Живая книга о Ельцине: трюк Березовского
13 октября, 2023 10:18 дп
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 12. После выборов-1996. Часть 2
Тем временем Лебедь, в развитие Хасавюртовских соглашений 17 сентября в селе Новые Атаги согласовал с Масхадовым график вывода федеральных войск из Чечни. Также они приняли решение о разминировании территории и формировании совместных правоохранительных органов на территории республики. В результате вывода российских войск вооруженные формирования сепаратистов взяли под свой контроль всю территорию Чеченской Республики.
Пророссийски настроенные представители органов государственной власти и местного самоуправления вынуждены были сложить свои полномочия. Правительство Д. Г. Завгаева эвакуировалось в Москву и самораспустилось, у власти в Грозном встало правительство З. А. Яндарбиева.
Еще в самый разгар грозненской эпопеи, в середине августа началось формирование нового правительства. И если по кандидатуре премьера вопросов ни у кого не было и 10 августа Черномырдин по предложению Ельцина был утвержден Государственной Думой в этой должности, то по всем остальным правительственным постам в Кремле началась дискуссия.
Каждый, кто считал себя причастным к победе Ельцина на выборах, полагал, что у него есть право назначить своего вице-премьера или министра. Разумеется, первую скрипку играли Березовский и Гусинский.
Нельзя сказать, что именно они решали кто конкретно войдет в правительство. Все-таки решение принималось Черномырдиным и Чубайсом. Но их роль была существенной. Во всяком случае никто не мог оказаться в министерском кресле вопреки их позиции. Кроме этого существенную роль играли Юмашев и дочь Ельцина Татьяна.
Какова была роль Ельцина в формировании нового правительства — доподлинно неизвестно. Скорее всего, она была чисто технической, поскольку во-первых, он был тяжело болен, а во-вторых, с большинством из рассматриваемых кандидатур он либо вовсе не был знаком, либо едва-едва. В этих условиях он не мог решать чем условный “Иванов” лучше условного “Петрова”, поскольку для него и тот и другой были совершенно одинаковыми, незнакомыми ему людьми.
Видимо в этот период появилась практика назначения Ельциным на ключевые должности в правительстве (включая посты вице-премьеров) людей без предварительной встречи с ними и пусть даже самого формального знакомства. Это лишний раз доказывает, что Ельцин был в совершенно разобранном состоянии и показывать его в таком виде широкому кругу лиц было рискованно: по Москве и так ходили слухи о том, что Ельцин чуть ли не в коме.
Именно тогда Березовский стал формировать свое лобби во власти с помощью ставшего впоследствии известным трюка: узнав, кто конкретно войдет в правительство, он еще до официального оглашения такой информации, объезжал этих людей и сообщал им, что они вошли в правительство исключительно по его протекции и поэтому именно ему обязаны своим карьерным ростом.
Этот метод он распространял на всех, вошедших в правительство. И на тех, кто действительно оказался в нем благодаря поддержке Березовского, и на тех кто вошел в него по другим причинам (или даже не смотря на его возражения). Насколько этот трюк срабатывал, сказать трудно. Но факт остается фактом: влияние Березовского в этот период было беспрецедентным. И в его офис на Новокузнецкой улице всегда стояла очередь из министров, губернаторов и генералов.
Наконец 22 августа был оглашен окончателтный состав правительства. Первым заместителем Черномырдина (заменяющим его в моменты отсутствия) стал Алексей Алексеевич Большаков. Это был выходец из Питера, чиновник старой закалки (из “красных директоров”), до этого бывший министром по делам СНГ. Ждать от него каких-то прорывных решений в области реформ не стоило. Да его и назначали не для этого. Впрочем, для чего его назначали так и осталось тайной.
Другим первым заместителем Черномырдина был назначен тоже представитель директорского корпуса Владимир Васильевич Каданников, руководитель Волжского автозавода. Он еще по “ЛогоВАЗу” был близок с Березовским. К тому же в начале 90-х он публично поддержал правительство Гайдара и поэтому имел хорошие отношения с Чубайсом. Кроме этого, будучи главным конкурентом Черномырдина во время драматической борьбы Ельцина с Верховным Советом за пост премьера в декабре 1992 года, он добровольно снял свою кандидатуру, чем заслужил благодарность со стороны Черномырдина. Этим, собственно, и исчерпывались все таланты Каданникова, как государственного деятеля.
Третьим первым вице-премьером был назначен руководитель и совладелец одного из крупнейших российских банков (Онэксим Банка) Владимир Олегович Потанин. Мы уже писали о нем и поэтому здесь он в представлении не нуждается.
Назначение Потанина было идеей Березовского. Во всяком случае, никто кроме него до сих пор не претендовал на ее авторство. Впрочем, мы склонны считать, что это было коллективным решением, которое по обыкновению Березовский приписал себе.
Включение 35-летнего Потанина в состав правительство должно было символизировать собой новый тренд в кадровой политике Кремля, когда молодые люди из частного бизнеса, возникшего уже во время реформ, идут во власть и уже со знанием дела проводят необходимые преобразования.
Не исключено, что в этом решении был еще один подтекст. Дело в том, что и Березовский и Гусинский видели в Потанине своего главного конкурента. Он был достаточно независим, располагал большим капиталом и его амбиции часто распространялись на те области бизнеса, которые Березовский и Гусинский отвели для себя.
Назначив его в правительство, они рассчитывали, что экономическая экспансия Потанина и его партнера Михаила Прохорова будет существенно ограничена, поскольку его всегда можно будет обвинить в конфликте интересов и использовании служебного положения для продвижения своих бизнесов.
Назначение Потанина лишний раз доказывает тот факт, что Ельцин самоустранился от формирования правительства. Ельцин встречался с Потаниным считанные разы, причем всегда в группе с другими предпринимателями, вообще его не знал как человека и бизнесмена, и вряд ли бы узнал при личной встрече. Но зато его хорошо знали все остальные, кто действительно принимал это решение. И этого оказалось достаточно.
Возможно, что даже Черномырдин был отстранен от формирования правительства, которое ему предстояло возглавить. Ведь он тоже не очень хорошо был знаком как с Потаниным, так и с Каданниковым и их назначение вряд ли было его идеей.
Четвертым первым вице-премьером был назначен Виктор Илюшин. Это был старый ельцинский бюрократ, работавший у него зав. секретариатом еще в Свердловском обкоме КПСС. До сих пор Илюшин всегда был основным чисто техническим помощником Ельцина в администрации президента (а до этого — в МГК КПСС и Верховном Совете РСФСР) и являлся одним из главных его закулисных советников.
Считалось, что Илюшин это такой традиционный советский консерватор, человек безусловно лояльный Ельцину, но при этом совершенно не понимающий задач преобразования страны и поэтому часто стоящий на пути каких-то реформаторских проектов. Известно немало случаев, когда подготовленные правительством важные решения он тормозил, поскольку их цель была ему непонятна или он считал их несвоевременными.
Это, безусловно, создавало напряжение между правительством и администрацией президента и переводом Илюшина на правительственную работу (как неформально сообщалось — по его собственному желанию) было решено это напряжение снять.
Трудно представить, что Ельцин согласился лишиться своего “верного оруженосца”, который никогда не претендовал на какую-то власть, не был публичным политиком и всего лишь пытался организовать работу бюрократического аппарата Ельцина максимально эффективным образом. (Разумеется, так как он это считал правильным в соответствии со своими представлениями о пользе дела и выгоде для босса).
