Живая книга о Ельцине. Глава 11. Выборы-1996
12 апреля, 2023 4:14 пп
Альфред Кох
Кох Альфред:
Часть 1
После празднования Нового года Ельцин, наконец – по-настоящему, вышел на работу. И с места в карьер обвинил всех своих сотрудников (и в первую очередь – Черномырдина) в том, что они “просрали” выборы коммунистам.
Возражать ему никто не осмелился, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что вся его деятельность (и бездеятельность) за последние пару лет и создали тот багаж, с которым проправительственная партия “Наш дом – Россия” во главе с Черномырдиным пошла на выборы.
В этом багаже была и война в Чечне, и теракт в Буденовске, и долгие исчезновения из виду первого лица, и передача главного телеканала страны в руки невесть откуда взявшегося Березовского, про которого было известно лишь то, что он издавал мемуары Ельцина, и многое другое, о чём мы уже здесь писали.
Так или иначе, но уже 4 января Ельцин пригласил к себе руководителя своей администрации Филатова и сообщил ему, что принял решение баллотироваться на пост президента во второй раз. Это стало полным сюрпризом для его окружения (за исключением, возможно, лишь семьи и самых близких членов Президентского клуба).
До сих пор, всю осень (особенно после думских выборов) политики демократической и антикоммунистической направленности гадали: кого правильнее было бы выдвинуть на президентские выборы в противовес Зюганову. Всю осень из Кремля к ним шли сигналы, что в этот раз Ельцин по состоянию здоровья баллотироваться не будет, и поэтому они активно начали поиски сильной кандидатуры от демократического лагеря.
Поскольку поддержка Зюганова была значительной, то одним из важных условий поиска была поддержка такой кандидатуры самыми разными слоями общества. В идеале следовало объединить все его антикоммунистические силы. Разумеется, было бы желательно, чтобы этот кандидат был поддержан ещё и самими Ельциным. Это было важно для того, чтобы обеспечить кандидату поддержку президентского окружения.
Ельцинский аппарат и “Президентский клуб” прямо настаивали на согласовании кандидатуры с ними. Они говорили, что нужно обеспечить преемственность и так далее. В этом был определённый смысл. К тому же лояльность аппарата позволяла если не перетянуть силовиков на свою сторону, то хотя бы обеспечить их нейтралитет.
Тогда обсуждались многие персоналии. В частности, Гайдар предлагал выдвинуть ставшего известным молодого и энергичного губернатора Нижегородской области Бориса Немцова. Немцов был заметен уже на федеральном уровне, пользовался благосклонностью Ельцина и действительно был очень электорален: обаятельный, харизматичный кандидат физико-математических наук, молодой, красивый, статный теннисист, прекрасный оратор и энергичный администратор. В частности, он был известен тем, что у него в области приватизация началась раньше всех. Его любили журналисты, он был популярен не только у себя в Нижнем Новгороде, но пользовался авторитетом и среди других глав субъектов федерации. По мнению многих, он вполне мог потягаться с Зюгановым на этих выборах.
Вторым человеком, имя которого было на слуху в связи с выборами, стал Григорий Явлинский. Но у него была очень сложная история отношений как со сторонниками Гайдара, так и со сторонниками Ельцина. Кроме этого, против его кандидатуры были категорически настроены все кремлёвские аппаратчики. Нечего и говорить, что его поддержка среди региональных элит была практически нулевой. В информационном пространстве он мог рассчитывать лишь на благосклонность тех СМИ, которые к тому моменту контролировал Гусинский, а этого было явно недостаточно, чтобы выйти на президентскую кампанию.
Третьей кандидатурой был Черномырдин. Он не пользовался большой поддержкой демократических активистов, но, скажем так, был приемлемой для них кандидатурой. Зато у него были большие связи в среде директорского корпуса и в регионах. Плюс за ним стоял весь ТЭК (особенно Газпром), то есть практически все деньги страны. И это обстоятельство – в силу своего масштаба – было уже в тот момент не экономическим, а политическим фактором.
Но против Черномырдина был, как мы уже писали, Березовский, а значит и ОРТ. Да и весь “Президентский клуб” настороженно относиться к нему. У каждого из них были к Черномырдину претензии, поскольку правительству часто приходилось отказывать этому клубу лоббистов. И история с Сибнефтью была лишь одним из многочисленных эпизодов.
После событий в Будённовске Черномырдин решительно испортил свои отношения с силовиками в частности, и с “партией войны” в целом. А эта партия не ограничивалась одними лишь силовиками. Достаточно вспомнить, например, Николая Егорова или Олега Сосковца. Да и сам Ельцин, как потом выяснилось, был не вполне доволен “мягкотелостью” Черномырдина и тем способом, которым он решил эту проблему.
Но все эти “смотрины” возможных соперников Зюганова сразу отошли на второй план, когда вооружённый отряд чеченцев напал на дагестанский город Кизляр.
Сразу после Нового года Джохар Дудаев и Аслан Масхадов обратились ко всем чеченцам с призывом активизировать боевые действия против российских войск. И одновременно была подготовлена атака на соседний Дагестан. Замысел, видимо, состоял в том, чтобы война распространилась на весь Кавказ. Память о Кавказской войне и имаме Шамиле, который был аварцем, по замыслу чеченских лидеров, должна была воспламенить сердца народов Дагестана.
Общее руководство операцией Дудаев возложил на Хункара Исрапилова и Салмана Радуева. Исрапилов должен был осуществлять военное руководство операцией, а Радуев – политическое. После захвата Кизляра Радуев должен был вести переговоры с представителями российских властей и СМИ.
9 января большой отряд чеченских боевиков, численностью 250-300 человек на грузовиках, повторяя рейд Басаева, свободно проехал все блокпосты МВД и ворвался в находящийся рядом с чеченской границей Кизляр. Перед штурмом они разбились на несколько групп. Основная группа должна была захватить вертолётную базу, находившуюся на окраине города.
Но поскольку российские спецслужбы уже располагали информацией о готовящемся рейде, ещё 25 декабря они довели её до сведения всех военных и силовиков. Кто-то пропустил эту информацию мимо ушей, а кто-то (как, например, командование вертолетной базы) отнесся к ней серьёзно.
Поэтому, когда рано утром боевики попытались штурмовать базу, они встретили неожиданный и решительный отпор. Первый же грузовик с боевиками был практически в упор расстрелян из пулемётов. Тем не менее, ценой больших потерь, чеченским боевикам удалось проникнуть на территорию базы и взорвать два вертолёта Ми-8 и два бензовоза. Кроме того, они уничтожили склад неуправляемых реактивных снарядов (НУРС). Однако удержаться там им не удалось, и боевики, отказавшись от продолжения штурма вертолётной базы, двинулись с окраины города в его центр, в жилую застройку.
Вторая группа направилась к расположению воинской части N3693, которую охранял батальон внутренних войск МВД. Боевики попытались атаковать её, но, понеся большие потери, и тут вынуждены были отступить в город.
Третья группа, войдя в город сразу, направилась к заводу авиационного приборостроения, где они начали хватать заложников и, прикрываясь ими, двинулись в центр.
