Живая книга о Ельцине Глава 15. Преемник-1999
12 августа, 2025 12:19 пп
Альфред Кох
Альфред Кох:
Часть 7
17 августа Ельцин встретился с Путиным в Кремле. В то время это было довольно необычно для Ельцина, поскольку он все больше проводил времени у себя на даче, или даже в больничной палате (как, например, в случае со Скуратовым).
Эта встреча была обставлена совсем не так, как проходили ельцинские встречи до сих пор. Если до этого Ельцин всегда принимал премьеров (и других членов правительства) за большим столом для совещаний, где он садился “во главе стола”, а посетитель — сбоку, то в этот раз они сели с Путиным в два одинаковых кресла рядом с журнальным столиком. Также, вопреки сложившейся традиции большая часть встречи прошла в присутствии журналистов.
Обращаясь к присутствующим, Ельцин прямо сказал: “Давайте мы изменим картинку. Мы с председателем будем обсуждать вон там,” и указал рукой на эти кресла. Видимо, замысел Ельцина и кремлевских пиарщиков состоял в том, чтобы подчеркнуть, что Путин — это не обычный премьер, а “преемник”, то есть тот кто будет управлять Россией после него, человек, которого Ельцин считает равным себе.
Репортаж об этой встречи канала ОРТ (1 канал) начинался со слов: “Сегодня президент Ельцин вновь поздравил Владимира Путина с назначением на пост премьер-министра. На этой встречи глава государства дал понять, что разногласий между его администрацией и новым кабинетом теперь быть не должно…”
Ельцин назвал утверждение Путина Госдумой в должности премьера “большой общей победой”. И предложил новую схему работы президентской и правительственной команд. Он подчеркнул, что сейчас главное — это единство: “Давайте не будем разделять президентский аппарат с правительственным” — и многозначительно подняв указательный палец и внимательно посмотрев в телекамеры, и добавил: “Чтобы нас услышали… Вот… Это единая команда!”
Потом он начал рассуждать о том, что происходит, когда президентская и правительственная команды действуют несогласованно и пришел к выводу, что это обычно приводит к отставке премьера. Он сказал: “Когда у нас бывало, что мы делились… Ни к чему хорошему это не приводило… В конце концов премьер проигрывал… И это естественно”.
Ельцин опять заявил, что необходимо поднять исполнительскую дисциплину и строго наказывать за неисполнение президентских решений: “За это сразу увольнять с работы.., отстранять человека от дел.., который не умеет организовать дело как следует.”
Дальше Ельцин стал рассыпаться в комплиментах Путину, сказал, что у него огромный опыт работы, в том числе и с президентской администрации. Похвалил он и личные качества нового премьера: “Личный характер у Вас — соответствует примерно уровню требований к президенту!”
Ельцин улыбнулся, настолько ему понравилась эта его мысль. Камера в этот момент показала крупно лицо Путина. Он испытывающе, немигающим взглядом смотрел на Ельцина. Его лицо не выражало ничего. Невозможно было понять: нравится ли ему то, что говорит Ельцин, или нет. Скорее всего он заранее знал все, что тот скажет и просто терпеливо отбывал номер.
Поговорили они и о ситуации в Дагестане. Путин сказал: “…и Борис Николаевич! Надо поддержать дагестанский народ. Это, конечно, совсем новая ситуация: весь дагестанский народ встал на защиту своей земли.” Он попросил Ельцина принять председателя Госсовета Дагестана Магомедали Магомедова. Ельцин согласился и кроме того, обещал выступить с обращением к дагестанскому народу: “Защитники Дагестана должны чувствовать государственную заботу!”
Обращаясь к Путину Ельцин, разрубая воздух рукой и нахмурив брови, сказал: “… Решить вопросы по финансированию Дагестана полностью! Никаких долгов чтобы у федеральной власти не было… У федерального правительства.”
Весь телевизионный репортаж об этой встрече фактически стал стартом президентской избирательной кампании Путина. Ельцин всячески это подчеркивал и давал понять, что Путин не просто премьер, а равный ему соправитель страны. Путин и держался соответствующе: без подобострастия, но с уважением к Ельцину скорее как к старшему по возрасту, чем как к вышестоящему начальнику.
Тогда же выйдя к журналистам, Путин объявил состав нового правительства. В нем произошло всегда два изменения. Одно — очевидное: вместо Путина директором ФСБ стал Николай Платонович Патрушев (старый знакомый Путина еще по Управлению КГБ по Ленинграду и Ленинградской области, работавший в этот момент первым заместителем директора ФСБ). А вот второе изменение (замена Павла Крашенинникова на Юрия Чайку в должности министра юстиции) — требует отдельного комментария.
За три недели до этих событий (26 июля) Ельцин назначил нового и.о. генерального прокурора. Вместо Юрия Чайки им стал другой заместитель Скуратова — Владимир Устинов. Поскольку Скуратов продолжал формально числиться генеральным прокурором (хоть и временно отстраненным от работы в связи с возбужденным в отношении него уголовным делом), фактически работой Генеральной прокуратуры руководил назначенный Ельциным и.о. генерального прокурора.
Как мы уже писали и Ельцин и Семья были недовольны тем, как развивались события вокруг дела “Mabitex” и той пассивностью, которую проявляли их выдвиженцы (Степашин и Чайка) в том, чтобы спустить его на тормозах.
А между тем расследование шло своим чередом. По указанию ведущего это дело заместителя начальника Главного следственного управления (ГСУ) Генпрокуратуры Чуглазова Генеральная прокуратура направила запрос в органы власти Московской области о недвижимости Павла Бородина, его жены, двух малолетних детей, а также взрослой дочери Екатерины Силецкой и зятя Андрея Силецкого. Такие запросы обычно предшествуют аресту имущества фигурантов по уголовному делу. А в мае Генеральная прокуратура РФ обратилась к швейцарской прокуратуре с просьбой об оказании юридической помощи в расследовании дела Mabetex.
15 июля 1999 года прокурором швейцарского кантона Женева Бернаром Бертоссой было возбуждено уголовное дело по подозрению Бородина в отмывании денег, полученных незаконным путем. В прессе утверждалось, что швейцарской прокуратурой были арестованы счета ряда граждан России, включая счета Павла Бородина и его жены.
Вскоре Чуглазов должен был ехать в Швейцарию, где ему официально обещали передать все документы, которыми они располагали в отношении фигурантов этого дела (включая членов семьи Ельцина). Но и.о. генпрокурора Чайка разрешения на эту поездку все никак не давал.
А после замены Чайки на Устинова дело “Mabitex” у Чуглазова вообще забрали (ссылаясь на то, что “руководство ГСУ должно руководить, а не дела расследовать”) и передали другому следователю — Руслану Тамаеву, который почти сразу поставил на нем гриф “секретно”.
Чуглазов сначала пытался выступать в прессе и апеллировать к общественности, говоря что это дело “подошло к кульминационной части”, но после того, как его засекретили, у него пропала такая возможность. Ведь в своих выступлениях он уже не мог рассказывать о том, какими материалами располагает следствие. А без этого убедительность его рассказов снизилась, а интерес к ним — заметно упал.