За долгие годы совместной работы Ельцин наверняка привык к Илюшину как к неотъемлемой части своего бюрократического “я”. Он привык к тому, что тот приносит ему на подпись бумаги, он был уверен, что в этом случае там нет подвоха, что стоят все согласования, что эти бумаги завизировали юристы и т.д. Кроме того, он знал, что Илюшин контролирует все его поручения и не позволит заволокитить или спустить на тормозах ни одно из них.
Хороший орговик — особо ценный вид бюрократа. Это штучный товар, к этому нужен талант. Илюшин был орговиком очень высокого класса. К тому же он был полностью лоялен лично Ельцину. И Ельцин, как опытный чиновник, не мог не понимать всю ценность для него этого человека. И переход Илюшина от Ельцина к Черномырдину лишний раз доказывает, что Ельцин мало интересовался формированием нового правительства. Или, что скорее всего, просто не мог этим заниматься чисто физически.
Кроме четырех первых заместителей, Черномырдину назначили восемь просто заместителей: Бабичева, Лобова, Серова, Игнатенко, Давыдова, Лившица, Фортова и Заверюху. Кроме Лившица и Фортова все остальные были чиновниками еще советского замеса. Кроме заместителей в правительство входило еще двадцать два министра, в числе которых были министр иностранных дел Евгений Максимович Примаков, министр обороны Родионов и министр внутренних дел Куликов.
Совершенно очевидно, что это правительство было “сборной солянкой”, удовлетворяющей запросы максимального числа лоббистских групп. Разумеется, правительство в таком составе ни на какие реформы не было способно. Это было правительство “поддержания стабильности” и, собственно, для этого оно и создавалось.
Тем, кто формировал это правительство было ясно, что пока Ельцин находится между жизнью и смертью какие-то радикальные преобразования делать очень опасно, что нужно успокоить страну, которая только что с огромным трудом прекратила кровавую бойню в Чечне и вышла из напряженной, на грани истерики, избирательной кампании. Нужно было перевести дух, снизить накал страстей и дать людям погрузиться в мир повседневных забот, а не продолжать пугать их то угрозой коммунистического террора, то опасностью террора чеченских боевиков.
Последние назначения в правительстве были сделаны 22 августа. Однако после этого, желаемое умиротворение и спокойствие наступили не сразу.
Будучи переназначенным уже в новое правительство министром внутренних дел, Куликов, почувствовав поддержку администрации президента, решил перейти в решительную атаку на своего нового противника — секретаря Совета Безопасности Лебедя.
Их публичная полемика продолжилась и после подписания Хасавюртовских соглашений. Каждый обвинял друг друга в предательстве интересов России, в бонапартизме и в поощрении чеченских сепаратистов. К октябрю страсти разгорелись до такой степени, что Куликов дал пресс-конференцию прямо обвиняя Лебедя в намерении узурпировать власть в России.
Разумеется Лебедь не оставался в долгу и, в свою очередь, обвинял Куликова в развале армии и внутренних войск и нежелании и неумении бороться с терроризмом и преступностью. Но Лебедь переоценил свои силы и уровень поддержки со стороны тех, кто еще вчера помогал ему стать политической фигурой федерального уровня.
Еще до куликовской пресс-конференции, 4 октября Лебедю со скандалом все-таки удалось прорваться к Ельцину с изложением своей точки зрения на всю эту полемику. Но лучше бы он этого не делал. По воспоминаниям самого Лебедя Ельцин выглядел ужасно и казалось, что он может умереть прямо во время встречи. От Ельцина он, разумеется, ничего не добился, но ельцинское окружение разозлил настолько, что это окончательно лишило Лебедя всякой поддержки со стороны “Семьи”.
В своих мемуарах, Куликов рассказывает, что накануне пресс-конференции он написал Ельцину рапорт об увольнении. Пакет вернулся к нему нераспечатанным. Тогда он позвонил Чубайсу и сообщил, что намерен дать пресс-конференцию, на которой рассказать о том, какую опасность для страны представляет из себя генерал Лебедь.
Он был почти уверен, что Чубайс категорически запретит ему это делать. Но, вопреки его ожиданиям, через короткое время Чубайс перезвонил и сказал: “Я доложил президенту. Он не высказал своего неприятия. Он не сказал: «Нет!»” Куликов понял, что он победил.
Буквально через несколько дней после пресс-конференции Куликова, 17 октября вышел Указ президента об отставке Александра Лебедя с поста секретаря Совета Безопасности России. Так молниеносно закончилась федеральная карьера человека, которому суждено было закончить Первую Чеченскую войну.
Лебедь по наивности полагал, что та поддержка, которую ему оказывали Березовский и другие члены избирательного штаба Ельцина, продолжится и после выборов. Но нет никаких свидетельств, что ему такое “продолжение банкета” было обещано.
После выборов Кремль активно помогал ему только в одном проекте: в максимально быстром завершении войны в Чечне. Как только Лебедь это сделал — он тут же перестал быть интересен. Более того: Хасавюртовские соглашения внутри ура-патриотического сообщества, армейского командования и генералитета МВД и ФСБ были восприняты как предательство, как пресловутый “нож в спину воюющей армии”. Разумеется, весь негатив от этих соглашений, по замыслу ельцинского окружения, должен был лечь на Лебедя.
Администрация президента с удовольствием воспользовалась плодами прекращения войны, но ответственность за такое “бесславное” ее окончание она предпочла с Лебедем не делить, оставив ему все “славу миротворца” и сопутствующие ей проблемы с силовиками. Ельцин, по понятным причинам, хранил молчание.
После увольнения Лебедя Березовский пролоббировал назначение Ивана Рыбкина (коммуниста, бывшего спикера Государственной Думы) на место Секретаря Совбеза, а себя — на должность его заместителя.
После этого он развил бурную деятельность по подписанию всеобъемлющего соглашения с Ичкерией. В Грозный поехали одна делегация за другой. Все знали, что Рыбкин — не более чем декорация. Настоящим мотором и главой Совбеза являлся Березовский.
Однако оказалось, что договоренности с Ичкерией нужны только одному Березовскому. Все остальные с обеих сторон не видели перспектив у этой активности: Москва считала, что без признания Ичкерией себя субъектом Российской Федерации, договариваться с ней ни о чем не надо, а Ичкерия, разумеется, занимала ровно противоположную позицию.
Поэтому переговоры сами собой заглохли и ситуация зависла в полной неопределенности. Никто не хотел идти на обострение, равно как и на компромисс по поводу независимости Ичкерии.
15 августа Ельцину сделали коронарографию, а 17 августа по его поводу собрался врачебный консилиум. Светила медицины вынесли свой вердикт: коронарные сосуды настолько забиты, что сердце Ельцина практически не получает кислорода. В таких условиях новый инфаркт — лишь вопрос времени. Причем недолгого.
С таким диагнозом показана операция аорто-коронарного шунтирования. Но как найти хирурга (не шарлатана), который возьмется ее делать человеку с пятью инфарктами — это отдельная нетривиальная задача. Первые же попытки найти таких хирургов наткнулись на их категорический отказ. Никто не хотел быть тем врачом, под чьим скальпелем умрет первый президент России.
Ситуация осложнялась еще и тем, что Ельцин хоть и соглашался на то, чтобы его консультировали западные врачи, но наотрез отказывался ехать в Америку или Европу на операцию. Более того: он твердо стоял на том, что его должен оперировать именно российский врач.