После этого все три группы боевиков, соединившись, согнали всех заложников (около трёх тысяч человек) в городской роддом. Разместив заложников на верхних этажах, террористы заминировали второй этаж, а сами забаррикадировались на первом, готовясь держать оборону. В течении дня в город стягивались федеральные силы, которые блокировали боевиков в роддоме.
Сразу после того, как террористы оказались в роддоме, Радуев связался по телефону со всеми ведущими мировыми информационными агентствами и потребовал немедленного вывода всех российских войск из Чечни. Он также потребовал признать недействительными недавно прошедшие в Чечне выборы, в результате которых во главе Чечни оказался Доку Завгаев.
Радуев также сообщил по спутниковому телефону Дудаеву, что нападение на город пошло не по плану, поскольку ни вертолётную базу, ни воинскую часть захватить не удалось. Кроме этого, он сообщил, что группа в результате двух столкновений понесла большие потери, что у них порядка 3000 заложников, и они заблокированы в роддоме. Дудаев понял, что операция провалилась и приказал Радуеву, отпустив заложников, попытаться уйти обратно в Чечню.
Вскоре в Кизляре появился министр внутренних дел Куликов и директор ФСБ, ельцинский любимец, Михаил Барсуков. Они с самого начала заявили, что в этот раз они никаких переговоров с бандитами вести не будут, а проведут операцию по ликвидации банды террористов, чего бы им это не стоило.
Другого мнения были местные, дагестанские, руководители. Для них три тысячи заложников были не абстрактными людьми без имен и фамилий, а их земляками и родственниками, жёнами и дочерьми. Нельзя было допустить, чтобы они стали “collateral damage” (сопутствующими потерями) войсковой операции по ликвидации бандформирования. А именно такую операцию готовили Куликов и Барсуков.
Руководитель Дагестана Магомедали Магомедов и его коллеги по руководству республикой вступили с Радуевым в переговоры. Среди дагестанских руководителей были, в том числе, и этнические чеченцы (например, народный депутат Дагестана Имампаша Чергизбиев), поэтому переговоры шли на чеченском языке, и с обеих сторон их вели чеченцы.
Они договорились о том, что Радуев отпустит всех заложников в обмен на десятерых представителей дагестанского руководства. После этого боевикам дадут возможность уехать обратно в Чечню. На границе с Чечнёй они отпустят оставшихся десять заложников. В ходе переговоров Радуев настоял на том, что он дополнительно оставит в заложниках ещё пятьдесят человек, которых тоже освободит при пересечении административной границы между Дагестаном и Чечнёй.
Также обсудили маршрут, по которому боевики Радуева будут возвращаться в Чечню. Из Кизляра они должны были поехать 80 километров на юг, в село Первомайское, а по пересечении границы – отпустить заложников и ехать ещё 30 километров до села Новогрозненское (теперь Ойсхара), которое контролировали дудаевцы.
Куликов, Барсуков и командующий войсками минобороны генерал Трошев были категорически против. Но дагестанские руководители убедили их в правильности такого шага: ведь после того, как боевики отпустят заложников, от границы до ближайшего чеченского села Азамат-юрт – 6 километров по чистому полю. Там-то силовики и смогут уничтожить всю банду Радуева.
В 5:30 утра 10 января к роддому подъехала колонна грузовиков. Ею руководил первый заместитель министра внутренних дел Дагестана Валерий Беев (он был одним из добровольных заложников). В автомобилях также сидели другие добровольцы. Среди них были министр по делам национальностей правительства Дагестана Магомедсалих Гусаев, министр финансов Дагестана Гамид Гамидов, заместитель председателя Народного собрания Дагестана Абакар Алиев, депутат Народного собрания Дагестана Имампаша Чергизбиев, а также ряд других членов правительства, депутатов и представителей администрации Хасавюртовского района.
И, хотя Радуев большинство заложников отпустил, в последний момент он изменил своё решение и взял с собой дополнительно не пятьдесят, а сто заложников. Все мероприятия с заложниками и погрузка заняли полтора часа и в 7:00 колонна тронулась в путь.
То, что большинство заложников оказались на свободе, было полностью заслугой местных руководителей. Федеральные власти были готовы штурмовать роддом, несмотря на неизбежные многочисленные потери среди мирных граждан.
Проехав на юг от Кизляра 80 километров и миновав селение Первомайское, колонна подъехала к мосту на его окраине, разделяющему Чечню и Дагестан. И тут Радуев неожиданно отказался отпускать заложников и сказал, что они проследуют с ним до Новогрозненского.
Скорее всего, ему сообщили по телефону, что за мостом его ждет засада. Кроме этого, на протяжении всего пути за колонной следовали военные вертолёты, а сама колонна сопровождалась милицейскими машинами, полными автоматчиков.
Радуев, не выпустив заложников, попытался прорваться через мост в Чечню. Мост немедленно был подорван выстрелом ракеты с вертолёта. Военные недвусмысленно дали понять, что они не пустят колонну в Чечню, пока Радуев не отпустит заложников. Но и отпускать их ему не было смысла: стало совершенно очевидно, что как только он их отпустит, его отряд будет уничтожен с воздуха.
В этих условиях Радуев развернул колонну и вернулся в Первомайское. На краю села стоял блокпост внутренних войск. Замыкающий колонну отряд Турпала Атгиреева захватил его, разоружил и взял в плен находившихся там бойцов Новосибирского ОМОНа.
Жители Первомайского покинули село ещё до прихода боевиков. Все захваченные радуевцами заложники были распределены в жилые дома и охранялись боевиками. Само село вскоре было полностью блокировано федеральными войсками.
Следующие три дня (с 11 по 14 января) стороны вели подготовку к неизбежному столкновению. Боевики заставили часть заложников рыть окопы, а другую часть оставили в автобусах, которые были расставлены так, чтобы при обстреле они пострадали первыми. Таким образом боевики хотели предотвратить артиллерийский обстрел села. Радуевский отряд к тому времени насчитывал около 200 бойцов. В плену у них было около 120 заложников.
Федералы стянули к Первомайскому группировку в 2,5 тысячи человек. К месту событий прибыли Куликов и Барсуков. Находившиеся в руках у боевиков руководители Дагестана вышли на переговоры с ними. Вскоре к ним присоединился и сам Радуев.
Но эти переговоры быстро зашли в тупик. Радуев постоянно менял свои требования. Сначала он настаивал на том, чтобы Григорий Явлинский, Борис Громов, Александр Лебедь и Егор Гайдар стали то посредниками в переговорах, то добровольными заложниками. Потом он потребовал, чтобы в переговорах участвовал лично Виктор Черномырдин. Быстро стало очевидным, что он просто тянул время. Он явно рассчитывал на чью-то помощь.
Ельцин с самого начала внимательно следил за ходом антитеррористической операции. 13 января он дал ставшее знаменитым интервью ОРТ, в котором сказал: “Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель, и он всё время видит эту цель. Она, цель, перемещается, и он глазами, так сказать, перемещается. Постоянно, постоянно. Вот таким образом. Ну и по всем другим делам: как задымить, понимаешь, улицы, как дать возможность заложникам убежать…”.
