Живая книга о Ельцине. Семья устала от Березовского
12 декабря, 2024 12:54 пп
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 14. До и после дефолта-1998
Часть 6
Кому принадлежит идея снова предложить Государственной Думе Черномырдина в качестве примера — доподлинно неизвестно. Наши разговоры со многими участниками тех событий свидетельствуют о том, единого мнения на этот счет нет. Чаще всего в качестве автора идеи и ее главного лоббиста называют Березовского. Также упоминаются Юмашев и Татьяна Ельцина. Чаще — в качестве помощников Березовского в реализации этой идеи и реже — как ее авторы.
Мы, несколько выше, уже обратили ваше внимание на то, что Чубайс, в рассказе о “проталкивании” Кириенко необходимых законов в Государственной Думе, говорит о противодействии этому Березовского.
Также мы уже писали, что к тому моменту отношения между Березовским с одной стороны и Юмашевым и т.н. “Семьей” с другой не были уже такими безоблачными как раньше. Семья устала от Березовского. От его разросшегося эго, от его безумных проектов, от его гротескно-примитивных представлений о том, как устроено общество и демократия, а самое главное — какими должны быть взаимоотношения бизнеса и власти. Постепенно Березовский с позиции безусловного авторитета и признанного лидера был отодвинут на место простого “члена команды.” Эта позиция, разумеется, не могла его устроить.
С конца весны он постепенно начал играть свою игру. Она выражалась и во фронде по отношению к правительству Кириенко (которого он в марте сам проталкивал в кресло премьера!), и в информационной поддержке бастующих шахтеров, и в заигрывании с левой оппозицией в Госдуме.
Но когда после августовского дефолта Березовский пришел в Кремль с идеей вернуть Черномырдина в кресло премьера, оказалось, что других приемлемых кандидатур там не было. Различными группами влияния “из внешнего мира” в качестве кандидатов на пост председателя правительства предлагались мэр Москвы Лужков, и председатель Совета Федерации (он же — орловский губернатор) Егор Строев. Но назначение этих людей и по сути было бы неправильным, но главное — все они совершенно не могли устроить Семью.
Нельзя сказать, что и Черномырдин полностью устраивал Кремль, но, видимо Березовский смог их убедить в том, что он провел с ним “разъяснительную работу” и теперь может за него ручаться. Однако, повторимся: все это не более, чем кулуарные разговоры. Все непосредственные участники этих событий (Юмашев и Ко) твердо стоят на том, что попытка вернуть Черномырдина в кресло премьера — от начала до конца идея Ельцина.
Как бы это ни было, но Ельцин предложил Государственной Думе кандидатуру Черномырдина, назначил его исполняющим обязанности председателя правительства и даже высказался в том смысле, что считает его своим преемником на президентских выборах 2000 года.
Забегая вперед скажем, что вся эта затея закончилась полным провалом. Черномырдин дважды не набрал в Государственной Думе достаточного количества голосов. При голосовании в первый раз, 31 августа, он получил только 94 голоса “за” (20%), а во второй раз 7 сентября — 138 голосов “за” (30%). Провал был оглушительным и никакое лоббирование Администрации Президента или “Газпрома” (если таковое вообще имело место) не помогло.
Рассказывают, что Березовский от имени крупных российских бизнесменов обещал Черномырдину поддержку в Думе, в обмен на право сформировать новое правительство, но тот отверг его предложение и (будто бы) поэтому его кандидатура не набрала необходимого количества голосов. Но правда это или нет — теперь установить уже невозможно (ведь если такие договоренности действительно имели место, то только Березовский и Черномырдин до конца знали их детали, а они оба давно мертвы).
Ближе всего, на наш взгляд, в оценке произошедшего был Михаил Ходорковский, который в частном разговоре сказал, что депутаты (прежде всего, конечно, коммунисты) провалили Черномырдина не потому, что считали его плохим премьером (тут у них были разные мнения), а скорее потому, что не хотели видеть его преемником Ельцина на выборах 2000 года, поскольку тогда, в сентябре 1998 года, так они оценивали кто является реальным фаворитом на будущих президентских выборах в паре Черномырдин — Зюганов.
Поскольку мы пишем, прежде всего, книгу о Ельцине, то для нас в истории с неудачным возвращением Черномырдина в кресло премьера важно, прежде всего, то, что Ельцин не нашел в себе сил на новое противостояние с Думой и не выдвинул его кандидатуру в третий раз (как это было еще весной с Кириенко). Очевидно, что дефолт сильно подорвал его позиции и, напротив, усилил его оппонентов. И если весной он готов был идти ва-банк и угрожать Думе роспуском в случае провала его кандидатуры, то теперь он понимал, что его ультиматум может сработать против него. Предлагая Черномырдина, Ельцин даже пообещал рассмотреть возможность внесения изменений в конституцию, с целью перераспределения полномочий от себя в пользу Государственной Думы, но и это уже не могло сработать…
Вот что по этому поводу писал тогда “Коммерсантъ”: “…У Виктора Черномырдина был шанс выбраться из политического небытия, в которое его загнал в марте Борис Ельцин. У него был шанс стать с первого захода не только полноценным премьером, но и фактическим и. о. президента — с довольно хорошей перспективой избавиться от приставки и. о. Но две недели, прошедшие с момента его возвращения в Белый дом, показали, что этот шанс он практически упустил…
Первая ошибка была сделана еще 23 августа — в том, как было обставлено возвращение Черномырдина. У администрации Ельцина на роль «спасителя страны» были две кандидатуры: Черномырдин и Лужков. Едва узнав об этом, Черномырдин бросился в Думу: общепризнанное умение договариваться с депутатами было его главным козырем.
Переговоры с коммунистами вроде бы завершились триумфом Черномырдина — их итог, как казалось, демонстрировал полное взаимопонимание экс-премьера и Думы. Лидеры думской оппозиции сами заявили: «Мы сошлись во мнении, что ситуация катастрофическая и надо принимать экстренные меры для спасения страны». Когда, спустя четыре дня, Ельцин подписал указ о назначении Черномырдина и. о. премьера, все выглядело так, будто коммунисты заранее на это согласились.
На самом деле все было не так. Или не совсем так. Черномырдин не просил поддержки у думцев, он просто обсуждал с ними ситуацию в стране. Обсуждал достаточно жестко по отношению к Кремлю. Коммунисты с радостью приняли экс-премьера в стан оппозиции. Никто не думал, что смена кабинета произойдет через три дня. А когда это случилось, Зюганов и компания поняли, что их просто грубо использовали в рекламной кампании.
Возможно, они бы и поддержали Черномырдина, если бы он согласился стать их кандидатом, «продавленным» в Белый дом по их требованию. Зюганов, как утверждают источники «Ъ», ждал не просто консультаций, а прямого обращения Кремля за помощью в Думу и Совет федерации. Ждал как минимум созыва «круглого стола».
Ничего этого не произошло. Черномырдин просто был назначен, и все. Для Думы он 23 августа снова стал ельцинистом. Никакие анонимные сообщения информагентств о жестких условиях, которые якобы Черномырдин поставил перед Ельциным, уже не могли его спасти: коммунисты решили мстить.