В качестве консультанта в Москву прибыл известный американский хирург Майкл Дебейки. Ему было 88 лет и он уже почти не оперировал. Но у него был непререкаемый авторитет именно в такого рода операциях и к тому же он уже однажды приглашался для лечения академика Мстислава Келдыша. Это было еще при СССР, в 1972 году. Но в Кремлевской больнице об этом помнили и поэтому обратились именно к нему.
У Дебейки за некоторое время до этого стажировался российский хирург Ренат Акчурин. Который в тот момент был, пожалуй, самым главным специалистом по аорто-коронарному шунтированию в России. Вот его и удалось уговорить прооперировать Ельцина.
Еще один консилиум с участием Дебейки и Акчурина состоялся 25 сентября. Тогда было принято решение об операции не позже чем через два месяца. Откладывать операцию на более поздний период было крайне опасно: сердечная недостаточность у Ельцина угрожающе нарастала. Без операции Ельцин был обречен: шестого инфаркта он бы не пережил.
Началась длительная подготовка Ельцина к операции. Ельцин практически безвылазно находился в санатории “Русь” в Завидово. А его пресс-секретарь Сергей Ястржембский рассказывал, что президент “работает с документами”. На вопрос журналистов о здоровье главы государства он отвечал, что “у президента крепкое рукопожатие”.
Изредка публику кормили либо заранее заготовленными “консервами”, либо тщательно отрепетированными короткими встречами президента с Черномырдиным или Чубайсом. Или с кем-то еще, кто был также подготовлен и проинструктирован как и эти двое.
О том, кто реально принимал тогда решения государственной важности писала, например, газета Московский Комсомолец: “Татьяна Дьяченко (дочь Ельцина — АК) исполняет сегодня роль хранителя двери больного президента. Именно через свою дочь президент получает большую часть информации о внешнем мире. Именно через Татьяну Борисовну к президенту РФ ныне поступает основная масса государственных документов. И именно эта женщина консультирует Бориса Ельцина по поводу всех ключевых назначений в российском государстве”.
На наш взгляд, газета немного сгущает краски и круг лиц, принимающих участие в выработке решений (которые при нормальных обстоятельствах должен был бы принимать президент) Татьяной Борисовной не исчерпывался. В этот круг без сомнения входили (помимо Татьяны Борисовны) еще Юмашев, Чубайс, Черномырдин, Березовский и Гусинский.
Самого Ельцина, судя по подписанным в сентябре-октябре 1996 года указам, интересовали, за редким исключением, только награждения героев, назначения послов и каких-то клерков среднего уровня. К этому периоду относится ставшее известным награждение актера Зиновия Гердта орденом “За заслуги перед Отечеством III степени”, про которое Гердт саркастически заметил, что так и не понял, что же было III степени — заслуги или Отечество?
Недавно рассекреченные телефонные разговоры Ельцина и Клинтона тоже показывают, что в этот момент (17 сентября) разговор между президентами касался исключительно темы здоровья Ельцина и то, каким образом Клинтон может ему помочь врачами и т.д. Ни о чем другом они в этот период времени не говорили.
Ельцин довольно дисциплинированно выполнял все предписания врачей в ходе подготовки к операции. По свидетельству Акчурина он лишь пару раз “сбегал на охоту”. Но это было лишь одно название. Просто Ельцина на несколько часов отвозили в лес, где он стрелял уток. Акчурин смотрел на такие “шалости” сквозь пальцы: это были просто прогулки на свежем воздухе. Но ощущение запретности такой “охоты” взбадривало Ельцина. Даже в таком состоянии ему нужно было как-то реализовать свою натуру авантюриста.
Наконец, врачи определились и операция была назначена на 5 ноября. Еще 19 сентября Ельцин подписал Указ, который определял, что на время операции его обязанности будет исполнять председатель правительства Черномырдин. Но в этом Указе специально оговаривалось, что конкретный момент, когда полномочия переходят к премьеру будет установлен отдельным указом.
5 ноября, в шесть часов утра, Ельцин выехал из своей загородней редиденции и уже через полчаса вошел в двери “Чазовского” кардиоцентра в Кунцево (теперь он носит название “Национальный медицинский исследовательский центр кардиологии имени академика Чазова”). В этом центре отделение кардиохирургии как раз и возглавлял Ренат Акчурин.
Прежде, чем лечь на операционный стол, Ельцин подписал еще один указ, которым с 7:00 5 ноября исполнение обязанностей президента возложил на Черномырдина. Характерно, что перед подписанием, прочитав его еще раз, он своей рукой вписал в текст указа слово “временное” перед словами “исполнение обязанностей”. И лишь после этого его подписал.
Операция началась в восемь часов утра и полностью была завершена в два часа пополудни. Собственно активная фаза операции длилась около часа. Ельцину было поставлено шесть шунтов, что должно было резко увеличить приток обогащенной кислородом крови к сердцу. Сердце после операции запустилось сразу и никаких нештатных ситуаций не произошло.
(Вся врачебная команда Акчурина, которая помогала ему при проведении операции, получила от Управления делами президента квартиры. Сам Акчурин не получил за свою работу ни копейки сверх того, что ему обычно платили в кардиоцентре за такие операции).
Семья Бориса Ельцина все это время находилась за стеной операционной. Ждала, что скажут врачи. Позже Акчурин вспоминал: “Я вышел из операционной. В коридоре стоял Евгений Иванович Чазов. Я сказал: “Все нормально”. Он говорит: “Тогда пойдем сразу к Наине Иосифовне”. Она и Татьяна сидели в палате… Мы подошли и я сказал, что все нормально. Я увидел в глазах у Наины Иосифовны колоссальное облегчение”.
По иронии судьбы, именно академик Чазов был тем самым врачом, который осматривал Ельцина после сердечного приступа осенью 1987 года, случившегося после памятного октябрьского пленума ЦК КПСС, на котором Ельцина исключили из Политбюро и сняли с должности первого секретаря МГК КПСС.
Именно тогда он настоятельно рекомендовал Ельцину прекратить злоупотреблять алкоголем, в чем Чазова горячо поддержала Наина Иосифовна. Тогда, как известно, Ельцин наорал на них обоих. Через девять лет, они стояли друг напротив друга и понимали все без слов. Результат ельцинского пренебрежения советом квалифицированного медика в комментариях не нуждался.
На следующее утро, едва отойдя от наркоза, Ельцин тут же потребовал у охраны заранее подготовленный указ о прекращении исполнения Черномырдиным обязанностей президента и немедленно его подписал.
Ельцин был еще очень слаб и едва мог говорить. Но, видимо, он заранее договорился с охраной об условном знаке и поэтому только лишь прошептал одними губами: “Давай!” Ему немедленно принесли уже готовый указ и ручку для его подписания. Через полчаса приехал Черномырдин. Ельцин опять вступил в полномочия президента.
Едви ли он понимал в этот момент зачем ему власть. Почти наверняка он не мог, да и не хотел ею воспользоваться. Во всяком случае, сию минуту. У него не должно было быть никаких опасений насчет Черномырдина, как впрочем и насчет кого-бы то ни было еще. Но ему была невыносима сама мысль, что его (!) власть принадлежит в данный момент не ему, а какому-то другому, пусть и преданному ему человеку.
Все что в нем оставалось от прежнего Ельцина — так это жажда власти. Власти как таковой. Без смысла и перспективы. Просто власть. Мы уже писали, что было в этом его отношении к власти что-то античное, напоминавшее греческих и римских героев, для которых власть была целью, а стремление к ней — добродетелью.