На вопрос корреспондента означает ли это, что на Кавказе российские войска опять начали активные боевые действия против армии Дудаева, Ельцин не ответил. Зато прокомментировал одно из требований боевиков, что в случае, если они отпустят заложников, им гарантировалась амнистия.
Буквально он сказал следующее: “… их последнюю просьбу, оставить безнаказанными этих террористов и бандитов… Ни в одном цивилизованном государстве такого нет! И у нас такой порядок должен быть! Иначе эти же… Вот эти пришли почти половина из Будённовска. Значит они потом из Кизляра придут в другой посёлок. Мы этого хотим? Нет, мы этого не хотим. Мы хотим, всё-таки, чтобы террористы эти были наказаны. И вообще выкорчеваны из чеченской земли. Вот чего мы хотим. И мы этого добьемся!”.
Это интервью показало, что, с одной стороны, силовики убедили Ельцина в том, что операция по ликвидации банды Радуева тщательно подготовлена, и повторения Будённовска не будет, а с другой, они не сообщали ему деталей, которые могли бы как-то поколебать его уверенность в том, что теперь, когда лично он руководил операцией, никакого компромисса с бандитами не
будет.
Если бы они доложили ему реальное положение дел, то он не стал бы говорить, что боевики в Кизляре, и что нельзя допустить того, чтобы они пришли в другой посёлок. Поскольку в момент интервью они уже третий день, как из Кизляра ушли и (как раз!) пришли в другой посёлок: Первомайское. Также осталось неясным, почему Ельцин говорил о том, что этих террористов нужно выкорчевать из чеченской земли, в том время как теракт проходил на территории Дагестана.
Из этого интервью совершенно ясно, что Ельцин критически отнесся к тому способу, которым Черномырдин в его отсутствие разрешил кризис в Будённовске. И что Черномырдин, по мнению Ельцина, проявил тогда мягкотелость и пошёл на поводу у “демократов”. (Недаром он упомянул, что половина из боевиков Радуева участвовала в рейде Басаева). Но теперь-то Ельцин покажет ему мастер-класс – как надо бороться с террористами. И его бравые генералы Куликов и Барсуков именно этим сейчас и занимались.
К середине дня 14 января Первомайское было плотно блокировано тремя кольцами федеральных войск. Но это на бумаге. В реальности же войска не имели общего командования, не имели достаточно боеприпасов и в середине января были выброшены в чистое поле, на холод, без еды, топлива и даже без палаток.
В управлении операцией царил полный хаос. Так, например, больше всего войск было сосредоточено на восточной окраине Первомайского (730 человек). В то время как наиболее вероятное направление прорыва боевиков – западное (в Чечню) – прикрывали лишь подразделения седьмой дивизии ВДВ (80 человек) без артиллерии и авиационного прикрытия.
В 16:00 российское командование прекратило все переговоры с Радуевым. Повисла пауза. Стало ясно, что решение о штурме принято, и его нужно ждать в любую минуту. Поняв это, боевики стали настаивать на выполнении своих требований, в противном случае они грозили расстрелять заложников.
Утром 15 января появилась информация, что боевики расстреляли пришедших к ним на переговоры дагестанских старейшин (по разным данным, от двух до семи) и шесть милиционеров-заложников. Российские силовики предприняли безуспешную попытку возобновить переговоры и только после этого начали штурм.
Командовал операцией первый заместитель Барсукова, генерал-полковник ФСБ Виктор Зорин. Операция предполагала использование вертолётов, артиллерии, танков и БТР. Было принято решение действовать максимально жёстко и уничтожить боевиков невзирая на то, что могли пострадать и заложники.
После малоэффективного вертолётного и артиллерийского обстрела девять штурмовых групп – отряд специального назначения «Витязь», специальные отряды быстрого реагирования (СОБР) и подразделения 22 отдельной бригады специального назначения ГРУ ГШ — пошли на штурм.
Во втором эшелоне в полной готовности к штурму строений, в которых могли находиться заложники, шла группа антитеррористического центра «Альфа».
К середине дня отряд «Витязь» захватил первую линию обороны боевиков и вошёл с юго-востока внутрь села. Остальные, наткнувшись на яростное сопротивление, вынуждены были остановиться. Через два часа, понеся потери, остановился и «Витязь». С наступлением сумерек всем подразделениям было приказано отойти на исходные позиции.
16 января штурм повторился с тем же результатом. Понеся большие потери (15 человек убитыми), федеральные силы вынуждены были вернуться на окраину села. Вторую линию обороны боевиков прорвать так и не удалось.
Но, судя по всему, в Москву Ельцину неслись бравурные доклады о том, что операция идёт по плану, и боевики скоро будут уничтожены. Что никто с ними не собирался миндальничать (не то, что летом в Будённовске). Все интонации официальных сообщений из Первомайского были проникнуты сопоставлением тогдашней мягкотелости с нынешней непреклонностью.
Ясно было, что силовики угадывали настроение своего шефа – Ельцина – и пытались убедить его в собственной дееспособности (а свой будённовский провал – списать на вмешательство Черномырдина). Воодушевлённый такими известиями, Ельцин решил, что настала пора опять показать свой крутой нрав. Тем более что у него за спиной были его верные и бравые ребята-силовики, с которыми ему любые задачи были по плечу.
Поэтому в этот же день он уволил главу своей администрации Сергея Филатова, а вместо него вернул из опалы автора идеи “проучить Дудаева” и адепта “твёрдой руки” Николай Егорова.
Также он уволил ставшего символом рыночных реформ Чубайса с поста первого заместителя Черномырдина. Говорят, что это увольнение он сопроводил словами о том, что, если бы он уволил Чубайса ещё летом, то “Наш дом Россия” набрал бы не 10%, а 20% голосов.
Одновременно с этим, Ельцин создал штаб по своему переизбранию на пост президента и назначил своего любимца Сосковца начальником этого штаба. Это был более чем прозрачный намёк на то, что после победы Ельцина на выборах Черномырдину не стоило рассчитывать на пост премьера: его займёт Сосковец.
По всему было видно, что Ельцин окончательно определился со своей политической линией и решительно рвал уже со всеми остатками либерализма в своей команде. Теперь он твердо решил сделать ставку на силовиков, во главе которых стоял его “кровный брат” и верный охранник Александр Коржаков.
В этот же день, 16 января, в турецком порту Трабзон террористами во главе с М. Токджаном (воевавшим, по его утверждению, в батальоне Басаева) был захвачен паром «Авразия». На его борту были преимущественно россияне. Террористы выдвинули требование: снять блокаду села Первомайское и вообще вывести все федеральных войска с Северного Кавказа. Разумеется, об этом стало известно боевикам Радуева и воодушевило их на дальнейшее сопротивление.
Турецкие спецслужбы немедленно блокировали паром и вступили в переговоры с террористами. Параллельно они начали готовить операцию по освобождению заложников.
Весь день 17 января стороны в Первомайском готовились к следующему штурму. А за полчаса до полуночи скрытно проникшая из Чечни в Дагестан группа боевиков под руководством Басаева подошла к селу Советское в трёх километрах к югу от Первомайского и сходу начала атаковать внешнее кольцо окружения. Федералы вступили с ней бой. В этот момент навстречу Басаеву из Первомайского пошла на прорыв небольшая группа боевиков.
