Живая книга о Ельцине. «Много ели и пили, а ещё больше улыбались и обнимались…»
12 июня, 2024 12:33 пп
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 13. Болезни и олигархи-1997
Часть 8
Как мы уже говорили, стремление Ельцина несколько отстраниться от внутренней повестки, позволило ему целиком сосредоточится на внешнеполитической деятельности.
25 сентября в Москву с официальным визитом (для него — впервые) прибыл президента Франции Жак Ширак. Сейчас уже невозможно с точностью сказать, какова была цель этого визита. Вряд ли это было получение ордена “За заслуги перед Отечеством 1-ой степени”, который ему в Кремле торжественно вручил Ельцин. И, конечно же, не открытие французского лицея в в Москве.
Однако он приехал и журналисты тогда писали, что целью его визита было обсуждение “новой системы безопасности в Европе”. И Ельцин и Ширак считали, что Североатлантический альянс (в военную организацию которого Франция тогда, как известно, не входила) сам по себе не может быть гарантом европейской безопасности.
Они намеревались активизировать другие европейские организации, в первую очередь ОБСЕ, которая находилась в тени НАТО. Тогда и возникла идея разработать “Хартию европейской безопасности”. Однако за океаном к этой идее отнеслись с опаской: Вашингтон продолжал делать ставку на НАТО.
Видимо переговоры Ельцина (и Примакова) с Шираком на эту тему прошли успешно, судя по тому, что Ельцин устроил в честь Ширака ужин в ресторане “Царская охота” в подмосковной Жуковке, на котором они оба были без пиджаков, много ели и пили, а еще больше улыбались и обнимались.
Буквально через пару недель, 9 — 11 октября, Ельцин приехал на заседание Совета Европы в Страсбург. Там они снова встретились с Шираком. Перед началом официальной части визита Ельцин с Шираком отужинали в знаменитом ресторане эльзасской кухни “Ше Ивонн” и даже выглянули из окон этого ресторана с бокалами белого эльзасского вина в руках и поприветствовали журналистов.
Именно во время этого визита во Францию Ельцин впервые публично заявил: “Я как президент должен первым показывать всем пример, как надо соблюдать Конституцию. Поэтому еще раз говорю: нет, на третий срок я не буду выставлять свою кандидатуру и ради этого изменять Конституцию России. Нет, Конституция как есть, так и будет. Мои два срока пройдут, значит, будем надеяться, что появится молодой президент — энергичный, боевой демократ…»
Во время одного из официальных заседаний европейских лидеров, Ельцин демонстративно уединился с немецким канцлером Колем. И через короткое время было объявлено о создании некоего союза “Россия-Германия-Франция”. Примаков не мог скрыть радости на сияющем лице: он по инерции продолжал еще советскую политику раскола Североатлантического альянса.
В чем суть созданного Ельциным, Шираком и Колем союза объяснено не было, но анонсируя создание этого союза Ельцин заявлял, что «мы сами способны в Европе серьезно объединиться и жить нормально. Чтобы люди наши жили комфортно, спокойно, без опаски, ну и материально хорошо… У нас все для этого в Большой Европе есть… Нам не нужен какой-то дядя со стороны».
То есть всем стало ясно, что вместо того, чтобы стремиться к интеграции в альянс западных демократий (а это до сих пор было официальной позицией Москвы), Россия взяла курс на его раскол и доминирование в Европе уже без США. Будем откровенны, удивляться было нечему: в этом и был смысл замены Козырева на Примакова. И эту рокировку Ельцин сделал вполне осознанно и, прежде всего, именно для этой цели.
Американцы, конечно, предприняли ряд шагов, с тем чтобы предотвратить такой раскол. И это им легко удалось, поскольку вряд ли Франция и особенно Германия, всерьез собирались менять своего стратегического союзника. Но однажды этот союз все же выстрелил (уже во время правления Путина) когда в 2003 году Россия, Германия и Франция вместе выступили против американской интервенции в Ирак.
Однако, в тот момент Ельцин считал себя триумфатором и очень довольный собой вернулся в Москву: его подсознательное и иррациональное соперничество с США получило очередную подпитку. Примаков знал эту слабость Ельцина и целенаправленно бил в эту точку. Ельцин все же был слишком русским, чтобы не быть хоть немножечко имперцем.
2 ноября Ельцин со своей обычной свитой (но прихватив еще с собой зачем-то Немцова) вылетел в Красноярск на неформальную встречу “без галстуков” с японским премьер-министром Рютаро Хасимото.
На этой встрече оба главы государств демонстрировали внезапно возникшие у них вдруг очень близкие и дружеские отношения и объявили, что теперь они на “ты” и называют друг друга “Рю” и “Борис”. Нетрудно догадаться, что такого рода “дружба” у Ельцина всегда возникает во время обильного злоупотребления спиртными напитками. Не стала исключением и эта его встреча. Немцов много раз потом описывал эту встречу и честно признавался, что Ельцин в течении почти всего этого неформального саммита был сильно навеселе.
В ходе этой встречи, во время рыбалки, Ельцин без согласования с МИД РФ и своими ближайшими помощниками вдруг заявил “другу Рю”: “…Чтобы заключить мирный договор, мы должны прямо сейчас разрешить территориальную проблему… Я хочу, чтобы сегодняшний день встал в один ряд с датой подписания российско-японского договора 1855 года, по которому граница была определена между Урупом и Итурупом. Необходимо двигаться вперед. Я хочу разрешить территориальную проблему в период еще моего президентского срока”.
Судя по этому его высказыванию, речь шла даже не о реализации включенной по настоянию Никиты Хрущева в Совместную советско-японскую декларацию 1956 года статьи о передаче Японии после заключения мирного договора группы островов Хабомаи и острова Шикотан, а о ничем не оправданной и не имеющей юридического обоснования сдаче “с барского плеча” всех южных Курил, включая самые крупные и освоенные острова Кунашир и Итуруп. В статье японской газеты “Санкэй симбун” говорилось о том, что “Ельцин обещал подарить другу Рю все спорные острова”.
Демонстрируя свою решимость во что бы то ни стало исполнить задуманное, Ельцин принял перед Хасимото боксерскую стойку, демонстрируя готовность сокрушить всех противников. В ответ увлекавшийся японским фехтованием на палках «кэндо» Хасимото тоже изобразил боевую позицию.
Как рассказывал впоследствии сам Немцов, он и сопровождавший Ельцина пресс-секретарь С. Ястржембский, бросились «на коленях умолять» своего шефа отказаться от опрометчивого и политически весьма опасного для президента шага. Однако Ельцин был неумолим. Отвечая на предупреждения своих помощников по поводу весьма вероятного возмущения оппозиционной ему Государственной Думы (вплоть до импичмента), он пренебрежительно бросил: «В обществе могут быть разные мнения, но я всё это отшвырну». При этом, обращаясь к Немцову, неожиданно приказал: «Вы у нас отвечаете за общественное мнение. Приказываю ежедневно освещать этот вопрос на российском телевидении».
(Почему Ельцин решил, что именно Немцов отвечает за общественное мнение — так и осталось загадкой. В этом его пассаже как в капле воды отразилось его понимание того, как устроена в России власть и кто в ней за что отвечает).
Наутро, придя в себя после “веселой” рыбалки, Ельцин все же осознал, чем может закончиться для него такой рискованный шаг, как передача всех спорных островов Японии. Посовещавшись (в том числе и с японцами) обе стороны решили официально заявить «о стремлении российского президента заключить мирный договор с Японией не позднее 2000 года».
Так как японское правительство всегда занимало позицию, что мирный договор с Россией (а ранее — с СССР) не может быть заключен без решения проблемы “северных территорий”, то японцы это все равно восприняли это как свою победу: хоть сейчас эта проблема не решена, но президент России взял на себя обязательство решить ее до конца тысячелетия. В конце концов ждали больше пятидесяти лет, подождем еще три года — решили они.
Чем закончилась эта история вам, дорогие читатели, объяснять не нужно: на дворе уже 2024 год, а проблема “северных территорий” так до сих пор не решена. Более того: теперь Россия и Япония от ее решения дальше, чем были тогда, осенью 1997 года.
