользоваться.
Во всех остальных вопросах Ельцин полностью положился на свою администрацию во главе с Юмашевым. И правительство, очень быстро почувствовало заметный дефицит президентского участия в его делах.
Молодым вице-премьерам, министрам ключевых министерств и их первым заместителям было удивительно, что президент не только до их назначения на работу, но даже и после, в течении трех месяцев работы нового правительства, не провел с ними не только ни одного совещания, но даже не удосужился познакомиться с ними. Им трудно было допустить мысль, что президенту нет дела до того, кто является в стране, которую он возглавляет, вице-премьерами или, например, министром экономики.
На фоне этого недоумения, слухи о том, что Ельцин опять начал выпивать, стали обрастать все более шокирующими подробностями и молва уже начала приписывать Ельцину даже то, чего и в помине не было. Все громче и сильнее в правительственных коридорах звучали нелицеприятные эпитеты в адрес президента и это уже выходило за рамки обычных сплетен о начальстве, которые являются неизбежной частью российской чиновничьей традиции.
В какой-то момент, Юмашев понял, что ситуация становится уже нетерпимой и начинает сказывается на общем уровне исполнительской дисциплины. Видимо поэтому было принято решение организовать встречу Ельцина с частью нового состава правительства.
Такая встреча, по замыслу ее организаторов, должна была снять все вопросы и показать молодым министрам и вице-премьерам бодрого и энергичного Ельцина. Именно про такого Ельцина им рассказывали их коллеги из “старого”, еще гайдаровского правительства образца 1992 года, Черномырдин и Чубайс.
Было решено, что новых членов правительства повезут к Ельцину в его резиденцию “Шуйская Чупа” в Карелии. Сейчас ее уже нет, для Путина она оказалась слишком маленькой и убогой, и поэтому ее продали. Делегацию возглавит Немцов, а для верности ее будут сопровождать сам Юмашев и дочь Ельцина Татьяна.
Для поездки выбрали четверых: двух вице-премьеров: Коха и Уринсона, и двух фактических министров (в должностях первых заместителей) Кудрина и Кириенко. С каждым из них провели соответствующую беседу, расписали роли и подробно объяснили, что и как можно и нужно говорить президенту. И, разумеется, что и как не нужно говорить.
За неделю до назначенной даты, с каждым из них по отдельности провели разговор сначала Немцов, а потом еще и Юмашев. Смысл бесед состоял в том, что им не надо пытаться с Ельциным говорить на какие-то сложные темы, пытаться посвятить его в тонкости тех вопросов, которые их волнуют и тем более не надо ставить его перед необходимостью принятия какого-то решения.
Все, что будет происходить — не более, чем протокольное событие. Вопросы и ответы должны быть согласовано заранее, все решения подготовлены и Ельцин должен лишь под камеры их озвучить. Разумеется, что согласовывать свои вопросы нужно было с администрацией президента.
В конечном итоге все кончилось большим совещанием у Чубайса, где было принято решение, что итогом этой встречи с президентом должен стать президентский указ, предписывающий правительству в течении трех месяцев погасить все накопившиеся к этому времени долги по зарплатам бюджетникам (включая военных) и пенсионерам.
Разумеется, правительство заранее к этому подготовилось. Четыре месяца напряженной работы не прошли даром: были получены дополнительные доходы от приватизации и таможенные сборы, повышена собираемость налогов, резко ужесточилась бюджетная дисциплина. Правительству понимало, что погасить долги по зарплатам оно может даже быстрее, чем за три месяца.
На всякий случай, в последний момент, Кох, с помощью Потанина и известного финансиста Бориса Йордана, договорился с Джорджем Соросом о краткосрочном кредите (Bridge Loan) для правительства в размере 500 млн. $. С такой “подушкой безопасности” всякие сомнения в способности правительства выполнить эту задачу исчезли. Только после этого был написан проект указа, который Ельцин должен был подписать после встречи с правительственной делегацией.
Драматургия была такова, что Ельцин на этой встрече грозно потребует от правительства немедленно погасить все долги по зарплатам и пенсиям (“сколько можно терпеть! Это недопустимо!”), а вытянувшиеся в струнку чиновники должны будут взять под козырек и сказать “Есть!”. Все это должны были снять телевизионные камеры ведущих телеканалов и показать в выпусках теленовостей в прайм-тайм. И при этом еще сообщить, что Ельцин подписал соответствующий указ.
Все иллюзии по поводу предстоящей встречи (если они и были) к тому моменту у ее участников уже рассеялись. Они поняли, что никакого неформального и заинтересованного диалога за закрытыми дверями не будет. Максимум, что они смогут получить от этой встречи — так это увидеть живого и относительно здорового президента. Это, по замыслу ее организаторов, должно было хоть как-то погасить волну слухов о плохом состоянии здоровья Ельцина. И речи не могло идти о том, что им явится президент “образца 1992 года”. Однако, действительность превзошла все их самые смелые предположения. Вот как об этой встрече в Шуйской Чупе вспоминает Кох.
