Живая книга о Ельцине
12 июня, 2021 6:38 пп
Альфред Кох
Альфред Кох приглашает вместе создавать книгу о Ельцине здесь, начало положено, комменты открыты, присоединяйтесь господа, присоединяйтесь…
Кох Альфред:
Живая книга о Ельцине
«You got to make good out of bad. That’s all there is to make it with.»
Robert Penn Warren «All the King’s Men».
1. Ельцин. Начало (от… и до 1985 года)
Всем известно, что первый президент России был непримиримым борцом с коррупцией и привилегиями партийной элиты, антикоммунистом, реформатором, восстановителем исторической правды и справедливости, соратником Сахарова, демократом, либералом и православным христианином.
Однако как, обладая таким набором качеств и убеждений, он умудрился сделать вполне успешную партийную карьеру при коммунистах? С таким набором качеств это было совершенно невозможно в то время. Разумнее предположить, что в начале его политической карьеры ничто не указывало на то, что в будущем он станет проводником именно этих идей.
Очевидно, что политические убеждения Бориса Николаевича Ельцина оформились далеко не сразу и менялись несколько раз — и не всегда настолько прямолинейно и последовательно, как он сам это описывал в воспоминаниях.
Интересно, когда же случился этот перелом? Когда произошло это превращение Савла в Павла? Когда он так радикально изменил свои убеждения, что стал тем, кем и вошёл в историю? И было ли это действительным перерождением прагматичного партийного функционера в пламенного борца за демократию и либеральные свободы? Или всё это было лишь мимикрией и попыткой оседлать социальный тренд эпохи и приспособить его для собственных властных амбиций?
Этот текст является попыткой ответить на этот вопрос. И мы были бы очень благодарны нашим читателям, если бы они прислали нам свои комментарии по этому вопросу. А мы, тем временем, продолжим.
Разумеется, политическая карьера Ельцина зависела далеко не только от его убеждений. Потрясающий успех её обусловлен был в первую очередь важнейшим талантом Бориса Николаевича — видеть основное направление изменений политической ситуации и уметь определить своё место в этих новых, изменившихся условиях.
Впрочем, в те времена, когда карьера Бориса Ельцина только начиналась (в 60-е годы) о собственно политической карьере говорить можно было лишь условно, поскольку пост в партийной иерархии только формально можно было назвать политическим. Ельцин (как и большинство других партийных функционеров) занимался обычной хозяйственной работой. Разумеется, периодически ему приходилось выступать на партийных собраниях и конференциях и произносить обычные тогда мантры про «неизбежную победу коммунизма», «происки американского империализма» и «ведущую и руководящую роль КПСС в нашей жизни» и так далее. Но поскольку это был к тому времени не более, чем ритуал, он, скорее всего, не особо вдумывался в смысл этих слов, а просто повторял их вслед за сотнями других ораторов, пользуясь темниками и цитатниками, которыми щедро снабжал партийных функционеров отдел пропаганды ЦК КПСС.
Впрочем, давайте по порядку. Итак, начало карьеры Бориса Ельцина было вполне обычным для неглупого и амбициозного человека крестьянского происхождения в послевоенной советской провинции.
Первым шагом был институт – Уральский политехнический в городе, в советские времена называвшемся Свердловском, а в ельцинские вновь ставшем Екатеринбургом. Пойдя по стопам отца, Ельцин получил строительную специальность, и очень долгое время его карьера была так или иначе связана со строительством.
Но формальное высшее образование, хотя и было важно для взлёта, не давало для него достаточных условий. А шансов быть замеченным в институте Ельцин, по всей видимости, не имел, хотя и старался – в общественной работе и в волейболе.
По советским меркам стартовые условия для карьеры у Ельцина были, прямо скажем, не блестящие: раскулаченный дед и репрессированный по печально знаменитой 58 статье отец. Но были и плюсы: он был русский, а это в негласной иерархии СССР было важным условием успешной карьеры. Особенно – партийной.
После получения диплома в 1955 году Ельцин отправился работать «по распределению». Любой выпускник советского ВУЗа, хотел он того или нет, обязан был отработать несколько лет там, куда его направит специальная вузовская комиссия. Разумеется, это только выглядело справедливым. В реальности качество распределения существенным образом зависело от связей и места в советской иерархии родителей студента. Чем выше было такое положение и связи, тем теплее было место, куда выпускника распределяли.
У Ельцина, очевидно, не было высокопоставленных родителей, поэтому он начал работать в свердловском строительном тресте с названием настолько длинным и скучным, что приводить его всерьёз выглядело бы издевательством над читателем.
Здесь, собственно, и началась ельцинская карьера, но в тот момент она ни в коей мере не давала оснований полагать, что речь могла идти о человеке, исповедовавшем демократические ценности, права человека, частную собственность и свободное предпринимательство.
Положение Ельцина росло постепенно: он последовательно становился мастером, начальником участка, прорабом, главным инженером и директором домостроительного комбината. Но такая линейная профессиональная карьера имела свои пределы, а должность директора комбината, очевидно, не соответствовала масштабу амбиций Ельцина. При этом для того, чтобы занять эту директорскую должность, уже нужно было соответствовать неким важным условиям.