Черномырдин потерял главное преимущество перед другими кандидатами, которое, как считалось, у него было,— «проходимость» Думы с первого захода. Ельцин или его администрация слишком поторопились с указом…
Уже одна эта поспешность подтвердила депутатам слухи о панике, охватившей Кремль в последние августовские дни. Почти каждое из действий Кремля, предпринимавшееся в последние две недели, только усиливало это впечатление.
Администрация президента продемонстрировала откровенную слабость, когда стала форсировать принятие политического соглашения. Появление в Думе заместителя главы администрации, пресс-секретаря президента Сергея Ястржембского, который никогда раньше не выступал в роли переговорщика во внутренних делах, стало для оппозиции свидетельством не просто того, что Кремль готов идти на уступки, а того, что он фактически сломлен. Приезды Валентина Юмашева подтвердили это ощущение.
Вместе с тем откровенно слабый Кремль продолжал хорохориться. Ястржембский и Юмашев по-прежнему пытались изобразить президента имеющим возможность принимать «судьбоносные» решения. Депутатов это раздражало страшно, они хотели перехватить инициативу.
Сам же Черномырдин, получив звание и. о., стал в общении с депутатами вести себя так же, как пять месяцев назад: покровительственно обращаясь к ним на «ты». Это не только раздражало, но и пугало. В этом тоже виноват Кремль. И лично Ельцин, поспешивший выдать Черномырдину карт-бланш на страну.
Кризисный премьер Черномырдин на время — это нормально. Будущий кандидат в президенты Черномырдин коммунистов не устраивал. Ведь одно дело бороться против стремительно стареющего Ельцина, но совсем другое — против крепкого Черномырдина, в руках которого к моменту выборов… была бы вся государственная машина. Против такой перспективы восстали не только коммунисты…
В Белом доме убеждены, что львиная доля заслуги в провале Черномырдина на первом голосовании принадлежит Юрию Лужкову. Московский мэр гораздо раньше коммунистов осознал, сколько выгод сулит премьерский пост умному человеку незадолго до президентских выборов.
Когда Кремль выбирал между Лужковым и Черномырдиным, кроме прочих, одной из причин «отказа в доверии» Юрию Михайловичу было неверие в его возможности расположить оппозицию в свою пользу. Как оказалось, Кремль жестоко ошибся. Конечно, у депутатов, как выразился в прошлый четверг Геннадий Селезнев, «есть вопросы» к Лужкову. Однако их, как выясняется, гораздо меньше, чем «вопросов» к Черномырдину. И Лужков будет продолжать борьбу.
Строев тоже может считать себя обиженным Кремлем. В частности, потому, что, как утверждают высокопоставленные источники Ъ, Строев лелеял тайную надежду на то, что в случае, если Ельцин добровольно отойдет от власти, он сможет его заменить. Оттереть от кремлевского кабинета «зеленого» Кириенко труда бы не составило, а следующим по Конституции, кто может заменить президента, как раз и является спикер Совета федерации. Был даже слух, что Строев договорился с Анатолием Чубайсом, который обещал ему свою поддержку в обмен на пост премьера…
Ельцин, попросивший на встрече 28 августа Юрия Лужкова и Егора Строева «не мешать», не смог предложить ни Лужкову, ни Строеву ничего взамен. И потому заявленная ими, по словам Ельцина, готовность отказаться от личных амбиций была не более чем словами.
Если бы Ельцин фактически не назначил Черномырдина преемником, все было бы гораздо проще и легче. Но произнесенные на всю страну слова он уже не мог отозвать.
Не удалось Кремлю склонить на свою сторону и остальных представителей региональной элиты. Это раньше региональные лидеры приходили к Виктору Черномырдину на поклон, смиренно прося выделить деньги для местных бюджетов. Сейчас ситуация резко изменилась. Губернаторы прекрасно понимают, что денег нет, а потому относятся к Черномырдину без всякого пиетета: все равно ничем помочь он им не сможет. Сам Черномырдин, кстати, эту разницу еще не уловил…
Элиту напугала и бурная активность Бориса Березовского, которого считают «крестным папой премьера Черномырдина». Губернатор Титов, которого рассматривали как одного из возможных кандидатов на пост вице-премьера в правительстве Черномырдина, в интервью Ъ отразил мнение многих губернаторов: «Какой уважающий себя человек пойдет в правительство, где нет никаких социальных гарантий?! Где по причудам Бориса Абрамыча решаются судьбы людей и судьбы страны, растаптываются закон и демократия?!»
Слишком откровенная активность Березовского при утверждении Черномырдина раздражала не только губернаторов, но и олигархов. Они за последние две недели противостояния Кремля и Думы вообще никак не проявили свои позиции. Даже верный Рем Вяхирев ни разу не заявил публично о своей поддержке Черномырдина. С одной стороны, можно предположить, что им сейчас просто не до этого: они спасают самих себя. Но с другой стороны, ясно, что с помощью Черномырдина это удалось бы им гораздо лучше.
По одной из версий, излагаемой представителями самих олигархов, они намеренно устранились при первом голосовании по премьеру. Потому что «Березовский замкнул Черномырдина на себя». В первую неделю после назначения Черномырдина и. о. отдельные представители финансово-промышленной элиты жаловались в кулуарных беседах, что они не могут достать Черномырдина даже по его личному мобильному телефону: мол, «Борис Абрамович все отрубил».
Березовского же олигархи никогда не держали за равного. И последние полгода-год при каждом удобном случае это подчеркивали: «Березовского можно и нужно использовать как политического лоббиста. Не более того». Олигархов переворачивает, когда они слышат утверждения, что Березовский — главный вдохновитель и организатор их некоего совокупного мнения. И поэтому можно предположить, что ситуацию с первым голосованием Думы по Черномырдину они использовали для того, чтобы показать Березовскому его место.
Конечно, здесь говорила и обида: Черномырдин не посоветовался с ними. И, судя по поведению в первую неделю, даже не собирался этого делать: ни одной встречи с финансово-промышленной элитой у Черномырдина не было.
Олигархи решили преподать урок. Никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы депутаты, высказавшие желание проголосовать за Черномырдина, могли рассчитывать на какую-либо премию. Урок более чем удался. Как говорят, некоторые олигархи после голосования с удовлетворением рассказывали, что, по их сведениям, Виктор Степанович пребывал в шоке от результатов. И первым, кому за это досталось, был Борис Березовский.
После чего, как рассказывают, олигархи решили сменить гнев на милость. Они рассчитывали ни много ни мало на восстановление весенней схемы: премьер-консультативный совет, но уже не в бумажно-игрушечном варианте, а в натуральную величину. Ради этого были предприняты некоторые усилия по убеждению депутатов. Но «переубедить» удалось лишь Жириновского. А этого явно недостаточно.