“ Утром 8 июля мы вылетели спецрейсом из Москвы в Петрозаводск. Потом еще около часа нас везли на машинах и к полудню мы добрались до резиденции президента. Это был небольшой двухэтажный дом в лесу, на берегу озера. Нас встретил сам Борис Николаевич, вместе с Наиной Иосифовной. Также с ними были дочь Татьяна и заместитель Юмашева — Юрий Федорович Яров, которого я знал еще с конца восьмидесятых, когда он работал председателем Леноблисполкома.
Боря Немцов сразу захватил все внимание Ельцина и остальные участники группы выступали просто массовкой на встрече этих двух политиков. Юмашев держался вместе с нами, даже не пытаясь перехватить внимание на себя. Да это было и бесполезно: два Бориса так сильно вцепились в друг друга, что казалось, будто их интересуют только они сами.
Боря, на правах руководителя группы, представил нас Ельцину. Тот выглядел дружелюбно, но большого интереса к нам не выказал. Пожав руки и сказав: “Очень приятно”, он опять полностью углубился в разговор с Немцовым. Говорили они громко, напоказ, Боря ржал как конь и сама беседа была ни о чем. Как здоровье, что Москва, куда ездил, с кем познакомился и т.д. Приехавшие с нами телевизионщики все это снимали и было ясно, что оба Бориса просто делают картинку для выпусков новостей.
Было похоже, что Ельцин, незадолго до нашей встречи, сделал себе новые зубы и еще не успел толком к ним привыкнуть. Поэтому он периодически их облизывал и чуть-чуть шамкал и шепелявил. Но это были мелочи. В целом он выглядел похудевшим, вполне вменяемым, но слегка заторможенным. От его былой реактивности не осталось и следа. Впрочем, возможно, что его прежняя быстрота реакции была только лишь эффектом телевизора: ведь вживую я общался с ним впервые.
Ельцин с нескрываемой гордостью сообщил, что он велел построить на территории резиденции крытый теннисный корт, и тут же предложил нам пойти и посмотреть на него. Было заметно, что для него было очень важно оставить у нас впечатление о себе, как о человеке, ведущем спортивный образ жизни и регулярно играющим в теннис. Мы подошли к большому ангару и вошли внутрь. Ельцин тут же взял ракетку и, поставив Немцова с другой стороны сетки, сделал ему две-три подачи. Немцов хорошо играл в теннис и поэтому легко их отбил. А Ельцин даже не пытался их взять. Просто брал новый мячик и снова подавал.
— Валя, а он что, реально каждый день играет в теннис? — спросил я стоявшего рядом со мной Юмашева.
— Нет, конечно. Так, выйдет на корт, подаст пару раз и все. Но регулярно надевает спортивную форму, подолгу ходит по корту с ракеткой, затем — сауна, потом долго сидит в раздевалке с полотенцем на шее… — откровенно ответил мне Валентин.
Это была вся та же история про Ельцина, который никак не хотел стареть. Ему было тяжело расстаться с тем своим образом жизни, который он считал единственно правильным: застолья с обильной выпивкой и красивыми тостами, много спорта, баня с вениками и холодной купелью, хорошая мужская компания, в которой и решаются все важные вопросы…
Это был его вызов самому времени, его война с неожиданно свалившейся на него старостью. Ведь она, действительно, пришла к нему довольно рано: ему в этот момент было всего шестьдесят шесть лет. Его буйный нрав, положенный на обе лопатки пятью инфарктами, кричал нам всем: я тут, я жив, я играю в теннис, я парюсь в бане, я все тот же, что и раньше, не списывайте меня со счетов, я еще вам всем покажу!
Погуляв по территории резиденции, мы всей толпой (включая три съемочные группы), завалились в небольшой коттедж, который, собственно и был, местом, где жил Ельцин. В этом доме не было специального зала для совещаний, поэтому мы расположились в небольшой столовой. Было тесно и жарко от ламп, которыми нас осветили телевизионщики.
Немцов представил нас президенту, описав каждого каким-то шутливым комментарием. Ельцин улыбался и повторял: “Очень приятно, рад познакомиться”. Затем каждый из нас сыграл свою заранее выученную роль. Ельцин тоже ответил в соответствии со сценарием и потом картинно, под камеры, подписал указ о том, что правительство должно в три месяца погасить все долги по зарплатам и пенсиям. После этого телевизионщики ушли и стало немножко посвободнее. Все это действо продлилось вряд ли больше, чем полчаса.
“Ну что? Давайте пообедаем?” — оглядев всех нас, с явным удовольствием спросил Ельцин. “Накрывайте!” — не глядя ни на кого конкретно громко сказал он. Тут же из какой-то боковой двери появились официанты и начали ставить на стол посуду и столовые приборы. Я с некоторым удивлением увидел перед собой водочную рюмку. Их поставили каждому из нас. Озадаченный, я посмотрел на Немцова. Он мне одними глазами дал понять, что все в порядке и волноваться не о чем.
Подали закуски. Ельцин громко и с нажимом сказал “Дайте водки”. Мы все напряглись. Я посмотрел на Наину Иосифовну. На ее лице был написан молчаливый протест. Принесли несколько бутылок водки. За столом сидело человек десять — двенадцать. Официанты разлили. Ельцин сидя поднял рюмку за наше здоровье. Выпили. Водка была самая обыкновенная, неразбавленная, полноценные 40 градусов. Закусили.