Советский Союз назывался так потому, что в 1917 году захватившие власть большевики торжественно объявили: вся власть в России (а затем и в Союзе) принадлежит и будет принадлежать советам – от сельских до Верховного. Так было записано во всех советских конституциях, но, как часто случается и до сих пор, это было неправдой. Всей полнотой власти в стране обладала только и исключительно коммунистическая партия (КПСС). Для получения сколь-нибудь высокой должности (например, должности директора домостроительного комбината), непременно нужно было, во-первых, стать членом КПСС, а во-вторых, добиться от соответствующего партийного органа согласия на назначение на эту должность.
Ни в чём не повинное слово «номенклатура», означающее всего лишь «список», «поименование», в советское время приобрело совершенно особый смысл: это был список должностей, на которые назначали только с согласия того или иного уровня органов КПСС. Войти в номенклатуру – означало получить одну из этих должностей и, тем самым, открыть для себя возможность двигаться по служебной лестнице и выше. Только такой рост и был возможен в СССР, даже если речь шла не о партийной, а о советской, военной или профессиональной карьере.
Поэтому в 1961 году Ельцин вступил в КПСС. Означало ли это, что Ельцин был настоящим коммунистом? На этот вопрос невозможно ответить сколь-нибудь ясно. Коммунистическая идеология была обязательной для всех жителей Союза и его окрестностей – от Кремля до оленеводческого совхоза. Положение коммуниста, члена партии, означало вовсе не какие-либо особенно коммунистические убеждения, а всего лишь причисление к формальной элите СССР. Именно формальной: никаких специальных властных привилегий положение рядового коммуниста не давало хотя бы потому, что коммунистов этих было уже в то время больше восьми миллионов и становилось всё больше.
Но войти в настоящую элиту, в номенклатуру, можно было только через эту дверь. Если высшее образование было желательным для большой карьеры, то членство в партии – фактически обязательным. Только редкие ученые или деятели искусства могли добиться высоких результатов не вступая в КПСС. Да и то с большим трудом. Что же касается остальных, то путь наверх без партийного билета им был заказан. Но членство в КПСС было необходимым, но ещё не достаточным условием для успешной карьеры. Принципиально важным было оказаться замеченным, а после этого проявить необходимые для вхождения в номенклатуру качества.
Для того, что оказаться замеченным, нужно было проявить партийную активность. Дело это было хлопотное, но необходимое. По большей части оно заключалось в произнесении с нужной интонацией нужных идеологических заклинаний в нужном месте и в нужное время. При том, что заклинаниям этим свойственно было меняться (как, например, после разоблачения культа личности Сталина в 1956 году или после низложения Хрущёва «за волюнтаризм» в 1964), и эти изменения жизненно важно было учитывать.
Однако при всех изменениях основные коммунистические мантры оставались неизменными. Нужно было быть воинствующим атеистом, всячески высмеивать любую религию как отсталость и мракобесие. Нужно было утверждать, что СССР строит коммунизм, и он не за горами. Что в мире идет соревнование двух систем, и агрессивный Запад делает всё, чтобы победить в холодной войне с СССР. Что руководящая роль КПСС является благом для всего народа, и что всем своим успехам народ обязан этой партии. Что учение марксизма-ленинизма – единственно научное и единственно верное. Так же нужно было отрицать частную собственность, всячески превозносить плановую экономику и централизованное ценообразование и утверждать, что в СССР построена самая совершенная экономическая модель.
Можно с уверенностью сказать, что и молодой коммунист Борис Ельцин не избежал необходимости публичного повторения этих тезисов. И наверняка он это делал убежденно, четко артикулируя слова раскатистым баритоном и размахивая для убедительности своим пудовым кулаком.
Кроме этого, разумеется, следовало самым внимательным образом следить за карьерами руководителей (особенно в 1964 году), добиваясь расположения именно тех, кто формировал новую брежневскую элиту и потому был на взлёте. И не перепутать.
Партийная активность Ельцина началась ещё в хрущёвские времена и почти без провалов продолжилась в брежневские. Значит, Ельцин не перепутал. С 1963 года он последовательно участвовал в районной, городской и областной партийных конференциях, по всей видимости, произнося нужные заклинания с нужной интонацией. Тогда и началась главная линия его карьеры – партийная.
Ельцин стал членом сначала райкома (районного комитета), а в 1968 году и свердловского обкома (областного комитета) КПСС. Должности эти, хотя и не были слишком высокими, всё же означали, что в номенклатуру Борис Николаевич войти сумел. В обкоме Ельцин работал по специальности – он стал главой отдела строительства.
Здесь важно отметить, что по-настоящему его партийная карьера началась именно в 1968 году, то есть тогда, когда у всего остального человечества развеялись последние иллюзии относительно «прогрессивности социализма» в СССР: в этом году советские танки задушили Пражскую весну. Интересно, что бы сказал член Свердловского обкома КПСС Б.Н. Ельцин в 1968 году, если бы ему сказали, что через двадцать лет он будет обличать «звериную сущность коммунизма» в том числе и на примере советского вторжения в Чехословакию?
