Живая книга о Ельцине
12 ноября, 2024 10:39 дп
Альфред Кох
Альфред Кох:
Глава 14. До и после дефолта-1998
Часть 5
Все это время финансовый кризис в России продолжал набирать обороты. Причин для кризиса было много. Были среди них и объективные. Например, в течении всего 1998 года падали цены на нефть. Если в начале года цена на нефть марки Brent была около 16,6 долларов за баррель, то к июлю они уже скатились до 12 долларов, а к концу года упали ниже 10 долларов за баррель.
Но все же главная причина была не в этом. Решающее значение имела связанная со сменой правительства дезорганизация в его работе и падение доверия к российским властям со стороны инвесторов. Достаточно лишь сказать, что наметившееся было улучшение со сбором налогов в первом квартале 1998 года (рост на 27% по сравнению с аналогичным периодом 1997 года) сменилось существенным падением налоговых поступлений в апреле-мае.
Кроме этого были разрушены те доверительные отношения с МВФ, которые годами выстраивал Черномырдин и его правительство. Нет нужды лишний раз говорить, какое огромное значение имели кредиты МВФ как неэмиссионный источник покрытия дефицита российского бюджета.
К 1998 году сложился определенный порядок предоставления России таких кредитов. Сначала правительство выпускало согласованный с МВФ документ, который назывался “Заявления об экономической политике”, который служил основой для предоставления кредитов МВФ. Подготовка такого документа осуществлялась ежегодно в ходе переговоров с миссиями МВФ, приезжавшими в Москву.
В 1998 году (как впрочем и всегда) подготовка этого “Заявления” была мучительным и очень непростым процессом. Разумеется, у МВФ была масса совершенно справедливых претензий к российскому правительству и с точки зрения собираемости налогов, и с точки зрения жесткости денежной политики и по поводу протекционизма и лоббизма крупных корпораций. Но к 20 марта текст “Заявления” был согласован и готов для подписания премьером.
Однако, в связи с отставкой правительства Черномырдина и формированием нового правительства Кириенко, подписать его новый премьер смог лишь к концу июня. Разумеется, с соответствующим сдвигом в графике предоставления кредитов МВФ, что лишь усугубило и без того тяжелые бюджетные проблемы нового российского правительства.
Еще одной важной проблемой были взаимоотношения правительства и Центрального банка (ЦБ). Как известно, Центральный банк большинства стран (и Россия здесь — не исключение) — это независимая, не входящая в состав правительства организация. Председатель правительства (и даже президент!) в соответствии с Конституцией России не могут ничего приказать руководству ЦБ. Статья 75 (п.п.1 — 2) Конституции РФ гласит:
“1. Денежной единицей в Российской Федерации является рубль. Денежная эмиссия осуществляется исключительно Центральным банком Российской Федерации. Введение и эмиссия других денег в Российской Федерации не допускаются.
2. Защита и обеспечение устойчивости рубля – основная функция Центрального банка Российской Федерации, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти.”
В этих условиях важнейшее значение приобретает неформальный, доверительный характер взаимоотношений между руководством ЦБ и правительством. Особенно, между главной ЦБ и Премьером. Хорошие личные отношения тогдашнего руководителя ЦБ Сергея Дубинина и Черномырдина ни для кого не были секретом.
Премьер видел в Председателе Банка России квалифицированного специалиста, к советам и рекомендациям которого он часто прислушивался. В свою очередь Черномырдин обеспечивал своеобразное политическое прикрытие для Банка России в его непростых взаимоотношениях с обеими палатами Федерального Собрания, Администрацией Президента и силовиками. Безусловно, «платой» за это было согласие ЦБ время от времени помогать правительству решать его бюджетные проблемы.
Отставкой правительства Ельцин все эти многолетние наработки уничтожил. Мы помним, что изначально он сам собирался “рулить” правительством и поэтому в момент принятия решения он, видимо, считал, что уж его-то веса и авторитета будет достаточно и для МВФ и для ЦБ. И может быть так бы оно и было, если бы во главе правительства оказался именно он, а не не юный (36 лет) премьер Кириенко по кличке “Киндерсюрприз”, про которого ни в МВФ, ни в ЦБ слыхом не слыхивали.
Но случилось то, что случилось и к тому моменту когда Россия оказалась в эпицентре финансового кризиса, во главе ее правительства стоял никому неизвестный молодой человек не имеющий ни малейшего представления о том как с этим кризисом бороться.
Можно назвать еще с десяток проблем, которые возникли в связи с отставкой Черномырдина и Чубайса, и которые только лишь усложнили их преемникам борьбу с нарастающими финансовыми трудностями. Однако и перечисленного достаточно, чтобы всем стало ясно: ельцинская (или юмашевская?) попытка найти “свежие лица” и начать подготовку к следующему избирательному циклу, мало того, что обошлась России слишком дорого, но и не достигла своей цели.
Возможно, если бы у Кириенко было больше времени, он успел наработать и авторитет и опыт. Он смог бы наладить рабочие и неформальные отношения и с МВФ, и с ЦБ , и с Государственной Думой, и с Советом Федерации, и с силовиками, и с прессой. Ведь всем известно, что он отнюдь не глуп и вполне коммуникабелен. Но этого времени у него и возглавляемого им правительства не оказалось.
Как мы уже писали, начиная с конца первого квартала 1998 года, доходность ГКО стремительно росла, Минфин на аукционах по продаже ГКО вынужден был продавать их все с большим дисконтом и внутренний (рублевый) государственный долг рос как на дрожжах. К лету ГКО приходилось продавать уже почти за половину от их номинальной стоимости. К тому же инвесторы предпочитали покупать ГКО с очень коротким сроком погашения. В результате, почти все деньги, вырученные от продажи каждого нового транша ГКО шли на погашение предыдущих траншей. Для покрытия дефицита бюджета денег оставалось все меньше и меньше.
К середине июля доходность ГКО выросла свыше 50%. Стало ясно, что это уже классическая “пирамида”. Необходимо было предпринять что-то радикальное.
Важно отметить, что ситуацию осложняло еще и то, что проводившаяся уже три года политика “валютного коридора” делала рубль “сильнее”, чем он был на самом деле. Поэтому инвесторы быстро усвоили безрисковую схему: продаешь доллары — покупаешь рубли — на рубли покупаешь краткосрочные ГКО с высокой доходностью — дожидаешься их погашения — получаешь от Минфина рубли — покупаешь доллары. Таким образом, за счет “сильного” рубля, через ГКО инвесторы как пылесосом выкачивали из России всю свободно конвертируемую валюту.
Идея отказа от “валютного коридора” и ослабления рубля неоднократно обсуждалась, но в начале 1998 года Чубайс посчитал, что еще рано, а потом, после его отставки, об этом в правительстве уже некому было думать. Всякие попытки ЦБ поднять этот вопрос, натыкались на полное безразличие: правительство целиком ушло в решение текущих задач методом “латания дыр”.
Если бы власти отказались от “валютного коридора” и пустили рубль в свободное плавание, то давление на валютный рынок было бы меньше и это позволило ЦБ накопить больше валютных резервов и, следовательно, в меньшей степени нуждаться в подпитке МВФ и иметь подушку безопасности на случай непредвиденных финансовых проблем.