В конце августа в западной прессе появились сведения о швейцарских счетах семьи Ельцина, но скандала из этого уже не получилось: Генпрокуратура никак не прореагировала ни на эту информацию, ни на депутатские запросы, ни выступления в российских медиа. С этого момента дело начало тихо разваливаться и постепенно эта тема ушла с первых страниц газет и из новостных выпусков телеканалов. Забегая вперед скажем, что через год оно было окончательно похоронено и закрыто.
Что же касается Крашенинникова, то Ельцин давно высказывал недовольство его работой. Он неоднократно давал ему задание найти легальную возможность для запрета КПРФ, но Крашенинников все никак не мог выполнить это поручение, чем периодически вызывал вспышки президентского гнева. Крашенинников много позже, в одном из интервью, рассказывал, что однажды Ельцин, будучи сильно навеселе, даже ему позвонил в пять утра и снова начал требовать конкретных действий по запрету Компартии.
Дело дошло до того, что в один из дней Ельцин вызвал к себе Крашенинникова якобы по какому-то абсолютно техническому вопросу, а когда тот явился в Кремль, то оказалось, что его ждет Ельцин вместе с Волошиным и всем пулом кремлевских журналистов. И Ельцин перед телевизионными камерами устроил целое шоу, в котором довольно жестко отчитал Крашенинникова за неисполнение президентских поручений.
Поэтому неудивительно, что 17 августа Крашенинников был уволен, а на его место Ельцин, по представлению Путина, назначил недавно освобожденного от должности и.о. генпрокурора Чайку, в лояльности которого (в отличие от Крашенинникова) у Семьи сомнений не было.
После своей отставки Крашенинников дал пресс-конференцию (на радиостанции “Эхо Москвы”), на которой сказал: “… мы устояли в рамках закона, и не смогли (как этого многим бы хотелось) произвести, например, запрет партии… коммунистической.”
Характерно, что в репортаже об этой пресс-конференции, закадровый голос ведущей говорит: “Еще одной причиной отставки бывший министр считает свою позицию по дате регистрации движений, которые могут участвовать в выборах. Недавно был спор, какую из них: 18 или 19 декабря считать последней. Если бы Минюст решил, что 18-е, то тогда блок Юрия Лужкова “Отечество” потерял бы право на самостоятельное участие.
Но Минюст назвал 19 декабря и это позволило “Отечеству” участвовать в выборах. Сегодня Юрий Лужков заявил, что Крашенинников, как профессионал, выполнил свой долг, обоснованно зарегистрировал “Отечество” и это привело к отставке министра. То есть налицо — политическая подоплека, считает московский мэр.”
Сейчас уже трудно восстановить всю логику этой дискуссии, тем более, что после слияния “Отечества” и “Всей России” в единый избирательный блок, потребность в отдельной регистрации избирательного блока “Отечество” отпала. Но видимо там были какие-то нюансы, которые сейчас уже не кажутся важными и достойными анализа. Но, как видно из этого репортажа, тогда об этой проблеме говорили даже у Березовского на канале и считали одной из причин отставки министра юстиции.
Так или иначе, но факт остается фактом: команда Лужкова и команда Ельцина перешли к открытой конфронтации и в конце августа шансы “партии Лужкова” на завоевание большинства в Государственной Думе выглядели предпочтительнее, чем у команды Ельцина. Тем более, что у Ельцина вовсе никогда не было никакой ни партии, ни движения, ни даже избирательного блока.
Справедливости ради, нужно сказать, что это был результат сознательной политики Ельцина на протяжении всего периода его правления. Он не хотел привязывать себя ни к какой партии или группе единомышленников, а называл себя “президентом всех россиян”. В 1993 году он не поддержал гайдаровский “Выбор России”, а в 1995 — “Наш дом — Россия” Черномырдина.
В определенный период это давало ему преимущество, поскольку не связывало его ни с какой определенной политической программой или командой единомышленников. Но в конечном итоге эта политика завела его в тупик, в котором он оказался на старте избирательной кампании по выборам в Государственную Думу в 1999 году.
Используя некоторое замешательство в стане Ельцина, Лужков продолжил свою линию и 21 августа года на втором съезде «Отечества» выступил с докладом, в котором сообщил о создании избирательного блока «Отечество — Вся Россия» (ОВР). Его учредителями выступили: собственно лужковское «Отечество», губернаторское движение «Вся Россия», а также — Аграрная партия России (АПР).
Также Лужков впервые официально сообщил, что председателем избирательного блока «Отечество — Вся Россия» избран Евгений Примаков. Так стало известно о том, что к антиельцинской фронде присоединился еще и Примаков.
Через неделю, 28 августа 1999 года в Москве состоялся учредительный съезд ОВР. Его сопредседателями были избраны Евгений Примаков и Юрий Лужков. 4 сентября 1999 избирательный блок “Отечество — Вся Россия” был зарегистрирован в Центризбиркоме. Первую «тройку» составили Примаков, Лужков и Яковлев. Избирательным штабом руководил Георгий Боос, его первым заместителем стал Владимир Медведев.
Все наблюдатели не сомневались в том, что этот избирательный блок ждет неминуемый успех на думских выборах в декабре. Консенсус-прогноз в тот момент давал им не менее четверти депутатских мандатов. Перспективы Семьи и, следовательно, Путина выглядели на этом фоне очень сомнительно.
Пока в Москве уже в который раз за последние полтора года шло формирование правительства, а подконтрольные Кремлю медиа продвигали Путина как потенциального кандидата в президенты, в Дагестане все сильнее раскручивался маховик новой войны. К середине августа федеральным силам удалось выбить боевиков Басаева из Цумадинского района Дагестана. Однако в Ботлихском районе бои все еще продолжались и носили ожесточенный характер.
Поначалу Масхадов и его окружение посылали в Москву сигналы о том, что они к вторжению Басаева и Хаттаба в Дагестан не имеют никакого отношения и даже осуждают его. В ответ МВД РФ 12 августа направило Масхадову письмо с предложением провести совместную с федеральными войсками операцию против исламистов в Дагестане, которое Масхадов, разумеется, составил без ответа. Он считал, что участие в совместной с федералами операции поставило бы крест на нем как на чеченском лидере и скорее всего привело бы его к скорой гибели.
С 13 августа по местам дислокации боевиков федералы начали наносить авиационные удары. Путин заявил, что эти удары будут наносится не только по боевикам, вторгшимся в Дагестан, но и по их базам в Чечне. Для Масхадова наступил момент истины. И он принял решение: 16 августа он объявил в республике чрезвычайное положение и начал мобилизацию резервистов и участников Первой Чеченской войны.
В Чечне далеко не все поддерживали то, что делал Басаев и Хаттаб в Дагестане, но подавляющее большинство чеченцев были готовы с оружием в руках защищать республику Ичкерия от своего извечного врага — русских, если они решат снова вторгнутся на ее территорию.
Всю вторую половину августа российская авиация наносила удары по территории Дагестана и Чечни. В Дагестане 25 августа, после тяжелых боев, российскими военными была, наконец, взята высота Ослиное Ухо и они начали контролировать территорию и Ботлихского района Дагестана.