Так или иначе, но в то время будущий вождь российских демократов ещё никак не выказывал своей симпатии к идее не то, что «народного капитализма», но даже и «социализма с человеческим лицом».
В должности заведующего отделом строительства обкома партии будущий президент проработал семь лет без какого бы то ни было повышения. Сам Ельцин объяснял это своей прямотой и принципиальностью, из-за которых отношения его с коллегами и руководством всегда были натянутыми. Однако его начальник Яков Рябов использовал другие слова — грубость и резкость.
Весьма вероятно, что ещё одним важным обстоятельством торможения ельцинской карьеры стало его пьянство, которое уже в то время было заметно его коллегам. Однако вряд ли в тот момент кто-то всерьёз считал это проблемой для его дальнейшей карьеры. Во-первых, потому что молодой и могучий организм Ельцина наверняка легко справлялся с последствиями пьянки и сохранял высокую работоспособность, а во-вторых, в то время к этой «русской болезни» относились снисходительно и даже с некоторой симпатией: подумаешь, человек перебрал, ничего страшного, с кем не бывает…
Сам Рябов, сделавшись в 1971 году первым секретарём (то есть главой) свердловского обкома партии (а значит – первым человеком в области, подчинённым уже прямо высшему руководству), к Ельцину некоторое время присматривался, корректируя, по его собственным словам, его поведение. Рябова привлекли в Борисе Николаевиче его амбициозность, упорство и исполнительность. В то время как на пьянство можно было закрыть глаза (что косвенно свидетельствует о том, что в то время это не было ещё большой проблемой для Ельцина), а резкость и грубость в общении с коллегами – сгладить. Возможно, что и сам Ельцин внёс какие-то коррективы в своё поведение, и эта коррекция оказалась удачной.
В 1975 году Рябов сделал Ельцина секретарём обкома (то есть ввёл в руководство эти органом), поручив ему, помимо строительства, лесное хозяйство и соцкультбыт (то есть, в переводе, социальную, культурную и бытовую сферу). Со всем этим многообразием Ельцин, судя по всему, справлялся хорошо, во всяком случае Рябов остался им доволен. В особенности – его энергичностью и постепенно складывавшейся репутацией «крепкого хозяйственника».
Когда через год Рябов, как это называлось, пошёл на повышение и был взят на работу в Москву, в Центральный Комитет КПСС, на посту свердловского руководителя его сменил Ельцин.
Это «сменил» означало следующее. Формально первого секретаря обкома КПСС демократически избирала областная партийная конференция. Фактически же кандидата для избрания на конференции назначало высшее руководство партии и страны – Политбюро ЦК КПСС. Разумеется, при этом решающее слово в выборе преемника обычно имел сам идущий на повышение партийный чиновник, а Политбюро, как правило, соглашалось с его рекомендацией. Так, благодаря Рябову, о Ельцине узнали в Москве.
Ельцин к тому моменту еще не получил тех званий и должностей, которые прилагались к статусу первого секретаря обкома партии: он не был ни членом ЦК КПСС, ни депутатом Верховного совета СССР, ни даже вторым секретарём обкома. Но, конечно же, и членом ЦК и депутатом он вскоре станет. Что ясно показывало: Ельцин попал в самую элиту СССР и сомнений в его лояльности у партийного руководства в 1976 году не было никаких.
Помимо высоких постов и званий к должности первого секретаря обкома КПСС прилагались и те самые партийные привилегии, против которых Ельцин будет бороться во времена Перестройки.
Речь, разумеется, не идёт о буквальной коррупции, но дело в том, что каждой ступени номенклатурной лестницы были присвоены не только соответствующие ей полномочия, но и соответствующий материальный уровень. Для первого секретаря обкома это были лимузин «Чайка» с шофёром, большая квартира, комфортабельная загородная дача, специальный продовольственный распределитель, возможные загранпоездки, особая медицина и многое другое, недоступное простым смертным. И такое положение в то время ничуть не смущало Ельцина, и нет никаких свидетельств тому, что он чувствовал какое-то неудобство от такой вопиющей социальной несправедливости.
Но привилегиям этим нужно было соответствовать. Прежде всего – упорным и эффективным трудом руководителя, причём таким, чтобы труд этот был замечен в Москве. И Ельцин старался. Его патрон Яков Рябов говорил о нем: «Так получилось, что несколько моих друзей учились вместе с Ельциным. Я решил спросить их мнение о нём. Они говорили, что он властолюбив, амбициозен, что ради карьеры готов переступить даже через родную мать. «А если ему дать задание?» — спрашиваю. Они говорят: «Любое задание начальства он разобьётся в лепёшку, но выполнит».
И он выполнял. Так, в 1977 году он выполнил двухгодичной давности решение Политбюро о сносе Ипатьевского дома – места расстрела последнего императора и его семьи в 1918 году (удивительно, отчего этого не сделали раньше).