Они шли в полный рост, стреляя из автоматов. Было видно, что это, в основном, раненые боевики, не способные к долгому бою и тяжёлому переходу. Как оказалось, это были смертники, задача которых заключалась в том, чтобы федералы поверили в серьёзность их намерения прорываться на юг, к Басаеву, в сторону Советского. Это им удалось: Куликов с Барсуковым бросили все силы на отражение этой атаки.
В это время основная группа боевиков во главе с Исрапиловым и Радуевым, захватив 32 заложника, пошла на прорыв в западном направлении, в сторону Чечни. Защищавшая эту дорогу небольшая группа вооружённых лишь автоматами российских военнослужащих была почти полностью уничтожена.
Ночное преследование чеченских боевиков ни к чему не привело, и им удалось скрыться. Таким образом, операция по уничтожению группы Радуева-Исрапилова полностью провалилась. А спасённые заложники вряд ли могли быть утешением: Радуев предлагал освободить их ещё 10 января, но тогда федералы не дали ему уехать в Чечню.
Таким образом, те заложники и российские солдаты, которые погибли после 10 января, погибли фактически из-за упрямства и некомпетентности Куликова и Барсукова. Профессионализм российских силовиков в который раз оказался не соответствующим их амбициям.
19 января турецкие подразделения по борьбе терроризмом начали спецоперацию по освобождению заложников на пароме “Авразия”. В результате все заложники были освобождены, а террористы – арестованы. Никто в результате той операции не пострадал.
23 января в Новогрозненском боевики добровольно освободили 20 заложников. В их руках остались только 12 новосибирских омоновцев, которых они захватили в плен, когда входили в Первомайское. Их они согласились освободить только в обмен на полную амнистию всем участникам рейда в Кизляр.
Ельцин, а за ним и Куликов с Барсуковым, публично выступили категорически против такой амнистии. Они обещали родным и близким омоновцев некую “спецоперацию” по их освобождению, которая будто бы готовилась в недрах ФСБ. Но люди, наученные горьким опытом операции в Первомайском, им уже не очень-то верили.
Прошли две недели, а заложники всё ещё оставались в руках у боевиков. Наконец, 9 февраля, вопреки позиции президента и силовых ведомств, Госдума, по просьбе родных и близких пленных омоновцев, приняла-таки постановление об амнистии, которое требовали чеченцы. После этого новосибирские омоновцы были обменены на захваченных в Первомайском живых боевиков и тела их убитых товарищей.
Неизвестно, каким образом силовикам удалось выдать полный провал операции за её несомненный успех, но, судя по реакции Ельцина, он остался очень доволен тем, как она закончилась. Это видно хотя бы из того, что никто из силовиков в итоге не пострадал.
Действительно ли Ельцин верил в то, что операция была успешной, или делал хорошую мину при плохой игре – теперь уже установить невозможно.
В последствии и Барсуков, и Куликов дали множество интервью, в которых описывали, как лихо они уничтожили банду Радуева. При этом они всякий раз ругали Черномырдина и говорили, что это именно он был виноват в том, что в Будённовске им не дали сделать всё также здорово, как и в Первомайском. И вообще, если верить их словам, войну в Чечне именно Черномырдин и устроил.
Незадолго до этой амнистии, 29 января, в Кремль к Ельцину приехал Борис Немцов. Дело в том, что 12 января, вернувшись с митинга по случаю похорон погибших в Чечне нижегородцев, он написал Ельцину письмо с требованием немедленно остановить войну.
В этом письме он, в частности, написал: «Многие месяцы подряд в Чечне, не переставая, льётся кровь и гибнут люди. Многие месяцы, словно открытая рана, Чечня причиняет боль всей России, теряющей своих сыновей. Только в нашей области уже сорок три семьи посетило тяжёлое горе утраты, но это ещё не полный счет…. Кровопролитие должно быть остановлено самым решительным образом. Мы призываем Вас, господин Президент, приложить все усилия, принять все меры, чтобы пресечь военные действия с обеих сторон, более всего дорожа жизнью сограждан и честью страны».
Об этом своём письме он рассказал по областному радио. После этого на Немцова обрушился град звонков и писем с требованием поставить и подписи звонивших и писавших под этим письмом. Тогда он объявил по области сбор подписей под обращением к Ельцину с требованием прекратить войну. В течении 10 дней в области с населением 3,7 миллиона человек был собран 1 миллион подписей.
И вот он приехал в Кремль на “Газели”, до верху гружёной папками с подписями нижегородцев. Разумеется, он договорился с Ельциным о встрече заранее, но о том, что он привезёт миллион подписей против войны в Чечне, президента он не предупредил.
Разговор получился очень странный. Ельцин был явно недоволен этой инициативой Немцова. Ельцин спросил:
– А если бы я тебе поручил по всей России подписи собрать, сколько бы ты принес?
Немцов ответил:
– Я не так известен в России как Нижнем, но думаю, миллионов 40 – 50 собрал бы…
После неловкой паузы Ельцин проговорил сквозь зубы:
– У меня к тебе один вопрос: эти подписи за меня или против меня?
Немцов ответил дипломатично:
– Это зависит от ваших действий. Остановите войну в Чечне – значит, за вас. Нет – значит, против.
Ельцин лишь промолвил:
– Я понял.
После этого беседа приняла совсем уже удивительный оборот. Помня уговоры Гайдара, Немцов решил узнать у Ельцина его отношение к идее выдвинуть его (Немцова) вместо него (Ельцина) на выборах президента. Это было совершенно в духе Немцова. Он всегда предпочитал открытый разговор. Но в этот раз он решил зайти издалека, и начал расспрашивать Ельцина о его планах.
Ельцин сразу сказал, что собирается баллотироваться во второй раз. Тут Немцов отбросил всякую дипломатичность, и у него вполне искренне вырвалось:
– Борис Николаевич! У вас рейтинг 3%! Как вы собираетесь конкурировать с Зюгановым, у которого уже сейчас, на старте, 30% поддержки?
Ельцин молча встал, подошёл к своему столу, взял с него какую-то бумагу и протянул её Немцову:
– На, читай!
Это была записка от федерального агентства правительственной информации (ФАПСИ), из которой следовало, что поддержка Ельцина находилась на уровне 50%. Насладившись произведённым эффектом, Ельцин безапелляционно заявил:
– Слухи о том, что у меня низкий рейтинг, распространяют враги России.
Немцов знал, что ФАПСИ находилось в подчинении Коржакова. Он понял, что разговор закончен, и пора уходить. Оставалось мысленно перекреститься, что он не поднял тему собственного выдвижения.
Но и уже сказанного было достаточно, чтобы Ельцин в этот же день отключил губернатору Нижегородской области правительственную связь и дал команду Минфину прекратить все трансферные выплаты области из федерального бюджета (даже те, что были в бюджете предусмотрены).
Всем стало теперь уже совершенно ясно, что Ельцин твёрдо решил избираться второй раз. И что в этот раз он пойдёт на выборы как вождь партии силовиков. Эпизод с Немцовым развеял последние иллюзии на этот счет.