Потом выпили по второй. Немцов поднял тост за президента. Принесли горячее. Выпили по третьей. Потом еще. Пили за Россию, за Наину Иосифовну. За ельцинское гостеприимство… В общей сложности гости и Ельцин выпили примерно по шесть-семь рюмок. Я зачарованно смотрел как он их опрокидывает. В конце обеда в каждом из нас было по честных триста с лишним граммов белой.
Подали десерт. Под десерт Яров достал из бара большую бутылку какого-то дорогого коньяка. Пили коньяк. Вышли на улицу курить, размяться. Ельцин спросил у кого-то из охранников: “Баня готова?” Ему что-то ответили. Он посмотрев на Немцова, сказал: “Пойдем в баню!” И они вдвоем ушли париться.
Уходя, Немцов, по указанию Ельцина, захватил с собой яровский коньяк. За ними следом шел официант, который нес ящик пива. Когда они ушли, Яров подмигнул мне и достал еще одну бутылку коньяка. Мы все расслабились, расселились на веранде и стали ждать двух Борисов, тихонько его попивая. Пить спиртное никому особенно не хотелось и мы, (нас оставалось человек десять) так и не допили эту бутылку.
Парились они часа два. Разумеется, всю бутылку коньяка они опустошили. Конечно же, они запивали его пивом. Они парились и пили, парились и пили. Ельцин был неудержим. Это после пяти инфарктов и тяжелой операции на открытом сердце…
Когда они вернулись, Немцов был уже сильно навеселе. Ельцин стал еще более заторможенным, но при этом довольно улыбался. Его слегка шатало. Охранники то и дело подскакивали к нему, боясь, что он упадет. Но он всякий раз каким-то чудом успевал сохранить равновесие. По его лицу было видно, что ему очень хорошо. “Давайте рыбачить!” — сказал он охране и сел в кресло на берегу озера.
Тут же появились удочки и довольно скоро началась поклевка. Клевала в основном плотва. Поймав первые две-три рыбки, Ельцин обрадовался этому улову, потребовал сварить из них ухи, но потом притих и передал удочку охраннику. Вскоре он уснул. Прямо в кресле. Мы стояли вокруг него и смотрели как он спит. Было около шести вечера. Повисла тишина: все вдруг замолчали. Наступал теплый летний вечер. Было слышно как жужжат комары… Так прошло примерно полчаса.
Молчание прервал Юмашев, сказав: “Ну, все. Давайте собираться. Надо лететь обратно в Москву”. И мы все потянулись к автомобильной стоянке. “Рабочая встреча высокопоставленных правительственных чиновников с президентом России” (так окрестили ее журналисты) подошла к концу. Попрощавшись с Татьяной, Наиной Иосифовной и Яровым, мы сели в машины и уехали в аэропорт.
Всю дорогу обратно Немцов пытался убедить меня в том, что водка была разбавленной. Это было очень забавно: наблюдать как пьяный Борис пытается выгородить “дедушку”, к которому он испытывал безотчетную, почти сыновью любовь.
В принципе, Борис (как и Юмашев) рос без отца и поэтому по-человечески вполне объяснимо, что и он и Юмашев тянулись к Ельцину как к сильному и харизматичному мужчине, который был благосклонен к ним, и который годился им в отцы. В этом, видимо, сказывалась нехватка мужского участия в их детстве.
Но я не стал подыгрывать Борису и сказал, что я еще не сошел с ума и могу отличить разбавленную водку от обычной. Тогда он начал убеждать меня в том, что Ельцину наливали из другой бутылки. Конечно, — парировал, я. И коньяк и пиво — тоже разбавили… Прекрати, Боря. Я уже все понял.
Потом ко мне подсел Юмашев и стал расспрашивать о моих впечатлениях. Я сказал ему, что очень впечатлен, что Борис Николаевич в прекрасной форме и теперь я понимаю, что все слухи о его недееспособности — не более, чем клевета недоброжелателей.
Для убедительности, я привел несколько ничего не значащих фраз Ельцина, брошенных им за обедом, которым я придал отсутствующий в реальности глубокий смысл.
Валентин посмотрел на меня недоверчиво. Он был явно недоволен моим очевидным лицемерием. Он, видимо, тоже приготовился к дискуссии о разбавленной — неразбавленной водке, а также можно ли считать сегодняшнего Ельцина напившимся в хлам алкоголиком или это скорее характеризуется как проявление бьющего через край здорового раблезианства.
Но, честно говоря, я вообще не склонен был разговаривать. Хотя бы потому, что я-то точно был поддатый. На свой счет я не обольщался. Конечно, не так сильно, как Немцов (который вдобавок к водке за обедом трескал с Ельциным в бане еще коньяк и пиво), но все же достаточно, чтобы плохо соображать.