Но при этом, став первым секретарём обкома партии, Ельцин выбрал для себя особый стиль правления и особый образ руководителя. Эти стиль и образ не им были, разумеется, придуманы и не являли собой ничего принципиально нового для советской номенклатуры. Но они были слишком трудозатратны и хлопотны для большинства партийной элиты, поэтому Ельцин явственно выделялся на фоне этого большинства.
Эти стиль и образ имели две взаимосвязанные стороны.
Первая из них – позиция «суров-но-справедлив», восходящая к сакральной в российской истории фигуре Петра I и возникавшая (как в имперское, так и в советское время) с неизбывной периодичностью, и в центральной, и в местной власти, вплоть до сталинских «солдат партии» на высоких постах. Позиция эта подразумевала отдачу всего себя делу (будь то повышение обороноспособности, защита православия-самодержавия-народности, построение социализма в одной стране или борьба с коррупцией).
Таким делом для Ельцина стали победы Свердловской области и её предприятий во всевозможных социалистических соревнованиях с другими областями и предприятиями, за что область, заводы и сам первый секретарь получали ордена, медали и переходящие красные знамёна. К делу этому Ельцин подошёл с большим энтузиазмом. Работая (как сам он пишет) по 12 часов в день, он вникал во все подробности – от выполнения плана Уралмашем до повышения удоя в отдалённом колхозе (известен случай, когда Ельцин лично выгребал навоз из коровника, взяв себе в помощники местных руководителей, – очевидно, в качестве воспитательной меры). А отдавая делу всего себя, он мог требовать того же и от подчинённых. Любые их нарушения или злоупотребления (от строительства дачи до слишком частых перекуров) влекли за собой быстрое и суровое наказание: увольнения, исключения из партии и, в любом случае, устрашавшую начальственную выволочку. Так же бдительно, как и за выполнением своих хозяйственных поручений, Ельцин (как и положено первому секретарю) следил за идеологической чистотой в области, сурово пресекая любые сомнительные с точки зрения советской идеи темы в печати, кино, на радио и телевидении.
Особое внимание Ельцина привлекали дела, связанные с его специальностью – строительством. Что тоже вполне укладывалось в позицию «суров-но-справедлив» и соответствовало главному делу первого секретаря. Рукотворных памятников ельцинскому правлению в Свердловске и области осталось множество – театры, дворец культуры, музей, цирк, дом кино, дом печати, дом политического просвещения, дом молодёжи, дом шахмат, дорога из Свердловска в Североуральск. В области началось активное строительство жилья для рабочих (и переселение их в это жильё из бараков) и «молодёжных жилых комплексов» (по особой комсомольской программе). Началось даже строительство метрополитена, разрешения на это строительство Ельцин добился в Политбюро (для того, чтобы трудящимся Уралмаша, как он выразился, «возвращаться домой с первомайских и октябрьских демонстраций на метро»). Впрочем, открытия метро в Свердловске он так и не дождался – строительство началось в 1980 году, но открылись первые станции только в 1991. Самым же заметным памятником стало новое здание свердловского обкома КПСС – возвышающаяся над окрестными домами двадцатитрёхэтажная башня, прозванная горожанами «член партии», – не только самое высокое здание в городе, но и самое высокое здание обкома во всём СССР.
Впрочем, нужно помнить, что всё это масштабное строительство, как и другие дела Ельцина, вовсе не были его произвольными автономными начинаниями. Все сколь-нибудь важные решения принимались в Москве, откуда шло и финансирование этих решений, и контроль за их выполнением. Главной задачей руководителя было добиться принятия решения в ЦК партии (или даже в Политбюро) и организовать его реализацию.
Вторая сторона особых стиля и образа Ельцина как главы свердловского обкома также не была особенно новой и неожиданной, но вызывала гораздо большее недоумение в Москве, чем первая. Это была особая публичность, то, что называлось «близостью к народу».
Советский Союз не был демократическим государством, вся власть безраздельно принадлежала руководству КПСС, пропагандистская система неустанно обличала и осуждала «буржуазную демократию» Запада. Но при этом идеалом и центром официальной идеологии была именно демократия – советская. Хотя с точки зрения политической эта демократия (власть советов) представляла собой прямую ложь, наивысшей ценностью для этой идеологии был советский народ, герой и труженик. Все дела, совершавшиеся в СССР, так или иначе провозглашались ориентированными на этот народ и на его благо. Конечно, советский народ был в этом случае только абстракцией, не имея ни лица, ни воли (воля формировалась в Политбюро). Но формально он состоял из людей, по большей части из честных тружеников – рабочих и крестьян.