Альфред Кох
Кох Альфред:
Часть 1
После празднования Нового года Ельцин, наконец – по-настоящему, вышел на работу. И с места в карьер обвинил всех своих сотрудников (и в первую очередь – Черномырдина) в том, что они “просрали” выборы коммунистам.
Возражать ему никто не осмелился, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что вся его деятельность (и бездеятельность) за последние пару лет и создали тот багаж, с которым проправительственная партия “Наш дом – Россия” во главе с Черномырдиным пошла на выборы.
В этом багаже была и война в Чечне, и теракт в Буденовске, и долгие исчезновения из виду первого лица, и передача главного телеканала страны в руки невесть откуда взявшегося Березовского, про которого было известно лишь то, что он издавал мемуары Ельцина, и многое другое, о чём мы уже здесь писали.
Так или иначе, но уже 4 января Ельцин пригласил к себе руководителя своей администрации Филатова и сообщил ему, что принял решение баллотироваться на пост президента во второй раз. Это стало полным сюрпризом для его окружения (за исключением, возможно, лишь семьи и самых близких членов Президентского клуба).
До сих пор, всю осень (особенно после думских выборов) политики демократической и антикоммунистической направленности гадали: кого правильнее было бы выдвинуть на президентские выборы в противовес Зюганову. Всю осень из Кремля к ним шли сигналы, что в этот раз Ельцин по состоянию здоровья баллотироваться не будет, и поэтому они активно начали поиски сильной кандидатуры от демократического лагеря.
Поскольку поддержка Зюганова была значительной, то одним из важных условий поиска была поддержка такой кандидатуры самыми разными слоями общества. В идеале следовало объединить все его антикоммунистические силы. Разумеется, было бы желательно, чтобы этот кандидат был поддержан ещё и самими Ельциным. Это было важно для того, чтобы обеспечить кандидату поддержку президентского окружения.
Ельцинский аппарат и “Президентский клуб” прямо настаивали на согласовании кандидатуры с ними. Они говорили, что нужно обеспечить преемственность и так далее. В этом был определённый смысл. К тому же лояльность аппарата позволяла если не перетянуть силовиков на свою сторону, то хотя бы обеспечить их нейтралитет.
Тогда обсуждались многие персоналии. В частности, Гайдар предлагал выдвинуть ставшего известным молодого и энергичного губернатора Нижегородской области Бориса Немцова. Немцов был заметен уже на федеральном уровне, пользовался благосклонностью Ельцина и действительно был очень электорален: обаятельный, харизматичный кандидат физико-математических наук, молодой, красивый, статный теннисист, прекрасный оратор и энергичный администратор. В частности, он был известен тем, что у него в области приватизация началась раньше всех. Его любили журналисты, он был популярен не только у себя в Нижнем Новгороде, но пользовался авторитетом и среди других глав субъектов федерации. По мнению многих, он вполне мог потягаться с Зюгановым на этих выборах.
Вторым человеком, имя которого было на слуху в связи с выборами, стал Григорий Явлинский. Но у него была очень сложная история отношений как со сторонниками Гайдара, так и со сторонниками Ельцина. Кроме этого, против его кандидатуры были категорически настроены все кремлёвские аппаратчики. Нечего и говорить, что его поддержка среди региональных элит была практически нулевой. В информационном пространстве он мог рассчитывать лишь на благосклонность тех СМИ, которые к тому моменту контролировал Гусинский, а этого было явно недостаточно, чтобы выйти на президентскую кампанию.
Третьей кандидатурой был Черномырдин. Он не пользовался большой поддержкой демократических активистов, но, скажем так, был приемлемой для них кандидатурой. Зато у него были большие связи в среде директорского корпуса и в регионах. Плюс за ним стоял весь ТЭК (особенно Газпром), то есть практически все деньги страны. И это обстоятельство – в силу своего масштаба – было уже в тот момент не экономическим, а политическим фактором.
Но против Черномырдина был, как мы уже писали, Березовский, а значит и ОРТ. Да и весь “Президентский клуб” настороженно относиться к нему. У каждого из них были к Черномырдину претензии, поскольку правительству часто приходилось отказывать этому клубу лоббистов. И история с Сибнефтью была лишь одним из многочисленных эпизодов.
После событий в Будённовске Черномырдин решительно испортил свои отношения с силовиками в частности, и с “партией войны” в целом. А эта партия не ограничивалась одними лишь силовиками. Достаточно вспомнить, например, Николая Егорова или Олега Сосковца. Да и сам Ельцин, как потом выяснилось, был не вполне доволен “мягкотелостью” Черномырдина и тем способом, которым он решил эту проблему.
Но все эти “смотрины” возможных соперников Зюганова сразу отошли на второй план, когда вооружённый отряд чеченцев напал на дагестанский город Кизляр.
Сразу после Нового года Джохар Дудаев и Аслан Масхадов обратились ко всем чеченцам с призывом активизировать боевые действия против российских войск. И одновременно была подготовлена атака на соседний Дагестан. Замысел, видимо, состоял в том, чтобы война распространилась на весь Кавказ. Память о Кавказской войне и имаме Шамиле, который был аварцем, по замыслу чеченских лидеров, должна была воспламенить сердца народов Дагестана.
Общее руководство операцией Дудаев возложил на Хункара Исрапилова и Салмана Радуева. Исрапилов должен был осуществлять военное руководство операцией, а Радуев – политическое. После захвата Кизляра Радуев должен был вести переговоры с представителями российских властей и СМИ.
9 января большой отряд чеченских боевиков, численностью 250-300 человек на грузовиках, повторяя рейд Басаева, свободно проехал все блокпосты МВД и ворвался в находящийся рядом с чеченской границей Кизляр. Перед штурмом они разбились на несколько групп. Основная группа должна была захватить вертолётную базу, находившуюся на окраине города.
Но поскольку российские спецслужбы уже располагали информацией о готовящемся рейде, ещё 25 декабря они довели её до сведения всех военных и силовиков. Кто-то пропустил эту информацию мимо ушей, а кто-то (как, например, командование вертолетной базы) отнесся к ней серьёзно.
Поэтому, когда рано утром боевики попытались штурмовать базу, они встретили неожиданный и решительный отпор. Первый же грузовик с боевиками был практически в упор расстрелян из пулемётов. Тем не менее, ценой больших потерь, чеченским боевикам удалось проникнуть на территорию базы и взорвать два вертолёта Ми-8 и два бензовоза. Кроме того, они уничтожили склад неуправляемых реактивных снарядов (НУРС). Однако удержаться там им не удалось, и боевики, отказавшись от продолжения штурма вертолётной базы, двинулись с окраины города в его центр, в жилую застройку.
Вторая группа направилась к расположению воинской части N3693, которую охранял батальон внутренних войск МВД. Боевики попытались атаковать её, но, понеся большие потери, и тут вынуждены были отступить в город.
Третья группа, войдя в город сразу, направилась к заводу авиационного приборостроения, где они начали хватать заложников и, прикрываясь ими, двинулись в центр.