Мы, кстати, не имеем ответа на вопрос: правы ли были Немцов и Ястржембский отговорив Ельцина от его намерения. Чем бы закончился скандал в Думе — неизвестно (скорее всего — ничем), зато вопрос с мирным договором был бы решен, а японские инвестиции могли бы превратить депрессивный российский Дальний Восток в регион экономического процветания.
(Как, кстати, мы не считаем, что и увольнение Березовского с поста заместителя секретаря Совбеза РФ (пролоббированное Чубайсом и Немцовым) было очевидно позитивным действием. Березовского это никак не ослабило в борьбе с ними, но зато лишило его определенных рычагов влияния на процесс признания независимости Чечни-Ичкерии (а он был драйвером этого процесса).
В результате Масхадов не получил от Ельцина никакой независимости, что ослабило его позиции внутри самой Чечни и власть там постепенно перешла в руки радикалов. Чем это в итоге закончилось — всем известно. Но это уже совсем другая история).
В рамках визита в Красноярск у Ельцина, как обычно, было предусмотрено “общение с народом”. И в этот раз Ельцин, проезжая по городу, тоже остановил машину и смело пошел в толпу. Его сразу окружили традиционные в таких случаях бабушки (Красноярск — рабочий город и в будние дни мало кто, кроме пенсионеров, слоняется без дела по улицам). Тут-то и стало понятно, зачем Ельцин прихватил с собой Немцова.
Ельцин всячески выказывал свое расположение к Немцову и даже прямо говорил, что он рассматривает его как своего преемника. Он демонстративно поручал Немцову исполнение тех или иных “пожеланий трудящихся”, втягивал его в дискуссию и пытался выставить его в наилучшем свете. Это было полной неожиданностью для Немцова. После многих недель “опалы” и недовольства (“я устал вас защищать”) Ельцин вдруг внезапно снова воспылал к нему отеческой любовью.
Уже в администрации Красноярского края, на подписании договора о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти Красноярского края, Таймырского (Долгано-Ненецкого) и Эвенкийского автономных округов, Ельцин опять выставил вперед Немцова и именно он, как первый вице-премьер, подписал этот договор от лица Российской Федерации.
На этой церемонии Ельцин снова говорил о Немцове: “… я предложу вам… Вы думаете просто так к вам приехал первый заместитель председателя правительства? Молодой, первый зам.! Я хочу, чтобы он был как бы представителем президента по выполнению этого договора, по выбиванию тех вопросов, которые иногда у вас занимают много труда и прочее… Если вы не возражаете, то есть стул, есть место, есть микрофоны… Похлопаем ему…”
И дальше он оставил отвечать Немцова на вопросы журналистов ясно дав понять, что Немцов не просто первый вице-премьер, но еще и доверенный человек самого президента. Что это было? Неожиданное прозрение Ельцина? Пароксизм самодурства? Ему вдруг захотелось поиграть с Немцовым в кошки-мышки?
Нам кажется, что все было значительно прозаичнее. Скорее всего он просто забыл, что усилиями прессы рейтинг Немцова драматически упал и по старой памяти захотел выйти к людям в компании с тем, кого народ (по его мнению) любит. Он уже однажды исполнял этот трюк, когда во время предвыборной кампании ездил в Чечню. Тогда, если вы помните, он тоже захватил с собой Немцова, который был очень популярен среди чеченцев из-за своей антивоенной позиции.
Так или иначе, но сама идея взять с собой в поездку Немцова выглядит как полная импровизация лично Ельцина. В рамках своих служебных обязанностей Немцов не имел никакого отношения к российско-японским отношениям, особенно по такому чувствительному вопросу как “северные территории”. Очевидно, что этот эпизод выпадал из общей концепции Юмашева и случился лишь потому, что Ельцин сам, напрямую, позвонил Немцову и пригласил его с собой в Красноярск.
Не неожиданное возвращение Немцова из опалы на этом не закончилось. Из Красноярска он улетел в Китай готовить визит туда Ельцина. Уже в рамках своих полномочий, как первый вице-премьер, курирующий ТЭК, он должен был подготовить для подписания меморандум о сотрудничестве России и Китая в освоении газовых месторождений Восточной Сибири (Ковыкта) и совместном строительстве газопроводов.
Немцов был в одним из тех, кто 10 ноября (уже через неделю после Красноярска) встречал Ельцина в Пекине. На кадрах кинохроники видно, как Ельцин особенно долго и тепло с ним здоровается и не скрывает своего к нему расположения.
Сам визит Ельцина был достаточно продуктивным. Он провел переговоры с Председателем КНР Цзян Цзэминем, подписал упомянутый выше меморандум, несколько других документов об экономическом сотрудничестве и очень важный договор о демаркации границы и совместном использовании островов находящихся в пограничной зоне реки Амур, который положил конец многолетним спорам о принадлежности тех или иных островов. (Напомним, что эти споры еще во времена СССР привели в 1969 году к вооруженному конфликту между СССР и КНР за остров Даманский).
На протокольной видеохронике этого визита Ельцин выглядит вполне бодрым, хоть и осунувшимся и уставшим (что вполне объяснимо после красноярского “веселья”). Однако одна деталь бросается в глаза: его все время сопровождает охранник. Даже во время обхода почетного караула бодигард не отстает от него ни на шаг.
Это выглядит очень странно. Обычно, кроме бравых гвардейцев в красивых старинных мундирах с саблями наголо, глав государств, во время обхода почетного караула, не сопровождает никто. А охрана хоть и держится поблизости, но старается в камеру не попадать. Даже помешанный на собственной безопасности Путин соблюдает этот протокол.
Но во время этого визита, следом за Ельциным все время по пятам шел охранник и это выглядело крайне странно. Скорее всего Ельцин себя неважно чувствовал и поэтому из опасения, что он может в любую минуту упасть в обморок, Ельцина сопровождал здоровенный охранник, готовый тут же его подхватить, чтобы он не упал на асфальт и не осрамился на весь мир. (Видимо, все же, состояние, в котором Ельцин “дарил японцам острова” не прошло для него бесследно).
Другой особенностью этого визита было то, что Ельцин помимо жены, Наины Иосифовны, взял с собой в поездку дочь Татьяну, которая присутствовала на всех официальных мероприятиях и сидела рядом с отцом.
Через короткое время, 2 декабря, Ельцин отправился с официальным визитом в Швецию. И в этот раз Немцов опять оказался в составе делегации. Визит был наполнен множеством красочных парадов и церемоний, поскольку Ельцина по протоколу принимал король Швеции Карл Густав XVI. В этот раз, обходя вместе с королем почетный караул, Ельцин обошелся без охранника.
Но не смотря на все формальности, в ходе этого визита были достигнуты и некоторые экономические договоренности. В частности, был реструктуризирован на долгий срок долг СССР перед Швецией. Кроме этого, Немцов и Вяхирев, с помощью Ельцина пытались продвигать на шведский рынок российский газ.
Однако, не случайно популярный шведский таблоид “Aftonbladet” дал информацию о приезде российской делегации под заголовком «Московский цирк приехал в провинцию!», имея в виду не только излишнюю пышность церемонии (в кортеже Ельцина были драгуны, а к многочисленной личной охране президента шведы со своей стороны добавили еще 600 человек), но и справедливо ожидая забавных сцен, неожиданных и эксцентричных фокусов.
И Ельцин не заставил себя ждать. Вечером на пресс-конференции он неожиданно объявил, что Россия в одностороннем порядке сокращает на одну треть количество ядерных боеголовок. «Нам надо довести вопрос до конца, до полного уничтожения ядерного оружия!»
Пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский тут же поспешил успокоить взволнованную публику, разъяснив, что президент имел в виду лишь перспективы сокращения «мировых ядерных арсеналов, и то при определенных условиях».
Впрочем, трюк с «секвестром боеголовок» мог произвести впечатление только на провинциальных шведов. Ведь Ельцин не впервые импровизировал так радикально. Например, еще весной он почти то же самое пообещал во время своего пребывания в Париже. И всякий раз его помощникам приходилось “разъяснять” слова своего шефа так, чтобы это не привело к скандалу.