27 августа в Дагестан (уже в качестве полноценного председателя правительства) вновь прилетел Путин. Там он под камеры произнес несколько красивых и духоподъемный речей, в том числе свой ставший знаменитым “отложенный” тост за погибших, после которого он предложил не пить, а отложить это дело до победы. В произнесении такого рода энергичных речей, собственно, и заключалась цель его визита. И он с ней справился прекрасно.
Фактически к концу августа боевики Басаева и Хаттаба были выбиты из Дагестана и вынуждены были вернуться на свои базы в Чечню. Со всех сторон: из Ставропольского края, Дагестана, Ингушетии и Северной Осетии к границам Чечни стягивались федеральные войска, с целью установления жесткой блокады республики. Инициатива постепенно переходила в руки федеральных сил.
31 августа 1999 года, около восьми вечера, в салоне игровых автоматов «Динамит» на третьем подземном этаже торгового комплекса «Охотный ряд» на Манежной площади в Москве раздался взрыв. Взорвалась самодельная бомба с часовым механизмом, оставленная на полу или в урне. Бомба содержала 200—300 граммов тротила. В результате взрыва сорвало лифты, были повреждены игровые автоматы, витражи, вентиляция и межстенные перегородки, а на месте взрыва образовалась воронка в полметра глубиной.
Наибольший урон нанесли осколки разлетевшихся витрин и фрагменты игровых автоматов. В результате взрыва пострадал 41 человек, в том числе шестеро детей, одна женщина позже скончалась от полученных ран.
Злоумышленники видимо предполагали, что взрыв приведет к обвалу несущих конструкций подземного комплекса и поэтому рассчитывали на значительно большие разрушения и жертвы. Но этого, к счастью, не произошло.
Мэр Москвы Лужков, выступив по телевидению, заявил что “взрыв являлся терактом, направленным против детей, вероятно, с целью подорвать авторитет городских властей” (он уже полностью включился в избирательную кампанию и на все события смотрел уже исключительно через призму своего рейтинга и популярности). В Кремле же усилили охрану всех объектов, так как незадолго до взрыва полевые чеченские командиры пообещали «развязать террор» в крупнейших российских городах.
2 сентября 1999 года ответственность за взрыв в торговом комплексе на Манежной площади Москвы взяли на себя боевики до этого никому неизвестной «Освободительной армии Дагестана». Сообщение об этом получил корпункт агентства France Press в Грозном. Им позвонил человек, назвавшийся Хасбулатом и «ответственным лицом Освободительной армии Дагестана». Он также заявил, что теракты в России будут продолжаться до тех пор, пока федеральные войска не покинут Дагестан.
Почти 10 лет шло расследование этого преступления. В октябре 2009 года ФСБ заявила, что теракт в торговом комплексе «Охотный ряд» раскрыт. Уголовное дело поступило в Мосгорсуд с грифом «секретно» и рассматривалось в закрытом режиме.
По версии следствия, взрыв в «Охотном ряду» был связан с тем, что управляющая комплексом группа компаний Plaza, президентом которой являлся чеченский предприниматель Умар Джабраилов, отказалась платить деньги Шамилю Басаеву. Преступление было заказано Басаевым, который решил таким образом наказать бизнесмена. Осенью того же года суд признал виновными в совершении этого теракта граждан Хугуева и Гаджиакаева и приговорил их к 22 и 13 годам лишения свободы соответственно.
Возможно так оно и было. Но слишком уж странно выглядит внутричеченская бизнес-разборка на фоне начавшейся новой войны на Кавказе и реальных публичных угроз полевых командиров развязать террор в российских городах. Скорее всего, либо неудавшийся бандитский “наезд” был лишь дополнительным мотивом для теракта, либо вообще — притянутой за уши версией, которая по каким-то причинам к 2009 году показался властям более подходящей, чем теракт в Москве с политической подоплекой.
Тем более, что 4 сентября, т.е. буквально через 4 дня после взрыва в Москве, около жилого дома в Буйнакске (Дагестан), в 21:45 взорвался грузовик ГАЗ-52, в котором находилось более 2,7 тонны взрывчатого вещества из алюминиевого порошка и аммиачной селитры. Взрыв произошел рядом с пятиэтажным жилым домом № 3 на улице Леваневского (Шихсаидова), в котором проживали семьи военнослужащих 136-й мотострелковой бригады МО РФ. В результате взрыва были разрушены два подъезда жилого дома, 64 человека погибли, из них 23 — дети, а еще 146 человек ранены.
Второй начиненный взрывчаткой грузовик ЗИЛ-130 был обезврежен сотрудниками милиции возле госпиталя, через два часа после первого взрыва. В грузовике были найдены документы на имя Исы Зайнутдинова. Он и его сообщники вскоре были арестованы и в 2001 году приговорены к различным срокам заключения (включая пожизненное). На суде некоторые из них признались, что действовали по указанию Хаттаба, целью которого был террор против российского населения как месть за действия российской армии на Кавказе.
Уже на следующий день, 5 сентября, отряды Басаева и Хаттаба вновь вошли в Дагестан, чтобы «ослабить давление военно-милицейских сил на восставшие села Карамахи и Чабанмахи в Кадарской зоне». (В этих селах у местных ваххабитов произошли вооруженные стычки с милицией). Боевики назвали эту операцию «Имам Гамзат-бек».
Войдя в Дагестан, боевики захватили блокпост федеральных сил у села Тухчар. Взятые в плен российские военнослужащие были убиты с особой жестокостью. Затем, 6 сентября им удалось захватить важную высоту 715,3 (“Телевышка”) у села Новолакское. Эта высота позволяла боевикам контролировать всю территорию Новолакского района. В тот же день они захватили и само село.
Кроме этого им удалось взять под контроль населенные пункты Чапаево, Шушия, Ахар, Новокули, Тухчар, Гамиях. Федеральным силам это новое наступление боевиков удалось остановить только на следующий день, когда до города Хасавюрт им оставалось пройти лишь 5 км.
В полночь с 8 на 9 сентября в Москве, в районе Печатники, на улице Гурьянова, на первом этаже девятиэтажного панельного дома N19, произошел мощный взрыв, который полностью уничтожил два подъезда. В результате взрыва погибло 106 человек, а еще 690 получили ранения различной степени тяжести. Сила взрыва была эквивалентна взрыву 300 кг тротила.
В тот момент еще были сомнения, что события на Кавказе и этот взрыв каким-то образом связаны. Официальные лица и пресса еще не подавали это взрыв как террористический акт. Кто-то, разумеется, высказывал и такую версию, но больше говорили о взрыве бытового газа, халатности при хранении взрывчатых веществ, криминальных разборках (по аналогии со взрывом на Манежной площади), дежурно ругали милицию. Тем не менее этот взрыв произвел тяжелое впечатление на россиян, у многих людей появилось чувство незащищенности, снова пошли разговоры о том, что стране необходима “твердая рука” и т.д.