Кроме этого, слабый рубль резко повысил бы конкурентоспособность отечественной промышленности по сравнению с импортом, что привело бы к его сокращению и, следовательно, улучшению внешнеторгового баланса, росту налогооблагаемой базы, промышленному росту и т.д.
Но, как мы уже отмечали, в правительстве об этом некому было думать, а в одиночку ЦБ решить этот вопрос не мог. Возвращение Чубайса в экзотической должности “Специального представителя президента РФ по связям с международными финансовыми организациями” мало помогало в решении этой проблемы: его полномочия были строго ограничены только рамками переговоров с МВФ и МБ, а неформальное влияние после всех описанных выше скандалов — резко упало.
Кризис разразился в середине июля. Вот как описывает этот момент Сергей Алексашенко (тогда — первый зам. председателя ЦБ) в своей книге “Битва за рубль. Взгляд участника событий”: “Развязка наступила в среду 17 июня. Получив реестр заявок участников аукциона с заявками, уровень доходности которых превышал 50%, Минфин принял решение отказался даже от частичного размещения новых выпусков ценных бумаг… В результате вся сумма, необходимая для погашения ранее эмитированных ценных бумаг (почти 6,8 млрд рублей), была «одолжена» Минфином у ЦБ. Не погасив эту задолженность, в следующую среду Минфин «позаимствовал» таким же образом еще около 3,6 млрд рублей.”
Разумеется, такого рода заимствование средств у ЦБ не могло продолжаться долго. К концу любого отчетного периода (месяц, квартал, год) наличие долга правительства перед ЦБ необходимо было отразить в отчетности. Кроме этого, инвесторы быстро поняли откуда у Минфина взялись деньги на погашение предыдущих траншей ГКО: ведь новых траншей не было! Методом исключения рынок пришел к выводу, что ЦБ начал кредитовать правительство.
Очевидно, что такое кредитование, допустимое только как специфическая внутрибанковская проводка, недопустимо институционально. Кредитование правительства эмиссионным банком — ничто иное как покрытие дефицита бюджета ничем не обеспеченными деньгами, то есть пресловутое “включение печатного станка”.
Излишне говорить, что такая политика противоречила всем договоренностям с МВФ которые были достигнуты в результате многолетних переговоров. На кону стояло продолжение финансирования России со стороны международных финансовых организаций. Его прекращение неизбежно вело к падению всех рейтингов, краху фондового рынка, массовому банкротству банков, развалу бюджета и всего денежного обращения в стране.
Руководство ЦБ неоднократно обращалось в премьеру Кириенко, его первому заместителю Христенко и к министру финансов Задорнову с предложением обсудить сложившуюся ситуацию. Но ни один из них не изъявил желания встречаться. Проблему удалось решить только после того, как Дубинин обратился к Чубайсу, объяснив тому с какими трудностями ему придется столкнутся в общении с международными финансовыми организациями, в случае, если эту задолженность перед ЦБ Минфин оперативно не погасит.
После вмешательства Чубайса правительство вернуло ЦБ взятые явочным порядком деньги, но не все и не сразу. Но при погашении следующих траншей ГКО Минфин опять воспользовался этой же схемой.
Характерно, что Ельцин в это время, как мы уже писали, увлеченно занимался захоронением останков царской семьи. Он даже не поленился прилететь в Санкт-Петербург и принять участие в церемонии похорон, проведенной со всей пышностью православного обряда, но, правда, без участия патриарха Алексия и высшего духовенства.
Дело в том, что РПЦ МП официально не признала эти останки останками бывшего российского императора Николая Романова и членов его семьи. Мы здесь не будем останавливаться на деталях их позиции, скажем лишь, что отсутствие на этой церемонии высших иерархов РПЦ МП было анонсировано заранее, что повлекло за собой отсутствие на церемонии представителей европейских королевских семей и половины потомков дома Романовых.
Но это не остановило Ельцина. Он потребовал от Немцова, которому была поручена организация всего этого процесса, в любом случае погребение произвести. Что и было сделано 17 июля, в день 80-летия расстрела царской семьи.
Ельцин прилетел на церемонию вместе с женой, сходя по трапу самолета чуть не упал, выглядел плохо, но церемонию отстоял и написанную на бумажке речь прочел хоть и медленно, но без запинки.
Вопреки замыслу ельцинских политтехнологов, это событие не стало “информационной бомбой”, призванной затмить собой все негативные процессы, которые происходили в это время в стране.
Большого впечатления на публику это событие не произвело, и останки “царственных страстотерпцев” в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга не стали местом поклонения для православных россиян. (В отличие от Ганиной Ямы и Храма на Крови в Екатеринбурге, куда ежегодно, 17 июля, множество православных верующих собираются на крестный ход и молебен).
Через месяц после своего назначения спецпредставителем президента, Чубайсу удалось договориться с МВФ и 20 июля Совет директоров МВФ утвердил предоставление кредита России в сумме $22,7 млрд. До 28 июля первый транш в $4,8 млрд. был переведен на счета ЦБ и Минфина.
Нужно отметить, что накануне заседания Совета директоров МВФ, Государственная дума отвергла ряд предложений Правительства, направленных на повышение доходов бюджета, а Администрация Президента категорически возражала против некоторых ужесточений в работе Пенсионного фонда.
Но, тем не менее, МВФ принял положительное решение. Тот же Алексашенко пишет: “…складывалось ощущение, что участие в переговорах Чубайса в качестве главы российской делегации оказало магическое воздействие на МВФ.”
А вот как сам Чубайс вспоминает эти события: «В какой-то момент, по стечению обстоятельств, мне говорят, что вопрос жизни и смерти — это займы МВФ. Без большого пакета МВФ пройти кризис невозможно. Бросай все, делай что хочешь, но добейся кредитов Международного валютного фонда и Мирового банка. Бросил все, собственно, Алексей Кудрин, помогал активно тогда в этом деле…
Добиться кредита нужно было суток за 25, наверное… Сломав все процедуры МВФ, сломав все процедуры Всемирного банка. А перед этим нужно было заставить Центральный банк, Минэкономики, Минфин, Госкомимущество выработать целостную процедуру, притом что у них у всех были противоположные представления… И эту же программу Кириенко в это время защищал в Госдуме при противодействии Березовского.
А дальше с этой программой нужно было доехать до МВФ и заставить их принять решение о поддержке. Такое решение, что казалось, честно говоря, совершенно невозможным тогда. Большая была битва. Этап закончился триумфом. Мы получили $24 млрд. Невероятно, фантастика.»
Таким образом, не сделав практически никаких реальных шагов по преодолению кризиса, Россия получила чрезвычайный пакет международной помощи. Пакет был действительно впечатляющим, общая его величина составила хоть и не 24 млрд. (тут Чубайс немного ошибся), но тем не менее вполне солидные 22,7 млрд долларов. (Для нас также важна ремарка Чубайса про противодействие Березовского, но что это означает — будет понятно позже).
Важно отметить, что наиболее существенную часть средств Россия должна была получить уже в 1998 году. МВФ планировал предоставить 4.8 млрд долл. в конце июля, два транша по 2,8 млрд долл. в октябре и декабре и два транша по 670 млн долл. в сентябре и ноябре. К этому добавлялись несколько кредитов Мирового банка на сумму около 2 млрд долл. и кредит Правительства Японии на сумму 600 млн долл.