На торжественном обеде с королевской семьей, Ельцин, нарушив протокол, сначала сам картинно поцеловал наследную принцессу Викторию, а потом потребовал, чтобы то же самое проделал и сидящий рядом с ним Немцов. Покрывшись красными пятнами и сгорая от стыда, Немцов вынужден был поцеловать ошарашенную принцессу, иначе Ельцин не успокаивался. Лишь вмешательство короля помогло свести эту скандальную ситуацию к шутке. По свидетельству Немцова, Ельцин в этот момент был опять “в хорошем настроении”.
По возвращении домой, все вернулось на круги своя: неожиданное приближение Немцова не получило никакого продолжения: Юмашев опять взял ситуацию под контроль. Немцова, как мы уже писали, сняли с поста министра ТЭК, оставив за ним лишь пост первого вице-премьера. Это его опала выглядела тем более демонстративной, что он не был фигурантом “дела писателей” и не имел никакого отношения к проведению аукциона по “Связьинвесту”.
Это означало, что его “наказали” за что-то другое. Методом исключения можно прийти к выводу, что для этого было две причины. Во-первых, он не дал Семье назначить Березовского председателем Совета Директоров “Газпрома”, а во-вторых, добился увольнения Березовского с должности заместителя секретаря Совета Безопасности России.
Таких аппаратных поражений Семья простить не могла никому. Подававшая большие надежды придворная карьера Немцова-преемника, едва начавшись, фактически закончилась. Он не выдержал испытания на лояльность. Для Немцова верность принципам оказалась выше верности конкретным людям.
Вполне возможно, что Немцов в тот момент даже не понимал того выбора, перед которым он стоял, поскольку был убежденным сторонником Ельцина именно как носителя близких ему идеалов. Сейчас даже неловко вспоминать, но в тот период Немцов всерьез утверждал что-то в духе “доброго царя — злых бояр”, “мне бы только до дедушки добраться, я ему раскрою глаза!”, “Царя обманывают, ему не говорят правды!” и прочие традиционные российские монархические мантры.
Впрочем, не исключено, что Ельцин начал подозревать что-то неладное в том, как ему подается война правительства с медиаолигархами. И, обладая невероятной политической интуицией, он невольно попытался найти опору и на другой стороне конфликта, понимая, чью сторону занимает Семья. Его демонстративное и даже нарочитое расположение к Немцову в эти последние два месяца и увольнение Березовского не могли быть случайностью.
Возможно, что именно потому осенью 1997 года он проявил уже давно несвойственную ему работоспособность и активность, которые, конечно же, стоили ему чрезвычайных усилий. Невозможно не заметить, что в тот момент он старался снова начать контролировать ситуацию во внутренних делах страны лично, а не через посредников типа Юмашева или дочери Татьяны.
Параллельно, не смотря на все аппаратные поражения, имиджевые и кадровые потери правительство продолжало работать. 9 октября министр экономики и вице-премьер Яков Уринсон и первый заместитель министра финансов Владимир Петров представили Государственной Думе проект бюджета на 1998 год.
В первом чтении Дума отвергла проект 326 голосами против 13 при одном воздержавшемся. Почти сразу вслед за этим, 15 октября, фракция КПРФ в Государственной Думе потребовала поставить на голосование вопрос о недоверии правительству.
Нужно заметить, что у Государственной Думы отказ от утверждения бюджета и выражение недоверия правительству было одними из немногих рычагов давления на исполнительную власть и президента, которые у нее имелись в наличии по Конституции 1993 года (не считая, разумеется, процедуры импичмента).
Поэтому даже если Дума и хотела оказать давление на президента, то выражалось это зачастую в постановке на голосование вотума недоверия правительству или в торговле по поводу утверждения бюджета. Впрочем, это все были вполне нормальные способы борьбы ветвей власти, так называемые “сдержки и противовесы” (Checks and Balances).
Если посмотреть внимательно внесенный КПРФ документ о недоверии правительству, то можно увидеть, что кроме расплывчатых обвинений правительства в неспособности управлять страной и губительном курсе, остальные претензии по-сути касались исключительно политики президента, а точнее — его администрации.
И главная претензия Думы относилась, конечно же, к политике в области СМИ. Даже депутатам-коммунистам было уже невыносимо смотреть как манипулируют общественным мнением якобы государственные медиа в угоду кучке никем не выбранных лиц, будь то члены Семьи или стоящие за их спиной медиа-олигархи. Не имея формальных рычагов влияния на частную телекомпанию НТВ, депутаты потребовали депутатского контроля хотя бы над деятельностью ОРТ (51% акций телеканала все еще находились в собственности государства) и ВГТРК.
Поняв, что ситуация начинает выходит из под контроля, Ельцин немедленно вступил в переговоры с руководством КПРФ. Их итогом стало создание наблюдательных советов на ОРТ и ВГТРК, которые должны были следить за соблюдением неких “стандартов свободы слова” и равноправного доступа к эфиру всех политических сил. Федеральному собранию были выделены вполне определенные часы в эфире главных государственных теле- и радиоканалов.
Как только такие наблюдательные советы были созданы, Зюганов отозвал проект постановления о выражении недоверия правительству. Ему явно льстило, что президент лично вступил в диалог и пошел на уступки.
Апофеозом этого ельцинского “ренессанса” стало 5 декабря, когда Ельцин вместе с Черномырдиным лично прибыли в Государственную Думу чтобы продемонстрировать свою готовность к конструктивному диалогу. Ельцин был доброжелателен, мягок и предельно уважителен к депутатам. Это был какой-то новый Ельцин. Депутаты это почувствовали и даже сопроводили его короткое выступление жидкими аплодисментами, что было немыслимо еще несколько месяцев назад. В результате Государственная Дума в этот же день проголосовала в первом чтении за еще недавно ею отвергнутый проект федерального бюджета, а 25 декабря — во втором.
Решение о приезде Ельцина в Государственную Думу было принято на заседании т.н. “четверки”. Тут нужно заметить, что этот неформальный орган при Ельцине возник еще в 1996 году. Первоначально он состоял из Ельцина и еще четырех человек: Черномырдина (премьер), Чубайса (глава администрации), Строева (Совет Федерации) и Селезнева (Государственная Дума). Но в таком виде он собрался всего лишь однажды, в декабре 1996 года.
Потом “четверка” была трансформирована, и стала выглядеть уже более политически однородно (из нее выбыли представители законодательной ветви власти). К лету, когда она опять стала собираться, она уже состояла из Черномырдина, Чубайса, Немцова и Юмашева. Именно тогда на заседании “четверки” Ельцин поставил правительству задачу погасить все накопившиеся у государства долги по пенсиям и зарплатам.
И вот после возвращения Ельцина из Стокгольма, “четверка” снова собралась и приняла решение о том, что Ельцину необходимо приехать в Государственную Думу. Ельцин был очень уставшим и разбитым, но собрал все силы и его визит, как мы уже писали, оказался крайне успешным. Впереди замаячила перспектива прекращения тотального противостояния президента и парламента и начала конструктивного сотрудничества.
Но все надежды на какие-то позитивные изменения рухнули когда 8 декабря Ельцин был госпитализирован в санаторий “Барвиха”. Некоторые СМИ писали, что ему был поставлен с диагноз “двухсторонняя пневмония”, другие — что это “острая респираторно-вирусная инфекция”, а по словам его пресс-секретаря Ястржембского “врачи не исключали развития гриппа”. Сообщалось также, что заболевание может продлиться от 10 до 12 дней.
Ельцин себя неважно чувствовал уже сразу после возвращения из Стокгольма. А Ястржембский даже сказал, что первые признаки простуды появились у Ельцина еще во время визита в Швецию. Несмотря на его активность: заседание «четверки», посещение Думы и прочее, даже по телевизионной картинке было видно, что глава государства находится далеко не в лучшей форме. Нет, он был вполне вменяем, не чудил, улыбался и адекватно и живо на все реагировал. Но двигался медленно, маленькими, неуверенными шажками, весь как-то осунулся и еще сильнее постарел.