К ним и обращался Ельцин, вызвав недоумение в Москве. В отличие от большинства областных или республиканских руководителей, он стал фигурой намного более публичной, чем это требовалось от первого секретаря обкома. Ельцин выступал на заводах, общался с работниками колхозов. В специальном телеобращении он призвал жителей области помочь с уборкой картофеля (а достаточно было бы разнарядки по предприятиям). С мая 1982 года он стал устраивать публичные встречи для ответов на прямые вопросы с представителями разных профессий, причём начал с самой неудобной аудитории – со студентов и преподавателей вузов области. Уже после смерти Брежнева, в декабре 1982 года он час с небольшим отвечал на вопросы в прямом эфире местного телевидения. Вопросы, правда, отбирали перед этим несколько месяцев.
То есть Ельцин вышел в народ. Хотя такая позиция не могла осуждаться наверху прямо, потому что вполне соответствовала партийному идеалу «близости к народу», она была весьма необычна для эпохи Застоя. Партийное руководство всех уровней давно превратилось в элиту почти исключительно кабинетную и замкнутую не только от неконтролируемого обновления, но и от возможных неожиданностей общения с народом (иначе, как в письмах с мест в газеты и в формальных отчётах на съездах и заседаниях).
Ельцин же вышел не к тому народу, который гордо шествовал к коммунизму на советских плакатах, а к живым людям. И люди эти вполне оценили такие жесты, будучи совсем не избалованными непосредственным общением с руководством. Относительно молодой, говоривший без бумажки, отвечавший на вопросы (даже и неудобные – о бытовых проблемах в области), требовательный и суровый к другим начальникам и полный энергии первый секретарь немедленно получил большую популярность. И сам же её оценил. Видимо, с этого времени Ельцин почувствовал вкус к публичности, которая теперь навсегда стала его коньком, которая выгодно отличала его от московской геронтократии и которая в будущем во многом обеспечит ему президентское кресло. Ельцин становился харизматиком (что неудивительно при позиции близости к народу на посту главы области), но пока только областного значения.
Но для дальнейшей карьеры мало было одних только харизмы, энергии и суровости, одного сколь угодно самоотверженного труда.
Кроме всего этого нужно было иметь, с одной стороны, вполне определённые личные качества – рабоче-крестьянскую простоту, идеологическую непогрешимость, незапятнанный моральный облик (довольно, впрочем, свободный – неумеренное пьянство, к которому склонен был Ельцин, большим грехом не считалось; зато предметом гордости первого секретаря было полное исключение из его лексикона мата).
А с другой стороны (и это, видимо, было главным и обязательным для карьеры свойством), нужно было умение оперативно ориентироваться в раскладе номенклатурных сил, умение заводить нужные знакомства, находить нужные покровительства и соответствовать ожиданиям покровителей. Всем эти качествам Ельцин вполне соответствовал.
Самое полезное из знакомств Ельцин завёл среди коллег – первых секретарей обкомов, причём давних и проверенных. Ещё с 1965 года томский обком партии возглавлял Егор Кузьмич Лигачёв, начавший подавать большие карьерные надежды после смерти Брежнева. Настолько большие, что в 1983 году новый генсек (генеральный секретарь ЦК КПСС, то есть совершенно всевластный правитель СССР) Андропов взял его в Москву для работы в ЦК партии. Именно Лигачёв и рекомендовал впоследствии перевести крепкого хозяйственника Ельцина, хорошо зарекомендовавшего себя в Свердловске, в Москву.
Будучи первым секретарём Свердловского обкома КПСС, Ельцин получал и все положенные для столь высокого поста дополнительные звания и должности, облегчившие его дальнейший путь в Москве. По линии советов: в 1978 году он стал депутатом Верховного Совета СССР, формально высшего государственного органа страны, ничего, впрочем, не решавшего. По линии партийной: на XXVI съезда КПСС в 1981 году он был избран в её Центральный Комитет, как и положено было первым секретарям обкомов. Наконец, даже по линии военной: не служивший в армии из-за отсутствия трёх пальцев Ельцин сделался полковником запаса.
Но продолжиться карьера Ельцина могла только в Москве, в Центральном Комитете КПСС.
Альфред Кох
Альфред Кох приглашает вместе создавать книгу о Ельцине здесь, начало положено, комменты открыты, присоединяйтесь господа, присоединяйтесь…
Кох Альфред:
Живая книга о Ельцине
«You got to make good out of bad. That’s all there is to make it with.»
Robert Penn Warren «All the King’s Men».
1. Ельцин. Начало (от… и до 1985 года)
Всем известно, что первый президент России был непримиримым борцом с коррупцией и привилегиями партийной элиты, антикоммунистом, реформатором, восстановителем исторической правды и справедливости, соратником Сахарова, демократом, либералом и православным христианином.
Однако как, обладая таким набором качеств и убеждений, он умудрился сделать вполне успешную партийную карьеру при коммунистах? С таким набором качеств это было совершенно невозможно в то время. Разумнее предположить, что в начале его политической карьеры ничто не указывало на то, что в будущем он станет проводником именно этих идей.
Очевидно, что политические убеждения Бориса Николаевича Ельцина оформились далеко не сразу и менялись несколько раз — и не всегда настолько прямолинейно и последовательно, как он сам это описывал в воспоминаниях.