К тому же, то что я увидел — ошеломило меня. И прежде, чем быть готовым разговаривать на эту тему, я должен был внутри себя все отрефлексировать и самому себе объяснить то, что я увидел, в чем участвовал и как это называется. Было понятно, что это можно назвать как угодно, но никак не “рабочей встречей высокопоставленных правительственных чиновников с Президентом России”.
Мне стало ужасно тоскливо. Вся эта атмосфера, в которой “свита делает короля” мне стала понятна до мельчайших деталей. Мой энтузиазм, с которым я занимался своей работой, в одно мгновенье улетучился и я понял, что с этой работы надо уходить. Довести до логического завершения аукцион по “Связьинвесту” и уходить.”
Альфред Кох
Кох Альфред:Глава 13. Болезни и олигархи-1997
Часть 5
В конце мая Ельцин отправился в Париж для подписания уже ранее упомянутого нами “Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией североатлантического договора” (Основополагающего акта Россия — НАТО). Вопреки расхожему мнению, это не был декларативный документ. Он действительно означал новый этап в сотрудничестве между Россией и Западом.
В преамбуле договора было сказано, что Россия и НАТО больше не рассматривают друг друга как противников.
Первый пункт Акта предусматривает, что Россия и НАТО :
— в Европе будут совместно укреплять роль ОБСЕ в общеевропейской безопасности;
— откажутся от применения силы (кроме как с санкции Совбеза ООН);
— будут уважать территориальную целостность государств и Хельсинкский акт;
— признают за европейскими государствами право выбора путей обеспечения собственной безопасности.
Второй пункт предполагает создание Совета Россия — НАТО в качестве консультационного органа, а также определяет основополагающие принципы таких консультаций: отсутствие у России и НАТО права вето по отношению к действиям другой стороны, запрет использования прав России и НАТО для ущемления интересов других государств.
Третий пункт гласит, что Россия:
— участвует в созданном здесь же, в Париже, Совете евро-атлантического партнерства (СЕАП — многосторонний форум, созданный для развития отношений между НАТО и не входящими в НАТО странами в Европе и частях Азии, примыкающих к европейской переферии) и программе “Партнерство во имя мира”;
— обменивается с НАТО информацией по военным доктринам, бюджетам и военным стратегиям;
— участвует с НАТО в совместных операциях под ответственностью ОБСЕ или под руководством Совбеза ООН;
— сотрудничает в области нераспространения оружия массового поражения и в области тактической ПРО;
— сотрудничает в области обеспечения безопасности воздушного движения; -участвует в Конференции национальных директоров по вооружениям (КНДВ);
— вместе с НАТО совместно борются с наркотрафиком
— вместе с НАТО проводят совместные учения в области ликвидации последствий техногенных катастроф и чрезвычайных ситуаций.
И, наконец, четвертый пункт содержит обязательства, что:
— НАТО не будет размещать ядерное оружие на территории новых членов и не будет строить места для его хранения;
— Россия и НАТО будут работать над Соглашением об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) и лимитам на вооружения от Атлантики до Урала, которые будут пересматриваться каждые пять лет с 2001 года.
Не стоит преувеличивать значение этого документа. Это не было прорывом в отношениях между Россией и Западом и началом их полномасштабного военного сотрудничества. Но, тем не менее, это был весомый шаг на пути к такому сотрудничеству. И при благоприятных обстоятельствах он мог перерасти во что-то большее.
Не будет большой натяжкой сказать, что если бы набранный темп сближения России и НАТО (прежде всего — с США) сохранился, то Россия сейчас уже бы была членом НАТО. Но этого не случилось. Причины этого выходят далеко за рамки данной книги не только в смысле ее темы, но даже и в смысле того периода времени, который она охватывает. Однако даже в ней мы еще успеем увидеть как скоро эти отношения начали деградировать и разворачиваться в совершенно противоположном направлении.
Прямо из Парижа 31 мая Ельцин прилетел в Киев, где, вместе с президентом Украины Кучмой, подписал так называемый “Большой договор” — “Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной”. Он стал не столько юридическим документом, сколько, по выражению Кучмы, «ключевым звеном украинской внешней политики» или, как его назвал Ельцин, «своеобразным водоразделом между российскими прошлым и будущим».
Отказ России от Украины как части «большой России» свидетельствовал об окончательном, в том числе психологическом, выходе из имперского состояния. Верховная Рада Украины ратифицировала договор 14 января 1998 года, а Госдума РФ – 25 декабря 1998 года. Для Украины ключевым было признание ее суверенитета, гарантии неприменения силы или угрозы ее применения, подтверждение нерушимости существующих границ – иными словами, отказ России от претензий на Крым и Севастополь.
А ограничением стало обязательство не заключать с третьими странами договоров, направленных против России, не предоставлять свою территорию для использования в ущерб российской безопасности. Украина гарантировала соблюдение национальных прав русскоязычного населения, но механизмы ответственности за несоблюдение этих гарантий, как и механизмы реализации других «политических деклараций», не были прописаны. (1 апреля 2019 года этот договор прекратил свое действие).