Достигнув ее они не знали, что с ней делать и единственной целью их власти становилось ее удержание. Люди в этом мире античного мифа делились не на добрых и злых, не на умных и дураков, а на тех кто помогает герою удерживать власть (это добро) и тех, кто хочет ее у него отобрать (это зло).
Глубоко больной, находящейся в полуобморочном состоянии, опутанный трубками и напичканный лекарствами старик с разрезанной до сердца грудью, был убежден, что в данный момент он лучше справится с обязанностями президента, чем вполне вменяемый и относительно здоровый его единомышленник без вредных привычек. Согласитесь, что это исчерпывающе характеризует героя нашего повествования.
(По странному стечению обстоятельств, практически одновременно с подписанием этого указа, в Вашингтоне было объявлено об избрании президентом США на второй срок Билла Клинтона).
Всю осень правительство строго выполняло свое предназначение и занималось исключительно текучкой. Никаких реформ и вообще резких движений оно не предпринимало: вожделенная стабильность в обществе, достигнутая с таким трудом в результате победы Ельцина на выборах и подписания Хасавюртовских соглашений, была настолько хрупкой, что ни Чубайс, ни Черномырдин не хотели ею рисковать.
Ответственный за экономические реформы Потанин пытался что-то предпринять хотя бы в области приватизации, но все его попытки закончились лишь тем, что ему удалось провести на рубеже 1996-97 годов аукцион по продаже 8,5% акций РАО ЕЭС.
Это был первый большой приватизационный аукцион после победы Ельцина. Правительство последовательно выдержало все атаки противников этого мероприятия: от протестов менеджмента и лидера Российского Союза промышленников и предпринимателей Аркадия Вольского, до инспирированного коммунистами обращения Государственной Думы непосредственно в Ельцину.
Аукцион был совершенно открытым и для того, чтобы вызвать доверие всех потенциальных инвесторов (включая иностранцев) его проведение было поручено американскому банку CS First Boston.
Он закончился прекрасным результатом: победитель (им оказался “Национальный Резервный Банк” Александра Лебедева) за небольшой пакет акций, едва дававший право провести одного человека в Совет Директоров, заплатил 350 млн. $. Так высоко рынок оценил победу Ельцина: цена были совершенно другого масштаба, чем цены на приватизируемые активы еще за год до этого (например, на залоговых аукционах).
Но контролируемая Березовским и Гусинским пресса и телевидение не оценили по достоинству это позитивное для России событие. Очевидно, что успех Потанина не входил в их планы. Они делегировали его в правительство не для того, чтобы слепить ему образ “успешного реформатора”. Как мы уже писали, они его отправили в правительство чтобы связать ему руки, а не для того, чтобы он усилился.
Гусинский к тому времени уже получил то, ради чего он (вопреки своей прежней стратегии) поддержал Ельцина на выборах. 20 сентября Ельцин подписал Указ “Об стабилизации деятельности и улучшении качества вещания ВГТРК и телекомпании НТВ”.
В соответствии с этим указом, все улучшение и стабилизация работы ВГТРК состояло лишь в том, что лицензия на право вещания на четвертом метровом канале полностью передавалась Гусинскому для вещания 24 часа в сутки. (Реальное круглосуточное вещание НТВ началось 11 ноября).
В этом указе был пункт, в соответствии с которым правительству предписывалось решить вопрос о плате за лицензию. И Черномырдин пытался хоть какие-то деньги с Гусинского получить. Но неформально “Семья” объяснила премьеру, что “они договаривались по-другому” и лицензия, в конечном итоге, досталось Гусинскому бесплатно.
Это был поистине царский подарок. Проведи правительство тендер, осенью 1996 года бюджет мог бы получить сотни миллионов долларов (если не миллиард). Но вопрос об оплате лицензии был спущен на тормозах и НТВ стала полноценной телекомпанией с метровой лицензией. Это было беспрецедентно: частный телевизионный канал получил от государства лицензию на вещание на метровой частоте абсолютно бесплатно. Капитализация НТВ мгновенно выросла в разы. Гусинский стал по любым меркам очень богатым человеком.
И если говорить о бездарно проведенной приватизации, то говорить нужно о именно такого рода сделках, а не о ваучерной приватизации и залоговых аукционах, которые проводились в совершенно других условиях и, которые (напр. залоговые аукционы), так или иначе пополнили, бюджет значительными для того времени суммами.
Мы уже писали, что Гусинский, наряду с Березовским, в ходе избирательной кампании не только не тратили своих денег, но еще и оказались в выигрыше: их услуги были щедро оплачены за счет выпуска 6-го и 7-го траншей ОВВЗ, то есть, фактически, из бюджета.
Кроме этого, еще весной Гусинский попросил Черномырдина помочь ему с поиском миноритарного партнера-инвестора для развития своей медиаимперии (видимо это было одним из его условий поддержки Ельцина). Так сразу после выборов “Газпром” стал акционером НТВ на 30%. Кроме этого “Газпром” купил миноритарные пакеты акций и в некоторых других компаниях Гусинского. Доподлинно неизвестно сколько “Газпром” заплатил за эти активы. Но, без сомнения, счет шел на сотни миллионов долларов.
Теперь же Гусинский бесплатно получил еще и метровую лицензию. Казалось бы Гусинский был полностью компенсирован за свои “услуги” “Семье”. Но, как потом станет ясно, это было далеко не так и его амбиции простирались значительно дальше.
Ельцин после операции начал медленно приходить в себя. 22 ноября из кардиоцентра его перевели в санаторий “Барвиха”. Оттуда 4 декабря он переехал в резиденцию “Горки-9”. Там он задержался недолго, и уже 8 декабря перелетел на вертолете опять в Завидово. После долгого перерыва, лишь 23 декабря, Ельцин первый раз посетил свой рабочий кабинет в Кремле.
О полном его выздоровлении не могло быть и речи: сердечная мышца, израненная инфарктами, уже не могла восстановить свою былую силу. У Ельцина появилась одышка, отечность лица и шаркающая походка. Он резко постарел и глядя на него, невозможно было себе представить, что еще полгода назад этот вялый и апатичный старик заразительно танцевал свой знаменитый “медвежий твист” на сцене в Ростове-на-Дону.
Но, тем не менее, риск нового инфаркта отступил, сердце стало получать достаточно кислорода и Ельцин мог начать потихоньку возвращаться к работе. Конечно, ни о каком полноценном рабочем графике не могло быть и речи. Но два-три часа пару раз в неделю он уже мог себе позволить появляться в своем рабочем кабинете. Разумеется, контролируемая Кремлем пресса подобострастно смаковала в самых лестных тонах то, что трудоголик Ельцин снова с головой ушел в работу на благо страны.
Впрочем, его реальный график того периода мы, наверное, узнаем не скоро (если вообще когда-нибудь узнаем), а на свидетельства Чубайса, Юмашева и Ко полагаться в этом вопросе было бы слишком наивно. Здравый же смысл подсказывает нам, что страдающий хроническим алкоголизмом человек шестидесяти пяти лет от роду, после трех-пяти инфарктов и операции на открытом сердце, вряд ли был в состоянии вернуться к полноценной работе.
Год подходил к концу. 30 декабря, Накануне Нового года Чубайс организовал большой прием в Кремле. Это был необычный новогодний прием: для того, чтобы на нем присутствовал Ельцин, его (по требованию врачей) провели в полдень. Ельцин пробыл на приеме недолго, но произнес короткую речь, в которой сказал, что “наши надежды оправдались”. Присутствующие поняли, что он имел в виду свою победу на выборах и успешно проведенную операцию.