Интересно, когда же случился этот перелом? Когда произошло это превращение Савла в Павла? Когда он так радикально изменил свои убеждения, что стал тем, кем и вошёл в историю? И было ли это действительным перерождением прагматичного партийного функционера в пламенного борца за демократию и либеральные свободы? Или всё это было лишь мимикрией и попыткой оседлать социальный тренд эпохи и приспособить его для собственных властных амбиций?
Этот текст является попыткой ответить на этот вопрос. И мы были бы очень благодарны нашим читателям, если бы они прислали нам свои комментарии по этому вопросу. А мы, тем временем, продолжим.
Разумеется, политическая карьера Ельцина зависела далеко не только от его убеждений. Потрясающий успех её обусловлен был в первую очередь важнейшим талантом Бориса Николаевича — видеть основное направление изменений политической ситуации и уметь определить своё место в этих новых, изменившихся условиях.
Впрочем, в те времена, когда карьера Бориса Ельцина только начиналась (в 60-е годы) о собственно политической карьере говорить можно было лишь условно, поскольку пост в партийной иерархии только формально можно было назвать политическим. Ельцин (как и большинство других партийных функционеров) занимался обычной хозяйственной работой. Разумеется, периодически ему приходилось выступать на партийных собраниях и конференциях и произносить обычные тогда мантры про «неизбежную победу коммунизма», «происки американского империализма» и «ведущую и руководящую роль КПСС в нашей жизни» и так далее. Но поскольку это был к тому времени не более, чем ритуал, он, скорее всего, не особо вдумывался в смысл этих слов, а просто повторял их вслед за сотнями других ораторов, пользуясь темниками и цитатниками, которыми щедро снабжал партийных функционеров отдел пропаганды ЦК КПСС.
Впрочем, давайте по порядку. Итак, начало карьеры Бориса Ельцина было вполне обычным для неглупого и амбициозного человека крестьянского происхождения в послевоенной советской провинции.
Первым шагом был институт – Уральский политехнический в городе, в советские времена называвшемся Свердловском, а в ельцинские вновь ставшем Екатеринбургом. Пойдя по стопам отца, Ельцин получил строительную специальность, и очень долгое время его карьера была так или иначе связана со строительством.
Но формальное высшее образование, хотя и было важно для взлёта, не давало для него достаточных условий. А шансов быть замеченным в институте Ельцин, по всей видимости, не имел, хотя и старался – в общественной работе и в волейболе.
По советским меркам стартовые условия для карьеры у Ельцина были, прямо скажем, не блестящие: раскулаченный дед и репрессированный по печально знаменитой 58 статье отец. Но были и плюсы: он был русский, а это в негласной иерархии СССР было важным условием успешной карьеры. Особенно – партийной.
После получения диплома в 1955 году Ельцин отправился работать «по распределению». Любой выпускник советского ВУЗа, хотел он того или нет, обязан был отработать несколько лет там, куда его направит специальная вузовская комиссия. Разумеется, это только выглядело справедливым. В реальности качество распределения существенным образом зависело от связей и места в советской иерархии родителей студента. Чем выше было такое положение и связи, тем теплее было место, куда выпускника распределяли.
У Ельцина, очевидно, не было высокопоставленных родителей, поэтому он начал работать в свердловском строительном тресте с названием настолько длинным и скучным, что приводить его всерьёз выглядело бы издевательством над читателем.
Здесь, собственно, и началась ельцинская карьера, но в тот момент она ни в коей мере не давала оснований полагать, что речь могла идти о человеке, исповедовавшем демократические ценности, права человека, частную собственность и свободное предпринимательство.
Положение Ельцина росло постепенно: он последовательно становился мастером, начальником участка, прорабом, главным инженером и директором домостроительного комбината. Но такая линейная профессиональная карьера имела свои пределы, а должность директора комбината, очевидно, не соответствовала масштабу амбиций Ельцина. При этом для того, чтобы занять эту директорскую должность, уже нужно было соответствовать неким важным условиям.
Советский Союз назывался так потому, что в 1917 году захватившие власть большевики торжественно объявили: вся власть в России (а затем и в Союзе) принадлежит и будет принадлежать советам – от сельских до Верховного. Так было записано во всех советских конституциях, но, как часто случается и до сих пор, это было неправдой. Всей полнотой власти в стране обладала только и исключительно коммунистическая партия (КПСС). Для получения сколь-нибудь высокой должности (например, должности директора домостроительного комбината), непременно нужно было, во-первых, стать членом КПСС, а во-вторых, добиться от соответствующего партийного органа согласия на назначение на эту должность.
Ни в чём не повинное слово «номенклатура», означающее всего лишь «список», «поименование», в советское время приобрело совершенно особый смысл: это был список должностей, на которые назначали только с согласия того или иного уровня органов КПСС. Войти в номенклатуру – означало получить одну из этих должностей и, тем самым, открыть для себя возможность двигаться по служебной лестнице и выше. Только такой рост и был возможен в СССР, даже если речь шла не о партийной, а о советской, военной или профессиональной карьере.