В санатории “Барвиха” был собран консилиум врачей с участием оперировавшего Ельцина год назад Рената Акчурина, который (что очень симптоматично) сопровождал его во всех его последних поездках. Консилиум хоть и не принял решения о госпитализации президента в ЦКБ, но тем не менее настоял на полном отказе от работы и от всех запланированных на ближайшие недели встреч.
А встреч было запланировано много. Например, в день госпитализации предполагалось первое заседание т.н. “Круглого стола” по поводу Земельного кодекса. В нем планировалось и участие Ельцина. Затем должно было состоятся заседание Высшего Совета Россия — Белоруссия и заседание Совета глав государств Белоруссии, Казахстана, Киргизии и России.
Все мероприятия президента на ближайшие недели были отменены. Почти сразу было объявлено о переносе первого заседания упомянутого выше «Круглого стола». По версии Ястржембского, оно перенесено потому, что «в Барвихе нет достаточного места для проведения подобного мероприятия». Глава Совета федерации Егор Строев, лидер фракции НДР Александр Шохин и лидер аграрной группы Николай Харитонов согласились, что проведение заседания без Ельцина нецелесообразно.
Однако, тем не менее, состоялась запись радиообращения Ельцина, посвященное Дню Конституции. Его записали непосредственно в санатории, куда приехала мобильная группа записи. На вопрос журналистов, где президент будет голосовать на выборах в Мосгордуму 14 декабря — в санатории «Барвиха» (где, как вы помните, он голосовал во время второго тура президентских выборов, когда у него случился очередной инфаркт) или по месту прописки на улице Осенней, Ястржембский ничего вразумительного сообщить не смог.
В следующий раз Ельцин появился не людях лишь 26 декабря, когда, наконец, состоялся многострадальный “Круглый стол”. Про этот “Круглый стол стоит написать отдельно. Дело в том, что все 90-е годы призрак этого “Круглого стола” витал в воздухе.
Сама идея родилась еще в Польше, во времена “Солидарности”. Тогда Ярузельский и представители антикоммунистической оппозиции (Валенса, Михник и пр.) договорились организовать такого рода неформальный орган, который, не имея никаких властных полномочий, явился бы площадкой, на которой представители власти и оппозиции могли обменяться мнениями и наладить какой-то диалог.
В Польше потребность в такой “круглом столе” возникла потому, что к тому моменту, когда “Солидарность” имела уже огромное влияние в стране, она все еще не была никак представлена в легальных органах власти.
В России, в начале 1993 года, Черномырдин проводил “круглые столы” для разъяснения курса экономических реформ. Тогда в них принимали участие большое количество всевозможных партий и групп, вплоть до “союза колдунов”.
Но после событий октября 1993 года в России сложилась такая обстановка, что Государственная Дума (в которой заметную роль играли враждебные Ельцину люди и партии, конфликт с которыми и привел к кровавой драме в октябре 1993 года) была не готова к “круглому столу” для спокойного и прагматичного обсуждения ключевых вопросов развития страны.
Любая попытка власти предложить что-то разумное и даже не имеющие никакой политической окраски, тут же наталкивалась на обструкцию со стороны людей, которые без рассмотрения отвергали любое предложение от правительства или Ельцина только лишь потому, что оно исходило от “антинародного правительства” и “кровавого убийцы Ельцина”. Такая неготовность к диалогу со стороны парламента к концу 1997 года стала носить уже карикатурные формы.
Первоначально, прообразом такого “Круглого стола” должна была стать созданная Чубайсом в 1996 году “четверка”, в которую на начальном этапе кроме Ельцина, Черномырдина и Чубайса входили еще и главы обеих палат Федерального собрания РФ.
Справедливости ради нужно сказать, что сама идея такой “четверки” появилась в период, когда Ельцин физически не мог осуществлять свои полномочия и требовался какой-то орган, который стал бы этаким “эрзац-президентом”.
Видимо последующая трансформация “четверки” была инициативой самого Ельцина, который, вернувшись к относительно активной работе, не хотел иметь никаких неформальных контактов с теми, кто не скрывает своего враждебного к нему отношения.
Поэтому представители законодательной власти как-то незаметно “исчезли” из “четверки”, а их заменили Юмашев и Немцов. Разумеется, в таком виде “четверка” уже не могла играть той роли, для которой она изначально замышлялась. Она превратилась просто в совещательный орган при Ельцине. Такая трансформация “четверки” вызвала понятное раздражение в Государственной Думе и в Совете Федерации и это, помимо прочего, вылилось в октябре в попытку выражения Государственной Думой недоверия правительству.
В команде президента поняли, что с трансформацией “четверки” они перегнули палку и, как говориться, “выплеснули вместе с водой и младенца”. Поэтому и было принято решение (как раз на заседании “четверки”!) о приезде Ельцина в Думу, про который мы написали выше.
Параллельно нарастал еще один кризис во взаимоотношениях Ельцина и парламента. Дело в том, что к осени 1997 года Федеральное собрание проголосовало за новый Земельный Кодекс и он лежал на подписи у президента. Но Ельцин отказывался его подписывать и все шло к тому, что он наложит на него вето.
Его аргументы были понятны: к концу 90-х уже за пределами дискуссии был курс на рыночную экономику в России, поскольку страна давно была в рынке. И задача всех ветвей власти состояла не в дискуссии о “плане или рынке” (как это было в конце 80-х), а в том, чтобы дать этому рынку адекватные ему законы. Парламентарии же продолжали какую-то схоластическую дискуссию о преимуществах “общенародной собственности”, “земле-матери” и по-прежнему цеплялись за мертвые уже догмы и мифы.
Результатом такой деятельности стал принятый Федеральным Собранием Земельный Кодекс, который хотя формально и признавал частную собственность на землю, но за этим признанием не было никакого содержания, поскольку запрещалась купля-продажа земли, ее дарение и залог. Разумеется и правительство и Ельцин не могли пойти на то, чтобы такой Земельный Кодекс вступил в силу, поскольку он не решал ни одной из назревших проблем, и прежде всего — задачу создания рынка земли и тормозил развитие рынка недвижимости.
Еще хуже обстояло дело с принятием нового Налогового Кодекса. Первоначально правительство внесло в Государственную Думу свой вариант Налогового Кодекса, но видя, что депутаты сделали с Земельным Кодексом, предпочло отозвать его, чтобы не создавать еще одну точку напряжения между ветвями власти.
Насколько можно судить, в какой-то момент уже и парламентарии, в свою очередь, поняли, что перегнули палку и обратились к Ельцину с предложением созвать “Круглый стол”. Ельцин согласился и в своем ответе предложил провести его заседание в конце ноября.
Предполагался следующий состав “Круглого стола”: Президент, Председатель Государственной Думы, лидеры фракций и депутатских групп, председатель Совета Федерации и представители межрегиональных ассоциаций, председатель Правительства и два его первых заместителя, лидеры двух крупнейших объединений профсоюзов, а также руководитель Администрации Президента.
И вот когда все было готово и первое заседание “Круглого стола” должно было состоятся, Ельцин заболел и пролежал в Барвихе две недели. Однако, 26 декабря заседание “Круглого стола” все состоялось. Только что выздоровевший Ельцин пришел на него и даже выглядел относительно неплохо. Но было видно, что болезнь отняла у него много сил. Он прочитал свою речь по бумажке, дал слово спикеру Госдумы Селезневу и на этом посчитал свою роль завершенной.
Разумеется, после того как Ельцин самоустранился, никакого решения по Земельному Кодексу “Круглый стол” так и не принял, и Земельный кодекс был проголосован Госдумой следующего созыва только лишь в 2001 году, уже при Путине.
Новогоднее поздравление Ельцина тоже наталкивало на размышления: в нем был три склейки. Это могло означать, что его записывали частями. В конце тоже была новация: члены семьи президента подошли к нему и они вместе подняли бокалы шампанского. Семья была институализирована уже визуально.
А тем временем, начиная с конца лета, в Юго-Восточной Азии нарастал экономический кризис и его волны уже начали достигать России. Наступил драматический 1998 год.