Но эти кредиты уже вряд ли могли что-то исправить: в условиях существования “валютного коридора” практически все свои валютные резервы ЦБ ухнул на поддержание искусственно завышенного курса рубля. Они разошлись за считанные недели.
Вот что об этом пишет Белла Златкис, которая в это время возглавляла департамент ценных бумаг и финансового рынка Минфина: «Я предполагаю, что там серьезный упрек может быть сделан и Центральному банку, и правительству, потому что весь кредит ушел на поддержание курса рубля, то есть в топку выбросили, и все, на поддержание того самого курса, которого уже не существовало реально. То есть дали возможность иностранцам выйти по высокому курсу, это никуда, конечно, не годно, это решение, оно абсолютно неправильное. Ну ребята, невозможно управлять абсолютно новой экономикой, не сделав ошибок».
К началу августа стало уже очевидно, что неизбежно одно из двух: либо сильная девальвация рубля, либо дефолт по ГКО. То есть погасить рублевый долг перед держателями ГКО можно только “напечатав” огромное количество рублей, поскольку заимствовать рубли на рынке стало уже невозможно.
Дилемма была все та же: рубли “печатает” ЦБ, а долг у Минфина. При этом по действующим тогда правилам ЦБ не мог кредитовать Минфин. (Впрочем, он и не собирался этого делать). Более того: ЦБ начал в одностороннем порядке списывать поступающие на счета Минфина деньги (налоги, таможенные пошлины, акцизы и т.д.) в счет погашения долга перед ним. Таким образом у Минфина не оказалось денег не то, чтобы расплатиться с держателями ГКО, а даже для оплаты текущих нужд самого правительства.
В сложившихся условиях была остро необходима какая-то согласованная политика между правительством и ЦБ, но, не смотря на все попытки ЦБ призвать правительство к диалогу, никто в правительстве не горел желанием в такой диалог вступать.
Алексашенко описывает эту ситуацию так: “…дискуссии не носили характера обсуждения причин возникновения проблемы и поиска реальных путей ее решения, а сводились к попыткам убедить Центральный банк в необходимости скорейшего «разблокирования» счетов Минфина. На очередном совещании у премьер-министра 27 июля в ответ на мой прямой вопрос: «Что правительство собирается делать для выплаты зарплаты Президенту, если все налоги идут на обслуживание долга, а в долг больше не дают?» прозвучал ответ: «Налоги мы собрать не сможем, предлагайте, что делать.”
Далее Алексашенко пишет: “Такие предложения были сделаны Банком России — пакет решений с проектами Указов Президента был отправлен на следующий день Кириенко с грифом «срочно, лично в руки». Это были предложения, реализация которых могла дать достаточно быстрый эффект и продемонстрировать жесткость намерений Правительства. Через две недели на письме Банка России появилась ничего не значащая (с бюрократической точки зрения) резолюция одного из его заместителей «Минфину России. Задорнову М. М. Прошу рассмотреть совместно с Госналогслужбой». Похоже, что никто даже не прочитал это письмо.”
По его мнению, такая ситуация во взаимоотношениях правительства и ЦБ сложилась из-за того, что “…в правительстве не было ни одного человека, который мог бы обсуждать весь спектр макроэкономических проблем, там просто не хватало квалифицированных людей с соответствующими опытом и знаниями.
Так же как не было в Правительстве и людей, которые могли бы вести переговоры с международными финансовыми организациями. Не случайно, видимо, было в этой ситуации назначение А. Чубайса на странную должность — специальный представитель Президента на переговорах. В результате страна шаг за шагом приближалась к катастрофе, но никто не хотел задуматься об этом.”
Справедливости ради, нужно сказать, что описанные выше проблемы возникли не только как следствие начатой в середине 1993 года безудержной эмиссией ГКО ( за что ответственен, безусловно, Минфин в частности и правительство в целом), но и потому, что “валютный коридор”, который изначально был установлен до конца 1997 года, был продлен на 1998 год. А вот этого, без деятельного участия ЦБ, сделать было невозможно. Ведь для поддержания искусственно сильного рубля именно ЦБ должен был делать валютные интервенции из своих резервов. Так что определенную долю ответственности за сложившуюся ситуацию должен нести и ЦБ.
В пятницу, 14 августа, Ельцин покинул свою резиденцию на Валдае, где с небольшими перерывами провел все лето, и приехал в Новгород. Сразу по приезду, журналисты под камеры начали его спрашивать: будет ли девальвация рубля или нет? Президент решительно отверг такую возможность: “Девальвации не будет. Твердо и четко. И не просто я придумываю, или фантазия, или не хотел бы. Нет. Это все просчитано. Каждые сутки проводится работа и контроль.”
Ельцин свое знаменитое «девальвации не будет» сказал в пятницу 14 августа, а днем ранее доходность месячных ГКО подскочила до 160%. При этом рейтинг акций в системе РТС сразу после открытия торгов упал на 6,5% по сравнению с предыдущим днем, и торги были остановлены на тридцать пять минут. Рейтинговое агентство Moody’s понизило рейтинг российского суверенного внешнего долга с B2 до “мусорного” CCA1. ЦБ признал, что на рынке межбанковских кредитов острый недостаток ликвидности. ГКО выбрасывали все, кто мог.
Так и осталось неизвестным, кто вселил такую уверенность в президента. Сам он вряд ли был в курсе деталей сложившейся ситуации, поскольку всю самую острую фазу кризиса он провел вдали от Москвы и то ловил рыбу на Валдае (журналистам он тогда жаловался, что “уклейка какая-то мелкая…”), то хоронил предполагаемые останки бывшего российского императора в Санкт-Петербурге.
Наиболее правдоподобной версией является предположение, что никто Ельцина и не убеждал в том, что девальвации не будет. Это тем более верно, что все более-менее знакомые с экономической ситуацией чиновники (включая, наверняка, и Юмашева) понимали, что девальвация неизбежна. Можно было спорить о глубине падения рубля (тут могли быть разные точки зрения), но то, что оно будет — в этом к августу сомнений не было уже ни у кого.
Скорее всего, Ельцин перепутал “девальвацию” с “деноминацией”. И поэтому заверил, что ее не будет. Тем более, что как раз недавно она (деноминация) была проведена (с 1 января 1998 года рубль потерял три ноля то есть 1:1000). Но, как говориться, “слово — не воробей” и президент публично “твердо и четко” пообещал россиянам, что девальвации не будет. Вряд ли он тогда понимал последствия этого заявления. К сожалению, он к тому моменту опять вошел в фазу, так сказать, “работы с бумагами”.
Характерно, что в то самое время, когда Ельцин “твердо и четко” обещал россиянам, что никакой девальвации не будет, именно о ней и шел разговор в кабинете Кириенко: 14 августа в Белом Доме премьер проводил совещание, на котором обсуждалась возможность постепенного, плавного отказа от “валютного коридора” и перехода к “плавающему” курсу рубля. Но не это было главное.
Помимо согласованной курсовой политики правительство и ЦБ договорились о том, что ГКО будут реструктурированы и обменены на менее доходные бумаги с большим сроком погашения. Кроме этого договорились о том, что реструктуризация долга перед нерезидентами будет осуществляться по иной схеме, чем с резидентами, о моратории в 90 дней на выплату внешнего долга и т.д. Было принято много других важных, но технических решений. И со всем этим пакетом мер чиновники отправились на встречу с прибывшей в Москву миссией МВФ.