Поэтому в 1961 году Ельцин вступил в КПСС. Означало ли это, что Ельцин был настоящим коммунистом? На этот вопрос невозможно ответить сколь-нибудь ясно. Коммунистическая идеология была обязательной для всех жителей Союза и его окрестностей – от Кремля до оленеводческого совхоза. Положение коммуниста, члена партии, означало вовсе не какие-либо особенно коммунистические убеждения, а всего лишь причисление к формальной элите СССР. Именно формальной: никаких специальных властных привилегий положение рядового коммуниста не давало хотя бы потому, что коммунистов этих было уже в то время больше восьми миллионов и становилось всё больше.
Но войти в настоящую элиту, в номенклатуру, можно было только через эту дверь. Если высшее образование было желательным для большой карьеры, то членство в партии – фактически обязательным. Только редкие ученые или деятели искусства могли добиться высоких результатов не вступая в КПСС. Да и то с большим трудом. Что же касается остальных, то путь наверх без партийного билета им был заказан. Но членство в КПСС было необходимым, но ещё не достаточным условием для успешной карьеры. Принципиально важным было оказаться замеченным, а после этого проявить необходимые для вхождения в номенклатуру качества.
Для того, что оказаться замеченным, нужно было проявить партийную активность. Дело это было хлопотное, но необходимое. По большей части оно заключалось в произнесении с нужной интонацией нужных идеологических заклинаний в нужном месте и в нужное время. При том, что заклинаниям этим свойственно было меняться (как, например, после разоблачения культа личности Сталина в 1956 году или после низложения Хрущёва «за волюнтаризм» в 1964), и эти изменения жизненно важно было учитывать.
Однако при всех изменениях основные коммунистические мантры оставались неизменными. Нужно было быть воинствующим атеистом, всячески высмеивать любую религию как отсталость и мракобесие. Нужно было утверждать, что СССР строит коммунизм, и он не за горами. Что в мире идет соревнование двух систем, и агрессивный Запад делает всё, чтобы победить в холодной войне с СССР. Что руководящая роль КПСС является благом для всего народа, и что всем своим успехам народ обязан этой партии. Что учение марксизма-ленинизма – единственно научное и единственно верное. Так же нужно было отрицать частную собственность, всячески превозносить плановую экономику и централизованное ценообразование и утверждать, что в СССР построена самая совершенная экономическая модель.
Можно с уверенностью сказать, что и молодой коммунист Борис Ельцин не избежал необходимости публичного повторения этих тезисов. И наверняка он это делал убежденно, четко артикулируя слова раскатистым баритоном и размахивая для убедительности своим пудовым кулаком.
Кроме этого, разумеется, следовало самым внимательным образом следить за карьерами руководителей (особенно в 1964 году), добиваясь расположения именно тех, кто формировал новую брежневскую элиту и потому был на взлёте. И не перепутать.
Партийная активность Ельцина началась ещё в хрущёвские времена и почти без провалов продолжилась в брежневские. Значит, Ельцин не перепутал. С 1963 года он последовательно участвовал в районной, городской и областной партийных конференциях, по всей видимости, произнося нужные заклинания с нужной интонацией. Тогда и началась главная линия его карьеры – партийная.
Ельцин стал членом сначала райкома (районного комитета), а в 1968 году и свердловского обкома (областного комитета) КПСС. Должности эти, хотя и не были слишком высокими, всё же означали, что в номенклатуру Борис Николаевич войти сумел. В обкоме Ельцин работал по специальности – он стал главой отдела строительства.
Здесь важно отметить, что по-настоящему его партийная карьера началась именно в 1968 году, то есть тогда, когда у всего остального человечества развеялись последние иллюзии относительно «прогрессивности социализма» в СССР: в этом году советские танки задушили Пражскую весну. Интересно, что бы сказал член Свердловского обкома КПСС Б.Н. Ельцин в 1968 году, если бы ему сказали, что через двадцать лет он будет обличать «звериную сущность коммунизма» в том числе и на примере советского вторжения в Чехословакию?
Так или иначе, но в то время будущий вождь российских демократов ещё никак не выказывал своей симпатии к идее не то, что «народного капитализма», но даже и «социализма с человеческим лицом».
В должности заведующего отделом строительства обкома партии будущий президент проработал семь лет без какого бы то ни было повышения. Сам Ельцин объяснял это своей прямотой и принципиальностью, из-за которых отношения его с коллегами и руководством всегда были натянутыми. Однако его начальник Яков Рябов использовал другие слова — грубость и резкость.