И поскольку шансы Черномырдина к концу прошлой недели становились все более призрачными, олигархи решили не вмешиваться и дальше. Им-то нужно выживать при любом премьере. Тем более что Черномырдин за две недели пребывания в роли и. о. так и не сумел предложить ничего кардинального ни для спасения банковской системы, ни для наведения порядка на валютном рынке…
«Черномырдин должен был с первого дня своего назначения проявлять максимальную активность. Поскольку эмиссия все равно неизбежна, надо было пустить деньги на выплату зарплат, пенсий, чтобы люди почувствовали, что ситуация меняется»,— сокрушался в беседе с корреспондентом Ъ высокопоставленный кремлевский чиновник. Вместо этого каждый день страна слушала заклинания о том, что «промедление смерти подобно» и «ждать больше нельзя».
В итоге недовольство Черномырдиным вновь обернулось против Ельцина. А ведь ему и без того решение о возвращении лидера НДР (“Наш Дом Россия” — АК) в Белый дом далось нелегко. Фактически ему пришлось себя ломать: ведь мало того, что сам уволил, так еще и за Кириенко обещал стоять до последнего.
Более того, президенту пришлось согласиться практически со всеми условиями, которые выдвинул Черномырдин под свое возвращение. И вдруг стало понятно, что все эти усилия были зря. Что вместо всеобщего восхищения — «президент сделал сильный ход!» — недоумение, перерастающее в открытое издевательство.
Госдума уже не хочет перераспределения полномочий и изменений в Конституцию, а жаждет только одного — наконец добить Ельцина, которого все чаще представляют марионеткой, за веревочки которой дергает Березовский.
Но если первоначальное раздражение Ельцина и было обращено на Думу, то спустя неделю нервотрепки оно неизбежно должно было перейти на тех, кто его так «подставил». На Юмашева, Березовского и на самого Черномырдина — ведь при своем назначении он обещал исправить ситуацию чуть ли не за несколько дней.
По сведениям «Ъ», в конце прошлой недели это раздражение достигло наивысшей точки. А всем известно, что в таких ситуациях может произойти с Борисом Ельциным. Он может захотеть произвести очередную «сильную рокировочку»…
Возвращение Черномырдина разозлило всю политическую элиту страны. Думе нужен был премьер Черномырдин на время — для того, чтобы справиться с экономическим кризисом. Будущий же кандидат в президенты Черномырдин оппозицию не устраивал…”
Вот что год спустя, в интервью “Общей Газете” сам Черномырдин говорил о своих взаимоотношениях с Ельциным (начиная с мартовской отставки): “…по-поводу того, почему Борис Николаевич принял решение о моей отставке, вы меня не пытайте. Для меня абсолютно не принципиально, кто тогда что президенту подсказал и нашептал. Сейчас все говорят, что президента окружает «Семья». Я не знаю, что это такое.
У меня были непростые отношения с президентом, но достаточно прямые. И он никогда не позволял себе со мной такого, что позволяет с нынешними премьерами. Мы с ним об этом договорились еще «на берегу».
Ну, может быть, мне проще было: мы с президентом ближе по возрасту, по опыту. Потом, мы ведь друг друга еще раньше знали, когда я работал в Западной Сибири. Свердловская область была в моем Главке, и мы часто с ним встречались в бытность его первым секретарем обкома. И у нас с тех пор были деловые отношения.
Я знал, что могу с ним спорить, убеждать. Конечно, его и раньше пытались дергать, на что-то спровоцировать. Но тогда он был в силе, был здоров, и его практически невозможно было спровоцировать. И мне он доверял и ценил то, что я делаю. А я, когда сложный вопрос, всегда ему докладывал. Понимал, что президент должен быть в курсе. У нас была отработана система взаимоотношений.
А то, что произошло с моей отставкой, ну так, наверное, просто поднадоели друг другу за пять лет. Смотрите, ведь весной 98-го года, у нас все шло, как по накатанной: соглашение с МВФ заключили, транши пошли, впервые с советских времен рост производства в первом квартале составил целых 4%. Только бы и заниматься делом, творческой работой, двигаться вперед.
Тут-то меня вызвал президент и сказал: «Что-то у нас стало тихо». И отправил в отставку. Потом ведь он передо мной за это извинился. Было это после событий 17 августа, правительство в это время возглавлял Сергей Кириенко.
Он меня вызвал к себе: «Вот, Виктор Степанович, я сегодня отправил в отставку Кириенко. Хочу, чтоб ты снова согласился стать премьером. А я выступлю перед всем народом по телевизору, извинюсь перед тобой и скажу, что твоя отставка — это моя ошибка».
Но я был против того, чтобы президент публично извинялся и унижался. И сказал Борису Николаевичу, что мне это не нужно и стране это не нужно. Ну извинились вы передо мной, и достаточно. Теперь важно исправлять ситуацию. Ведь то, что мы пять лет создавали, тогда за пять месяцев было разрушено. Могу сказать, что при мне дефолта не было бы и рубль не упал бы ни при каких обстоятельствах…”
Это довольно ценное свидетельство одного из главных участников событий. В нем, среди прочего, нам показалось важным, что Черномырдин оценивается положение Ельцина в 1998 году как слабое. То есть раньше, когда Ельцин “был в силе, был здоров, его практически невозможно было спровоцировать”.
Нам кажется, что дело был вовсе не в какой-то злонамеренной провокации. Все было проще и трагичнее. К августу 1998 года у Ельцина опять начался период, мягко выражаясь, “ограниченной работоспособности”. И это все еще на фоне объективного ухудшения состояния его здоровья. Черномырдин наверняка все это понимал, но в интервью предпочел облечь все это в более деликатную и щадящую президента форму “провокации” неведомых ему сил.
К тому времени Ельцин уже не мог (как он любил раньше) сыграть на обострение и поставить Государственную Думу перед выбором: либо вы утверждаете предложенную мною кандидатуру премьера, либо я вас распускаю! В сентябре 1998 года “крутые горки” уже “укатали” нашего “сивку” и он вынужден был отступить, снять кандидатуру Черномырдина и не предлагать его Госдуме в третий раз.
На очередном заседании Государственной Думы, 7 сентября, лидер фракции «Яблоко» Явлинский, в очередной раз заявил, что его фракция не будет голосовать за кандидатуру Виктора Черномырдина на пост премьера.
Вместо этого, Явлинский предложил компромиссный, на его взгляд, план. Он заявил, что «следует утвердить такого премьера, которого не надо было бы снимать в связи с ухудшением ситуации». По его словам, речь идет о «политическом премьере», то есть это должен быть человек, который не принадлежит ни к одной партии, и при этом имеет достаточный политический авторитет перед силовыми структурами.
Кроме того, это должен быть человек, «известный во всем мире, не собирающийся баллотироваться в президенты и способный с первого раза пройти утверждение в Государственной Думе. И такой человек есть. Это Евгений Максимович Примаков » — заявил Явлинский.
Кандидатура Примакова позитивно воспринималась всеми оппозиционными Ельцину силами. И при этом даже внутри ельцинского лагеря она пользовалась определенной поддержкой. Примаков был с Ельциным с самого начала, с декабря 1991 года, когда он с должности начальника ПГУ КГБ СССР перешел на должность директора Службы Внешней Разведки России (СВР РФ).