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 12. После выборов-1996. Часть 2
Тем временем Лебедь, в развитие Хасавюртовских соглашений 17 сентября в селе Новые Атаги согласовал с Масхадовым график вывода федеральных войск из Чечни. Также они приняли решение о разминировании территории и формировании совместных правоохранительных органов на территории республики. В результате вывода российских войск вооруженные формирования сепаратистов взяли под свой контроль всю территорию Чеченской Республики.
Пророссийски настроенные представители органов государственной власти и местного самоуправления вынуждены были сложить свои полномочия. Правительство Д. Г. Завгаева эвакуировалось в Москву и самораспустилось, у власти в Грозном встало правительство З. А. Яндарбиева.
Еще в самый разгар грозненской эпопеи, в середине августа началось формирование нового правительства. И если по кандидатуре премьера вопросов ни у кого не было и 10 августа Черномырдин по предложению Ельцина был утвержден Государственной Думой в этой должности, то по всем остальным правительственным постам в Кремле началась дискуссия.
Каждый, кто считал себя причастным к победе Ельцина на выборах, полагал, что у него есть право назначить своего вице-премьера или министра. Разумеется, первую скрипку играли Березовский и Гусинский.
Нельзя сказать, что именно они решали кто конкретно войдет в правительство. Все-таки решение принималось Черномырдиным и Чубайсом. Но их роль была существенной. Во всяком случае никто не мог оказаться в министерском кресле вопреки их позиции. Кроме этого существенную роль играли Юмашев и дочь Ельцина Татьяна.
Какова была роль Ельцина в формировании нового правительства — доподлинно неизвестно. Скорее всего, она была чисто технической, поскольку во-первых, он был тяжело болен, а во-вторых, с большинством из рассматриваемых кандидатур он либо вовсе не был знаком, либо едва-едва. В этих условиях он не мог решать чем условный “Иванов” лучше условного “Петрова”, поскольку для него и тот и другой были совершенно одинаковыми, незнакомыми ему людьми.
Видимо в этот период появилась практика назначения Ельциным на ключевые должности в правительстве (включая посты вице-премьеров) людей без предварительной встречи с ними и пусть даже самого формального знакомства. Это лишний раз доказывает, что Ельцин был в совершенно разобранном состоянии и показывать его в таком виде широкому кругу лиц было рискованно: по Москве и так ходили слухи о том, что Ельцин чуть ли не в коме.
Именно тогда Березовский стал формировать свое лобби во власти с помощью ставшего впоследствии известным трюка: узнав, кто конкретно войдет в правительство, он еще до официального оглашения такой информации, объезжал этих людей и сообщал им, что они вошли в правительство исключительно по его протекции и поэтому именно ему обязаны своим карьерным ростом.
Этот метод он распространял на всех, вошедших в правительство. И на тех, кто действительно оказался в нем благодаря поддержке Березовского, и на тех кто вошел в него по другим причинам (или даже не смотря на его возражения). Насколько этот трюк срабатывал, сказать трудно. Но факт остается фактом: влияние Березовского в этот период было беспрецедентным. И в его офис на Новокузнецкой улице всегда стояла очередь из министров, губернаторов и генералов.
Наконец 22 августа был оглашен окончателтный состав правительства. Первым заместителем Черномырдина (заменяющим его в моменты отсутствия) стал Алексей Алексеевич Большаков. Это был выходец из Питера, чиновник старой закалки (из “красных директоров”), до этого бывший министром по делам СНГ. Ждать от него каких-то прорывных решений в области реформ не стоило. Да его и назначали не для этого. Впрочем, для чего его назначали так и осталось тайной.
Другим первым заместителем Черномырдина был назначен тоже представитель директорского корпуса Владимир Васильевич Каданников, руководитель Волжского автозавода. Он еще по “ЛогоВАЗу” был близок с Березовским. К тому же в начале 90-х он публично поддержал правительство Гайдара и поэтому имел хорошие отношения с Чубайсом. Кроме этого, будучи главным конкурентом Черномырдина во время драматической борьбы Ельцина с Верховным Советом за пост премьера в декабре 1992 года, он добровольно снял свою кандидатуру, чем заслужил благодарность со стороны Черномырдина. Этим, собственно, и исчерпывались все таланты Каданникова, как государственного деятеля.
Третьим первым вице-премьером был назначен руководитель и совладелец одного из крупнейших российских банков (Онэксим Банка) Владимир Олегович Потанин. Мы уже писали о нем и поэтому здесь он в представлении не нуждается.
Назначение Потанина было идеей Березовского. Во всяком случае, никто кроме него до сих пор не претендовал на ее авторство. Впрочем, мы склонны считать, что это было коллективным решением, которое по обыкновению Березовский приписал себе.
Включение 35-летнего Потанина в состав правительство должно было символизировать собой новый тренд в кадровой политике Кремля, когда молодые люди из частного бизнеса, возникшего уже во время реформ, идут во власть и уже со знанием дела проводят необходимые преобразования.
Не исключено, что в этом решении был еще один подтекст. Дело в том, что и Березовский и Гусинский видели в Потанине своего главного конкурента. Он был достаточно независим, располагал большим капиталом и его амбиции часто распространялись на те области бизнеса, которые Березовский и Гусинский отвели для себя.
Назначив его в правительство, они рассчитывали, что экономическая экспансия Потанина и его партнера Михаила Прохорова будет существенно ограничена, поскольку его всегда можно будет обвинить в конфликте интересов и использовании служебного положения для продвижения своих бизнесов.
Назначение Потанина лишний раз доказывает тот факт, что Ельцин самоустранился от формирования правительства. Ельцин встречался с Потаниным считанные разы, причем всегда в группе с другими предпринимателями, вообще его не знал как человека и бизнесмена, и вряд ли бы узнал при личной встрече. Но зато его хорошо знали все остальные, кто действительно принимал это решение. И этого оказалось достаточно.
Возможно, что даже Черномырдин был отстранен от формирования правительства, которое ему предстояло возглавить. Ведь он тоже не очень хорошо был знаком как с Потаниным, так и с Каданниковым и их назначение вряд ли было его идеей.
Четвертым первым вице-премьером был назначен Виктор Илюшин. Это был старый ельцинский бюрократ, работавший у него зав. секретариатом еще в Свердловском обкоме КПСС. До сих пор Илюшин всегда был основным чисто техническим помощником Ельцина в администрации президента (а до этого — в МГК КПСС и Верховном Совете РСФСР) и являлся одним из главных его закулисных советников.
Считалось, что Илюшин это такой традиционный советский консерватор, человек безусловно лояльный Ельцину, но при этом совершенно не понимающий задач преобразования страны и поэтому часто стоящий на пути каких-то реформаторских проектов. Известно немало случаев, когда подготовленные правительством важные решения он тормозил, поскольку их цель была ему непонятна или он считал их несвоевременными.
Это, безусловно, создавало напряжение между правительством и администрацией президента и переводом Илюшина на правительственную работу (как неформально сообщалось — по его собственному желанию) было решено это напряжение снять.
Трудно представить, что Ельцин согласился лишиться своего “верного оруженосца”, который никогда не претендовал на какую-то власть, не был публичным политиком и всего лишь пытался организовать работу бюрократического аппарата Ельцина максимально эффективным образом. (Разумеется, так как он это считал правильным в соответствии со своими представлениями о пользе дела и выгоде для босса).