(Косвенным доказательством того, что поначалу взрыв на ул. Гурьянова не воспринимался как теракт, является указ Ельцина от 10 сентября (то есть через два дня после взрыва на ул. Гурьянова), который объявил 13 сентября — днем траура по погибшим в Буйнакске, никак не упомянув при этом жертв взрыва на ул. Гурьянова в Москве).
А в Дагестане, в тот же день, 8 сентября, командующей федеральной группировкой войск генерал-полковник Казанцев отдал приказ любой ценой выбить боевиков и взять под контроль высоту 715,3 “Телевышка”. Выполнение этой задачи возложили на т.н. “Армавирский спецназ” ВВ МВД РФ. Поначалу все шло хорошо, и рано утром 10 сентября боевики были выбиты, а “Телевышка” захвачена.
Но на следующий день боевики, получив подкрепление, пошли в контратаку. Федеральные войска не смогли оказать поддержку спецназу, колонна, направленная ему на помощь попала в засаду и была полностью уничтожена, а сам спецназ оказался под “дружественным огонем” своей же авиации. В конечном итоге, потеряв 80 человек убитыми, федералы вынуждены были оставить высоту.
В этот же день, 11 сентября возле села Дучи был чеченскими боевиками был сбит вертолёт-корректировщик артогня Ми-8. Все трое членов экипажа успели выпрыгнуть с парашютами, но чеченские снайперы расстреляли их в воздухе.
Но, тем не менее, силы были явно неравны, федеральная группировка продолжала наращивать свое присутствие в Новолакском районе и Шамиль Басаев снова принял решение о выводе чеченских формирований из Дагестана. Он заявил, что “моджахеды вошли в Дагестан для того, чтобы помочь единоверцам в Кадарской зоне, а теперь, после поражения ополченцев (к тому моменту дагестанские ваххабиты были уже уничтожены — АК), не имеет смысла продолжать боевые действия”. Отряды Басаева и Хаттаба снова вернулись в Чечню. Вскоре федеральные силы восстановили контроль над селом Новолакское.
13 сентября (в день траура по жертвам взрыва в Буйнакске) опять в Москве, на Каширском шоссе, в 5 часов утра, подвальном помещении восьмиэтажного кирпичного дома N 8 корп. 3 произошел новый взрыв. Его сила также составила около 300 кг в тротиловом эквиваленте. В момент взрыва, обитатели дома даже не успели проснуться. Почти сразу же на место трагедии стали прибывать милиция, пожарные, спасатели, представители властей, сотрудники ФСБ и машины «скорой помощи». В результате взрыва погибли 124 человека, а 7 человек было ранено.
Взрыв на Каширском шоссе, в отличие от взрыва, на улице Гурьянова, сразу же был квалифицирован как теракт. В тот же день прокуратура Москвы возбудила уголовное дело по статье 205 УК РФ (терроризм). Вскоре и дело о взрыве на улице Гурьянова тоже было переквалифицировано на эту же статью, и оба уголовных дела объединили в одно.
«Осуществленные в Москве взрывы жилых домов — одна цепочка, и осуществлены они одними и теми же людьми во главе с человеком, фоторобот которого распространяют ФСБ и милиция», — заявил начальник ЦОС ФСБ Александр Зданович.
Примерная схема действий террористов, по словам Здановича, была такова: в различных районах Москвы они заранее брали в субаренду (чтобы на них было сложнее выйти) складские помещения и завозили туда под видом «товаров» взрывчатые вещества. В рассказах силовиков в качестве организатора взрывов чаще всего упоминался лидер карачаевских ваххабитов Ачимез Гочияев.
В тот же день, утром, в Кремле, Ельцин провел совещание по борьбе с терроризмом. На нем присутствовали первый вице-премьер Аксененко, министр внутренних дел Рушайло, директор ФСБ Патрушев и мэр Москвы Лужков.
Рушайло доложил, что исполнители взрыва в Буйнакске уже установлены, двое из них арестованы, а еще двое находятся в розыске. Министр при этом заметил, что в России с терроризмом такого масштаба столкнулись впервые. Однако, Рушайло заверил Ельцина, «мы в состоянии бороться с терроризмом и призываем всех граждан помочь нам в этой борьбе».
На совещании было принято решение перевести милицию на усиленный режим несения службы: 12-часовой рабочий день без выходных, улицы города и места больших скоплений людей усиленно патрулируются, под особый контроль берутся вокзалы, аэропорты, атомные электростанции, трубопроводы, нефтехранилища и детские учреждения.
Все это время Путин разъезжал по миру. 8 сентября он был с визитом Минске, где провел переговоры с Лукашенко, а 11 — 14 сентября он был в Новой Зеландии, где вместо Ельцина возглавлял российскую делегацию на ежегодном саммите АТЭС. Там, в Окленде, он впервые встретился с главами государстве Азиатско-Тихоокеанского региона, в том числе — с президентом США Клинтоном.
Российская пресса писала, что Путин произвел на Клинтона хорошее впечатление. Вот, например, что сообщала в тот момент “Независимая газета”: “…многого от непродолжительных двусторонних встреч (30-45 минут с учетом времени, которое тратится на перевод) Владимира Путина с президентом США, премьер-министрами Китая, Вьетнама, Канады, Новой Зеландии и Японии вряд ли стоило ожидать, некоторых успехов все-таки удалось достичь. Во-первых, большинство лидеров, с которыми встречался премьер в двустороннем формате, поддержали политику России в Дагестане. И Билл Клинтон, и премьер Японии Кейдзо Обути заявили, что происходящее на российском Северном Кавказе — не что иное, как результат международного терроризма… Путин произвел очень приятное впечатление на Билла Клинтона и особенно на Обути.”
Чтобы Клинтон не воспринимал Путина как очередного ельцинского премьера (пятого за последние полтора года), 8 сентября Ельцин специально позвонил Клинтону и сообщил ему, что Путин — это его окончательный выбор и что он является официальным преемником.
Ельцин сказал Клинтону: «У меня заняло много времени, чтобы подумать, кто мог бы стать президентом России в 2000 году… В конечном итоге я встретил Путина, изучил его биографию, его интересы, его окружение и так далее. Я выяснил, что это твердый человек, который в курсе всего, что происходит под его контролем. Но также он тщательный и сильный, очень общительный. Он легко может наладить хорошие отношения и контакты с людьми, которые являются его партнерами. Я уверен, что вы увидите в нем очень высококвалифицированного партнера», — заявил Ельцин. В том телефонном разговоре Ельцин также выразил уверенность, что кандидатура Путина будет поддержана на выборах в 2000 году.
По возвращении Путина из новой Зеландии, 15 августа, в Москве, министр обороны Сергеев, в присутствии журналистов, под камеры, доложил Путину о том, что сопротивление боевиков в Дагестане подавлено и все они либо уничтожены, либо вынуждены были отступить обратно в Чечню. Уже тогда публика обратила внимание на то, что министр делал доклад Путину, а не Ельцину. Хотя и по конституции и по сложившейся за последние годы традиции, такой доклад должен был принимать президент. Никогда до этого Ельцин не упустил бы возможности под камеры принять такой выигрышный для своего имиджа доклад. Всем стало ясно, что предвыборная кампания Путина набирает обороты.