После этого все три группы боевиков, соединившись, согнали всех заложников (около трёх тысяч человек) в городской роддом. Разместив заложников на верхних этажах, террористы заминировали второй этаж, а сами забаррикадировались на первом, готовясь держать оборону. В течении дня в город стягивались федеральные силы, которые блокировали боевиков в роддоме.
Сразу после того, как террористы оказались в роддоме, Радуев связался по телефону со всеми ведущими мировыми информационными агентствами и потребовал немедленного вывода всех российских войск из Чечни. Он также потребовал признать недействительными недавно прошедшие в Чечне выборы, в результате которых во главе Чечни оказался Доку Завгаев.
Радуев также сообщил по спутниковому телефону Дудаеву, что нападение на город пошло не по плану, поскольку ни вертолётную базу, ни воинскую часть захватить не удалось. Кроме этого, он сообщил, что группа в результате двух столкновений понесла большие потери, что у них порядка 3000 заложников, и они заблокированы в роддоме. Дудаев понял, что операция провалилась и приказал Радуеву, отпустив заложников, попытаться уйти обратно в Чечню.
Вскоре в Кизляре появился министр внутренних дел Куликов и директор ФСБ, ельцинский любимец, Михаил Барсуков. Они с самого начала заявили, что в этот раз они никаких переговоров с бандитами вести не будут, а проведут операцию по ликвидации банды террористов, чего бы им это не стоило.
Другого мнения были местные, дагестанские, руководители. Для них три тысячи заложников были не абстрактными людьми без имен и фамилий, а их земляками и родственниками, жёнами и дочерьми. Нельзя было допустить, чтобы они стали “collateral damage” (сопутствующими потерями) войсковой операции по ликвидации бандформирования. А именно такую операцию готовили Куликов и Барсуков.
Руководитель Дагестана Магомедали Магомедов и его коллеги по руководству республикой вступили с Радуевым в переговоры. Среди дагестанских руководителей были, в том числе, и этнические чеченцы (например, народный депутат Дагестана Имампаша Чергизбиев), поэтому переговоры шли на чеченском языке, и с обеих сторон их вели чеченцы.
Они договорились о том, что Радуев отпустит всех заложников в обмен на десятерых представителей дагестанского руководства. После этого боевикам дадут возможность уехать обратно в Чечню. На границе с Чечнёй они отпустят оставшихся десять заложников. В ходе переговоров Радуев настоял на том, что он дополнительно оставит в заложниках ещё пятьдесят человек, которых тоже освободит при пересечении административной границы между Дагестаном и Чечнёй.
Также обсудили маршрут, по которому боевики Радуева будут возвращаться в Чечню. Из Кизляра они должны были поехать 80 километров на юг, в село Первомайское, а по пересечении границы – отпустить заложников и ехать ещё 30 километров до села Новогрозненское (теперь Ойсхара), которое контролировали дудаевцы.
Куликов, Барсуков и командующий войсками минобороны генерал Трошев были категорически против. Но дагестанские руководители убедили их в правильности такого шага: ведь после того, как боевики отпустят заложников, от границы до ближайшего чеченского села Азамат-юрт – 6 километров по чистому полю. Там-то силовики и смогут уничтожить всю банду Радуева.
В 5:30 утра 10 января к роддому подъехала колонна грузовиков. Ею руководил первый заместитель министра внутренних дел Дагестана Валерий Беев (он был одним из добровольных заложников). В автомобилях также сидели другие добровольцы. Среди них были министр по делам национальностей правительства Дагестана Магомедсалих Гусаев, министр финансов Дагестана Гамид Гамидов, заместитель председателя Народного собрания Дагестана Абакар Алиев, депутат Народного собрания Дагестана Имампаша Чергизбиев, а также ряд других членов правительства, депутатов и представителей администрации Хасавюртовского района.
И, хотя Радуев большинство заложников отпустил, в последний момент он изменил своё решение и взял с собой дополнительно не пятьдесят, а сто заложников. Все мероприятия с заложниками и погрузка заняли полтора часа и в 7:00 колонна тронулась в путь.
То, что большинство заложников оказались на свободе, было полностью заслугой местных руководителей. Федеральные власти были готовы штурмовать роддом, несмотря на неизбежные многочисленные потери среди мирных граждан.
Проехав на юг от Кизляра 80 километров и миновав селение Первомайское, колонна подъехала к мосту на его окраине, разделяющему Чечню и Дагестан. И тут Радуев неожиданно отказался отпускать заложников и сказал, что они проследуют с ним до Новогрозненского.
Скорее всего, ему сообщили по телефону, что за мостом его ждет засада. Кроме этого, на протяжении всего пути за колонной следовали военные вертолёты, а сама колонна сопровождалась милицейскими машинами, полными автоматчиков.
Радуев, не выпустив заложников, попытался прорваться через мост в Чечню. Мост немедленно был подорван выстрелом ракеты с вертолёта. Военные недвусмысленно дали понять, что они не пустят колонну в Чечню, пока Радуев не отпустит заложников. Но и отпускать их ему не было смысла: стало совершенно очевидно, что как только он их отпустит, его отряд будет уничтожен с воздуха.
В этих условиях Радуев развернул колонну и вернулся в Первомайское. На краю села стоял блокпост внутренних войск. Замыкающий колонну отряд Турпала Атгиреева захватил его, разоружил и взял в плен находившихся там бойцов Новосибирского ОМОНа.
Жители Первомайского покинули село ещё до прихода боевиков. Все захваченные радуевцами заложники были распределены в жилые дома и охранялись боевиками. Само село вскоре было полностью блокировано федеральными войсками.
Следующие три дня (с 11 по 14 января) стороны вели подготовку к неизбежному столкновению. Боевики заставили часть заложников рыть окопы, а другую часть оставили в автобусах, которые были расставлены так, чтобы при обстреле они пострадали первыми. Таким образом боевики хотели предотвратить артиллерийский обстрел села. Радуевский отряд к тому времени насчитывал около 200 бойцов. В плену у них было около 120 заложников.
Федералы стянули к Первомайскому группировку в 2,5 тысячи человек. К месту событий прибыли Куликов и Барсуков. Находившиеся в руках у боевиков руководители Дагестана вышли на переговоры с ними. Вскоре к ним присоединился и сам Радуев.
Но эти переговоры быстро зашли в тупик. Радуев постоянно менял свои требования. Сначала он настаивал на том, чтобы Григорий Явлинский, Борис Громов, Александр Лебедь и Егор Гайдар стали то посредниками в переговорах, то добровольными заложниками. Потом он потребовал, чтобы в переговорах участвовал лично Виктор Черномырдин. Быстро стало очевидным, что он просто тянул время. Он явно рассчитывал на чью-то помощь.
Ельцин с самого начала внимательно следил за ходом антитеррористической операции. 13 января он дал ставшее знаменитым интервью ОРТ, в котором сказал: “Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель, и он всё время видит эту цель. Она, цель, перемещается, и он глазами, так сказать, перемещается. Постоянно, постоянно. Вот таким образом. Ну и по всем другим делам: как задымить, понимаешь, улицы, как дать возможность заложникам убежать…”.