Июнь тоже был неспокойным. На Кавказе то тут, то там какие-то бандиты захватывали заложников и требовали за них выкуп. В этом уже не было никакой политической подоплеки. Просто некоторые (далеко не все) оставшиеся не у дел боевики и их командиры после окончания боевых действий не разошлись по домам, а незаметно (в том числе и для самих себя) превратились в бандитов, зарабатывающих на торговле заложниками.
А 27 июня в поезде “Юность”, шедшем из Москвы и Санкт-Петербург, около семи вечера, раздался мощный взрыв. Он произошел в 13-м вагоне поезда. По версии следствия — по причине неосторожного обращения с безоболочным взрывным устройством (400 гр. в тротиловом эквиваленте) уроженца Дагестана 24-летним Гаджи Магомеда Халилова в тот момент, когда Халилов пытался установить его в технологический люк под потолком вагона. Погибли пять человек (включая самого Халилова) и еще тринадцать человек получили ранения различной степени тяжести. Кто организовал этот теракт и вообще: было ли это терактом — следователи ФСБ выяснить так и не сумели.
А тем временем по Москве опять стали ходить слухи о том, что Ельцин снова начал злоупотреблять алкоголем. Эти слухи обрастали самыми невероятными подробностями. Будто бы врачи разрешили Ельцину немного принимать спиртного, поскольку, с учетом его личной специфики, это являлось единственным доступным ему способом “снять стресс”. Будто бы такое решение врачи приняли из опасений вызвать таким “стрессом” еще один инфаркт, который его гарантированно добьет. И в этих условиях (будто бы!) они посчитали небольшие дозы алкоголя “меньшим злом”.
Немцов, который в этот период часто встречался с Ельциным в неформальной обстановке, утверждал в кругу своих коллег (Чубайс, Кох, Кириенко) что Ельцину дают разбавленную водку и пьет он ее совсем немного: три — четыре рюмки сильно разбавленной водки за весь обед. Что “дедушке” это не вредит и он хорошо “держит дозу”.
Рассказы Немцова мало чем отличались от таких же рассказов Юмашева. Он тоже говорил, что Ельцину тяжело признать себя немощным стариком. Это разрушает его personality, его собственное представление о себе, как о мощном, харизматичном и крутом мужике из народа. В его представлении т.н. “настоящий русский мужик”, которому врачи запрещают пить водку — уже и не мужик вовсе, а глубокий инвалид. А в таком случае нечего и думать о руководстве страной.
Возможно, что это было правдой, и Ельцин действительно уже был инвалидом. Но признаться в этом самому себе он не хотел или не мог. Вдобавок можно смело предположить, что и его окружение не очень-то стремилось открыть ему глаза на этот счет.
Всех в Семье устраивал Ельцин-президент, который вполне еще может вести протокольные встречи и даже заниматься контактами на уровне лидеров G-8 и внешнеполитической стратегией, но всю “текучку” уже брали на себя его верные помощники — Юмашев и дочь Татьяна. Разумеется, объясняя себе и окружающим, что делают они это исключительно из желания помочь “папе” и хоть немного его разгрузить.
Касательно же внешней политики, то не исключено, что внешнеполитическая стратегия в значительной степени осталась вне сферы их влияния лишь потому, что Примаков ее им не отдал, отстояв свое право самому ею заниматься и, минуя всех, напрямую контактировал по этому поводу с Ельциным.
Нельзя сказать, что эта примаковская линия была объективно полезна в тот момент для России. Вполне возможно, что будь Юмашев в большей степени вовлечен в эту тематику, внешнеполитическая стратегия России конца девяностых не стала бы так стремительно превращаться в плохое издание позднесоветской.
Но факт остается фактом: Примаков оказывал все большее влияние на внешнеполитические взгляды Ельцина, но пока это еще не так сильно бросалось в глаза. Однако, характерно, что в мае, накануне поездки в Париж на саммит НАТО, Ельцин уволил с поста министра обороны протеже Лебедя — “общевойскового” генерала Игоря Родионова и поставил на его место генерала Игоря Сергеева, на тот момент — главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения.
В этом трудно было не увидеть влияние Примакова, который все больше втягивал Ельцина в тематику пресловутого “разоружения” — целой отрасли отечественной дипломатии, которая десятилетиями занималась бесконечными переговорами с американцами по вопросам ограничения стратегических вооружений.
При всей очевидной бессмысленности этой темы (при наличии других ядерных держав и, прежде всего — Китая, размер ядерного арсенала которого никому неизвестен, впрочем, как и его стратегия в области развития и применения ядерного оружия), это была единственная тема, по которой Россия по праву претендовала на роль великой державы и вела переговоры с Америкой на равных. Это, конечно же, льстило самолюбию Ельцина, и Примаков не упустил шанса этим воспользоваться.
Во всех остальных вопросах Ельцин полностью положился на свою администрацию во главе с Юмашевым. И правительство, очень быстро почувствовало заметный дефицит президентского участия в его делах.
Молодым вице-премьерам, министрам ключевых министерств и их первым заместителям было удивительно, что президент не только до их назначения на работу, но даже и после, в течении трех месяцев работы нового правительства, не провел с ними не только ни одного совещания, но даже не удосужился познакомиться с ними. Им трудно было допустить мысль, что президенту нет дела до того, кто является в стране, которую он возглавляет, вице-премьерами или, например, министром экономики.