Потом, возглавив в январе 1996 года МИД, Примаков всегда держался в стороне от обсуждения текущих проблем правительства и взаимодействовал с Ельциным напрямую, благо конституция 1993 года этому благоприятствовала.
Мы уже писали, что под воздействием Примакова Ельцин постепенно начал превращаться из прозападного и даже проамериканского политика в традиционного российского империалиста, рассуждающего в терминах “сфер влияния” и “стратегического сдерживания”. Влияние Примакова стало более заметным после 1997 года, когда Ельцин постепенно начал отходить от внутренней повестки и в большей степени интересоваться тем, в каком положении он, после своего ухода, оставит Россию на международной арене.
Разумеется, мировоззрение Примакова идеологически было ближе Ельцину, чем взгляд на Россию, как на обычную страну “догоняющего” развития из Восточной Европы, стремящуюся интегрироваться в западные институты типа Евросоюза и НАТО. Ельцин никогда не ставил Россию в один ряд с такими странами как, например, Польша.
Добавим еще, что огромный ядерный потенциал России и собственные амбиции Ельцина не оставляли шанса на то, что он посмотрит на ситуацию прагматически и примет возглавляемую им Россию такой, какой она в действительности была в тот момент: экономически и политически слабой страной, в которой народ хронически не доверяет властям, а власти никак не могут научиться это доверие завоевывать. К тому же вся Россия от мала до велика так и не смогла адаптироваться к фактической утрате ею статуса великой державы и это тоже сказывалось не только на внешне-, но и на внутриполитических процессах.
Свойственная Ельцину авторитарность соединялась в нем с имперскими рефлексами, и если первая привела к расстрелу парламента в 1993 году, то вторые вылились в Первую Чеченскую войну 1994 — 96 годов. После победы на выборах 1996 года, все эти ельцинские черты привели к постепенному охлаждению отношений с США и к стремлению вернуть новой, демократической России ту роль, которую долгие десятилетия после Второй Мировой Войны играл СССР.
Как так могло случиться, что Семья, практически полностью контролируя внутреннюю российскую повестку, оказалась отодвинутой от формирований внешнеполитического курса — отсается загадкой. Но правда состоит в том, что во второй каденции Ельцина влияние военных, силовиков и старой мидовской бюрократии на внешнюю политику России оказалось значительно сильнее, чем это было в первый срок его президентства. А между тем если Семья и могла привнести что-то действительно полезное в деятельность позднего Ельцина, то это скорее было бы во внешней, а не во внутренней политике России.
Так или иначе, но назначение на пост премьера России Примакова объективно выглядело логично и даже закономерно. Не будет преувеличением сказать, что даже возврат Черномырдина в это кресло в сентябре 1998 года выглядел бы менее органично. Примаков был статусным еще советским бюрократом, олицетворяющим собой роль России как антагониста США, а переход его из кресла министра иностранных дел в премьерское был наглядным доказательством смещения центра интересов Ельцина с внутренней повестки на внешнеполитическую.
Государственная Дума была в восторге от такого исхода. В этом она видела усиление своего политического влияния и уже готовилась в перераспределению властных полномочий от Ельцина в свою пользу. Региональные элиты, исподволь руководимые Лужковым и Строевым тоже были вполне удовлетворены этим решением. О силовиках и говорить нечего: они всегда считали Примакова важным членом своего коммьюнити.
Вот что обо всем этом писала все та же газета “Коммерсантъ” 12 сентября 1998: “Евгений Примаков был утвержден на должность премьера подавляющим большинством голосов. В стране появился новый премьер и новая политическая реальность — Россия из президентской республики стала парламентской. Фактически в стране произошел конституционный переворот.
То, чего добивалась оппозиция последние несколько лет, свершилось. Борис Ельцин отодвинут на обочину политической жизни. Главными действующими лицами новой политической реальности становятся Дума и правительство, фактически формируемое ею.
В последние три недели Кремль делал все, чтобы вывести президента из-под удара. Увольнение Кириенко, согласие на перераспределение полномочий между президентом, Думой и правительством, попытка реинкарнации Черномырдина, отказ от этой попытки, согласие представить новую кандидатуру на пост премьера — все это должно было снять с Бориса Ельцина большую часть ответственности за крах экономических реформ. Эту ответственность должны были взять на себя Дума и новое правительство. Президент же, по замыслу Кремля, должен был вновь «подняться над схваткой»…
Ельцин оказался кругом в проигрыше. Он впервые пошел на колоссальные уступки оппозиции, согласившись на изменение Конституции в обмен на утверждение Черномырдина. Коммунисты отказались от подачки. Они знали, что очень скоро смогут сами устанавливать новые правила, без оглядки на президента.
Отыграть назад Кремлю уже не удастся — перекройка Конституции начнется очень скоро. Геннадий Зюганов после внесения в Думу кандидатуры Примакова заявил, что хотел бы вернуться к политическому соглашению, ограничивающему президентскую власть. Он будет поддержан большинством политического истеблишмента страны.
Более того, одним только выпихиванием Бориса Ельцина на обочину политической жизни дело не ограничится. Если умение Ельцина «разруливать» ситуацию поставлено под сомнение, то его способность «взбрыкивать» до сих пор вызывает опасения у очень многих. И эти многие не намерены ждать очередных «взбрыков» — они сделают все, чтобы Ельцин ушел со своего поста гораздо раньше 2000 года.
Надежды Кремля на то, что Дума, получив свое, успокоится, совершенно неоправданны. Тот же Зюганов — опять же после внесения кандидатуры Примакова — заявил, что подготовка процедуры импичмента будет продолжена. Правительство у Ельцина уже отобрано. Осталось отобрать Кремль. Что и будет сделано. Ничто теперь не отвлекает оппозицию от ее главного дела — досрочной отставки президента.
Опасна не отставка сама по себе — Ельцин действительно исчерпал свой запас прочности. Опасна спайка финансово-экономической элиты и коммунистов. Олигархи, не скрываясь, уже признают, что коммунисты для них более приемлемы, чем Борис Ельцин. И чтобы избавиться от него, они готовы объединиться.
В этом не было бы ничего страшного, если бы существовала уверенность, что после победы над Ельциным коммунистов удастся вернуть в их прежнюю нишу. Но в это верится мало. Гораздо более вероятно, что итог такого единения будет плачевным не только для олигархов, но и для всей страны. Так однажды уже было. Февральскую революцию поддержали многие представители тогдашней элиты России. А через несколько месяцев случилась октябрьская.”
Мы намеренно так много цитируем тогдашние СМИ, поскольку именно это лучше всего передает атмосферу, которая царила тогда в России. Разумеется, их оценки оказались чересчур негативными по отношению к Ельцину. Будущее показало, что он хоть и утратил былую динамику и мощь, однако по-прежнему оставался серьезным фактором политической жизни. И списывать его со счетов (как это делали тогдашние газеты) было еще очень рано.
Как бы то ни было, но правительство Примакова приступило к работе и это событие как бы подвело черту под тем, что вошло в российскую историю как “ельцинские реформы”.