Следующие полтора дня ушли на то, чтобы согласовать план действий с миссией МВФ. На этой встрече тоже было много споров и драматических поворотов, но все они не являются предметом нашей книги. Нам лишь важно сказать, что ко второй половине дня в воскресенье, план был согласован и Кириенко с Чубайсом, который фактически стал исполнять роль вице-премьера по экономике и финансам (при живом Христенко), отправились докладывать его Ельцину.
Что они на этой встрече рассказали Ельцину — остается тайной. Вряд ли они ему сказали, что его обещание россиянам продолжить курс “твердого” рубля — неисполнимо. Что страну ждет неминуемый кризис, а касательно рубля можно лишь рассуждать о масштабах его падения, но не о его твердом курсе по отношению к доллару. Тем не менее, в каких-то более деликатных формулировках, но они свою программу с Ельциным согласовали.
Справедливости ради, нужно сказать, что в согласованном с МВФ варианте “валютный коридор” в какой-то форме оставался, может быть со слегка расширенными границами, и поэтому они вполне могли вечером в воскресенье, 16 августа, еще говорить президенту, что финансовая система России в состоянии обеспечить плавное снижение курса, а это, в свою очередь, может трактоваться как отсутствие резкой девальвации.
В 10 часов утра 17 августа Совместное заявление Правительства и ЦБ было опубликовано. Было объявлено о техническом дефолте по основным видам рублевых государственных ценных бумаг и о переходе к плавающему курсу рубля в рамках резко расширенного “валютного коридора” (его границы были расширены до 6 — 9,5 рубля за доллар США, в то время как до этого он колебался в интервале от 5 до 6 рублей за доллар). Кроме этого вводился мораторий в 90 дней на все выплаты по внешним долгам государства и банков, номинированным в СКВ.
Случилось уникальное событие: до сих пор ни одна страна мира не объявляла дефолта по своим обязательствам номинированным в ее же собственной валюте. Были дефолты по обязательствам в долларах. Но дефолт по долгам в валюте самого должника — это нонсенс!
Всегда считалось, что правительство непременно договориться со своим эмиссионным банком (в данном случае — ЦБ) и он напечатает столько денег, сколько нужно для погашения долга. Но Россия и здесь показала всему миру пример того, что слабость институтов может привести к кризису: правительство Кириенко не смогло (или не хотело?) договориться с ЦБ и предпочло объявить дефолт по ГКО.
После этого, многие из тех, кто участвовал в разработке этого плана заявляли, что не имеют к нему никакого отношения и даже говорили, что их заставили его выполнять, но, так или иначе, план был принят и он оказался вовсе не так плох, как принято считать.
Поначалу рубль даже держался в установленных границах и пробил потолок в 9,5 рублей за доллар только к 1 сентября. Более того, через некоторое время, ослабление рубля стимулировало развитие внутреннего производства (в противовес “сильному рублю”, который искусственно делал импорт более выгодным). А, в свою очередь, развитие внутреннего производства расширяло налогооблагаемую базу, создавало рабочие места и т.д.
Кроме этого, 90-дневный мораторий на выплаты по внешнему долгу, ускорил переговоры по реструктуризации долга Лондонскому клубу и Минфин (конкретно — отвечающий за эти переговоры зам. министра Михаил Касьянов) не упустил такой возможности и вслед за Парижским клубом в 1997 году, Лондонский клуб осенью 1998 года тоже списал часть российского долга и растянул выплаты по оставшейся части на более длительный период.
Есть также мнение, что отказ платить по ГКО спас Россию от значительно более глубокого падения рубля потому, что в противном случае ЦБ пришлось бы “напечатать” рублей больше на сумму всего долга по ГКО. И девальвация рубля была бы не в четыре раза (как это случилось в течении следующих нескольких месяцев), а в двадцать раз или даже больше.
Но эти позитивные последствия т.н. “дефолта” наступили позже. А сразу, буквально в тот же день, 17 августа, на рынке началась паника, люди штурмовали обменные пункты, пытаясь обменять рубли на доллары, начался резкий отток рублевых вкладов. Кроме этого был дан старт череде банковских банкротств. Ведь многие банки держали свои активы в ГКО. В свою очередь те предприятия, которые хранили свои деньги в этих банках, лишились их и не могли выплатить даже зарплату своим сотрудникам, не говоря уже об оплате контрактов или инвестициях. Это, в свою очередь, повлекло за собой банкротства предприятий и т.д.
Разумеется, политические противники Ельцина, не сидели сложа руки и уже в пятницу, 21 августа, Госдума приняла постановление «О рекомендации Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину уйти в отставку и прекратить досрочно исполнение полномочий». За постановление проголосовали 245 депутатов, против — 32. Фактически это означало начало процедуры импичмента президента.
К этому моменту Ельцин был уже далеко не в той форме, в которой он мог себе позволить прямое противостояние с парламентом. Те времена давно уже прошли. Ни его состояние здоровья, ни его рейтинг не позволяли ему вступать в открытую конфронтацию с Госдумой.
Чтобы каким-то образом выпустить пар и снизить градус противостояния, Ельцин и его окружение приняли решение отправить в отставку правительство Кириенко. Что и было сделано 23 августа.
Вот что много лет спустя говорил об этом сам Кириенко: “Борис Николаевич сказал мне, что подготовлено решение об отставке правительства. Что вы сами об этом думаете? Я ответил: правильно. Мы, как правительство, подписались под крайне непопулярными решениями. И мы несем за них ответственность. Что тут еще обсуждать?”
При всей логичности таких рассуждений, само решение об отставке правительства, тем не менее, выглядит все же как очевидная попытка Ельцина уйти от личной ответственности за случившееся. Ведь это не секрет, что дефолт августа 1998 года был предопределен отставкой правительства Черномырдина в марте того же года. Не будь этого, последствия кризиса если бы и не удалось полностью избежать, то уж точно можно было бы сильно сгладить.
Молодой, неопытный премьер, априори не мог справится с теми вызовами, которые на него навалились в тот момент. Напомним, что помимо чисто экономического кризиса, это еще были волна шахтерских забастовок, перекрытие железных дорог и угроза военного путча. И все это на фоне бездействующего и, к тому же, непопулярного президента, который если чем и занимался, то лишь великодержавными утопиями и “сдерживанием НАТО”.
То, как Кириенко прошел этот свой блиц-путь премьера — говорит как раз о том, что он прошел его вполне достойно и сделал максимум того, что было вообще возможно сделать в тех обстоятельствах.
Кроме того: как можно отправить в отставку своего подчиненного, который всего лишь реализовал одобренный тобой план? Напомню, что в воскресенье, 16 августа, Кириенко и Чубайс согласовали с Ельциным все то, о чем они объявили утром 17 августа. Глупо, когда кто-то становится стрелочником лишь потому, что сам начальник перепутал “деноминацию” с “девальвацией”.
И как бы косвенно признавая свою ошибку, Ельцин назначил исполняющим обязанности председателя правительства Виктора Степановича Черномырдина и внес его кандидатуру в качестве премьера в Государственную Думу.