На фоне этого недоумения, слухи о том, что Ельцин опять начал выпивать, стали обрастать все более шокирующими подробностями и молва уже начала приписывать Ельцину даже то, чего и в помине не было. Все громче и сильнее в правительственных коридорах звучали нелицеприятные эпитеты в адрес президента и это уже выходило за рамки обычных сплетен о начальстве, которые являются неизбежной частью российской чиновничьей традиции.
В какой-то момент, Юмашев понял, что ситуация становится уже нетерпимой и начинает сказывается на общем уровне исполнительской дисциплины. Видимо поэтому было принято решение организовать встречу Ельцина с частью нового состава правительства.
Такая встреча, по замыслу ее организаторов, должна была снять все вопросы и показать молодым министрам и вице-премьерам бодрого и энергичного Ельцина. Именно про такого Ельцина им рассказывали их коллеги из “старого”, еще гайдаровского правительства образца 1992 года, Черномырдин и Чубайс.
Было решено, что новых членов правительства повезут к Ельцину в его резиденцию “Шуйская Чупа” в Карелии. Сейчас ее уже нет, для Путина она оказалась слишком маленькой и убогой, и поэтому ее продали. Делегацию возглавит Немцов, а для верности ее будут сопровождать сам Юмашев и дочь Ельцина Татьяна.
Для поездки выбрали четверых: двух вице-премьеров: Коха и Уринсона, и двух фактических министров (в должностях первых заместителей) Кудрина и Кириенко. С каждым из них провели соответствующую беседу, расписали роли и подробно объяснили, что и как можно и нужно говорить президенту. И, разумеется, что и как не нужно говорить.
За неделю до назначенной даты, с каждым из них по отдельности провели разговор сначала Немцов, а потом еще и Юмашев. Смысл бесед состоял в том, что им не надо пытаться с Ельциным говорить на какие-то сложные темы, пытаться посвятить его в тонкости тех вопросов, которые их волнуют и тем более не надо ставить его перед необходимостью принятия какого-то решения.
Все, что будет происходить — не более, чем протокольное событие. Вопросы и ответы должны быть согласовано заранее, все решения подготовлены и Ельцин должен лишь под камеры их озвучить. Разумеется, что согласовывать свои вопросы нужно было с администрацией президента.
В конечном итоге все кончилось большим совещанием у Чубайса, где было принято решение, что итогом этой встречи с президентом должен стать президентский указ, предписывающий правительству в течении трех месяцев погасить все накопившиеся к этому времени долги по зарплатам бюджетникам (включая военных) и пенсионерам.
Разумеется, правительство заранее к этому подготовилось. Четыре месяца напряженной работы не прошли даром: были получены дополнительные доходы от приватизации и таможенные сборы, повышена собираемость налогов, резко ужесточилась бюджетная дисциплина. Правительству понимало, что погасить долги по зарплатам оно может даже быстрее, чем за три месяца.
На всякий случай, в последний момент, Кох, с помощью Потанина и известного финансиста Бориса Йордана, договорился с Джорджем Соросом о краткосрочном кредите (Bridge Loan) для правительства в размере 500 млн. $. С такой “подушкой безопасности” всякие сомнения в способности правительства выполнить эту задачу исчезли. Только после этого был написан проект указа, который Ельцин должен был подписать после встречи с правительственной делегацией.
Драматургия была такова, что Ельцин на этой встрече грозно потребует от правительства немедленно погасить все долги по зарплатам и пенсиям (“сколько можно терпеть! Это недопустимо!”), а вытянувшиеся в струнку чиновники должны будут взять под козырек и сказать “Есть!”. Все это должны были снять телевизионные камеры ведущих телеканалов и показать в выпусках теленовостей в прайм-тайм. И при этом еще сообщить, что Ельцин подписал соответствующий указ.
Все иллюзии по поводу предстоящей встречи (если они и были) к тому моменту у ее участников уже рассеялись. Они поняли, что никакого неформального и заинтересованного диалога за закрытыми дверями не будет. Максимум, что они смогут получить от этой встречи — так это увидеть живого и относительно здорового президента. Это, по замыслу ее организаторов, должно было хоть как-то погасить волну слухов о плохом состоянии здоровья Ельцина. И речи не могло идти о том, что им явится президент “образца 1992 года”. Однако, действительность превзошла все их самые смелые предположения. Вот как об этой встрече в Шуйской Чупе вспоминает Кох.
“ Утром 8 июля мы вылетели спецрейсом из Москвы в Петрозаводск. Потом еще около часа нас везли на машинах и к полудню мы добрались до резиденции президента. Это был небольшой двухэтажный дом в лесу, на берегу озера. Нас встретил сам Борис Николаевич, вместе с Наиной Иосифовной. Также с ними были дочь Татьяна и заместитель Юмашева — Юрий Федорович Яров, которого я знал еще с конца восьмидесятых, когда он работал председателем Леноблисполкома.