Альфред Кох
Кох Альфред:
Глава 13. Болезни и олигархи-1997
Часть 8
Как мы уже говорили, стремление Ельцина несколько отстраниться от внутренней повестки, позволило ему целиком сосредоточится на внешнеполитической деятельности.
25 сентября в Москву с официальным визитом (для него — впервые) прибыл президента Франции Жак Ширак. Сейчас уже невозможно с точностью сказать, какова была цель этого визита. Вряд ли это было получение ордена “За заслуги перед Отечеством 1-ой степени”, который ему в Кремле торжественно вручил Ельцин. И, конечно же, не открытие французского лицея в в Москве.
Однако он приехал и журналисты тогда писали, что целью его визита было обсуждение “новой системы безопасности в Европе”. И Ельцин и Ширак считали, что Североатлантический альянс (в военную организацию которого Франция тогда, как известно, не входила) сам по себе не может быть гарантом европейской безопасности.
Они намеревались активизировать другие европейские организации, в первую очередь ОБСЕ, которая находилась в тени НАТО. Тогда и возникла идея разработать “Хартию европейской безопасности”. Однако за океаном к этой идее отнеслись с опаской: Вашингтон продолжал делать ставку на НАТО.
Видимо переговоры Ельцина (и Примакова) с Шираком на эту тему прошли успешно, судя по тому, что Ельцин устроил в честь Ширака ужин в ресторане “Царская охота” в подмосковной Жуковке, на котором они оба были без пиджаков, много ели и пили, а еще больше улыбались и обнимались.
Буквально через пару недель, 9 — 11 октября, Ельцин приехал на заседание Совета Европы в Страсбург. Там они снова встретились с Шираком. Перед началом официальной части визита Ельцин с Шираком отужинали в знаменитом ресторане эльзасской кухни “Ше Ивонн” и даже выглянули из окон этого ресторана с бокалами белого эльзасского вина в руках и поприветствовали журналистов.
Именно во время этого визита во Францию Ельцин впервые публично заявил: “Я как президент должен первым показывать всем пример, как надо соблюдать Конституцию. Поэтому еще раз говорю: нет, на третий срок я не буду выставлять свою кандидатуру и ради этого изменять Конституцию России. Нет, Конституция как есть, так и будет. Мои два срока пройдут, значит, будем надеяться, что появится молодой президент — энергичный, боевой демократ…»
Во время одного из официальных заседаний европейских лидеров, Ельцин демонстративно уединился с немецким канцлером Колем. И через короткое время было объявлено о создании некоего союза “Россия-Германия-Франция”. Примаков не мог скрыть радости на сияющем лице: он по инерции продолжал еще советскую политику раскола Североатлантического альянса.
В чем суть созданного Ельциным, Шираком и Колем союза объяснено не было, но анонсируя создание этого союза Ельцин заявлял, что «мы сами способны в Европе серьезно объединиться и жить нормально. Чтобы люди наши жили комфортно, спокойно, без опаски, ну и материально хорошо… У нас все для этого в Большой Европе есть… Нам не нужен какой-то дядя со стороны».
То есть всем стало ясно, что вместо того, чтобы стремиться к интеграции в альянс западных демократий (а это до сих пор было официальной позицией Москвы), Россия взяла курс на его раскол и доминирование в Европе уже без США. Будем откровенны, удивляться было нечему: в этом и был смысл замены Козырева на Примакова. И эту рокировку Ельцин сделал вполне осознанно и, прежде всего, именно для этой цели.
Американцы, конечно, предприняли ряд шагов, с тем чтобы предотвратить такой раскол. И это им легко удалось, поскольку вряд ли Франция и особенно Германия, всерьез собирались менять своего стратегического союзника. Но однажды этот союз все же выстрелил (уже во время правления Путина) когда в 2003 году Россия, Германия и Франция вместе выступили против американской интервенции в Ирак.
Однако, в тот момент Ельцин считал себя триумфатором и очень довольный собой вернулся в Москву: его подсознательное и иррациональное соперничество с США получило очередную подпитку. Примаков знал эту слабость Ельцина и целенаправленно бил в эту точку. Ельцин все же был слишком русским, чтобы не быть хоть немножечко имперцем.
2 ноября Ельцин со своей обычной свитой (но прихватив еще с собой зачем-то Немцова) вылетел в Красноярск на неформальную встречу “без галстуков” с японским премьер-министром Рютаро Хасимото.
На этой встрече оба главы государств демонстрировали внезапно возникшие у них вдруг очень близкие и дружеские отношения и объявили, что теперь они на “ты” и называют друг друга “Рю” и “Борис”. Нетрудно догадаться, что такого рода “дружба” у Ельцина всегда возникает во время обильного злоупотребления спиртными напитками. Не стала исключением и эта его встреча. Немцов много раз потом описывал эту встречу и честно признавался, что Ельцин в течении почти всего этого неформального саммита был сильно навеселе.
В ходе этой встречи, во время рыбалки, Ельцин без согласования с МИД РФ и своими ближайшими помощниками вдруг заявил “другу Рю”: “…Чтобы заключить мирный договор, мы должны прямо сейчас разрешить территориальную проблему… Я хочу, чтобы сегодняшний день встал в один ряд с датой подписания российско-японского договора 1855 года, по которому граница была определена между Урупом и Итурупом. Необходимо двигаться вперед. Я хочу разрешить территориальную проблему в период еще моего президентского срока”.
Судя по этому его высказыванию, речь шла даже не о реализации включенной по настоянию Никиты Хрущева в Совместную советско-японскую декларацию 1956 года статьи о передаче Японии после заключения мирного договора группы островов Хабомаи и острова Шикотан, а о ничем не оправданной и не имеющей юридического обоснования сдаче “с барского плеча” всех южных Курил, включая самые крупные и освоенные острова Кунашир и Итуруп. В статье японской газеты “Санкэй симбун” говорилось о том, что “Ельцин обещал подарить другу Рю все спорные острова”.
Демонстрируя свою решимость во что бы то ни стало исполнить задуманное, Ельцин принял перед Хасимото боксерскую стойку, демонстрируя готовность сокрушить всех противников. В ответ увлекавшийся японским фехтованием на палках «кэндо» Хасимото тоже изобразил боевую позицию.
Как рассказывал впоследствии сам Немцов, он и сопровождавший Ельцина пресс-секретарь С. Ястржембский, бросились «на коленях умолять» своего шефа отказаться от опрометчивого и политически весьма опасного для президента шага. Однако Ельцин был неумолим. Отвечая на предупреждения своих помощников по поводу весьма вероятного возмущения оппозиционной ему Государственной Думы (вплоть до импичмента), он пренебрежительно бросил: «В обществе могут быть разные мнения, но я всё это отшвырну». При этом, обращаясь к Немцову, неожиданно приказал: «Вы у нас отвечаете за общественное мнение. Приказываю ежедневно освещать этот вопрос на российском телевидении».
(Почему Ельцин решил, что именно Немцов отвечает за общественное мнение — так и осталось загадкой. В этом его пассаже как в капле воды отразилось его понимание того, как устроена в России власть и кто в ней за что отвечает).
Наутро, придя в себя после “веселой” рыбалки, Ельцин все же осознал, чем может закончиться для него такой рискованный шаг, как передача всех спорных островов Японии. Посовещавшись (в том числе и с японцами) обе стороны решили официально заявить «о стремлении российского президента заключить мирный договор с Японией не позднее 2000 года».
Так как японское правительство всегда занимало позицию, что мирный договор с Россией (а ранее — с СССР) не может быть заключен без решения проблемы “северных территорий”, то японцы это все равно восприняли это как свою победу: хоть сейчас эта проблема не решена, но президент России взял на себя обязательство решить ее до конца тысячелетия. В конце концов ждали больше пятидесяти лет, подождем еще три года — решили они.
Чем закончилась эта история вам, дорогие читатели, объяснять не нужно: на дворе уже 2024 год, а проблема “северных территорий” так до сих пор не решена. Более того: теперь Россия и Япония от ее решения дальше, чем были тогда, осенью 1997 года.