Альфред Кох
Альфред Кох:
Часть 7
17 августа Ельцин встретился с Путиным в Кремле. В то время это было довольно необычно для Ельцина, поскольку он все больше проводил времени у себя на даче, или даже в больничной палате (как, например, в случае со Скуратовым).
Эта встреча была обставлена совсем не так, как проходили ельцинские встречи до сих пор. Если до этого Ельцин всегда принимал премьеров (и других членов правительства) за большим столом для совещаний, где он садился “во главе стола”, а посетитель — сбоку, то в этот раз они сели с Путиным в два одинаковых кресла рядом с журнальным столиком. Также, вопреки сложившейся традиции большая часть встречи прошла в присутствии журналистов.
Обращаясь к присутствующим, Ельцин прямо сказал: “Давайте мы изменим картинку. Мы с председателем будем обсуждать вон там,” и указал рукой на эти кресла. Видимо, замысел Ельцина и кремлевских пиарщиков состоял в том, чтобы подчеркнуть, что Путин — это не обычный премьер, а “преемник”, то есть тот кто будет управлять Россией после него, человек, которого Ельцин считает равным себе.
Репортаж об этой встречи канала ОРТ (1 канал) начинался со слов: “Сегодня президент Ельцин вновь поздравил Владимира Путина с назначением на пост премьер-министра. На этой встречи глава государства дал понять, что разногласий между его администрацией и новым кабинетом теперь быть не должно…”
Ельцин назвал утверждение Путина Госдумой в должности премьера “большой общей победой”. И предложил новую схему работы президентской и правительственной команд. Он подчеркнул, что сейчас главное — это единство: “Давайте не будем разделять президентский аппарат с правительственным” — и многозначительно подняв указательный палец и внимательно посмотрев в телекамеры, и добавил: “Чтобы нас услышали… Вот… Это единая команда!”
Потом он начал рассуждать о том, что происходит, когда президентская и правительственная команды действуют несогласованно и пришел к выводу, что это обычно приводит к отставке премьера. Он сказал: “Когда у нас бывало, что мы делились… Ни к чему хорошему это не приводило… В конце концов премьер проигрывал… И это естественно”.
Ельцин опять заявил, что необходимо поднять исполнительскую дисциплину и строго наказывать за неисполнение президентских решений: “За это сразу увольнять с работы.., отстранять человека от дел.., который не умеет организовать дело как следует.”
Дальше Ельцин стал рассыпаться в комплиментах Путину, сказал, что у него огромный опыт работы, в том числе и с президентской администрации. Похвалил он и личные качества нового премьера: “Личный характер у Вас — соответствует примерно уровню требований к президенту!”
Ельцин улыбнулся, настолько ему понравилась эта его мысль. Камера в этот момент показала крупно лицо Путина. Он испытывающе, немигающим взглядом смотрел на Ельцина. Его лицо не выражало ничего. Невозможно было понять: нравится ли ему то, что говорит Ельцин, или нет. Скорее всего он заранее знал все, что тот скажет и просто терпеливо отбывал номер.
Поговорили они и о ситуации в Дагестане. Путин сказал: “…и Борис Николаевич! Надо поддержать дагестанский народ. Это, конечно, совсем новая ситуация: весь дагестанский народ встал на защиту своей земли.” Он попросил Ельцина принять председателя Госсовета Дагестана Магомедали Магомедова. Ельцин согласился и кроме того, обещал выступить с обращением к дагестанскому народу: “Защитники Дагестана должны чувствовать государственную заботу!”
Обращаясь к Путину Ельцин, разрубая воздух рукой и нахмурив брови, сказал: “… Решить вопросы по финансированию Дагестана полностью! Никаких долгов чтобы у федеральной власти не было… У федерального правительства.”
Весь телевизионный репортаж об этой встрече фактически стал стартом президентской избирательной кампании Путина. Ельцин всячески это подчеркивал и давал понять, что Путин не просто премьер, а равный ему соправитель страны. Путин и держался соответствующе: без подобострастия, но с уважением к Ельцину скорее как к старшему по возрасту, чем как к вышестоящему начальнику.
Тогда же выйдя к журналистам, Путин объявил состав нового правительства. В нем произошло всегда два изменения. Одно — очевидное: вместо Путина директором ФСБ стал Николай Платонович Патрушев (старый знакомый Путина еще по Управлению КГБ по Ленинграду и Ленинградской области, работавший в этот момент первым заместителем директора ФСБ). А вот второе изменение (замена Павла Крашенинникова на Юрия Чайку в должности министра юстиции) — требует отдельного комментария.
За три недели до этих событий (26 июля) Ельцин назначил нового и.о. генерального прокурора. Вместо Юрия Чайки им стал другой заместитель Скуратова — Владимир Устинов. Поскольку Скуратов продолжал формально числиться генеральным прокурором (хоть и временно отстраненным от работы в связи с возбужденным в отношении него уголовным делом), фактически работой Генеральной прокуратуры руководил назначенный Ельциным и.о. генерального прокурора.
Как мы уже писали и Ельцин и Семья были недовольны тем, как развивались события вокруг дела “Mabitex” и той пассивностью, которую проявляли их выдвиженцы (Степашин и Чайка) в том, чтобы спустить его на тормозах.
А между тем расследование шло своим чередом. По указанию ведущего это дело заместителя начальника Главного следственного управления (ГСУ) Генпрокуратуры Чуглазова Генеральная прокуратура направила запрос в органы власти Московской области о недвижимости Павла Бородина, его жены, двух малолетних детей, а также взрослой дочери Екатерины Силецкой и зятя Андрея Силецкого. Такие запросы обычно предшествуют аресту имущества фигурантов по уголовному делу. А в мае Генеральная прокуратура РФ обратилась к швейцарской прокуратуре с просьбой об оказании юридической помощи в расследовании дела Mabetex.
15 июля 1999 года прокурором швейцарского кантона Женева Бернаром Бертоссой было возбуждено уголовное дело по подозрению Бородина в отмывании денег, полученных незаконным путем. В прессе утверждалось, что швейцарской прокуратурой были арестованы счета ряда граждан России, включая счета Павла Бородина и его жены.
Вскоре Чуглазов должен был ехать в Швейцарию, где ему официально обещали передать все документы, которыми они располагали в отношении фигурантов этого дела (включая членов семьи Ельцина). Но и.о. генпрокурора Чайка разрешения на эту поездку все никак не давал.
А после замены Чайки на Устинова дело “Mabitex” у Чуглазова вообще забрали (ссылаясь на то, что “руководство ГСУ должно руководить, а не дела расследовать”) и передали другому следователю — Руслану Тамаеву, который почти сразу поставил на нем гриф “секретно”.
Чуглазов сначала пытался выступать в прессе и апеллировать к общественности, говоря что это дело “подошло к кульминационной части”, но после того, как его засекретили, у него пропала такая возможность. Ведь в своих выступлениях он уже не мог рассказывать о том, какими материалами располагает следствие. А без этого убедительность его рассказов снизилась, а интерес к ним — заметно упал.