На вопрос корреспондента означает ли это, что на Кавказе российские войска опять начали активные боевые действия против армии Дудаева, Ельцин не ответил. Зато прокомментировал одно из требований боевиков, что в случае, если они отпустят заложников, им гарантировалась амнистия.
Буквально он сказал следующее: “… их последнюю просьбу, оставить безнаказанными этих террористов и бандитов… Ни в одном цивилизованном государстве такого нет! И у нас такой порядок должен быть! Иначе эти же… Вот эти пришли почти половина из Будённовска. Значит они потом из Кизляра придут в другой посёлок. Мы этого хотим? Нет, мы этого не хотим. Мы хотим, всё-таки, чтобы террористы эти были наказаны. И вообще выкорчеваны из чеченской земли. Вот чего мы хотим. И мы этого добьемся!”.
Это интервью показало, что, с одной стороны, силовики убедили Ельцина в том, что операция по ликвидации банды Радуева тщательно подготовлена, и повторения Будённовска не будет, а с другой, они не сообщали ему деталей, которые могли бы как-то поколебать его уверенность в том, что теперь, когда лично он руководил операцией, никакого компромисса с бандитами не
будет.
Если бы они доложили ему реальное положение дел, то он не стал бы говорить, что боевики в Кизляре, и что нельзя допустить того, чтобы они пришли в другой посёлок. Поскольку в момент интервью они уже третий день, как из Кизляра ушли и (как раз!) пришли в другой посёлок: Первомайское. Также осталось неясным, почему Ельцин говорил о том, что этих террористов нужно выкорчевать из чеченской земли, в том время как теракт проходил на территории Дагестана.
Из этого интервью совершенно ясно, что Ельцин критически отнесся к тому способу, которым Черномырдин в его отсутствие разрешил кризис в Будённовске. И что Черномырдин, по мнению Ельцина, проявил тогда мягкотелость и пошёл на поводу у “демократов”. (Недаром он упомянул, что половина из боевиков Радуева участвовала в рейде Басаева). Но теперь-то Ельцин покажет ему мастер-класс – как надо бороться с террористами. И его бравые генералы Куликов и Барсуков именно этим сейчас и занимались.
К середине дня 14 января Первомайское было плотно блокировано тремя кольцами федеральных войск. Но это на бумаге. В реальности же войска не имели общего командования, не имели достаточно боеприпасов и в середине января были выброшены в чистое поле, на холод, без еды, топлива и даже без палаток.
В управлении операцией царил полный хаос. Так, например, больше всего войск было сосредоточено на восточной окраине Первомайского (730 человек). В то время как наиболее вероятное направление прорыва боевиков – западное (в Чечню) – прикрывали лишь подразделения седьмой дивизии ВДВ (80 человек) без артиллерии и авиационного прикрытия.
В 16:00 российское командование прекратило все переговоры с Радуевым. Повисла пауза. Стало ясно, что решение о штурме принято, и его нужно ждать в любую минуту. Поняв это, боевики стали настаивать на выполнении своих требований, в противном случае они грозили расстрелять заложников.
Утром 15 января появилась информация, что боевики расстреляли пришедших к ним на переговоры дагестанских старейшин (по разным данным, от двух до семи) и шесть милиционеров-заложников. Российские силовики предприняли безуспешную попытку возобновить переговоры и только после этого начали штурм.
Командовал операцией первый заместитель Барсукова, генерал-полковник ФСБ Виктор Зорин. Операция предполагала использование вертолётов, артиллерии, танков и БТР. Было принято решение действовать максимально жёстко и уничтожить боевиков невзирая на то, что могли пострадать и заложники.
После малоэффективного вертолётного и артиллерийского обстрела девять штурмовых групп – отряд специального назначения «Витязь», специальные отряды быстрого реагирования (СОБР) и подразделения 22 отдельной бригады специального назначения ГРУ ГШ — пошли на штурм.
Во втором эшелоне в полной готовности к штурму строений, в которых могли находиться заложники, шла группа антитеррористического центра «Альфа».
К середине дня отряд «Витязь» захватил первую линию обороны боевиков и вошёл с юго-востока внутрь села. Остальные, наткнувшись на яростное сопротивление, вынуждены были остановиться. Через два часа, понеся потери, остановился и «Витязь». С наступлением сумерек всем подразделениям было приказано отойти на исходные позиции.
16 января штурм повторился с тем же результатом. Понеся большие потери (15 человек убитыми), федеральные силы вынуждены были вернуться на окраину села. Вторую линию обороны боевиков прорвать так и не удалось.
Но, судя по всему, в Москву Ельцину неслись бравурные доклады о том, что операция идёт по плану, и боевики скоро будут уничтожены. Что никто с ними не собирался миндальничать (не то, что летом в Будённовске). Все интонации официальных сообщений из Первомайского были проникнуты сопоставлением тогдашней мягкотелости с нынешней непреклонностью.
Ясно было, что силовики угадывали настроение своего шефа – Ельцина – и пытались убедить его в собственной дееспособности (а свой будённовский провал – списать на вмешательство Черномырдина). Воодушевлённый такими известиями, Ельцин решил, что настала пора опять показать свой крутой нрав. Тем более что у него за спиной были его верные и бравые ребята-силовики, с которыми ему любые задачи были по плечу.
Поэтому в этот же день он уволил главу своей администрации Сергея Филатова, а вместо него вернул из опалы автора идеи “проучить Дудаева” и адепта “твёрдой руки” Николай Егорова.
Также он уволил ставшего символом рыночных реформ Чубайса с поста первого заместителя Черномырдина. Говорят, что это увольнение он сопроводил словами о том, что, если бы он уволил Чубайса ещё летом, то “Наш дом Россия” набрал бы не 10%, а 20% голосов.
Одновременно с этим, Ельцин создал штаб по своему переизбранию на пост президента и назначил своего любимца Сосковца начальником этого штаба. Это был более чем прозрачный намёк на то, что после победы Ельцина на выборах Черномырдину не стоило рассчитывать на пост премьера: его займёт Сосковец.
По всему было видно, что Ельцин окончательно определился со своей политической линией и решительно рвал уже со всеми остатками либерализма в своей команде. Теперь он твердо решил сделать ставку на силовиков, во главе которых стоял его “кровный брат” и верный охранник Александр Коржаков.
В этот же день, 16 января, в турецком порту Трабзон террористами во главе с М. Токджаном (воевавшим, по его утверждению, в батальоне Басаева) был захвачен паром «Авразия». На его борту были преимущественно россияне. Террористы выдвинули требование: снять блокаду села Первомайское и вообще вывести все федеральных войска с Северного Кавказа. Разумеется, об этом стало известно боевикам Радуева и воодушевило их на дальнейшее сопротивление.
Турецкие спецслужбы немедленно блокировали паром и вступили в переговоры с террористами. Параллельно они начали готовить операцию по освобождению заложников.
Весь день 17 января стороны в Первомайском готовились к следующему штурму. А за полчаса до полуночи скрытно проникшая из Чечни в Дагестан группа боевиков под руководством Басаева подошла к селу Советское в трёх километрах к югу от Первомайского и сходу начала атаковать внешнее кольцо окружения. Федералы вступили с ней бой. В этот момент навстречу Басаеву из Первомайского пошла на прорыв небольшая группа боевиков.