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 14. До и после дефолта-1998
Часть 6
Кому принадлежит идея снова предложить Государственной Думе Черномырдина в качестве примера — доподлинно неизвестно. Наши разговоры со многими участниками тех событий свидетельствуют о том, единого мнения на этот счет нет. Чаще всего в качестве автора идеи и ее главного лоббиста называют Березовского. Также упоминаются Юмашев и Татьяна Ельцина. Чаще — в качестве помощников Березовского в реализации этой идеи и реже — как ее авторы.
Мы, несколько выше, уже обратили ваше внимание на то, что Чубайс, в рассказе о “проталкивании” Кириенко необходимых законов в Государственной Думе, говорит о противодействии этому Березовского.
Также мы уже писали, что к тому моменту отношения между Березовским с одной стороны и Юмашевым и т.н. “Семьей” с другой не были уже такими безоблачными как раньше. Семья устала от Березовского. От его разросшегося эго, от его безумных проектов, от его гротескно-примитивных представлений о том, как устроено общество и демократия, а самое главное — какими должны быть взаимоотношения бизнеса и власти. Постепенно Березовский с позиции безусловного авторитета и признанного лидера был отодвинут на место простого “члена команды.” Эта позиция, разумеется, не могла его устроить.
С конца весны он постепенно начал играть свою игру. Она выражалась и во фронде по отношению к правительству Кириенко (которого он в марте сам проталкивал в кресло премьера!), и в информационной поддержке бастующих шахтеров, и в заигрывании с левой оппозицией в Госдуме.
Но когда после августовского дефолта Березовский пришел в Кремль с идеей вернуть Черномырдина в кресло премьера, оказалось, что других приемлемых кандидатур там не было. Различными группами влияния “из внешнего мира” в качестве кандидатов на пост председателя правительства предлагались мэр Москвы Лужков, и председатель Совета Федерации (он же — орловский губернатор) Егор Строев. Но назначение этих людей и по сути было бы неправильным, но главное — все они совершенно не могли устроить Семью.
Нельзя сказать, что и Черномырдин полностью устраивал Кремль, но, видимо Березовский смог их убедить в том, что он провел с ним “разъяснительную работу” и теперь может за него ручаться. Однако, повторимся: все это не более, чем кулуарные разговоры. Все непосредственные участники этих событий (Юмашев и Ко) твердо стоят на том, что попытка вернуть Черномырдина в кресло премьера — от начала до конца идея Ельцина.
Как бы это ни было, но Ельцин предложил Государственной Думе кандидатуру Черномырдина, назначил его исполняющим обязанности председателя правительства и даже высказался в том смысле, что считает его своим преемником на президентских выборах 2000 года.
Забегая вперед скажем, что вся эта затея закончилась полным провалом. Черномырдин дважды не набрал в Государственной Думе достаточного количества голосов. При голосовании в первый раз, 31 августа, он получил только 94 голоса “за” (20%), а во второй раз 7 сентября — 138 голосов “за” (30%). Провал был оглушительным и никакое лоббирование Администрации Президента или “Газпрома” (если таковое вообще имело место) не помогло.
Рассказывают, что Березовский от имени крупных российских бизнесменов обещал Черномырдину поддержку в Думе, в обмен на право сформировать новое правительство, но тот отверг его предложение и (будто бы) поэтому его кандидатура не набрала необходимого количества голосов. Но правда это или нет — теперь установить уже невозможно (ведь если такие договоренности действительно имели место, то только Березовский и Черномырдин до конца знали их детали, а они оба давно мертвы).
Ближе всего, на наш взгляд, в оценке произошедшего был Михаил Ходорковский, который в частном разговоре сказал, что депутаты (прежде всего, конечно, коммунисты) провалили Черномырдина не потому, что считали его плохим премьером (тут у них были разные мнения), а скорее потому, что не хотели видеть его преемником Ельцина на выборах 2000 года, поскольку тогда, в сентябре 1998 года, так они оценивали кто является реальным фаворитом на будущих президентских выборах в паре Черномырдин — Зюганов.
Поскольку мы пишем, прежде всего, книгу о Ельцине, то для нас в истории с неудачным возвращением Черномырдина в кресло премьера важно, прежде всего, то, что Ельцин не нашел в себе сил на новое противостояние с Думой и не выдвинул его кандидатуру в третий раз (как это было еще весной с Кириенко). Очевидно, что дефолт сильно подорвал его позиции и, напротив, усилил его оппонентов. И если весной он готов был идти ва-банк и угрожать Думе роспуском в случае провала его кандидатуры, то теперь он понимал, что его ультиматум может сработать против него. Предлагая Черномырдина, Ельцин даже пообещал рассмотреть возможность внесения изменений в конституцию, с целью перераспределения полномочий от себя в пользу Государственной Думы, но и это уже не могло сработать…
Вот что по этому поводу писал тогда “Коммерсантъ”: “…У Виктора Черномырдина был шанс выбраться из политического небытия, в которое его загнал в марте Борис Ельцин. У него был шанс стать с первого захода не только полноценным премьером, но и фактическим и. о. президента — с довольно хорошей перспективой избавиться от приставки и. о. Но две недели, прошедшие с момента его возвращения в Белый дом, показали, что этот шанс он практически упустил…
Первая ошибка была сделана еще 23 августа — в том, как было обставлено возвращение Черномырдина. У администрации Ельцина на роль «спасителя страны» были две кандидатуры: Черномырдин и Лужков. Едва узнав об этом, Черномырдин бросился в Думу: общепризнанное умение договариваться с депутатами было его главным козырем.
Переговоры с коммунистами вроде бы завершились триумфом Черномырдина — их итог, как казалось, демонстрировал полное взаимопонимание экс-премьера и Думы. Лидеры думской оппозиции сами заявили: «Мы сошлись во мнении, что ситуация катастрофическая и надо принимать экстренные меры для спасения страны». Когда, спустя четыре дня, Ельцин подписал указ о назначении Черномырдина и. о. премьера, все выглядело так, будто коммунисты заранее на это согласились.
На самом деле все было не так. Или не совсем так. Черномырдин не просил поддержки у думцев, он просто обсуждал с ними ситуацию в стране. Обсуждал достаточно жестко по отношению к Кремлю. Коммунисты с радостью приняли экс-премьера в стан оппозиции. Никто не думал, что смена кабинета произойдет через три дня. А когда это случилось, Зюганов и компания поняли, что их просто грубо использовали в рекламной кампании.
Возможно, они бы и поддержали Черномырдина, если бы он согласился стать их кандидатом, «продавленным» в Белый дом по их требованию. Зюганов, как утверждают источники «Ъ», ждал не просто консультаций, а прямого обращения Кремля за помощью в Думу и Совет федерации. Ждал как минимум созыва «круглого стола».
Ничего этого не произошло. Черномырдин просто был назначен, и все. Для Думы он 23 августа снова стал ельцинистом. Никакие анонимные сообщения информагентств о жестких условиях, которые якобы Черномырдин поставил перед Ельциным, уже не могли его спасти: коммунисты решили мстить.