В конце августа в западной прессе появились сведения о швейцарских счетах семьи Ельцина, но скандала из этого уже не получилось: Генпрокуратура никак не прореагировала ни на эту информацию, ни на депутатские запросы, ни выступления в российских медиа. С этого момента дело начало тихо разваливаться и постепенно эта тема ушла с первых страниц газет и из новостных выпусков телеканалов. Забегая вперед скажем, что через год оно было окончательно похоронено и закрыто.
Что же касается Крашенинникова, то Ельцин давно высказывал недовольство его работой. Он неоднократно давал ему задание найти легальную возможность для запрета КПРФ, но Крашенинников все никак не мог выполнить это поручение, чем периодически вызывал вспышки президентского гнева. Крашенинников много позже, в одном из интервью, рассказывал, что однажды Ельцин, будучи сильно навеселе, даже ему позвонил в пять утра и снова начал требовать конкретных действий по запрету Компартии.
Дело дошло до того, что в один из дней Ельцин вызвал к себе Крашенинникова якобы по какому-то абсолютно техническому вопросу, а когда тот явился в Кремль, то оказалось, что его ждет Ельцин вместе с Волошиным и всем пулом кремлевских журналистов. И Ельцин перед телевизионными камерами устроил целое шоу, в котором довольно жестко отчитал Крашенинникова за неисполнение президентских поручений.
Поэтому неудивительно, что 17 августа Крашенинников был уволен, а на его место Ельцин, по представлению Путина, назначил недавно освобожденного от должности и.о. генпрокурора Чайку, в лояльности которого (в отличие от Крашенинникова) у Семьи сомнений не было.
После своей отставки Крашенинников дал пресс-конференцию (на радиостанции “Эхо Москвы”), на которой сказал: “… мы устояли в рамках закона, и не смогли (как этого многим бы хотелось) произвести, например, запрет партии… коммунистической.”
Характерно, что в репортаже об этой пресс-конференции, закадровый голос ведущей говорит: “Еще одной причиной отставки бывший министр считает свою позицию по дате регистрации движений, которые могут участвовать в выборах. Недавно был спор, какую из них: 18 или 19 декабря считать последней. Если бы Минюст решил, что 18-е, то тогда блок Юрия Лужкова “Отечество” потерял бы право на самостоятельное участие.
Но Минюст назвал 19 декабря и это позволило “Отечеству” участвовать в выборах. Сегодня Юрий Лужков заявил, что Крашенинников, как профессионал, выполнил свой долг, обоснованно зарегистрировал “Отечество” и это привело к отставке министра. То есть налицо — политическая подоплека, считает московский мэр.”
Сейчас уже трудно восстановить всю логику этой дискуссии, тем более, что после слияния “Отечества” и “Всей России” в единый избирательный блок, потребность в отдельной регистрации избирательного блока “Отечество” отпала. Но видимо там были какие-то нюансы, которые сейчас уже не кажутся важными и достойными анализа. Но, как видно из этого репортажа, тогда об этой проблеме говорили даже у Березовского на канале и считали одной из причин отставки министра юстиции.
Так или иначе, но факт остается фактом: команда Лужкова и команда Ельцина перешли к открытой конфронтации и в конце августа шансы “партии Лужкова” на завоевание большинства в Государственной Думе выглядели предпочтительнее, чем у команды Ельцина. Тем более, что у Ельцина вовсе никогда не было никакой ни партии, ни движения, ни даже избирательного блока.
Справедливости ради, нужно сказать, что это был результат сознательной политики Ельцина на протяжении всего периода его правления. Он не хотел привязывать себя ни к какой партии или группе единомышленников, а называл себя “президентом всех россиян”. В 1993 году он не поддержал гайдаровский “Выбор России”, а в 1995 — “Наш дом — Россия” Черномырдина.
В определенный период это давало ему преимущество, поскольку не связывало его ни с какой определенной политической программой или командой единомышленников. Но в конечном итоге эта политика завела его в тупик, в котором он оказался на старте избирательной кампании по выборам в Государственную Думу в 1999 году.
Используя некоторое замешательство в стане Ельцина, Лужков продолжил свою линию и 21 августа года на втором съезде «Отечества» выступил с докладом, в котором сообщил о создании избирательного блока «Отечество — Вся Россия» (ОВР). Его учредителями выступили: собственно лужковское «Отечество», губернаторское движение «Вся Россия», а также — Аграрная партия России (АПР).
Также Лужков впервые официально сообщил, что председателем избирательного блока «Отечество — Вся Россия» избран Евгений Примаков. Так стало известно о том, что к антиельцинской фронде присоединился еще и Примаков.
Через неделю, 28 августа 1999 года в Москве состоялся учредительный съезд ОВР. Его сопредседателями были избраны Евгений Примаков и Юрий Лужков. 4 сентября 1999 избирательный блок “Отечество — Вся Россия” был зарегистрирован в Центризбиркоме. Первую «тройку» составили Примаков, Лужков и Яковлев. Избирательным штабом руководил Георгий Боос, его первым заместителем стал Владимир Медведев.
Все наблюдатели не сомневались в том, что этот избирательный блок ждет неминуемый успех на думских выборах в декабре. Консенсус-прогноз в тот момент давал им не менее четверти депутатских мандатов. Перспективы Семьи и, следовательно, Путина выглядели на этом фоне очень сомнительно.
Пока в Москве уже в который раз за последние полтора года шло формирование правительства, а подконтрольные Кремлю медиа продвигали Путина как потенциального кандидата в президенты, в Дагестане все сильнее раскручивался маховик новой войны. К середине августа федеральным силам удалось выбить боевиков Басаева из Цумадинского района Дагестана. Однако в Ботлихском районе бои все еще продолжались и носили ожесточенный характер.
Поначалу Масхадов и его окружение посылали в Москву сигналы о том, что они к вторжению Басаева и Хаттаба в Дагестан не имеют никакого отношения и даже осуждают его. В ответ МВД РФ 12 августа направило Масхадову письмо с предложением провести совместную с федеральными войсками операцию против исламистов в Дагестане, которое Масхадов, разумеется, составил без ответа. Он считал, что участие в совместной с федералами операции поставило бы крест на нем как на чеченском лидере и скорее всего привело бы его к скорой гибели.
С 13 августа по местам дислокации боевиков федералы начали наносить авиационные удары. Путин заявил, что эти удары будут наносится не только по боевикам, вторгшимся в Дагестан, но и по их базам в Чечне. Для Масхадова наступил момент истины. И он принял решение: 16 августа он объявил в республике чрезвычайное положение и начал мобилизацию резервистов и участников Первой Чеченской войны.
В Чечне далеко не все поддерживали то, что делал Басаев и Хаттаб в Дагестане, но подавляющее большинство чеченцев были готовы с оружием в руках защищать республику Ичкерия от своего извечного врага — русских, если они решат снова вторгнутся на ее территорию.
Всю вторую половину августа российская авиация наносила удары по территории Дагестана и Чечни. В Дагестане 25 августа, после тяжелых боев, российскими военными была, наконец, взята высота Ослиное Ухо и они начали контролировать территорию и Ботлихского района Дагестана.