Они шли в полный рост, стреляя из автоматов. Было видно, что это, в основном, раненые боевики, не способные к долгому бою и тяжёлому переходу. Как оказалось, это были смертники, задача которых заключалась в том, чтобы федералы поверили в серьёзность их намерения прорываться на юг, к Басаеву, в сторону Советского. Это им удалось: Куликов с Барсуковым бросили все силы на отражение этой атаки.
В это время основная группа боевиков во главе с Исрапиловым и Радуевым, захватив 32 заложника, пошла на прорыв в западном направлении, в сторону Чечни. Защищавшая эту дорогу небольшая группа вооружённых лишь автоматами российских военнослужащих была почти полностью уничтожена.
Ночное преследование чеченских боевиков ни к чему не привело, и им удалось скрыться. Таким образом, операция по уничтожению группы Радуева-Исрапилова полностью провалилась. А спасённые заложники вряд ли могли быть утешением: Радуев предлагал освободить их ещё 10 января, но тогда федералы не дали ему уехать в Чечню.
Таким образом, те заложники и российские солдаты, которые погибли после 10 января, погибли фактически из-за упрямства и некомпетентности Куликова и Барсукова. Профессионализм российских силовиков в который раз оказался не соответствующим их амбициям.
19 января турецкие подразделения по борьбе терроризмом начали спецоперацию по освобождению заложников на пароме “Авразия”. В результате все заложники были освобождены, а террористы – арестованы. Никто в результате той операции не пострадал.
23 января в Новогрозненском боевики добровольно освободили 20 заложников. В их руках остались только 12 новосибирских омоновцев, которых они захватили в плен, когда входили в Первомайское. Их они согласились освободить только в обмен на полную амнистию всем участникам рейда в Кизляр.
Ельцин, а за ним и Куликов с Барсуковым, публично выступили категорически против такой амнистии. Они обещали родным и близким омоновцев некую “спецоперацию” по их освобождению, которая будто бы готовилась в недрах ФСБ. Но люди, наученные горьким опытом операции в Первомайском, им уже не очень-то верили.
Прошли две недели, а заложники всё ещё оставались в руках у боевиков. Наконец, 9 февраля, вопреки позиции президента и силовых ведомств, Госдума, по просьбе родных и близких пленных омоновцев, приняла-таки постановление об амнистии, которое требовали чеченцы. После этого новосибирские омоновцы были обменены на захваченных в Первомайском живых боевиков и тела их убитых товарищей.
Неизвестно, каким образом силовикам удалось выдать полный провал операции за её несомненный успех, но, судя по реакции Ельцина, он остался очень доволен тем, как она закончилась. Это видно хотя бы из того, что никто из силовиков в итоге не пострадал.
Действительно ли Ельцин верил в то, что операция была успешной, или делал хорошую мину при плохой игре – теперь уже установить невозможно.
В последствии и Барсуков, и Куликов дали множество интервью, в которых описывали, как лихо они уничтожили банду Радуева. При этом они всякий раз ругали Черномырдина и говорили, что это именно он был виноват в том, что в Будённовске им не дали сделать всё также здорово, как и в Первомайском. И вообще, если верить их словам, войну в Чечне именно Черномырдин и устроил.
Незадолго до этой амнистии, 29 января, в Кремль к Ельцину приехал Борис Немцов. Дело в том, что 12 января, вернувшись с митинга по случаю похорон погибших в Чечне нижегородцев, он написал Ельцину письмо с требованием немедленно остановить войну.
В этом письме он, в частности, написал: «Многие месяцы подряд в Чечне, не переставая, льётся кровь и гибнут люди. Многие месяцы, словно открытая рана, Чечня причиняет боль всей России, теряющей своих сыновей. Только в нашей области уже сорок три семьи посетило тяжёлое горе утраты, но это ещё не полный счет…. Кровопролитие должно быть остановлено самым решительным образом. Мы призываем Вас, господин Президент, приложить все усилия, принять все меры, чтобы пресечь военные действия с обеих сторон, более всего дорожа жизнью сограждан и честью страны».
Об этом своём письме он рассказал по областному радио. После этого на Немцова обрушился град звонков и писем с требованием поставить и подписи звонивших и писавших под этим письмом. Тогда он объявил по области сбор подписей под обращением к Ельцину с требованием прекратить войну. В течении 10 дней в области с населением 3,7 миллиона человек был собран 1 миллион подписей.
И вот он приехал в Кремль на “Газели”, до верху гружёной папками с подписями нижегородцев. Разумеется, он договорился с Ельциным о встрече заранее, но о том, что он привезёт миллион подписей против войны в Чечне, президента он не предупредил.
Разговор получился очень странный. Ельцин был явно недоволен этой инициативой Немцова. Ельцин спросил:
– А если бы я тебе поручил по всей России подписи собрать, сколько бы ты принес?
Немцов ответил:
– Я не так известен в России как Нижнем, но думаю, миллионов 40 – 50 собрал бы…
После неловкой паузы Ельцин проговорил сквозь зубы:
– У меня к тебе один вопрос: эти подписи за меня или против меня?
Немцов ответил дипломатично:
– Это зависит от ваших действий. Остановите войну в Чечне – значит, за вас. Нет – значит, против.
Ельцин лишь промолвил:
– Я понял.
После этого беседа приняла совсем уже удивительный оборот. Помня уговоры Гайдара, Немцов решил узнать у Ельцина его отношение к идее выдвинуть его (Немцова) вместо него (Ельцина) на выборах президента. Это было совершенно в духе Немцова. Он всегда предпочитал открытый разговор. Но в этот раз он решил зайти издалека, и начал расспрашивать Ельцина о его планах.
Ельцин сразу сказал, что собирается баллотироваться во второй раз. Тут Немцов отбросил всякую дипломатичность, и у него вполне искренне вырвалось:
– Борис Николаевич! У вас рейтинг 3%! Как вы собираетесь конкурировать с Зюгановым, у которого уже сейчас, на старте, 30% поддержки?
Ельцин молча встал, подошёл к своему столу, взял с него какую-то бумагу и протянул её Немцову:
– На, читай!
Это была записка от федерального агентства правительственной информации (ФАПСИ), из которой следовало, что поддержка Ельцина находилась на уровне 50%. Насладившись произведённым эффектом, Ельцин безапелляционно заявил:
– Слухи о том, что у меня низкий рейтинг, распространяют враги России.
Немцов знал, что ФАПСИ находилось в подчинении Коржакова. Он понял, что разговор закончен, и пора уходить. Оставалось мысленно перекреститься, что он не поднял тему собственного выдвижения.
Но и уже сказанного было достаточно, чтобы Ельцин в этот же день отключил губернатору Нижегородской области правительственную связь и дал команду Минфину прекратить все трансферные выплаты области из федерального бюджета (даже те, что были в бюджете предусмотрены).
Всем стало теперь уже совершенно ясно, что Ельцин твёрдо решил избираться второй раз. И что в этот раз он пойдёт на выборы как вождь партии силовиков. Эпизод с Немцовым развеял последние иллюзии на этот счет.