Альфред Кох
Альфред Кох:
Глава 14. До и после дефолта-1998
Часть 5
Все это время финансовый кризис в России продолжал набирать обороты. Причин для кризиса было много. Были среди них и объективные. Например, в течении всего 1998 года падали цены на нефть. Если в начале года цена на нефть марки Brent была около 16,6 долларов за баррель, то к июлю они уже скатились до 12 долларов, а к концу года упали ниже 10 долларов за баррель.
Но все же главная причина была не в этом. Решающее значение имела связанная со сменой правительства дезорганизация в его работе и падение доверия к российским властям со стороны инвесторов. Достаточно лишь сказать, что наметившееся было улучшение со сбором налогов в первом квартале 1998 года (рост на 27% по сравнению с аналогичным периодом 1997 года) сменилось существенным падением налоговых поступлений в апреле-мае.
Кроме этого были разрушены те доверительные отношения с МВФ, которые годами выстраивал Черномырдин и его правительство. Нет нужды лишний раз говорить, какое огромное значение имели кредиты МВФ как неэмиссионный источник покрытия дефицита российского бюджета.
К 1998 году сложился определенный порядок предоставления России таких кредитов. Сначала правительство выпускало согласованный с МВФ документ, который назывался “Заявления об экономической политике”, который служил основой для предоставления кредитов МВФ. Подготовка такого документа осуществлялась ежегодно в ходе переговоров с миссиями МВФ, приезжавшими в Москву.
В 1998 году (как впрочем и всегда) подготовка этого “Заявления” была мучительным и очень непростым процессом. Разумеется, у МВФ была масса совершенно справедливых претензий к российскому правительству и с точки зрения собираемости налогов, и с точки зрения жесткости денежной политики и по поводу протекционизма и лоббизма крупных корпораций. Но к 20 марта текст “Заявления” был согласован и готов для подписания премьером.
Однако, в связи с отставкой правительства Черномырдина и формированием нового правительства Кириенко, подписать его новый премьер смог лишь к концу июня. Разумеется, с соответствующим сдвигом в графике предоставления кредитов МВФ, что лишь усугубило и без того тяжелые бюджетные проблемы нового российского правительства.
Еще одной важной проблемой были взаимоотношения правительства и Центрального банка (ЦБ). Как известно, Центральный банк большинства стран (и Россия здесь — не исключение) — это независимая, не входящая в состав правительства организация. Председатель правительства (и даже президент!) в соответствии с Конституцией России не могут ничего приказать руководству ЦБ. Статья 75 (п.п.1 — 2) Конституции РФ гласит:
“1. Денежной единицей в Российской Федерации является рубль. Денежная эмиссия осуществляется исключительно Центральным банком Российской Федерации. Введение и эмиссия других денег в Российской Федерации не допускаются.
2. Защита и обеспечение устойчивости рубля – основная функция Центрального банка Российской Федерации, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти.”
В этих условиях важнейшее значение приобретает неформальный, доверительный характер взаимоотношений между руководством ЦБ и правительством. Особенно, между главной ЦБ и Премьером. Хорошие личные отношения тогдашнего руководителя ЦБ Сергея Дубинина и Черномырдина ни для кого не были секретом.
Премьер видел в Председателе Банка России квалифицированного специалиста, к советам и рекомендациям которого он часто прислушивался. В свою очередь Черномырдин обеспечивал своеобразное политическое прикрытие для Банка России в его непростых взаимоотношениях с обеими палатами Федерального Собрания, Администрацией Президента и силовиками. Безусловно, «платой» за это было согласие ЦБ время от времени помогать правительству решать его бюджетные проблемы.
Отставкой правительства Ельцин все эти многолетние наработки уничтожил. Мы помним, что изначально он сам собирался “рулить” правительством и поэтому в момент принятия решения он, видимо, считал, что уж его-то веса и авторитета будет достаточно и для МВФ и для ЦБ. И может быть так бы оно и было, если бы во главе правительства оказался именно он, а не не юный (36 лет) премьер Кириенко по кличке “Киндерсюрприз”, про которого ни в МВФ, ни в ЦБ слыхом не слыхивали.
Но случилось то, что случилось и к тому моменту когда Россия оказалась в эпицентре финансового кризиса, во главе ее правительства стоял никому неизвестный молодой человек не имеющий ни малейшего представления о том как с этим кризисом бороться.
Можно назвать еще с десяток проблем, которые возникли в связи с отставкой Черномырдина и Чубайса, и которые только лишь усложнили их преемникам борьбу с нарастающими финансовыми трудностями. Однако и перечисленного достаточно, чтобы всем стало ясно: ельцинская (или юмашевская?) попытка найти “свежие лица” и начать подготовку к следующему избирательному циклу, мало того, что обошлась России слишком дорого, но и не достигла своей цели.
Возможно, если бы у Кириенко было больше времени, он успел наработать и авторитет и опыт. Он смог бы наладить рабочие и неформальные отношения и с МВФ, и с ЦБ , и с Государственной Думой, и с Советом Федерации, и с силовиками, и с прессой. Ведь всем известно, что он отнюдь не глуп и вполне коммуникабелен. Но этого времени у него и возглавляемого им правительства не оказалось.
Как мы уже писали, начиная с конца первого квартала 1998 года, доходность ГКО стремительно росла, Минфин на аукционах по продаже ГКО вынужден был продавать их все с большим дисконтом и внутренний (рублевый) государственный долг рос как на дрожжах. К лету ГКО приходилось продавать уже почти за половину от их номинальной стоимости. К тому же инвесторы предпочитали покупать ГКО с очень коротким сроком погашения. В результате, почти все деньги, вырученные от продажи каждого нового транша ГКО шли на погашение предыдущих траншей. Для покрытия дефицита бюджета денег оставалось все меньше и меньше.
К середине июля доходность ГКО выросла свыше 50%. Стало ясно, что это уже классическая “пирамида”. Необходимо было предпринять что-то радикальное.
Важно отметить, что ситуацию осложняло еще и то, что проводившаяся уже три года политика “валютного коридора” делала рубль “сильнее”, чем он был на самом деле. Поэтому инвесторы быстро усвоили безрисковую схему: продаешь доллары — покупаешь рубли — на рубли покупаешь краткосрочные ГКО с высокой доходностью — дожидаешься их погашения — получаешь от Минфина рубли — покупаешь доллары. Таким образом, за счет “сильного” рубля, через ГКО инвесторы как пылесосом выкачивали из России всю свободно конвертируемую валюту.
Идея отказа от “валютного коридора” и ослабления рубля неоднократно обсуждалась, но в начале 1998 года Чубайс посчитал, что еще рано, а потом, после его отставки, об этом в правительстве уже некому было думать. Всякие попытки ЦБ поднять этот вопрос, натыкались на полное безразличие: правительство целиком ушло в решение текущих задач методом “латания дыр”.
Если бы власти отказались от “валютного коридора” и пустили рубль в свободное плавание, то давление на валютный рынок было бы меньше и это позволило ЦБ накопить больше валютных резервов и, следовательно, в меньшей степени нуждаться в подпитке МВФ и иметь подушку безопасности на случай непредвиденных финансовых проблем.