За долгие годы совместной работы Ельцин наверняка привык к Илюшину как к неотъемлемой части своего бюрократического “я”. Он привык к тому, что тот приносит ему на подпись бумаги, он был уверен, что в этом случае там нет подвоха, что стоят все согласования, что эти бумаги завизировали юристы и т.д. Кроме того, он знал, что Илюшин контролирует все его поручения и не позволит заволокитить или спустить на тормозах ни одно из них.
Хороший орговик — особо ценный вид бюрократа. Это штучный товар, к этому нужен талант. Илюшин был орговиком очень высокого класса. К тому же он был полностью лоялен лично Ельцину. И Ельцин, как опытный чиновник, не мог не понимать всю ценность для него этого человека. И переход Илюшина от Ельцина к Черномырдину лишний раз доказывает, что Ельцин мало интересовался формированием нового правительства. Или, что скорее всего, просто не мог этим заниматься чисто физически.
Кроме четырех первых заместителей, Черномырдину назначили восемь просто заместителей: Бабичева, Лобова, Серова, Игнатенко, Давыдова, Лившица, Фортова и Заверюху. Кроме Лившица и Фортова все остальные были чиновниками еще советского замеса. Кроме заместителей в правительство входило еще двадцать два министра, в числе которых были министр иностранных дел Евгений Максимович Примаков, министр обороны Родионов и министр внутренних дел Куликов.
Совершенно очевидно, что это правительство было “сборной солянкой”, удовлетворяющей запросы максимального числа лоббистских групп. Разумеется, правительство в таком составе ни на какие реформы не было способно. Это было правительство “поддержания стабильности” и, собственно, для этого оно и создавалось.
Тем, кто формировал это правительство было ясно, что пока Ельцин находится между жизнью и смертью какие-то радикальные преобразования делать очень опасно, что нужно успокоить страну, которая только что с огромным трудом прекратила кровавую бойню в Чечне и вышла из напряженной, на грани истерики, избирательной кампании. Нужно было перевести дух, снизить накал страстей и дать людям погрузиться в мир повседневных забот, а не продолжать пугать их то угрозой коммунистического террора, то опасностью террора чеченских боевиков.
Последние назначения в правительстве были сделаны 22 августа. Однако после этого, желаемое умиротворение и спокойствие наступили не сразу.
Будучи переназначенным уже в новое правительство министром внутренних дел, Куликов, почувствовав поддержку администрации президента, решил перейти в решительную атаку на своего нового противника — секретаря Совета Безопасности Лебедя.
Их публичная полемика продолжилась и после подписания Хасавюртовских соглашений. Каждый обвинял друг друга в предательстве интересов России, в бонапартизме и в поощрении чеченских сепаратистов. К октябрю страсти разгорелись до такой степени, что Куликов дал пресс-конференцию прямо обвиняя Лебедя в намерении узурпировать власть в России.
Разумеется Лебедь не оставался в долгу и, в свою очередь, обвинял Куликова в развале армии и внутренних войск и нежелании и неумении бороться с терроризмом и преступностью. Но Лебедь переоценил свои силы и уровень поддержки со стороны тех, кто еще вчера помогал ему стать политической фигурой федерального уровня.
Еще до куликовской пресс-конференции, 4 октября Лебедю со скандалом все-таки удалось прорваться к Ельцину с изложением своей точки зрения на всю эту полемику. Но лучше бы он этого не делал. По воспоминаниям самого Лебедя Ельцин выглядел ужасно и казалось, что он может умереть прямо во время встречи. От Ельцина он, разумеется, ничего не добился, но ельцинское окружение разозлил настолько, что это окончательно лишило Лебедя всякой поддержки со стороны “Семьи”.
В своих мемуарах, Куликов рассказывает, что накануне пресс-конференции он написал Ельцину рапорт об увольнении. Пакет вернулся к нему нераспечатанным. Тогда он позвонил Чубайсу и сообщил, что намерен дать пресс-конференцию, на которой рассказать о том, какую опасность для страны представляет из себя генерал Лебедь.
Он был почти уверен, что Чубайс категорически запретит ему это делать. Но, вопреки его ожиданиям, через короткое время Чубайс перезвонил и сказал: “Я доложил президенту. Он не высказал своего неприятия. Он не сказал: «Нет!»” Куликов понял, что он победил.
Буквально через несколько дней после пресс-конференции Куликова, 17 октября вышел Указ президента об отставке Александра Лебедя с поста секретаря Совета Безопасности России. Так молниеносно закончилась федеральная карьера человека, которому суждено было закончить Первую Чеченскую войну.
Лебедь по наивности полагал, что та поддержка, которую ему оказывали Березовский и другие члены избирательного штаба Ельцина, продолжится и после выборов. Но нет никаких свидетельств, что ему такое “продолжение банкета” было обещано.
После выборов Кремль активно помогал ему только в одном проекте: в максимально быстром завершении войны в Чечне. Как только Лебедь это сделал — он тут же перестал быть интересен. Более того: Хасавюртовские соглашения внутри ура-патриотического сообщества, армейского командования и генералитета МВД и ФСБ были восприняты как предательство, как пресловутый “нож в спину воюющей армии”. Разумеется, весь негатив от этих соглашений, по замыслу ельцинского окружения, должен был лечь на Лебедя.
Администрация президента с удовольствием воспользовалась плодами прекращения войны, но ответственность за такое “бесславное” ее окончание она предпочла с Лебедем не делить, оставив ему все “славу миротворца” и сопутствующие ей проблемы с силовиками. Ельцин, по понятным причинам, хранил молчание.
После увольнения Лебедя Березовский пролоббировал назначение Ивана Рыбкина (коммуниста, бывшего спикера Государственной Думы) на место Секретаря Совбеза, а себя — на должность его заместителя.
После этого он развил бурную деятельность по подписанию всеобъемлющего соглашения с Ичкерией. В Грозный поехали одна делегация за другой. Все знали, что Рыбкин — не более чем декорация. Настоящим мотором и главой Совбеза являлся Березовский.
Однако оказалось, что договоренности с Ичкерией нужны только одному Березовскому. Все остальные с обеих сторон не видели перспектив у этой активности: Москва считала, что без признания Ичкерией себя субъектом Российской Федерации, договариваться с ней ни о чем не надо, а Ичкерия, разумеется, занимала ровно противоположную позицию.
Поэтому переговоры сами собой заглохли и ситуация зависла в полной неопределенности. Никто не хотел идти на обострение, равно как и на компромисс по поводу независимости Ичкерии.
15 августа Ельцину сделали коронарографию, а 17 августа по его поводу собрался врачебный консилиум. Светила медицины вынесли свой вердикт: коронарные сосуды настолько забиты, что сердце Ельцина практически не получает кислорода. В таких условиях новый инфаркт — лишь вопрос времени. Причем недолгого.
С таким диагнозом показана операция аорто-коронарного шунтирования. Но как найти хирурга (не шарлатана), который возьмется ее делать человеку с пятью инфарктами — это отдельная нетривиальная задача. Первые же попытки найти таких хирургов наткнулись на их категорический отказ. Никто не хотел быть тем врачом, под чьим скальпелем умрет первый президент России.
Ситуация осложнялась еще и тем, что Ельцин хоть и соглашался на то, чтобы его консультировали западные врачи, но наотрез отказывался ехать в Америку или Европу на операцию. Более того: он твердо стоял на том, что его должен оперировать именно российский врач.