Боря Немцов сразу захватил все внимание Ельцина и остальные участники группы выступали просто массовкой на встрече этих двух политиков. Юмашев держался вместе с нами, даже не пытаясь перехватить внимание на себя. Да это было и бесполезно: два Бориса так сильно вцепились в друг друга, что казалось, будто их интересуют только они сами.
Боря, на правах руководителя группы, представил нас Ельцину. Тот выглядел дружелюбно, но большого интереса к нам не выказал. Пожав руки и сказав: “Очень приятно”, он опять полностью углубился в разговор с Немцовым. Говорили они громко, напоказ, Боря ржал как конь и сама беседа была ни о чем. Как здоровье, что Москва, куда ездил, с кем познакомился и т.д. Приехавшие с нами телевизионщики все это снимали и было ясно, что оба Бориса просто делают картинку для выпусков новостей.
Было похоже, что Ельцин, незадолго до нашей встречи, сделал себе новые зубы и еще не успел толком к ним привыкнуть. Поэтому он периодически их облизывал и чуть-чуть шамкал и шепелявил. Но это были мелочи. В целом он выглядел похудевшим, вполне вменяемым, но слегка заторможенным. От его былой реактивности не осталось и следа. Впрочем, возможно, что его прежняя быстрота реакции была только лишь эффектом телевизора: ведь вживую я общался с ним впервые.
Ельцин с нескрываемой гордостью сообщил, что он велел построить на территории резиденции крытый теннисный корт, и тут же предложил нам пойти и посмотреть на него. Было заметно, что для него было очень важно оставить у нас впечатление о себе, как о человеке, ведущем спортивный образ жизни и регулярно играющим в теннис. Мы подошли к большому ангару и вошли внутрь. Ельцин тут же взял ракетку и, поставив Немцова с другой стороны сетки, сделал ему две-три подачи. Немцов хорошо играл в теннис и поэтому легко их отбил. А Ельцин даже не пытался их взять. Просто брал новый мячик и снова подавал.
— Валя, а он что, реально каждый день играет в теннис? — спросил я стоявшего рядом со мной Юмашева.
— Нет, конечно. Так, выйдет на корт, подаст пару раз и все. Но регулярно надевает спортивную форму, подолгу ходит по корту с ракеткой, затем — сауна, потом долго сидит в раздевалке с полотенцем на шее… — откровенно ответил мне Валентин.
Это была вся та же история про Ельцина, который никак не хотел стареть. Ему было тяжело расстаться с тем своим образом жизни, который он считал единственно правильным: застолья с обильной выпивкой и красивыми тостами, много спорта, баня с вениками и холодной купелью, хорошая мужская компания, в которой и решаются все важные вопросы…
Это был его вызов самому времени, его война с неожиданно свалившейся на него старостью. Ведь она, действительно, пришла к нему довольно рано: ему в этот момент было всего шестьдесят шесть лет. Его буйный нрав, положенный на обе лопатки пятью инфарктами, кричал нам всем: я тут, я жив, я играю в теннис, я парюсь в бане, я все тот же, что и раньше, не списывайте меня со счетов, я еще вам всем покажу!
Погуляв по территории резиденции, мы всей толпой (включая три съемочные группы), завалились в небольшой коттедж, который, собственно и был, местом, где жил Ельцин. В этом доме не было специального зала для совещаний, поэтому мы расположились в небольшой столовой. Было тесно и жарко от ламп, которыми нас осветили телевизионщики.
Немцов представил нас президенту, описав каждого каким-то шутливым комментарием. Ельцин улыбался и повторял: “Очень приятно, рад познакомиться”. Затем каждый из нас сыграл свою заранее выученную роль. Ельцин тоже ответил в соответствии со сценарием и потом картинно, под камеры, подписал указ о том, что правительство должно в три месяца погасить все долги по зарплатам и пенсиям. После этого телевизионщики ушли и стало немножко посвободнее. Все это действо продлилось вряд ли больше, чем полчаса.
“Ну что? Давайте пообедаем?” — оглядев всех нас, с явным удовольствием спросил Ельцин. “Накрывайте!” — не глядя ни на кого конкретно громко сказал он. Тут же из какой-то боковой двери появились официанты и начали ставить на стол посуду и столовые приборы. Я с некоторым удивлением увидел перед собой водочную рюмку. Их поставили каждому из нас. Озадаченный, я посмотрел на Немцова. Он мне одними глазами дал понять, что все в порядке и волноваться не о чем.
Подали закуски. Ельцин громко и с нажимом сказал “Дайте водки”. Мы все напряглись. Я посмотрел на Наину Иосифовну. На ее лице был написан молчаливый протест. Принесли несколько бутылок водки. За столом сидело человек десять — двенадцать. Официанты разлили. Ельцин сидя поднял рюмку за наше здоровье. Выпили. Водка была самая обыкновенная, неразбавленная, полноценные 40 градусов. Закусили.
Потом выпили по второй. Немцов поднял тост за президента. Принесли горячее. Выпили по третьей. Потом еще. Пили за Россию, за Наину Иосифовну. За ельцинское гостеприимство… В общей сложности гости и Ельцин выпили примерно по шесть-семь рюмок. Я зачарованно смотрел как он их опрокидывает. В конце обеда в каждом из нас было по честных триста с лишним граммов белой.