Кроме этого, слабый рубль резко повысил бы конкурентоспособность отечественной промышленности по сравнению с импортом, что привело бы к его сокращению и, следовательно, улучшению внешнеторгового баланса, росту налогооблагаемой базы, промышленному росту и т.д.
Но, как мы уже отмечали, в правительстве об этом некому было думать, а в одиночку ЦБ решить этот вопрос не мог. Возвращение Чубайса в экзотической должности “Специального представителя президента РФ по связям с международными финансовыми организациями” мало помогало в решении этой проблемы: его полномочия были строго ограничены только рамками переговоров с МВФ и МБ, а неформальное влияние после всех описанных выше скандалов — резко упало.
Кризис разразился в середине июля. Вот как описывает этот момент Сергей Алексашенко (тогда — первый зам. председателя ЦБ) в своей книге “Битва за рубль. Взгляд участника событий”: “Развязка наступила в среду 17 июня. Получив реестр заявок участников аукциона с заявками, уровень доходности которых превышал 50%, Минфин принял решение отказался даже от частичного размещения новых выпусков ценных бумаг… В результате вся сумма, необходимая для погашения ранее эмитированных ценных бумаг (почти 6,8 млрд рублей), была «одолжена» Минфином у ЦБ. Не погасив эту задолженность, в следующую среду Минфин «позаимствовал» таким же образом еще около 3,6 млрд рублей.”
Разумеется, такого рода заимствование средств у ЦБ не могло продолжаться долго. К концу любого отчетного периода (месяц, квартал, год) наличие долга правительства перед ЦБ необходимо было отразить в отчетности. Кроме этого, инвесторы быстро поняли откуда у Минфина взялись деньги на погашение предыдущих траншей ГКО: ведь новых траншей не было! Методом исключения рынок пришел к выводу, что ЦБ начал кредитовать правительство.
Очевидно, что такое кредитование, допустимое только как специфическая внутрибанковская проводка, недопустимо институционально. Кредитование правительства эмиссионным банком — ничто иное как покрытие дефицита бюджета ничем не обеспеченными деньгами, то есть пресловутое “включение печатного станка”.
Излишне говорить, что такая политика противоречила всем договоренностям с МВФ которые были достигнуты в результате многолетних переговоров. На кону стояло продолжение финансирования России со стороны международных финансовых организаций. Его прекращение неизбежно вело к падению всех рейтингов, краху фондового рынка, массовому банкротству банков, развалу бюджета и всего денежного обращения в стране.
Руководство ЦБ неоднократно обращалось в премьеру Кириенко, его первому заместителю Христенко и к министру финансов Задорнову с предложением обсудить сложившуюся ситуацию. Но ни один из них не изъявил желания встречаться. Проблему удалось решить только после того, как Дубинин обратился к Чубайсу, объяснив тому с какими трудностями ему придется столкнутся в общении с международными финансовыми организациями, в случае, если эту задолженность перед ЦБ Минфин оперативно не погасит.
После вмешательства Чубайса правительство вернуло ЦБ взятые явочным порядком деньги, но не все и не сразу. Но при погашении следующих траншей ГКО Минфин опять воспользовался этой же схемой.
Характерно, что Ельцин в это время, как мы уже писали, увлеченно занимался захоронением останков царской семьи. Он даже не поленился прилететь в Санкт-Петербург и принять участие в церемонии похорон, проведенной со всей пышностью православного обряда, но, правда, без участия патриарха Алексия и высшего духовенства.
Дело в том, что РПЦ МП официально не признала эти останки останками бывшего российского императора Николая Романова и членов его семьи. Мы здесь не будем останавливаться на деталях их позиции, скажем лишь, что отсутствие на этой церемонии высших иерархов РПЦ МП было анонсировано заранее, что повлекло за собой отсутствие на церемонии представителей европейских королевских семей и половины потомков дома Романовых.
Но это не остановило Ельцина. Он потребовал от Немцова, которому была поручена организация всего этого процесса, в любом случае погребение произвести. Что и было сделано 17 июля, в день 80-летия расстрела царской семьи.
Ельцин прилетел на церемонию вместе с женой, сходя по трапу самолета чуть не упал, выглядел плохо, но церемонию отстоял и написанную на бумажке речь прочел хоть и медленно, но без запинки.
Вопреки замыслу ельцинских политтехнологов, это событие не стало “информационной бомбой”, призванной затмить собой все негативные процессы, которые происходили в это время в стране.
Большого впечатления на публику это событие не произвело, и останки “царственных страстотерпцев” в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга не стали местом поклонения для православных россиян. (В отличие от Ганиной Ямы и Храма на Крови в Екатеринбурге, куда ежегодно, 17 июля, множество православных верующих собираются на крестный ход и молебен).
Через месяц после своего назначения спецпредставителем президента, Чубайсу удалось договориться с МВФ и 20 июля Совет директоров МВФ утвердил предоставление кредита России в сумме $22,7 млрд. До 28 июля первый транш в $4,8 млрд. был переведен на счета ЦБ и Минфина.
Нужно отметить, что накануне заседания Совета директоров МВФ, Государственная дума отвергла ряд предложений Правительства, направленных на повышение доходов бюджета, а Администрация Президента категорически возражала против некоторых ужесточений в работе Пенсионного фонда.
Но, тем не менее, МВФ принял положительное решение. Тот же Алексашенко пишет: “…складывалось ощущение, что участие в переговорах Чубайса в качестве главы российской делегации оказало магическое воздействие на МВФ.”
А вот как сам Чубайс вспоминает эти события: «В какой-то момент, по стечению обстоятельств, мне говорят, что вопрос жизни и смерти — это займы МВФ. Без большого пакета МВФ пройти кризис невозможно. Бросай все, делай что хочешь, но добейся кредитов Международного валютного фонда и Мирового банка. Бросил все, собственно, Алексей Кудрин, помогал активно тогда в этом деле…
Добиться кредита нужно было суток за 25, наверное… Сломав все процедуры МВФ, сломав все процедуры Всемирного банка. А перед этим нужно было заставить Центральный банк, Минэкономики, Минфин, Госкомимущество выработать целостную процедуру, притом что у них у всех были противоположные представления… И эту же программу Кириенко в это время защищал в Госдуме при противодействии Березовского.
А дальше с этой программой нужно было доехать до МВФ и заставить их принять решение о поддержке. Такое решение, что казалось, честно говоря, совершенно невозможным тогда. Большая была битва. Этап закончился триумфом. Мы получили $24 млрд. Невероятно, фантастика.»
Таким образом, не сделав практически никаких реальных шагов по преодолению кризиса, Россия получила чрезвычайный пакет международной помощи. Пакет был действительно впечатляющим, общая его величина составила хоть и не 24 млрд. (тут Чубайс немного ошибся), но тем не менее вполне солидные 22,7 млрд долларов. (Для нас также важна ремарка Чубайса про противодействие Березовского, но что это означает — будет понятно позже).
Важно отметить, что наиболее существенную часть средств Россия должна была получить уже в 1998 году. МВФ планировал предоставить 4.8 млрд долл. в конце июля, два транша по 2,8 млрд долл. в октябре и декабре и два транша по 670 млн долл. в сентябре и ноябре. К этому добавлялись несколько кредитов Мирового банка на сумму около 2 млрд долл. и кредит Правительства Японии на сумму 600 млн долл.