27 августа в Дагестан (уже в качестве полноценного председателя правительства) вновь прилетел Путин. Там он под камеры произнес несколько красивых и духоподъемный речей, в том числе свой ставший знаменитым “отложенный” тост за погибших, после которого он предложил не пить, а отложить это дело до победы. В произнесении такого рода энергичных речей, собственно, и заключалась цель его визита. И он с ней справился прекрасно.
Фактически к концу августа боевики Басаева и Хаттаба были выбиты из Дагестана и вынуждены были вернуться на свои базы в Чечню. Со всех сторон: из Ставропольского края, Дагестана, Ингушетии и Северной Осетии к границам Чечни стягивались федеральные войска, с целью установления жесткой блокады республики. Инициатива постепенно переходила в руки федеральных сил.
31 августа 1999 года, около восьми вечера, в салоне игровых автоматов «Динамит» на третьем подземном этаже торгового комплекса «Охотный ряд» на Манежной площади в Москве раздался взрыв. Взорвалась самодельная бомба с часовым механизмом, оставленная на полу или в урне. Бомба содержала 200—300 граммов тротила. В результате взрыва сорвало лифты, были повреждены игровые автоматы, витражи, вентиляция и межстенные перегородки, а на месте взрыва образовалась воронка в полметра глубиной.
Наибольший урон нанесли осколки разлетевшихся витрин и фрагменты игровых автоматов. В результате взрыва пострадал 41 человек, в том числе шестеро детей, одна женщина позже скончалась от полученных ран.
Злоумышленники видимо предполагали, что взрыв приведет к обвалу несущих конструкций подземного комплекса и поэтому рассчитывали на значительно большие разрушения и жертвы. Но этого, к счастью, не произошло.
Мэр Москвы Лужков, выступив по телевидению, заявил что “взрыв являлся терактом, направленным против детей, вероятно, с целью подорвать авторитет городских властей” (он уже полностью включился в избирательную кампанию и на все события смотрел уже исключительно через призму своего рейтинга и популярности). В Кремле же усилили охрану всех объектов, так как незадолго до взрыва полевые чеченские командиры пообещали «развязать террор» в крупнейших российских городах.
2 сентября 1999 года ответственность за взрыв в торговом комплексе на Манежной площади Москвы взяли на себя боевики до этого никому неизвестной «Освободительной армии Дагестана». Сообщение об этом получил корпункт агентства France Press в Грозном. Им позвонил человек, назвавшийся Хасбулатом и «ответственным лицом Освободительной армии Дагестана». Он также заявил, что теракты в России будут продолжаться до тех пор, пока федеральные войска не покинут Дагестан.
Почти 10 лет шло расследование этого преступления. В октябре 2009 года ФСБ заявила, что теракт в торговом комплексе «Охотный ряд» раскрыт. Уголовное дело поступило в Мосгорсуд с грифом «секретно» и рассматривалось в закрытом режиме.
По версии следствия, взрыв в «Охотном ряду» был связан с тем, что управляющая комплексом группа компаний Plaza, президентом которой являлся чеченский предприниматель Умар Джабраилов, отказалась платить деньги Шамилю Басаеву. Преступление было заказано Басаевым, который решил таким образом наказать бизнесмена. Осенью того же года суд признал виновными в совершении этого теракта граждан Хугуева и Гаджиакаева и приговорил их к 22 и 13 годам лишения свободы соответственно.
Возможно так оно и было. Но слишком уж странно выглядит внутричеченская бизнес-разборка на фоне начавшейся новой войны на Кавказе и реальных публичных угроз полевых командиров развязать террор в российских городах. Скорее всего, либо неудавшийся бандитский “наезд” был лишь дополнительным мотивом для теракта, либо вообще — притянутой за уши версией, которая по каким-то причинам к 2009 году показался властям более подходящей, чем теракт в Москве с политической подоплекой.
Тем более, что 4 сентября, т.е. буквально через 4 дня после взрыва в Москве, около жилого дома в Буйнакске (Дагестан), в 21:45 взорвался грузовик ГАЗ-52, в котором находилось более 2,7 тонны взрывчатого вещества из алюминиевого порошка и аммиачной селитры. Взрыв произошел рядом с пятиэтажным жилым домом № 3 на улице Леваневского (Шихсаидова), в котором проживали семьи военнослужащих 136-й мотострелковой бригады МО РФ. В результате взрыва были разрушены два подъезда жилого дома, 64 человека погибли, из них 23 — дети, а еще 146 человек ранены.
Второй начиненный взрывчаткой грузовик ЗИЛ-130 был обезврежен сотрудниками милиции возле госпиталя, через два часа после первого взрыва. В грузовике были найдены документы на имя Исы Зайнутдинова. Он и его сообщники вскоре были арестованы и в 2001 году приговорены к различным срокам заключения (включая пожизненное). На суде некоторые из них признались, что действовали по указанию Хаттаба, целью которого был террор против российского населения как месть за действия российской армии на Кавказе.
Уже на следующий день, 5 сентября, отряды Басаева и Хаттаба вновь вошли в Дагестан, чтобы «ослабить давление военно-милицейских сил на восставшие села Карамахи и Чабанмахи в Кадарской зоне». (В этих селах у местных ваххабитов произошли вооруженные стычки с милицией). Боевики назвали эту операцию «Имам Гамзат-бек».
Войдя в Дагестан, боевики захватили блокпост федеральных сил у села Тухчар. Взятые в плен российские военнослужащие были убиты с особой жестокостью. Затем, 6 сентября им удалось захватить важную высоту 715,3 (“Телевышка”) у села Новолакское. Эта высота позволяла боевикам контролировать всю территорию Новолакского района. В тот же день они захватили и само село.
Кроме этого им удалось взять под контроль населенные пункты Чапаево, Шушия, Ахар, Новокули, Тухчар, Гамиях. Федеральным силам это новое наступление боевиков удалось остановить только на следующий день, когда до города Хасавюрт им оставалось пройти лишь 5 км.
В полночь с 8 на 9 сентября в Москве, в районе Печатники, на улице Гурьянова, на первом этаже девятиэтажного панельного дома N19, произошел мощный взрыв, который полностью уничтожил два подъезда. В результате взрыва погибло 106 человек, а еще 690 получили ранения различной степени тяжести. Сила взрыва была эквивалентна взрыву 300 кг тротила.
В тот момент еще были сомнения, что события на Кавказе и этот взрыв каким-то образом связаны. Официальные лица и пресса еще не подавали это взрыв как террористический акт. Кто-то, разумеется, высказывал и такую версию, но больше говорили о взрыве бытового газа, халатности при хранении взрывчатых веществ, криминальных разборках (по аналогии со взрывом на Манежной площади), дежурно ругали милицию. Тем не менее этот взрыв произвел тяжелое впечатление на россиян, у многих людей появилось чувство незащищенности, снова пошли разговоры о том, что стране необходима “твердая рука” и т.д.