В качестве консультанта в Москву прибыл известный американский хирург Майкл Дебейки. Ему было 88 лет и он уже почти не оперировал. Но у него был непререкаемый авторитет именно в такого рода операциях и к тому же он уже однажды приглашался для лечения академика Мстислава Келдыша. Это было еще при СССР, в 1972 году. Но в Кремлевской больнице об этом помнили и поэтому обратились именно к нему.
У Дебейки за некоторое время до этого стажировался российский хирург Ренат Акчурин. Который в тот момент был, пожалуй, самым главным специалистом по аорто-коронарному шунтированию в России. Вот его и удалось уговорить прооперировать Ельцина.
Еще один консилиум с участием Дебейки и Акчурина состоялся 25 сентября. Тогда было принято решение об операции не позже чем через два месяца. Откладывать операцию на более поздний период было крайне опасно: сердечная недостаточность у Ельцина угрожающе нарастала. Без операции Ельцин был обречен: шестого инфаркта он бы не пережил.
Началась длительная подготовка Ельцина к операции. Ельцин практически безвылазно находился в санатории “Русь” в Завидово. А его пресс-секретарь Сергей Ястржембский рассказывал, что президент “работает с документами”. На вопрос журналистов о здоровье главы государства он отвечал, что “у президента крепкое рукопожатие”.
Изредка публику кормили либо заранее заготовленными “консервами”, либо тщательно отрепетированными короткими встречами президента с Черномырдиным или Чубайсом. Или с кем-то еще, кто был также подготовлен и проинструктирован как и эти двое.
О том, кто реально принимал тогда решения государственной важности писала, например, газета Московский Комсомолец: “Татьяна Дьяченко (дочь Ельцина — АК) исполняет сегодня роль хранителя двери больного президента. Именно через свою дочь президент получает большую часть информации о внешнем мире. Именно через Татьяну Борисовну к президенту РФ ныне поступает основная масса государственных документов. И именно эта женщина консультирует Бориса Ельцина по поводу всех ключевых назначений в российском государстве”.
На наш взгляд, газета немного сгущает краски и круг лиц, принимающих участие в выработке решений (которые при нормальных обстоятельствах должен был бы принимать президент) Татьяной Борисовной не исчерпывался. В этот круг без сомнения входили (помимо Татьяны Борисовны) еще Юмашев, Чубайс, Черномырдин, Березовский и Гусинский.
Самого Ельцина, судя по подписанным в сентябре-октябре 1996 года указам, интересовали, за редким исключением, только награждения героев, назначения послов и каких-то клерков среднего уровня. К этому периоду относится ставшее известным награждение актера Зиновия Гердта орденом “За заслуги перед Отечеством III степени”, про которое Гердт саркастически заметил, что так и не понял, что же было III степени — заслуги или Отечество?
Недавно рассекреченные телефонные разговоры Ельцина и Клинтона тоже показывают, что в этот момент (17 сентября) разговор между президентами касался исключительно темы здоровья Ельцина и то, каким образом Клинтон может ему помочь врачами и т.д. Ни о чем другом они в этот период времени не говорили.
Ельцин довольно дисциплинированно выполнял все предписания врачей в ходе подготовки к операции. По свидетельству Акчурина он лишь пару раз “сбегал на охоту”. Но это было лишь одно название. Просто Ельцина на несколько часов отвозили в лес, где он стрелял уток. Акчурин смотрел на такие “шалости” сквозь пальцы: это были просто прогулки на свежем воздухе. Но ощущение запретности такой “охоты” взбадривало Ельцина. Даже в таком состоянии ему нужно было как-то реализовать свою натуру авантюриста.
Наконец, врачи определились и операция была назначена на 5 ноября. Еще 19 сентября Ельцин подписал Указ, который определял, что на время операции его обязанности будет исполнять председатель правительства Черномырдин. Но в этом Указе специально оговаривалось, что конкретный момент, когда полномочия переходят к премьеру будет установлен отдельным указом.
5 ноября, в шесть часов утра, Ельцин выехал из своей загородней редиденции и уже через полчаса вошел в двери “Чазовского” кардиоцентра в Кунцево (теперь он носит название “Национальный медицинский исследовательский центр кардиологии имени академика Чазова”). В этом центре отделение кардиохирургии как раз и возглавлял Ренат Акчурин.
Прежде, чем лечь на операционный стол, Ельцин подписал еще один указ, которым с 7:00 5 ноября исполнение обязанностей президента возложил на Черномырдина. Характерно, что перед подписанием, прочитав его еще раз, он своей рукой вписал в текст указа слово “временное” перед словами “исполнение обязанностей”. И лишь после этого его подписал.
Операция началась в восемь часов утра и полностью была завершена в два часа пополудни. Собственно активная фаза операции длилась около часа. Ельцину было поставлено шесть шунтов, что должно было резко увеличить приток обогащенной кислородом крови к сердцу. Сердце после операции запустилось сразу и никаких нештатных ситуаций не произошло.
(Вся врачебная команда Акчурина, которая помогала ему при проведении операции, получила от Управления делами президента квартиры. Сам Акчурин не получил за свою работу ни копейки сверх того, что ему обычно платили в кардиоцентре за такие операции).
Семья Бориса Ельцина все это время находилась за стеной операционной. Ждала, что скажут врачи. Позже Акчурин вспоминал: “Я вышел из операционной. В коридоре стоял Евгений Иванович Чазов. Я сказал: “Все нормально”. Он говорит: “Тогда пойдем сразу к Наине Иосифовне”. Она и Татьяна сидели в палате… Мы подошли и я сказал, что все нормально. Я увидел в глазах у Наины Иосифовны колоссальное облегчение”.
По иронии судьбы, именно академик Чазов был тем самым врачом, который осматривал Ельцина после сердечного приступа осенью 1987 года, случившегося после памятного октябрьского пленума ЦК КПСС, на котором Ельцина исключили из Политбюро и сняли с должности первого секретаря МГК КПСС.
Именно тогда он настоятельно рекомендовал Ельцину прекратить злоупотреблять алкоголем, в чем Чазова горячо поддержала Наина Иосифовна. Тогда, как известно, Ельцин наорал на них обоих. Через девять лет, они стояли друг напротив друга и понимали все без слов. Результат ельцинского пренебрежения советом квалифицированного медика в комментариях не нуждался.
На следующее утро, едва отойдя от наркоза, Ельцин тут же потребовал у охраны заранее подготовленный указ о прекращении исполнения Черномырдиным обязанностей президента и немедленно его подписал.
Ельцин был еще очень слаб и едва мог говорить. Но, видимо, он заранее договорился с охраной об условном знаке и поэтому только лишь прошептал одними губами: “Давай!” Ему немедленно принесли уже готовый указ и ручку для его подписания. Через полчаса приехал Черномырдин. Ельцин опять вступил в полномочия президента.
Едви ли он понимал в этот момент зачем ему власть. Почти наверняка он не мог, да и не хотел ею воспользоваться. Во всяком случае, сию минуту. У него не должно было быть никаких опасений насчет Черномырдина, как впрочем и насчет кого-бы то ни было еще. Но ему была невыносима сама мысль, что его (!) власть принадлежит в данный момент не ему, а какому-то другому, пусть и преданному ему человеку.
Все что в нем оставалось от прежнего Ельцина — так это жажда власти. Власти как таковой. Без смысла и перспективы. Просто власть. Мы уже писали, что было в этом его отношении к власти что-то античное, напоминавшее греческих и римских героев, для которых власть была целью, а стремление к ней — добродетелью.