Но эти кредиты уже вряд ли могли что-то исправить: в условиях существования “валютного коридора” практически все свои валютные резервы ЦБ ухнул на поддержание искусственно завышенного курса рубля. Они разошлись за считанные недели.
Вот что об этом пишет Белла Златкис, которая в это время возглавляла департамент ценных бумаг и финансового рынка Минфина: «Я предполагаю, что там серьезный упрек может быть сделан и Центральному банку, и правительству, потому что весь кредит ушел на поддержание курса рубля, то есть в топку выбросили, и все, на поддержание того самого курса, которого уже не существовало реально. То есть дали возможность иностранцам выйти по высокому курсу, это никуда, конечно, не годно, это решение, оно абсолютно неправильное. Ну ребята, невозможно управлять абсолютно новой экономикой, не сделав ошибок».
К началу августа стало уже очевидно, что неизбежно одно из двух: либо сильная девальвация рубля, либо дефолт по ГКО. То есть погасить рублевый долг перед держателями ГКО можно только “напечатав” огромное количество рублей, поскольку заимствовать рубли на рынке стало уже невозможно.
Дилемма была все та же: рубли “печатает” ЦБ, а долг у Минфина. При этом по действующим тогда правилам ЦБ не мог кредитовать Минфин. (Впрочем, он и не собирался этого делать). Более того: ЦБ начал в одностороннем порядке списывать поступающие на счета Минфина деньги (налоги, таможенные пошлины, акцизы и т.д.) в счет погашения долга перед ним. Таким образом у Минфина не оказалось денег не то, чтобы расплатиться с держателями ГКО, а даже для оплаты текущих нужд самого правительства.
В сложившихся условиях была остро необходима какая-то согласованная политика между правительством и ЦБ, но, не смотря на все попытки ЦБ призвать правительство к диалогу, никто в правительстве не горел желанием в такой диалог вступать.
Алексашенко описывает эту ситуацию так: “…дискуссии не носили характера обсуждения причин возникновения проблемы и поиска реальных путей ее решения, а сводились к попыткам убедить Центральный банк в необходимости скорейшего «разблокирования» счетов Минфина. На очередном совещании у премьер-министра 27 июля в ответ на мой прямой вопрос: «Что правительство собирается делать для выплаты зарплаты Президенту, если все налоги идут на обслуживание долга, а в долг больше не дают?» прозвучал ответ: «Налоги мы собрать не сможем, предлагайте, что делать.”
Далее Алексашенко пишет: “Такие предложения были сделаны Банком России — пакет решений с проектами Указов Президента был отправлен на следующий день Кириенко с грифом «срочно, лично в руки». Это были предложения, реализация которых могла дать достаточно быстрый эффект и продемонстрировать жесткость намерений Правительства. Через две недели на письме Банка России появилась ничего не значащая (с бюрократической точки зрения) резолюция одного из его заместителей «Минфину России. Задорнову М. М. Прошу рассмотреть совместно с Госналогслужбой». Похоже, что никто даже не прочитал это письмо.”
По его мнению, такая ситуация во взаимоотношениях правительства и ЦБ сложилась из-за того, что “…в правительстве не было ни одного человека, который мог бы обсуждать весь спектр макроэкономических проблем, там просто не хватало квалифицированных людей с соответствующими опытом и знаниями.
Так же как не было в Правительстве и людей, которые могли бы вести переговоры с международными финансовыми организациями. Не случайно, видимо, было в этой ситуации назначение А. Чубайса на странную должность — специальный представитель Президента на переговорах. В результате страна шаг за шагом приближалась к катастрофе, но никто не хотел задуматься об этом.”
Справедливости ради, нужно сказать, что описанные выше проблемы возникли не только как следствие начатой в середине 1993 года безудержной эмиссией ГКО ( за что ответственен, безусловно, Минфин в частности и правительство в целом), но и потому, что “валютный коридор”, который изначально был установлен до конца 1997 года, был продлен на 1998 год. А вот этого, без деятельного участия ЦБ, сделать было невозможно. Ведь для поддержания искусственно сильного рубля именно ЦБ должен был делать валютные интервенции из своих резервов. Так что определенную долю ответственности за сложившуюся ситуацию должен нести и ЦБ.
В пятницу, 14 августа, Ельцин покинул свою резиденцию на Валдае, где с небольшими перерывами провел все лето, и приехал в Новгород. Сразу по приезду, журналисты под камеры начали его спрашивать: будет ли девальвация рубля или нет? Президент решительно отверг такую возможность: “Девальвации не будет. Твердо и четко. И не просто я придумываю, или фантазия, или не хотел бы. Нет. Это все просчитано. Каждые сутки проводится работа и контроль.”
Ельцин свое знаменитое «девальвации не будет» сказал в пятницу 14 августа, а днем ранее доходность месячных ГКО подскочила до 160%. При этом рейтинг акций в системе РТС сразу после открытия торгов упал на 6,5% по сравнению с предыдущим днем, и торги были остановлены на тридцать пять минут. Рейтинговое агентство Moody’s понизило рейтинг российского суверенного внешнего долга с B2 до “мусорного” CCA1. ЦБ признал, что на рынке межбанковских кредитов острый недостаток ликвидности. ГКО выбрасывали все, кто мог.
Так и осталось неизвестным, кто вселил такую уверенность в президента. Сам он вряд ли был в курсе деталей сложившейся ситуации, поскольку всю самую острую фазу кризиса он провел вдали от Москвы и то ловил рыбу на Валдае (журналистам он тогда жаловался, что “уклейка какая-то мелкая…”), то хоронил предполагаемые останки бывшего российского императора в Санкт-Петербурге.
Наиболее правдоподобной версией является предположение, что никто Ельцина и не убеждал в том, что девальвации не будет. Это тем более верно, что все более-менее знакомые с экономической ситуацией чиновники (включая, наверняка, и Юмашева) понимали, что девальвация неизбежна. Можно было спорить о глубине падения рубля (тут могли быть разные точки зрения), но то, что оно будет — в этом к августу сомнений не было уже ни у кого.
Скорее всего, Ельцин перепутал “девальвацию” с “деноминацией”. И поэтому заверил, что ее не будет. Тем более, что как раз недавно она (деноминация) была проведена (с 1 января 1998 года рубль потерял три ноля то есть 1:1000). Но, как говориться, “слово — не воробей” и президент публично “твердо и четко” пообещал россиянам, что девальвации не будет. Вряд ли он тогда понимал последствия этого заявления. К сожалению, он к тому моменту опять вошел в фазу, так сказать, “работы с бумагами”.
Характерно, что в то самое время, когда Ельцин “твердо и четко” обещал россиянам, что никакой девальвации не будет, именно о ней и шел разговор в кабинете Кириенко: 14 августа в Белом Доме премьер проводил совещание, на котором обсуждалась возможность постепенного, плавного отказа от “валютного коридора” и перехода к “плавающему” курсу рубля. Но не это было главное.
Помимо согласованной курсовой политики правительство и ЦБ договорились о том, что ГКО будут реструктурированы и обменены на менее доходные бумаги с большим сроком погашения. Кроме этого договорились о том, что реструктуризация долга перед нерезидентами будет осуществляться по иной схеме, чем с резидентами, о моратории в 90 дней на выплату внешнего долга и т.д. Было принято много других важных, но технических решений. И со всем этим пакетом мер чиновники отправились на встречу с прибывшей в Москву миссией МВФ.