Мы, кстати, не имеем ответа на вопрос: правы ли были Немцов и Ястржембский отговорив Ельцина от его намерения. Чем бы закончился скандал в Думе — неизвестно (скорее всего — ничем), зато вопрос с мирным договором был бы решен, а японские инвестиции могли бы превратить депрессивный российский Дальний Восток в регион экономического процветания.
(Как, кстати, мы не считаем, что и увольнение Березовского с поста заместителя секретаря Совбеза РФ (пролоббированное Чубайсом и Немцовым) было очевидно позитивным действием. Березовского это никак не ослабило в борьбе с ними, но зато лишило его определенных рычагов влияния на процесс признания независимости Чечни-Ичкерии (а он был драйвером этого процесса).
В результате Масхадов не получил от Ельцина никакой независимости, что ослабило его позиции внутри самой Чечни и власть там постепенно перешла в руки радикалов. Чем это в итоге закончилось — всем известно. Но это уже совсем другая история).
В рамках визита в Красноярск у Ельцина, как обычно, было предусмотрено “общение с народом”. И в этот раз Ельцин, проезжая по городу, тоже остановил машину и смело пошел в толпу. Его сразу окружили традиционные в таких случаях бабушки (Красноярск — рабочий город и в будние дни мало кто, кроме пенсионеров, слоняется без дела по улицам). Тут-то и стало понятно, зачем Ельцин прихватил с собой Немцова.
Ельцин всячески выказывал свое расположение к Немцову и даже прямо говорил, что он рассматривает его как своего преемника. Он демонстративно поручал Немцову исполнение тех или иных “пожеланий трудящихся”, втягивал его в дискуссию и пытался выставить его в наилучшем свете. Это было полной неожиданностью для Немцова. После многих недель “опалы” и недовольства (“я устал вас защищать”) Ельцин вдруг внезапно снова воспылал к нему отеческой любовью.
Уже в администрации Красноярского края, на подписании договора о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти Красноярского края, Таймырского (Долгано-Ненецкого) и Эвенкийского автономных округов, Ельцин опять выставил вперед Немцова и именно он, как первый вице-премьер, подписал этот договор от лица Российской Федерации.
На этой церемонии Ельцин снова говорил о Немцове: “… я предложу вам… Вы думаете просто так к вам приехал первый заместитель председателя правительства? Молодой, первый зам.! Я хочу, чтобы он был как бы представителем президента по выполнению этого договора, по выбиванию тех вопросов, которые иногда у вас занимают много труда и прочее… Если вы не возражаете, то есть стул, есть место, есть микрофоны… Похлопаем ему…”
И дальше он оставил отвечать Немцова на вопросы журналистов ясно дав понять, что Немцов не просто первый вице-премьер, но еще и доверенный человек самого президента. Что это было? Неожиданное прозрение Ельцина? Пароксизм самодурства? Ему вдруг захотелось поиграть с Немцовым в кошки-мышки?
Нам кажется, что все было значительно прозаичнее. Скорее всего он просто забыл, что усилиями прессы рейтинг Немцова драматически упал и по старой памяти захотел выйти к людям в компании с тем, кого народ (по его мнению) любит. Он уже однажды исполнял этот трюк, когда во время предвыборной кампании ездил в Чечню. Тогда, если вы помните, он тоже захватил с собой Немцова, который был очень популярен среди чеченцев из-за своей антивоенной позиции.
Так или иначе, но сама идея взять с собой в поездку Немцова выглядит как полная импровизация лично Ельцина. В рамках своих служебных обязанностей Немцов не имел никакого отношения к российско-японским отношениям, особенно по такому чувствительному вопросу как “северные территории”. Очевидно, что этот эпизод выпадал из общей концепции Юмашева и случился лишь потому, что Ельцин сам, напрямую, позвонил Немцову и пригласил его с собой в Красноярск.
Не неожиданное возвращение Немцова из опалы на этом не закончилось. Из Красноярска он улетел в Китай готовить визит туда Ельцина. Уже в рамках своих полномочий, как первый вице-премьер, курирующий ТЭК, он должен был подготовить для подписания меморандум о сотрудничестве России и Китая в освоении газовых месторождений Восточной Сибири (Ковыкта) и совместном строительстве газопроводов.
Немцов был в одним из тех, кто 10 ноября (уже через неделю после Красноярска) встречал Ельцина в Пекине. На кадрах кинохроники видно, как Ельцин особенно долго и тепло с ним здоровается и не скрывает своего к нему расположения.
Сам визит Ельцина был достаточно продуктивным. Он провел переговоры с Председателем КНР Цзян Цзэминем, подписал упомянутый выше меморандум, несколько других документов об экономическом сотрудничестве и очень важный договор о демаркации границы и совместном использовании островов находящихся в пограничной зоне реки Амур, который положил конец многолетним спорам о принадлежности тех или иных островов. (Напомним, что эти споры еще во времена СССР привели в 1969 году к вооруженному конфликту между СССР и КНР за остров Даманский).
На протокольной видеохронике этого визита Ельцин выглядит вполне бодрым, хоть и осунувшимся и уставшим (что вполне объяснимо после красноярского “веселья”). Однако одна деталь бросается в глаза: его все время сопровождает охранник. Даже во время обхода почетного караула бодигард не отстает от него ни на шаг.
Это выглядит очень странно. Обычно, кроме бравых гвардейцев в красивых старинных мундирах с саблями наголо, глав государств, во время обхода почетного караула, не сопровождает никто. А охрана хоть и держится поблизости, но старается в камеру не попадать. Даже помешанный на собственной безопасности Путин соблюдает этот протокол.
Но во время этого визита, следом за Ельциным все время по пятам шел охранник и это выглядело крайне странно. Скорее всего Ельцин себя неважно чувствовал и поэтому из опасения, что он может в любую минуту упасть в обморок, Ельцина сопровождал здоровенный охранник, готовый тут же его подхватить, чтобы он не упал на асфальт и не осрамился на весь мир. (Видимо, все же, состояние, в котором Ельцин “дарил японцам острова” не прошло для него бесследно).
Другой особенностью этого визита было то, что Ельцин помимо жены, Наины Иосифовны, взял с собой в поездку дочь Татьяну, которая присутствовала на всех официальных мероприятиях и сидела рядом с отцом.
Через короткое время, 2 декабря, Ельцин отправился с официальным визитом в Швецию. И в этот раз Немцов опять оказался в составе делегации. Визит был наполнен множеством красочных парадов и церемоний, поскольку Ельцина по протоколу принимал король Швеции Карл Густав XVI. В этот раз, обходя вместе с королем почетный караул, Ельцин обошелся без охранника.
Но не смотря на все формальности, в ходе этого визита были достигнуты и некоторые экономические договоренности. В частности, был реструктуризирован на долгий срок долг СССР перед Швецией. Кроме этого, Немцов и Вяхирев, с помощью Ельцина пытались продвигать на шведский рынок российский газ.
Однако, не случайно популярный шведский таблоид “Aftonbladet” дал информацию о приезде российской делегации под заголовком «Московский цирк приехал в провинцию!», имея в виду не только излишнюю пышность церемонии (в кортеже Ельцина были драгуны, а к многочисленной личной охране президента шведы со своей стороны добавили еще 600 человек), но и справедливо ожидая забавных сцен, неожиданных и эксцентричных фокусов.
И Ельцин не заставил себя ждать. Вечером на пресс-конференции он неожиданно объявил, что Россия в одностороннем порядке сокращает на одну треть количество ядерных боеголовок. «Нам надо довести вопрос до конца, до полного уничтожения ядерного оружия!»
Пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский тут же поспешил успокоить взволнованную публику, разъяснив, что президент имел в виду лишь перспективы сокращения «мировых ядерных арсеналов, и то при определенных условиях».
Впрочем, трюк с «секвестром боеголовок» мог произвести впечатление только на провинциальных шведов. Ведь Ельцин не впервые импровизировал так радикально. Например, еще весной он почти то же самое пообещал во время своего пребывания в Париже. И всякий раз его помощникам приходилось “разъяснять” слова своего шефа так, чтобы это не привело к скандалу.