Черномырдин потерял главное преимущество перед другими кандидатами, которое, как считалось, у него было,— «проходимость» Думы с первого захода. Ельцин или его администрация слишком поторопились с указом…
Уже одна эта поспешность подтвердила депутатам слухи о панике, охватившей Кремль в последние августовские дни. Почти каждое из действий Кремля, предпринимавшееся в последние две недели, только усиливало это впечатление.
Администрация президента продемонстрировала откровенную слабость, когда стала форсировать принятие политического соглашения. Появление в Думе заместителя главы администрации, пресс-секретаря президента Сергея Ястржембского, который никогда раньше не выступал в роли переговорщика во внутренних делах, стало для оппозиции свидетельством не просто того, что Кремль готов идти на уступки, а того, что он фактически сломлен. Приезды Валентина Юмашева подтвердили это ощущение.
Вместе с тем откровенно слабый Кремль продолжал хорохориться. Ястржембский и Юмашев по-прежнему пытались изобразить президента имеющим возможность принимать «судьбоносные» решения. Депутатов это раздражало страшно, они хотели перехватить инициативу.
Сам же Черномырдин, получив звание и. о., стал в общении с депутатами вести себя так же, как пять месяцев назад: покровительственно обращаясь к ним на «ты». Это не только раздражало, но и пугало. В этом тоже виноват Кремль. И лично Ельцин, поспешивший выдать Черномырдину карт-бланш на страну.
Кризисный премьер Черномырдин на время — это нормально. Будущий кандидат в президенты Черномырдин коммунистов не устраивал. Ведь одно дело бороться против стремительно стареющего Ельцина, но совсем другое — против крепкого Черномырдина, в руках которого к моменту выборов… была бы вся государственная машина. Против такой перспективы восстали не только коммунисты…
В Белом доме убеждены, что львиная доля заслуги в провале Черномырдина на первом голосовании принадлежит Юрию Лужкову. Московский мэр гораздо раньше коммунистов осознал, сколько выгод сулит премьерский пост умному человеку незадолго до президентских выборов.
Когда Кремль выбирал между Лужковым и Черномырдиным, кроме прочих, одной из причин «отказа в доверии» Юрию Михайловичу было неверие в его возможности расположить оппозицию в свою пользу. Как оказалось, Кремль жестоко ошибся. Конечно, у депутатов, как выразился в прошлый четверг Геннадий Селезнев, «есть вопросы» к Лужкову. Однако их, как выясняется, гораздо меньше, чем «вопросов» к Черномырдину. И Лужков будет продолжать борьбу.
Строев тоже может считать себя обиженным Кремлем. В частности, потому, что, как утверждают высокопоставленные источники Ъ, Строев лелеял тайную надежду на то, что в случае, если Ельцин добровольно отойдет от власти, он сможет его заменить. Оттереть от кремлевского кабинета «зеленого» Кириенко труда бы не составило, а следующим по Конституции, кто может заменить президента, как раз и является спикер Совета федерации. Был даже слух, что Строев договорился с Анатолием Чубайсом, который обещал ему свою поддержку в обмен на пост премьера…
Ельцин, попросивший на встрече 28 августа Юрия Лужкова и Егора Строева «не мешать», не смог предложить ни Лужкову, ни Строеву ничего взамен. И потому заявленная ими, по словам Ельцина, готовность отказаться от личных амбиций была не более чем словами.
Если бы Ельцин фактически не назначил Черномырдина преемником, все было бы гораздо проще и легче. Но произнесенные на всю страну слова он уже не мог отозвать.
Не удалось Кремлю склонить на свою сторону и остальных представителей региональной элиты. Это раньше региональные лидеры приходили к Виктору Черномырдину на поклон, смиренно прося выделить деньги для местных бюджетов. Сейчас ситуация резко изменилась. Губернаторы прекрасно понимают, что денег нет, а потому относятся к Черномырдину без всякого пиетета: все равно ничем помочь он им не сможет. Сам Черномырдин, кстати, эту разницу еще не уловил…
Элиту напугала и бурная активность Бориса Березовского, которого считают «крестным папой премьера Черномырдина». Губернатор Титов, которого рассматривали как одного из возможных кандидатов на пост вице-премьера в правительстве Черномырдина, в интервью Ъ отразил мнение многих губернаторов: «Какой уважающий себя человек пойдет в правительство, где нет никаких социальных гарантий?! Где по причудам Бориса Абрамыча решаются судьбы людей и судьбы страны, растаптываются закон и демократия?!»
Слишком откровенная активность Березовского при утверждении Черномырдина раздражала не только губернаторов, но и олигархов. Они за последние две недели противостояния Кремля и Думы вообще никак не проявили свои позиции. Даже верный Рем Вяхирев ни разу не заявил публично о своей поддержке Черномырдина. С одной стороны, можно предположить, что им сейчас просто не до этого: они спасают самих себя. Но с другой стороны, ясно, что с помощью Черномырдина это удалось бы им гораздо лучше.
По одной из версий, излагаемой представителями самих олигархов, они намеренно устранились при первом голосовании по премьеру. Потому что «Березовский замкнул Черномырдина на себя». В первую неделю после назначения Черномырдина и. о. отдельные представители финансово-промышленной элиты жаловались в кулуарных беседах, что они не могут достать Черномырдина даже по его личному мобильному телефону: мол, «Борис Абрамович все отрубил».
Березовского же олигархи никогда не держали за равного. И последние полгода-год при каждом удобном случае это подчеркивали: «Березовского можно и нужно использовать как политического лоббиста. Не более того». Олигархов переворачивает, когда они слышат утверждения, что Березовский — главный вдохновитель и организатор их некоего совокупного мнения. И поэтому можно предположить, что ситуацию с первым голосованием Думы по Черномырдину они использовали для того, чтобы показать Березовскому его место.
Конечно, здесь говорила и обида: Черномырдин не посоветовался с ними. И, судя по поведению в первую неделю, даже не собирался этого делать: ни одной встречи с финансово-промышленной элитой у Черномырдина не было.
Олигархи решили преподать урок. Никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы депутаты, высказавшие желание проголосовать за Черномырдина, могли рассчитывать на какую-либо премию. Урок более чем удался. Как говорят, некоторые олигархи после голосования с удовлетворением рассказывали, что, по их сведениям, Виктор Степанович пребывал в шоке от результатов. И первым, кому за это досталось, был Борис Березовский.
После чего, как рассказывают, олигархи решили сменить гнев на милость. Они рассчитывали ни много ни мало на восстановление весенней схемы: премьер-консультативный совет, но уже не в бумажно-игрушечном варианте, а в натуральную величину. Ради этого были предприняты некоторые усилия по убеждению депутатов. Но «переубедить» удалось лишь Жириновского. А этого явно недостаточно.