Подали десерт. Под десерт Яров достал из бара большую бутылку какого-то дорогого коньяка. Пили коньяк. Вышли на улицу курить, размяться. Ельцин спросил у кого-то из охранников: “Баня готова?” Ему что-то ответили. Он посмотрев на Немцова, сказал: “Пойдем в баню!” И они вдвоем ушли париться.
Уходя, Немцов, по указанию Ельцина, захватил с собой яровский коньяк. За ними следом шел официант, который нес ящик пива. Когда они ушли, Яров подмигнул мне и достал еще одну бутылку коньяка. Мы все расслабились, расселились на веранде и стали ждать двух Борисов, тихонько его попивая. Пить спиртное никому особенно не хотелось и мы, (нас оставалось человек десять) так и не допили эту бутылку.
Парились они часа два. Разумеется, всю бутылку коньяка они опустошили. Конечно же, они запивали его пивом. Они парились и пили, парились и пили. Ельцин был неудержим. Это после пяти инфарктов и тяжелой операции на открытом сердце…
Когда они вернулись, Немцов был уже сильно навеселе. Ельцин стал еще более заторможенным, но при этом довольно улыбался. Его слегка шатало. Охранники то и дело подскакивали к нему, боясь, что он упадет. Но он всякий раз каким-то чудом успевал сохранить равновесие. По его лицу было видно, что ему очень хорошо. “Давайте рыбачить!” — сказал он охране и сел в кресло на берегу озера.
Тут же появились удочки и довольно скоро началась поклевка. Клевала в основном плотва. Поймав первые две-три рыбки, Ельцин обрадовался этому улову, потребовал сварить из них ухи, но потом притих и передал удочку охраннику. Вскоре он уснул. Прямо в кресле. Мы стояли вокруг него и смотрели как он спит. Было около шести вечера. Повисла тишина: все вдруг замолчали. Наступал теплый летний вечер. Было слышно как жужжат комары… Так прошло примерно полчаса.
Молчание прервал Юмашев, сказав: “Ну, все. Давайте собираться. Надо лететь обратно в Москву”. И мы все потянулись к автомобильной стоянке. “Рабочая встреча высокопоставленных правительственных чиновников с президентом России” (так окрестили ее журналисты) подошла к концу. Попрощавшись с Татьяной, Наиной Иосифовной и Яровым, мы сели в машины и уехали в аэропорт.
Всю дорогу обратно Немцов пытался убедить меня в том, что водка была разбавленной. Это было очень забавно: наблюдать как пьяный Борис пытается выгородить “дедушку”, к которому он испытывал безотчетную, почти сыновью любовь.
В принципе, Борис (как и Юмашев) рос без отца и поэтому по-человечески вполне объяснимо, что и он и Юмашев тянулись к Ельцину как к сильному и харизматичному мужчине, который был благосклонен к ним, и который годился им в отцы. В этом, видимо, сказывалась нехватка мужского участия в их детстве.
Но я не стал подыгрывать Борису и сказал, что я еще не сошел с ума и могу отличить разбавленную водку от обычной. Тогда он начал убеждать меня в том, что Ельцину наливали из другой бутылки. Конечно, — парировал, я. И коньяк и пиво — тоже разбавили… Прекрати, Боря. Я уже все понял.
Потом ко мне подсел Юмашев и стал расспрашивать о моих впечатлениях. Я сказал ему, что очень впечатлен, что Борис Николаевич в прекрасной форме и теперь я понимаю, что все слухи о его недееспособности — не более, чем клевета недоброжелателей.
Для убедительности, я привел несколько ничего не значащих фраз Ельцина, брошенных им за обедом, которым я придал отсутствующий в реальности глубокий смысл.
Валентин посмотрел на меня недоверчиво. Он был явно недоволен моим очевидным лицемерием. Он, видимо, тоже приготовился к дискуссии о разбавленной — неразбавленной водке, а также можно ли считать сегодняшнего Ельцина напившимся в хлам алкоголиком или это скорее характеризуется как проявление бьющего через край здорового раблезианства.
Но, честно говоря, я вообще не склонен был разговаривать. Хотя бы потому, что я-то точно был поддатый. На свой счет я не обольщался. Конечно, не так сильно, как Немцов (который вдобавок к водке за обедом трескал с Ельциным в бане еще коньяк и пиво), но все же достаточно, чтобы плохо соображать.
К тому же, то что я увидел — ошеломило меня. И прежде, чем быть готовым разговаривать на эту тему, я должен был внутри себя все отрефлексировать и самому себе объяснить то, что я увидел, в чем участвовал и как это называется. Было понятно, что это можно назвать как угодно, но никак не “рабочей встречей высокопоставленных правительственных чиновников с Президентом России”.
Мне стало ужасно тоскливо. Вся эта атмосфера, в которой “свита делает короля” мне стала понятна до мельчайших деталей. Мой энтузиазм, с которым я занимался своей работой, в одно мгновенье улетучился и я понял, что с этой работы надо уходить. Довести до логического завершения аукцион по “Связьинвесту” и уходить.”