Следующие полтора дня ушли на то, чтобы согласовать план действий с миссией МВФ. На этой встрече тоже было много споров и драматических поворотов, но все они не являются предметом нашей книги. Нам лишь важно сказать, что ко второй половине дня в воскресенье, план был согласован и Кириенко с Чубайсом, который фактически стал исполнять роль вице-премьера по экономике и финансам (при живом Христенко), отправились докладывать его Ельцину.
Что они на этой встрече рассказали Ельцину — остается тайной. Вряд ли они ему сказали, что его обещание россиянам продолжить курс “твердого” рубля — неисполнимо. Что страну ждет неминуемый кризис, а касательно рубля можно лишь рассуждать о масштабах его падения, но не о его твердом курсе по отношению к доллару. Тем не менее, в каких-то более деликатных формулировках, но они свою программу с Ельциным согласовали.
Справедливости ради, нужно сказать, что в согласованном с МВФ варианте “валютный коридор” в какой-то форме оставался, может быть со слегка расширенными границами, и поэтому они вполне могли вечером в воскресенье, 16 августа, еще говорить президенту, что финансовая система России в состоянии обеспечить плавное снижение курса, а это, в свою очередь, может трактоваться как отсутствие резкой девальвации.
В 10 часов утра 17 августа Совместное заявление Правительства и ЦБ было опубликовано. Было объявлено о техническом дефолте по основным видам рублевых государственных ценных бумаг и о переходе к плавающему курсу рубля в рамках резко расширенного “валютного коридора” (его границы были расширены до 6 — 9,5 рубля за доллар США, в то время как до этого он колебался в интервале от 5 до 6 рублей за доллар). Кроме этого вводился мораторий в 90 дней на все выплаты по внешним долгам государства и банков, номинированным в СКВ.
Случилось уникальное событие: до сих пор ни одна страна мира не объявляла дефолта по своим обязательствам номинированным в ее же собственной валюте. Были дефолты по обязательствам в долларах. Но дефолт по долгам в валюте самого должника — это нонсенс!
Всегда считалось, что правительство непременно договориться со своим эмиссионным банком (в данном случае — ЦБ) и он напечатает столько денег, сколько нужно для погашения долга. Но Россия и здесь показала всему миру пример того, что слабость институтов может привести к кризису: правительство Кириенко не смогло (или не хотело?) договориться с ЦБ и предпочло объявить дефолт по ГКО.
После этого, многие из тех, кто участвовал в разработке этого плана заявляли, что не имеют к нему никакого отношения и даже говорили, что их заставили его выполнять, но, так или иначе, план был принят и он оказался вовсе не так плох, как принято считать.
Поначалу рубль даже держался в установленных границах и пробил потолок в 9,5 рублей за доллар только к 1 сентября. Более того, через некоторое время, ослабление рубля стимулировало развитие внутреннего производства (в противовес “сильному рублю”, который искусственно делал импорт более выгодным). А, в свою очередь, развитие внутреннего производства расширяло налогооблагаемую базу, создавало рабочие места и т.д.
Кроме этого, 90-дневный мораторий на выплаты по внешнему долгу, ускорил переговоры по реструктуризации долга Лондонскому клубу и Минфин (конкретно — отвечающий за эти переговоры зам. министра Михаил Касьянов) не упустил такой возможности и вслед за Парижским клубом в 1997 году, Лондонский клуб осенью 1998 года тоже списал часть российского долга и растянул выплаты по оставшейся части на более длительный период.
Есть также мнение, что отказ платить по ГКО спас Россию от значительно более глубокого падения рубля потому, что в противном случае ЦБ пришлось бы “напечатать” рублей больше на сумму всего долга по ГКО. И девальвация рубля была бы не в четыре раза (как это случилось в течении следующих нескольких месяцев), а в двадцать раз или даже больше.
Но эти позитивные последствия т.н. “дефолта” наступили позже. А сразу, буквально в тот же день, 17 августа, на рынке началась паника, люди штурмовали обменные пункты, пытаясь обменять рубли на доллары, начался резкий отток рублевых вкладов. Кроме этого был дан старт череде банковских банкротств. Ведь многие банки держали свои активы в ГКО. В свою очередь те предприятия, которые хранили свои деньги в этих банках, лишились их и не могли выплатить даже зарплату своим сотрудникам, не говоря уже об оплате контрактов или инвестициях. Это, в свою очередь, повлекло за собой банкротства предприятий и т.д.
Разумеется, политические противники Ельцина, не сидели сложа руки и уже в пятницу, 21 августа, Госдума приняла постановление «О рекомендации Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину уйти в отставку и прекратить досрочно исполнение полномочий». За постановление проголосовали 245 депутатов, против — 32. Фактически это означало начало процедуры импичмента президента.
К этому моменту Ельцин был уже далеко не в той форме, в которой он мог себе позволить прямое противостояние с парламентом. Те времена давно уже прошли. Ни его состояние здоровья, ни его рейтинг не позволяли ему вступать в открытую конфронтацию с Госдумой.
Чтобы каким-то образом выпустить пар и снизить градус противостояния, Ельцин и его окружение приняли решение отправить в отставку правительство Кириенко. Что и было сделано 23 августа.
Вот что много лет спустя говорил об этом сам Кириенко: “Борис Николаевич сказал мне, что подготовлено решение об отставке правительства. Что вы сами об этом думаете? Я ответил: правильно. Мы, как правительство, подписались под крайне непопулярными решениями. И мы несем за них ответственность. Что тут еще обсуждать?”
При всей логичности таких рассуждений, само решение об отставке правительства, тем не менее, выглядит все же как очевидная попытка Ельцина уйти от личной ответственности за случившееся. Ведь это не секрет, что дефолт августа 1998 года был предопределен отставкой правительства Черномырдина в марте того же года. Не будь этого, последствия кризиса если бы и не удалось полностью избежать, то уж точно можно было бы сильно сгладить.
Молодой, неопытный премьер, априори не мог справится с теми вызовами, которые на него навалились в тот момент. Напомним, что помимо чисто экономического кризиса, это еще были волна шахтерских забастовок, перекрытие железных дорог и угроза военного путча. И все это на фоне бездействующего и, к тому же, непопулярного президента, который если чем и занимался, то лишь великодержавными утопиями и “сдерживанием НАТО”.
То, как Кириенко прошел этот свой блиц-путь премьера — говорит как раз о том, что он прошел его вполне достойно и сделал максимум того, что было вообще возможно сделать в тех обстоятельствах.
Кроме того: как можно отправить в отставку своего подчиненного, который всего лишь реализовал одобренный тобой план? Напомню, что в воскресенье, 16 августа, Кириенко и Чубайс согласовали с Ельциным все то, о чем они объявили утром 17 августа. Глупо, когда кто-то становится стрелочником лишь потому, что сам начальник перепутал “деноминацию” с “девальвацией”.
И как бы косвенно признавая свою ошибку, Ельцин назначил исполняющим обязанности председателя правительства Виктора Степановича Черномырдина и внес его кандидатуру в качестве премьера в Государственную Думу.