И поскольку шансы Черномырдина к концу прошлой недели становились все более призрачными, олигархи решили не вмешиваться и дальше. Им-то нужно выживать при любом премьере. Тем более что Черномырдин за две недели пребывания в роли и. о. так и не сумел предложить ничего кардинального ни для спасения банковской системы, ни для наведения порядка на валютном рынке…
«Черномырдин должен был с первого дня своего назначения проявлять максимальную активность. Поскольку эмиссия все равно неизбежна, надо было пустить деньги на выплату зарплат, пенсий, чтобы люди почувствовали, что ситуация меняется»,— сокрушался в беседе с корреспондентом Ъ высокопоставленный кремлевский чиновник. Вместо этого каждый день страна слушала заклинания о том, что «промедление смерти подобно» и «ждать больше нельзя».
В итоге недовольство Черномырдиным вновь обернулось против Ельцина. А ведь ему и без того решение о возвращении лидера НДР (“Наш Дом Россия” — АК) в Белый дом далось нелегко. Фактически ему пришлось себя ломать: ведь мало того, что сам уволил, так еще и за Кириенко обещал стоять до последнего.
Более того, президенту пришлось согласиться практически со всеми условиями, которые выдвинул Черномырдин под свое возвращение. И вдруг стало понятно, что все эти усилия были зря. Что вместо всеобщего восхищения — «президент сделал сильный ход!» — недоумение, перерастающее в открытое издевательство.
Госдума уже не хочет перераспределения полномочий и изменений в Конституцию, а жаждет только одного — наконец добить Ельцина, которого все чаще представляют марионеткой, за веревочки которой дергает Березовский.
Но если первоначальное раздражение Ельцина и было обращено на Думу, то спустя неделю нервотрепки оно неизбежно должно было перейти на тех, кто его так «подставил». На Юмашева, Березовского и на самого Черномырдина — ведь при своем назначении он обещал исправить ситуацию чуть ли не за несколько дней.
По сведениям «Ъ», в конце прошлой недели это раздражение достигло наивысшей точки. А всем известно, что в таких ситуациях может произойти с Борисом Ельциным. Он может захотеть произвести очередную «сильную рокировочку»…
Возвращение Черномырдина разозлило всю политическую элиту страны. Думе нужен был премьер Черномырдин на время — для того, чтобы справиться с экономическим кризисом. Будущий же кандидат в президенты Черномырдин оппозицию не устраивал…”
Вот что год спустя, в интервью “Общей Газете” сам Черномырдин говорил о своих взаимоотношениях с Ельциным (начиная с мартовской отставки): “…по-поводу того, почему Борис Николаевич принял решение о моей отставке, вы меня не пытайте. Для меня абсолютно не принципиально, кто тогда что президенту подсказал и нашептал. Сейчас все говорят, что президента окружает «Семья». Я не знаю, что это такое.
У меня были непростые отношения с президентом, но достаточно прямые. И он никогда не позволял себе со мной такого, что позволяет с нынешними премьерами. Мы с ним об этом договорились еще «на берегу».
Ну, может быть, мне проще было: мы с президентом ближе по возрасту, по опыту. Потом, мы ведь друг друга еще раньше знали, когда я работал в Западной Сибири. Свердловская область была в моем Главке, и мы часто с ним встречались в бытность его первым секретарем обкома. И у нас с тех пор были деловые отношения.
Я знал, что могу с ним спорить, убеждать. Конечно, его и раньше пытались дергать, на что-то спровоцировать. Но тогда он был в силе, был здоров, и его практически невозможно было спровоцировать. И мне он доверял и ценил то, что я делаю. А я, когда сложный вопрос, всегда ему докладывал. Понимал, что президент должен быть в курсе. У нас была отработана система взаимоотношений.
А то, что произошло с моей отставкой, ну так, наверное, просто поднадоели друг другу за пять лет. Смотрите, ведь весной 98-го года, у нас все шло, как по накатанной: соглашение с МВФ заключили, транши пошли, впервые с советских времен рост производства в первом квартале составил целых 4%. Только бы и заниматься делом, творческой работой, двигаться вперед.
Тут-то меня вызвал президент и сказал: «Что-то у нас стало тихо». И отправил в отставку. Потом ведь он передо мной за это извинился. Было это после событий 17 августа, правительство в это время возглавлял Сергей Кириенко.
Он меня вызвал к себе: «Вот, Виктор Степанович, я сегодня отправил в отставку Кириенко. Хочу, чтоб ты снова согласился стать премьером. А я выступлю перед всем народом по телевизору, извинюсь перед тобой и скажу, что твоя отставка — это моя ошибка».
Но я был против того, чтобы президент публично извинялся и унижался. И сказал Борису Николаевичу, что мне это не нужно и стране это не нужно. Ну извинились вы передо мной, и достаточно. Теперь важно исправлять ситуацию. Ведь то, что мы пять лет создавали, тогда за пять месяцев было разрушено. Могу сказать, что при мне дефолта не было бы и рубль не упал бы ни при каких обстоятельствах…”
Это довольно ценное свидетельство одного из главных участников событий. В нем, среди прочего, нам показалось важным, что Черномырдин оценивается положение Ельцина в 1998 году как слабое. То есть раньше, когда Ельцин “был в силе, был здоров, его практически невозможно было спровоцировать”.
Нам кажется, что дело был вовсе не в какой-то злонамеренной провокации. Все было проще и трагичнее. К августу 1998 года у Ельцина опять начался период, мягко выражаясь, “ограниченной работоспособности”. И это все еще на фоне объективного ухудшения состояния его здоровья. Черномырдин наверняка все это понимал, но в интервью предпочел облечь все это в более деликатную и щадящую президента форму “провокации” неведомых ему сил.
К тому времени Ельцин уже не мог (как он любил раньше) сыграть на обострение и поставить Государственную Думу перед выбором: либо вы утверждаете предложенную мною кандидатуру премьера, либо я вас распускаю! В сентябре 1998 года “крутые горки” уже “укатали” нашего “сивку” и он вынужден был отступить, снять кандидатуру Черномырдина и не предлагать его Госдуме в третий раз.
На очередном заседании Государственной Думы, 7 сентября, лидер фракции «Яблоко» Явлинский, в очередной раз заявил, что его фракция не будет голосовать за кандидатуру Виктора Черномырдина на пост премьера.
Вместо этого, Явлинский предложил компромиссный, на его взгляд, план. Он заявил, что «следует утвердить такого премьера, которого не надо было бы снимать в связи с ухудшением ситуации». По его словам, речь идет о «политическом премьере», то есть это должен быть человек, который не принадлежит ни к одной партии, и при этом имеет достаточный политический авторитет перед силовыми структурами.
Кроме того, это должен быть человек, «известный во всем мире, не собирающийся баллотироваться в президенты и способный с первого раза пройти утверждение в Государственной Думе. И такой человек есть. Это Евгений Максимович Примаков » — заявил Явлинский.
Кандидатура Примакова позитивно воспринималась всеми оппозиционными Ельцину силами. И при этом даже внутри ельцинского лагеря она пользовалась определенной поддержкой. Примаков был с Ельциным с самого начала, с декабря 1991 года, когда он с должности начальника ПГУ КГБ СССР перешел на должность директора Службы Внешней Разведки России (СВР РФ).