На торжественном обеде с королевской семьей, Ельцин, нарушив протокол, сначала сам картинно поцеловал наследную принцессу Викторию, а потом потребовал, чтобы то же самое проделал и сидящий рядом с ним Немцов. Покрывшись красными пятнами и сгорая от стыда, Немцов вынужден был поцеловать ошарашенную принцессу, иначе Ельцин не успокаивался. Лишь вмешательство короля помогло свести эту скандальную ситуацию к шутке. По свидетельству Немцова, Ельцин в этот момент был опять “в хорошем настроении”.
По возвращении домой, все вернулось на круги своя: неожиданное приближение Немцова не получило никакого продолжения: Юмашев опять взял ситуацию под контроль. Немцова, как мы уже писали, сняли с поста министра ТЭК, оставив за ним лишь пост первого вице-премьера. Это его опала выглядела тем более демонстративной, что он не был фигурантом “дела писателей” и не имел никакого отношения к проведению аукциона по “Связьинвесту”.
Это означало, что его “наказали” за что-то другое. Методом исключения можно прийти к выводу, что для этого было две причины. Во-первых, он не дал Семье назначить Березовского председателем Совета Директоров “Газпрома”, а во-вторых, добился увольнения Березовского с должности заместителя секретаря Совета Безопасности России.
Таких аппаратных поражений Семья простить не могла никому. Подававшая большие надежды придворная карьера Немцова-преемника, едва начавшись, фактически закончилась. Он не выдержал испытания на лояльность. Для Немцова верность принципам оказалась выше верности конкретным людям.
Вполне возможно, что Немцов в тот момент даже не понимал того выбора, перед которым он стоял, поскольку был убежденным сторонником Ельцина именно как носителя близких ему идеалов. Сейчас даже неловко вспоминать, но в тот период Немцов всерьез утверждал что-то в духе “доброго царя — злых бояр”, “мне бы только до дедушки добраться, я ему раскрою глаза!”, “Царя обманывают, ему не говорят правды!” и прочие традиционные российские монархические мантры.
Впрочем, не исключено, что Ельцин начал подозревать что-то неладное в том, как ему подается война правительства с медиаолигархами. И, обладая невероятной политической интуицией, он невольно попытался найти опору и на другой стороне конфликта, понимая, чью сторону занимает Семья. Его демонстративное и даже нарочитое расположение к Немцову в эти последние два месяца и увольнение Березовского не могли быть случайностью.
Возможно, что именно потому осенью 1997 года он проявил уже давно несвойственную ему работоспособность и активность, которые, конечно же, стоили ему чрезвычайных усилий. Невозможно не заметить, что в тот момент он старался снова начать контролировать ситуацию во внутренних делах страны лично, а не через посредников типа Юмашева или дочери Татьяны.
Параллельно, не смотря на все аппаратные поражения, имиджевые и кадровые потери правительство продолжало работать. 9 октября министр экономики и вице-премьер Яков Уринсон и первый заместитель министра финансов Владимир Петров представили Государственной Думе проект бюджета на 1998 год.
В первом чтении Дума отвергла проект 326 голосами против 13 при одном воздержавшемся. Почти сразу вслед за этим, 15 октября, фракция КПРФ в Государственной Думе потребовала поставить на голосование вопрос о недоверии правительству.
Нужно заметить, что у Государственной Думы отказ от утверждения бюджета и выражение недоверия правительству было одними из немногих рычагов давления на исполнительную власть и президента, которые у нее имелись в наличии по Конституции 1993 года (не считая, разумеется, процедуры импичмента).
Поэтому даже если Дума и хотела оказать давление на президента, то выражалось это зачастую в постановке на голосование вотума недоверия правительству или в торговле по поводу утверждения бюджета. Впрочем, это все были вполне нормальные способы борьбы ветвей власти, так называемые “сдержки и противовесы” (Checks and Balances).
Если посмотреть внимательно внесенный КПРФ документ о недоверии правительству, то можно увидеть, что кроме расплывчатых обвинений правительства в неспособности управлять страной и губительном курсе, остальные претензии по-сути касались исключительно политики президента, а точнее — его администрации.
И главная претензия Думы относилась, конечно же, к политике в области СМИ. Даже депутатам-коммунистам было уже невыносимо смотреть как манипулируют общественным мнением якобы государственные медиа в угоду кучке никем не выбранных лиц, будь то члены Семьи или стоящие за их спиной медиа-олигархи. Не имея формальных рычагов влияния на частную телекомпанию НТВ, депутаты потребовали депутатского контроля хотя бы над деятельностью ОРТ (51% акций телеканала все еще находились в собственности государства) и ВГТРК.
Поняв, что ситуация начинает выходит из под контроля, Ельцин немедленно вступил в переговоры с руководством КПРФ. Их итогом стало создание наблюдательных советов на ОРТ и ВГТРК, которые должны были следить за соблюдением неких “стандартов свободы слова” и равноправного доступа к эфиру всех политических сил. Федеральному собранию были выделены вполне определенные часы в эфире главных государственных теле- и радиоканалов.
Как только такие наблюдательные советы были созданы, Зюганов отозвал проект постановления о выражении недоверия правительству. Ему явно льстило, что президент лично вступил в диалог и пошел на уступки.
Апофеозом этого ельцинского “ренессанса” стало 5 декабря, когда Ельцин вместе с Черномырдиным лично прибыли в Государственную Думу чтобы продемонстрировать свою готовность к конструктивному диалогу. Ельцин был доброжелателен, мягок и предельно уважителен к депутатам. Это был какой-то новый Ельцин. Депутаты это почувствовали и даже сопроводили его короткое выступление жидкими аплодисментами, что было немыслимо еще несколько месяцев назад. В результате Государственная Дума в этот же день проголосовала в первом чтении за еще недавно ею отвергнутый проект федерального бюджета, а 25 декабря — во втором.
Решение о приезде Ельцина в Государственную Думу было принято на заседании т.н. “четверки”. Тут нужно заметить, что этот неформальный орган при Ельцине возник еще в 1996 году. Первоначально он состоял из Ельцина и еще четырех человек: Черномырдина (премьер), Чубайса (глава администрации), Строева (Совет Федерации) и Селезнева (Государственная Дума). Но в таком виде он собрался всего лишь однажды, в декабре 1996 года.
Потом “четверка” была трансформирована, и стала выглядеть уже более политически однородно (из нее выбыли представители законодательной ветви власти). К лету, когда она опять стала собираться, она уже состояла из Черномырдина, Чубайса, Немцова и Юмашева. Именно тогда на заседании “четверки” Ельцин поставил правительству задачу погасить все накопившиеся у государства долги по пенсиям и зарплатам.
И вот после возвращения Ельцина из Стокгольма, “четверка” снова собралась и приняла решение о том, что Ельцину необходимо приехать в Государственную Думу. Ельцин был очень уставшим и разбитым, но собрал все силы и его визит, как мы уже писали, оказался крайне успешным. Впереди замаячила перспектива прекращения тотального противостояния президента и парламента и начала конструктивного сотрудничества.
Но все надежды на какие-то позитивные изменения рухнули когда 8 декабря Ельцин был госпитализирован в санаторий “Барвиха”. Некоторые СМИ писали, что ему был поставлен с диагноз “двухсторонняя пневмония”, другие — что это “острая респираторно-вирусная инфекция”, а по словам его пресс-секретаря Ястржембского “врачи не исключали развития гриппа”. Сообщалось также, что заболевание может продлиться от 10 до 12 дней.
Ельцин себя неважно чувствовал уже сразу после возвращения из Стокгольма. А Ястржембский даже сказал, что первые признаки простуды появились у Ельцина еще во время визита в Швецию. Несмотря на его активность: заседание «четверки», посещение Думы и прочее, даже по телевизионной картинке было видно, что глава государства находится далеко не в лучшей форме. Нет, он был вполне вменяем, не чудил, улыбался и адекватно и живо на все реагировал. Но двигался медленно, маленькими, неуверенными шажками, весь как-то осунулся и еще сильнее постарел.