Достигнув ее они не знали, что с ней делать и единственной целью их власти становилось ее удержание. Люди в этом мире античного мифа делились не на добрых и злых, не на умных и дураков, а на тех кто помогает герою удерживать власть (это добро) и тех, кто хочет ее у него отобрать (это зло).
Глубоко больной, находящейся в полуобморочном состоянии, опутанный трубками и напичканный лекарствами старик с разрезанной до сердца грудью, был убежден, что в данный момент он лучше справится с обязанностями президента, чем вполне вменяемый и относительно здоровый его единомышленник без вредных привычек. Согласитесь, что это исчерпывающе характеризует героя нашего повествования.
(По странному стечению обстоятельств, практически одновременно с подписанием этого указа, в Вашингтоне было объявлено об избрании президентом США на второй срок Билла Клинтона).
Всю осень правительство строго выполняло свое предназначение и занималось исключительно текучкой. Никаких реформ и вообще резких движений оно не предпринимало: вожделенная стабильность в обществе, достигнутая с таким трудом в результате победы Ельцина на выборах и подписания Хасавюртовских соглашений, была настолько хрупкой, что ни Чубайс, ни Черномырдин не хотели ею рисковать.
Ответственный за экономические реформы Потанин пытался что-то предпринять хотя бы в области приватизации, но все его попытки закончились лишь тем, что ему удалось провести на рубеже 1996-97 годов аукцион по продаже 8,5% акций РАО ЕЭС.
Это был первый большой приватизационный аукцион после победы Ельцина. Правительство последовательно выдержало все атаки противников этого мероприятия: от протестов менеджмента и лидера Российского Союза промышленников и предпринимателей Аркадия Вольского, до инспирированного коммунистами обращения Государственной Думы непосредственно в Ельцину.
Аукцион был совершенно открытым и для того, чтобы вызвать доверие всех потенциальных инвесторов (включая иностранцев) его проведение было поручено американскому банку CS First Boston.
Он закончился прекрасным результатом: победитель (им оказался “Национальный Резервный Банк” Александра Лебедева) за небольшой пакет акций, едва дававший право провести одного человека в Совет Директоров, заплатил 350 млн. $. Так высоко рынок оценил победу Ельцина: цена были совершенно другого масштаба, чем цены на приватизируемые активы еще за год до этого (например, на залоговых аукционах).
Но контролируемая Березовским и Гусинским пресса и телевидение не оценили по достоинству это позитивное для России событие. Очевидно, что успех Потанина не входил в их планы. Они делегировали его в правительство не для того, чтобы слепить ему образ “успешного реформатора”. Как мы уже писали, они его отправили в правительство чтобы связать ему руки, а не для того, чтобы он усилился.
Гусинский к тому времени уже получил то, ради чего он (вопреки своей прежней стратегии) поддержал Ельцина на выборах. 20 сентября Ельцин подписал Указ “Об стабилизации деятельности и улучшении качества вещания ВГТРК и телекомпании НТВ”.
В соответствии с этим указом, все улучшение и стабилизация работы ВГТРК состояло лишь в том, что лицензия на право вещания на четвертом метровом канале полностью передавалась Гусинскому для вещания 24 часа в сутки. (Реальное круглосуточное вещание НТВ началось 11 ноября).
В этом указе был пункт, в соответствии с которым правительству предписывалось решить вопрос о плате за лицензию. И Черномырдин пытался хоть какие-то деньги с Гусинского получить. Но неформально “Семья” объяснила премьеру, что “они договаривались по-другому” и лицензия, в конечном итоге, досталось Гусинскому бесплатно.
Это был поистине царский подарок. Проведи правительство тендер, осенью 1996 года бюджет мог бы получить сотни миллионов долларов (если не миллиард). Но вопрос об оплате лицензии был спущен на тормозах и НТВ стала полноценной телекомпанией с метровой лицензией. Это было беспрецедентно: частный телевизионный канал получил от государства лицензию на вещание на метровой частоте абсолютно бесплатно. Капитализация НТВ мгновенно выросла в разы. Гусинский стал по любым меркам очень богатым человеком.
И если говорить о бездарно проведенной приватизации, то говорить нужно о именно такого рода сделках, а не о ваучерной приватизации и залоговых аукционах, которые проводились в совершенно других условиях и, которые (напр. залоговые аукционы), так или иначе пополнили, бюджет значительными для того времени суммами.
Мы уже писали, что Гусинский, наряду с Березовским, в ходе избирательной кампании не только не тратили своих денег, но еще и оказались в выигрыше: их услуги были щедро оплачены за счет выпуска 6-го и 7-го траншей ОВВЗ, то есть, фактически, из бюджета.
Кроме этого, еще весной Гусинский попросил Черномырдина помочь ему с поиском миноритарного партнера-инвестора для развития своей медиаимперии (видимо это было одним из его условий поддержки Ельцина). Так сразу после выборов “Газпром” стал акционером НТВ на 30%. Кроме этого “Газпром” купил миноритарные пакеты акций и в некоторых других компаниях Гусинского. Доподлинно неизвестно сколько “Газпром” заплатил за эти активы. Но, без сомнения, счет шел на сотни миллионов долларов.
Теперь же Гусинский бесплатно получил еще и метровую лицензию. Казалось бы Гусинский был полностью компенсирован за свои “услуги” “Семье”. Но, как потом станет ясно, это было далеко не так и его амбиции простирались значительно дальше.
Ельцин после операции начал медленно приходить в себя. 22 ноября из кардиоцентра его перевели в санаторий “Барвиха”. Оттуда 4 декабря он переехал в резиденцию “Горки-9”. Там он задержался недолго, и уже 8 декабря перелетел на вертолете опять в Завидово. После долгого перерыва, лишь 23 декабря, Ельцин первый раз посетил свой рабочий кабинет в Кремле.
О полном его выздоровлении не могло быть и речи: сердечная мышца, израненная инфарктами, уже не могла восстановить свою былую силу. У Ельцина появилась одышка, отечность лица и шаркающая походка. Он резко постарел и глядя на него, невозможно было себе представить, что еще полгода назад этот вялый и апатичный старик заразительно танцевал свой знаменитый “медвежий твист” на сцене в Ростове-на-Дону.
Но, тем не менее, риск нового инфаркта отступил, сердце стало получать достаточно кислорода и Ельцин мог начать потихоньку возвращаться к работе. Конечно, ни о каком полноценном рабочем графике не могло быть и речи. Но два-три часа пару раз в неделю он уже мог себе позволить появляться в своем рабочем кабинете. Разумеется, контролируемая Кремлем пресса подобострастно смаковала в самых лестных тонах то, что трудоголик Ельцин снова с головой ушел в работу на благо страны.
Впрочем, его реальный график того периода мы, наверное, узнаем не скоро (если вообще когда-нибудь узнаем), а на свидетельства Чубайса, Юмашева и Ко полагаться в этом вопросе было бы слишком наивно. Здравый же смысл подсказывает нам, что страдающий хроническим алкоголизмом человек шестидесяти пяти лет от роду, после трех-пяти инфарктов и операции на открытом сердце, вряд ли был в состоянии вернуться к полноценной работе.
Год подходил к концу. 30 декабря, Накануне Нового года Чубайс организовал большой прием в Кремле. Это был необычный новогодний прием: для того, чтобы на нем присутствовал Ельцин, его (по требованию врачей) провели в полдень. Ельцин пробыл на приеме недолго, но произнес короткую речь, в которой сказал, что “наши надежды оправдались”. Присутствующие поняли, что он имел в виду свою победу на выборах и успешно проведенную операцию.