Потом, возглавив в январе 1996 года МИД, Примаков всегда держался в стороне от обсуждения текущих проблем правительства и взаимодействовал с Ельциным напрямую, благо конституция 1993 года этому благоприятствовала.
Мы уже писали, что под воздействием Примакова Ельцин постепенно начал превращаться из прозападного и даже проамериканского политика в традиционного российского империалиста, рассуждающего в терминах “сфер влияния” и “стратегического сдерживания”. Влияние Примакова стало более заметным после 1997 года, когда Ельцин постепенно начал отходить от внутренней повестки и в большей степени интересоваться тем, в каком положении он, после своего ухода, оставит Россию на международной арене.
Разумеется, мировоззрение Примакова идеологически было ближе Ельцину, чем взгляд на Россию, как на обычную страну “догоняющего” развития из Восточной Европы, стремящуюся интегрироваться в западные институты типа Евросоюза и НАТО. Ельцин никогда не ставил Россию в один ряд с такими странами как, например, Польша.
Добавим еще, что огромный ядерный потенциал России и собственные амбиции Ельцина не оставляли шанса на то, что он посмотрит на ситуацию прагматически и примет возглавляемую им Россию такой, какой она в действительности была в тот момент: экономически и политически слабой страной, в которой народ хронически не доверяет властям, а власти никак не могут научиться это доверие завоевывать. К тому же вся Россия от мала до велика так и не смогла адаптироваться к фактической утрате ею статуса великой державы и это тоже сказывалось не только на внешне-, но и на внутриполитических процессах.
Свойственная Ельцину авторитарность соединялась в нем с имперскими рефлексами, и если первая привела к расстрелу парламента в 1993 году, то вторые вылились в Первую Чеченскую войну 1994 — 96 годов. После победы на выборах 1996 года, все эти ельцинские черты привели к постепенному охлаждению отношений с США и к стремлению вернуть новой, демократической России ту роль, которую долгие десятилетия после Второй Мировой Войны играл СССР.
Как так могло случиться, что Семья, практически полностью контролируя внутреннюю российскую повестку, оказалась отодвинутой от формирований внешнеполитического курса — отсается загадкой. Но правда состоит в том, что во второй каденции Ельцина влияние военных, силовиков и старой мидовской бюрократии на внешнюю политику России оказалось значительно сильнее, чем это было в первый срок его президентства. А между тем если Семья и могла привнести что-то действительно полезное в деятельность позднего Ельцина, то это скорее было бы во внешней, а не во внутренней политике России.
Так или иначе, но назначение на пост премьера России Примакова объективно выглядело логично и даже закономерно. Не будет преувеличением сказать, что даже возврат Черномырдина в это кресло в сентябре 1998 года выглядел бы менее органично. Примаков был статусным еще советским бюрократом, олицетворяющим собой роль России как антагониста США, а переход его из кресла министра иностранных дел в премьерское был наглядным доказательством смещения центра интересов Ельцина с внутренней повестки на внешнеполитическую.
Государственная Дума была в восторге от такого исхода. В этом она видела усиление своего политического влияния и уже готовилась в перераспределению властных полномочий от Ельцина в свою пользу. Региональные элиты, исподволь руководимые Лужковым и Строевым тоже были вполне удовлетворены этим решением. О силовиках и говорить нечего: они всегда считали Примакова важным членом своего коммьюнити.
Вот что обо всем этом писала все та же газета “Коммерсантъ” 12 сентября 1998: “Евгений Примаков был утвержден на должность премьера подавляющим большинством голосов. В стране появился новый премьер и новая политическая реальность — Россия из президентской республики стала парламентской. Фактически в стране произошел конституционный переворот.
То, чего добивалась оппозиция последние несколько лет, свершилось. Борис Ельцин отодвинут на обочину политической жизни. Главными действующими лицами новой политической реальности становятся Дума и правительство, фактически формируемое ею.
В последние три недели Кремль делал все, чтобы вывести президента из-под удара. Увольнение Кириенко, согласие на перераспределение полномочий между президентом, Думой и правительством, попытка реинкарнации Черномырдина, отказ от этой попытки, согласие представить новую кандидатуру на пост премьера — все это должно было снять с Бориса Ельцина большую часть ответственности за крах экономических реформ. Эту ответственность должны были взять на себя Дума и новое правительство. Президент же, по замыслу Кремля, должен был вновь «подняться над схваткой»…
Ельцин оказался кругом в проигрыше. Он впервые пошел на колоссальные уступки оппозиции, согласившись на изменение Конституции в обмен на утверждение Черномырдина. Коммунисты отказались от подачки. Они знали, что очень скоро смогут сами устанавливать новые правила, без оглядки на президента.
Отыграть назад Кремлю уже не удастся — перекройка Конституции начнется очень скоро. Геннадий Зюганов после внесения в Думу кандидатуры Примакова заявил, что хотел бы вернуться к политическому соглашению, ограничивающему президентскую власть. Он будет поддержан большинством политического истеблишмента страны.
Более того, одним только выпихиванием Бориса Ельцина на обочину политической жизни дело не ограничится. Если умение Ельцина «разруливать» ситуацию поставлено под сомнение, то его способность «взбрыкивать» до сих пор вызывает опасения у очень многих. И эти многие не намерены ждать очередных «взбрыков» — они сделают все, чтобы Ельцин ушел со своего поста гораздо раньше 2000 года.
Надежды Кремля на то, что Дума, получив свое, успокоится, совершенно неоправданны. Тот же Зюганов — опять же после внесения кандидатуры Примакова — заявил, что подготовка процедуры импичмента будет продолжена. Правительство у Ельцина уже отобрано. Осталось отобрать Кремль. Что и будет сделано. Ничто теперь не отвлекает оппозицию от ее главного дела — досрочной отставки президента.
Опасна не отставка сама по себе — Ельцин действительно исчерпал свой запас прочности. Опасна спайка финансово-экономической элиты и коммунистов. Олигархи, не скрываясь, уже признают, что коммунисты для них более приемлемы, чем Борис Ельцин. И чтобы избавиться от него, они готовы объединиться.
В этом не было бы ничего страшного, если бы существовала уверенность, что после победы над Ельциным коммунистов удастся вернуть в их прежнюю нишу. Но в это верится мало. Гораздо более вероятно, что итог такого единения будет плачевным не только для олигархов, но и для всей страны. Так однажды уже было. Февральскую революцию поддержали многие представители тогдашней элиты России. А через несколько месяцев случилась октябрьская.”
Мы намеренно так много цитируем тогдашние СМИ, поскольку именно это лучше всего передает атмосферу, которая царила тогда в России. Разумеется, их оценки оказались чересчур негативными по отношению к Ельцину. Будущее показало, что он хоть и утратил былую динамику и мощь, однако по-прежнему оставался серьезным фактором политической жизни. И списывать его со счетов (как это делали тогдашние газеты) было еще очень рано.
Как бы то ни было, но правительство Примакова приступило к работе и это событие как бы подвело черту под тем, что вошло в российскую историю как “ельцинские реформы”.