В санатории “Барвиха” был собран консилиум врачей с участием оперировавшего Ельцина год назад Рената Акчурина, который (что очень симптоматично) сопровождал его во всех его последних поездках. Консилиум хоть и не принял решения о госпитализации президента в ЦКБ, но тем не менее настоял на полном отказе от работы и от всех запланированных на ближайшие недели встреч.
А встреч было запланировано много. Например, в день госпитализации предполагалось первое заседание т.н. “Круглого стола” по поводу Земельного кодекса. В нем планировалось и участие Ельцина. Затем должно было состоятся заседание Высшего Совета Россия — Белоруссия и заседание Совета глав государств Белоруссии, Казахстана, Киргизии и России.
Все мероприятия президента на ближайшие недели были отменены. Почти сразу было объявлено о переносе первого заседания упомянутого выше «Круглого стола». По версии Ястржембского, оно перенесено потому, что «в Барвихе нет достаточного места для проведения подобного мероприятия». Глава Совета федерации Егор Строев, лидер фракции НДР Александр Шохин и лидер аграрной группы Николай Харитонов согласились, что проведение заседания без Ельцина нецелесообразно.
Однако, тем не менее, состоялась запись радиообращения Ельцина, посвященное Дню Конституции. Его записали непосредственно в санатории, куда приехала мобильная группа записи. На вопрос журналистов, где президент будет голосовать на выборах в Мосгордуму 14 декабря — в санатории «Барвиха» (где, как вы помните, он голосовал во время второго тура президентских выборов, когда у него случился очередной инфаркт) или по месту прописки на улице Осенней, Ястржембский ничего вразумительного сообщить не смог.
В следующий раз Ельцин появился не людях лишь 26 декабря, когда, наконец, состоялся многострадальный “Круглый стол”. Про этот “Круглый стол стоит написать отдельно. Дело в том, что все 90-е годы призрак этого “Круглого стола” витал в воздухе.
Сама идея родилась еще в Польше, во времена “Солидарности”. Тогда Ярузельский и представители антикоммунистической оппозиции (Валенса, Михник и пр.) договорились организовать такого рода неформальный орган, который, не имея никаких властных полномочий, явился бы площадкой, на которой представители власти и оппозиции могли обменяться мнениями и наладить какой-то диалог.
В Польше потребность в такой “круглом столе” возникла потому, что к тому моменту, когда “Солидарность” имела уже огромное влияние в стране, она все еще не была никак представлена в легальных органах власти.
В России, в начале 1993 года, Черномырдин проводил “круглые столы” для разъяснения курса экономических реформ. Тогда в них принимали участие большое количество всевозможных партий и групп, вплоть до “союза колдунов”.
Но после событий октября 1993 года в России сложилась такая обстановка, что Государственная Дума (в которой заметную роль играли враждебные Ельцину люди и партии, конфликт с которыми и привел к кровавой драме в октябре 1993 года) была не готова к “круглому столу” для спокойного и прагматичного обсуждения ключевых вопросов развития страны.
Любая попытка власти предложить что-то разумное и даже не имеющие никакой политической окраски, тут же наталкивалась на обструкцию со стороны людей, которые без рассмотрения отвергали любое предложение от правительства или Ельцина только лишь потому, что оно исходило от “антинародного правительства” и “кровавого убийцы Ельцина”. Такая неготовность к диалогу со стороны парламента к концу 1997 года стала носить уже карикатурные формы.
Первоначально, прообразом такого “Круглого стола” должна была стать созданная Чубайсом в 1996 году “четверка”, в которую на начальном этапе кроме Ельцина, Черномырдина и Чубайса входили еще и главы обеих палат Федерального собрания РФ.
Справедливости ради нужно сказать, что сама идея такой “четверки” появилась в период, когда Ельцин физически не мог осуществлять свои полномочия и требовался какой-то орган, который стал бы этаким “эрзац-президентом”.
Видимо последующая трансформация “четверки” была инициативой самого Ельцина, который, вернувшись к относительно активной работе, не хотел иметь никаких неформальных контактов с теми, кто не скрывает своего враждебного к нему отношения.
Поэтому представители законодательной власти как-то незаметно “исчезли” из “четверки”, а их заменили Юмашев и Немцов. Разумеется, в таком виде “четверка” уже не могла играть той роли, для которой она изначально замышлялась. Она превратилась просто в совещательный орган при Ельцине. Такая трансформация “четверки” вызвала понятное раздражение в Государственной Думе и в Совете Федерации и это, помимо прочего, вылилось в октябре в попытку выражения Государственной Думой недоверия правительству.
В команде президента поняли, что с трансформацией “четверки” они перегнули палку и, как говориться, “выплеснули вместе с водой и младенца”. Поэтому и было принято решение (как раз на заседании “четверки”!) о приезде Ельцина в Думу, про который мы написали выше.
Параллельно нарастал еще один кризис во взаимоотношениях Ельцина и парламента. Дело в том, что к осени 1997 года Федеральное собрание проголосовало за новый Земельный Кодекс и он лежал на подписи у президента. Но Ельцин отказывался его подписывать и все шло к тому, что он наложит на него вето.
Его аргументы были понятны: к концу 90-х уже за пределами дискуссии был курс на рыночную экономику в России, поскольку страна давно была в рынке. И задача всех ветвей власти состояла не в дискуссии о “плане или рынке” (как это было в конце 80-х), а в том, чтобы дать этому рынку адекватные ему законы. Парламентарии же продолжали какую-то схоластическую дискуссию о преимуществах “общенародной собственности”, “земле-матери” и по-прежнему цеплялись за мертвые уже догмы и мифы.
Результатом такой деятельности стал принятый Федеральным Собранием Земельный Кодекс, который хотя формально и признавал частную собственность на землю, но за этим признанием не было никакого содержания, поскольку запрещалась купля-продажа земли, ее дарение и залог. Разумеется и правительство и Ельцин не могли пойти на то, чтобы такой Земельный Кодекс вступил в силу, поскольку он не решал ни одной из назревших проблем, и прежде всего — задачу создания рынка земли и тормозил развитие рынка недвижимости.
Еще хуже обстояло дело с принятием нового Налогового Кодекса. Первоначально правительство внесло в Государственную Думу свой вариант Налогового Кодекса, но видя, что депутаты сделали с Земельным Кодексом, предпочло отозвать его, чтобы не создавать еще одну точку напряжения между ветвями власти.
Насколько можно судить, в какой-то момент уже и парламентарии, в свою очередь, поняли, что перегнули палку и обратились к Ельцину с предложением созвать “Круглый стол”. Ельцин согласился и в своем ответе предложил провести его заседание в конце ноября.
Предполагался следующий состав “Круглого стола”: Президент, Председатель Государственной Думы, лидеры фракций и депутатских групп, председатель Совета Федерации и представители межрегиональных ассоциаций, председатель Правительства и два его первых заместителя, лидеры двух крупнейших объединений профсоюзов, а также руководитель Администрации Президента.
И вот когда все было готово и первое заседание “Круглого стола” должно было состоятся, Ельцин заболел и пролежал в Барвихе две недели. Однако, 26 декабря заседание “Круглого стола” все состоялось. Только что выздоровевший Ельцин пришел на него и даже выглядел относительно неплохо. Но было видно, что болезнь отняла у него много сил. Он прочитал свою речь по бумажке, дал слово спикеру Госдумы Селезневу и на этом посчитал свою роль завершенной.
Разумеется, после того как Ельцин самоустранился, никакого решения по Земельному Кодексу “Круглый стол” так и не принял, и Земельный кодекс был проголосован Госдумой следующего созыва только лишь в 2001 году, уже при Путине.
Новогоднее поздравление Ельцина тоже наталкивало на размышления: в нем был три склейки. Это могло означать, что его записывали частями. В конце тоже была новация: члены семьи президента подошли к нему и они вместе подняли бокалы шампанского. Семья была институализирована уже визуально.
А тем временем, начиная с конца лета, в Юго-Восточной Азии нарастал экономический кризис и его волны уже начали достигать России. Наступил драматический 1998 год.