(Косвенным доказательством того, что поначалу взрыв на ул. Гурьянова не воспринимался как теракт, является указ Ельцина от 10 сентября (то есть через два дня после взрыва на ул. Гурьянова), который объявил 13 сентября — днем траура по погибшим в Буйнакске, никак не упомянув при этом жертв взрыва на ул. Гурьянова в Москве).
А в Дагестане, в тот же день, 8 сентября, командующей федеральной группировкой войск генерал-полковник Казанцев отдал приказ любой ценой выбить боевиков и взять под контроль высоту 715,3 “Телевышка”. Выполнение этой задачи возложили на т.н. “Армавирский спецназ” ВВ МВД РФ. Поначалу все шло хорошо, и рано утром 10 сентября боевики были выбиты, а “Телевышка” захвачена.
Но на следующий день боевики, получив подкрепление, пошли в контратаку. Федеральные войска не смогли оказать поддержку спецназу, колонна, направленная ему на помощь попала в засаду и была полностью уничтожена, а сам спецназ оказался под “дружественным огонем” своей же авиации. В конечном итоге, потеряв 80 человек убитыми, федералы вынуждены были оставить высоту.
В этот же день, 11 сентября возле села Дучи был чеченскими боевиками был сбит вертолёт-корректировщик артогня Ми-8. Все трое членов экипажа успели выпрыгнуть с парашютами, но чеченские снайперы расстреляли их в воздухе.
Но, тем не менее, силы были явно неравны, федеральная группировка продолжала наращивать свое присутствие в Новолакском районе и Шамиль Басаев снова принял решение о выводе чеченских формирований из Дагестана. Он заявил, что “моджахеды вошли в Дагестан для того, чтобы помочь единоверцам в Кадарской зоне, а теперь, после поражения ополченцев (к тому моменту дагестанские ваххабиты были уже уничтожены — АК), не имеет смысла продолжать боевые действия”. Отряды Басаева и Хаттаба снова вернулись в Чечню. Вскоре федеральные силы восстановили контроль над селом Новолакское.
13 сентября (в день траура по жертвам взрыва в Буйнакске) опять в Москве, на Каширском шоссе, в 5 часов утра, подвальном помещении восьмиэтажного кирпичного дома N 8 корп. 3 произошел новый взрыв. Его сила также составила около 300 кг в тротиловом эквиваленте. В момент взрыва, обитатели дома даже не успели проснуться. Почти сразу же на место трагедии стали прибывать милиция, пожарные, спасатели, представители властей, сотрудники ФСБ и машины «скорой помощи». В результате взрыва погибли 124 человека, а 7 человек было ранено.
Взрыв на Каширском шоссе, в отличие от взрыва, на улице Гурьянова, сразу же был квалифицирован как теракт. В тот же день прокуратура Москвы возбудила уголовное дело по статье 205 УК РФ (терроризм). Вскоре и дело о взрыве на улице Гурьянова тоже было переквалифицировано на эту же статью, и оба уголовных дела объединили в одно.
«Осуществленные в Москве взрывы жилых домов — одна цепочка, и осуществлены они одними и теми же людьми во главе с человеком, фоторобот которого распространяют ФСБ и милиция», — заявил начальник ЦОС ФСБ Александр Зданович.
Примерная схема действий террористов, по словам Здановича, была такова: в различных районах Москвы они заранее брали в субаренду (чтобы на них было сложнее выйти) складские помещения и завозили туда под видом «товаров» взрывчатые вещества. В рассказах силовиков в качестве организатора взрывов чаще всего упоминался лидер карачаевских ваххабитов Ачимез Гочияев.
В тот же день, утром, в Кремле, Ельцин провел совещание по борьбе с терроризмом. На нем присутствовали первый вице-премьер Аксененко, министр внутренних дел Рушайло, директор ФСБ Патрушев и мэр Москвы Лужков.
Рушайло доложил, что исполнители взрыва в Буйнакске уже установлены, двое из них арестованы, а еще двое находятся в розыске. Министр при этом заметил, что в России с терроризмом такого масштаба столкнулись впервые. Однако, Рушайло заверил Ельцина, «мы в состоянии бороться с терроризмом и призываем всех граждан помочь нам в этой борьбе».
На совещании было принято решение перевести милицию на усиленный режим несения службы: 12-часовой рабочий день без выходных, улицы города и места больших скоплений людей усиленно патрулируются, под особый контроль берутся вокзалы, аэропорты, атомные электростанции, трубопроводы, нефтехранилища и детские учреждения.
Все это время Путин разъезжал по миру. 8 сентября он был с визитом Минске, где провел переговоры с Лукашенко, а 11 — 14 сентября он был в Новой Зеландии, где вместо Ельцина возглавлял российскую делегацию на ежегодном саммите АТЭС. Там, в Окленде, он впервые встретился с главами государстве Азиатско-Тихоокеанского региона, в том числе — с президентом США Клинтоном.
Российская пресса писала, что Путин произвел на Клинтона хорошее впечатление. Вот, например, что сообщала в тот момент “Независимая газета”: “…многого от непродолжительных двусторонних встреч (30-45 минут с учетом времени, которое тратится на перевод) Владимира Путина с президентом США, премьер-министрами Китая, Вьетнама, Канады, Новой Зеландии и Японии вряд ли стоило ожидать, некоторых успехов все-таки удалось достичь. Во-первых, большинство лидеров, с которыми встречался премьер в двустороннем формате, поддержали политику России в Дагестане. И Билл Клинтон, и премьер Японии Кейдзо Обути заявили, что происходящее на российском Северном Кавказе — не что иное, как результат международного терроризма… Путин произвел очень приятное впечатление на Билла Клинтона и особенно на Обути.”
Чтобы Клинтон не воспринимал Путина как очередного ельцинского премьера (пятого за последние полтора года), 8 сентября Ельцин специально позвонил Клинтону и сообщил ему, что Путин — это его окончательный выбор и что он является официальным преемником.
Ельцин сказал Клинтону: «У меня заняло много времени, чтобы подумать, кто мог бы стать президентом России в 2000 году… В конечном итоге я встретил Путина, изучил его биографию, его интересы, его окружение и так далее. Я выяснил, что это твердый человек, который в курсе всего, что происходит под его контролем. Но также он тщательный и сильный, очень общительный. Он легко может наладить хорошие отношения и контакты с людьми, которые являются его партнерами. Я уверен, что вы увидите в нем очень высококвалифицированного партнера», — заявил Ельцин. В том телефонном разговоре Ельцин также выразил уверенность, что кандидатура Путина будет поддержана на выборах в 2000 году.
По возвращении Путина из новой Зеландии, 15 августа, в Москве, министр обороны Сергеев, в присутствии журналистов, под камеры, доложил Путину о том, что сопротивление боевиков в Дагестане подавлено и все они либо уничтожены, либо вынуждены были отступить обратно в Чечню. Уже тогда публика обратила внимание на то, что министр делал доклад Путину, а не Ельцину. Хотя и по конституции и по сложившейся за последние годы традиции, такой доклад должен был принимать президент. Никогда до этого Ельцин не упустил бы возможности под камеры принять такой выигрышный для своего имиджа доклад. Всем стало ясно, что предвыборная кампания Путина набирает обороты.