Весьма вероятно, что ещё одним важным обстоятельством торможения ельцинской карьеры стало его пьянство, которое уже в то время было заметно его коллегам. Однако вряд ли в тот момент кто-то всерьёз считал это проблемой для его дальнейшей карьеры. Во-первых, потому что молодой и могучий организм Ельцина наверняка легко справлялся с последствиями пьянки и сохранял высокую работоспособность, а во-вторых, в то время к этой «русской болезни» относились снисходительно и даже с некоторой симпатией: подумаешь, человек перебрал, ничего страшного, с кем не бывает…
Сам Рябов, сделавшись в 1971 году первым секретарём (то есть главой) свердловского обкома партии (а значит – первым человеком в области, подчинённым уже прямо высшему руководству), к Ельцину некоторое время присматривался, корректируя, по его собственным словам, его поведение. Рябова привлекли в Борисе Николаевиче его амбициозность, упорство и исполнительность. В то время как на пьянство можно было закрыть глаза (что косвенно свидетельствует о том, что в то время это не было ещё большой проблемой для Ельцина), а резкость и грубость в общении с коллегами – сгладить. Возможно, что и сам Ельцин внёс какие-то коррективы в своё поведение, и эта коррекция оказалась удачной.
В 1975 году Рябов сделал Ельцина секретарём обкома (то есть ввёл в руководство эти органом), поручив ему, помимо строительства, лесное хозяйство и соцкультбыт (то есть, в переводе, социальную, культурную и бытовую сферу). Со всем этим многообразием Ельцин, судя по всему, справлялся хорошо, во всяком случае Рябов остался им доволен. В особенности – его энергичностью и постепенно складывавшейся репутацией «крепкого хозяйственника».
Когда через год Рябов, как это называлось, пошёл на повышение и был взят на работу в Москву, в Центральный Комитет КПСС, на посту свердловского руководителя его сменил Ельцин.
Это «сменил» означало следующее. Формально первого секретаря обкома КПСС демократически избирала областная партийная конференция. Фактически же кандидата для избрания на конференции назначало высшее руководство партии и страны – Политбюро ЦК КПСС. Разумеется, при этом решающее слово в выборе преемника обычно имел сам идущий на повышение партийный чиновник, а Политбюро, как правило, соглашалось с его рекомендацией. Так, благодаря Рябову, о Ельцине узнали в Москве.
Ельцин к тому моменту еще не получил тех званий и должностей, которые прилагались к статусу первого секретаря обкома партии: он не был ни членом ЦК КПСС, ни депутатом Верховного совета СССР, ни даже вторым секретарём обкома. Но, конечно же, и членом ЦК и депутатом он вскоре станет. Что ясно показывало: Ельцин попал в самую элиту СССР и сомнений в его лояльности у партийного руководства в 1976 году не было никаких.
Помимо высоких постов и званий к должности первого секретаря обкома КПСС прилагались и те самые партийные привилегии, против которых Ельцин будет бороться во времена Перестройки.
Речь, разумеется, не идёт о буквальной коррупции, но дело в том, что каждой ступени номенклатурной лестницы были присвоены не только соответствующие ей полномочия, но и соответствующий материальный уровень. Для первого секретаря обкома это были лимузин «Чайка» с шофёром, большая квартира, комфортабельная загородная дача, специальный продовольственный распределитель, возможные загранпоездки, особая медицина и многое другое, недоступное простым смертным. И такое положение в то время ничуть не смущало Ельцина, и нет никаких свидетельств тому, что он чувствовал какое-то неудобство от такой вопиющей социальной несправедливости.
Но привилегиям этим нужно было соответствовать. Прежде всего – упорным и эффективным трудом руководителя, причём таким, чтобы труд этот был замечен в Москве. И Ельцин старался. Его патрон Яков Рябов говорил о нем: «Так получилось, что несколько моих друзей учились вместе с Ельциным. Я решил спросить их мнение о нём. Они говорили, что он властолюбив, амбициозен, что ради карьеры готов переступить даже через родную мать. «А если ему дать задание?» — спрашиваю. Они говорят: «Любое задание начальства он разобьётся в лепёшку, но выполнит».
И он выполнял. Так, в 1977 году он выполнил двухгодичной давности решение Политбюро о сносе Ипатьевского дома – места расстрела последнего императора и его семьи в 1918 году (удивительно, отчего этого не сделали раньше).
Но при этом, став первым секретарём обкома партии, Ельцин выбрал для себя особый стиль правления и особый образ руководителя. Эти стиль и образ не им были, разумеется, придуманы и не являли собой ничего принципиально нового для советской номенклатуры. Но они были слишком трудозатратны и хлопотны для большинства партийной элиты, поэтому Ельцин явственно выделялся на фоне этого большинства.
Эти стиль и образ имели две взаимосвязанные стороны.
Первая из них – позиция «суров-но-справедлив», восходящая к сакральной в российской истории фигуре Петра I и возникавшая (как в имперское, так и в советское время) с неизбывной периодичностью, и в центральной, и в местной власти, вплоть до сталинских «солдат партии» на высоких постах. Позиция эта подразумевала отдачу всего себя делу (будь то повышение обороноспособности, защита православия-самодержавия-народности, построение социализма в одной стране или борьба с коррупцией).
Таким делом для Ельцина стали победы Свердловской области и её предприятий во всевозможных социалистических соревнованиях с другими областями и предприятиями, за что область, заводы и сам первый секретарь получали ордена, медали и переходящие красные знамёна. К делу этому Ельцин подошёл с большим энтузиазмом. Работая (как сам он пишет) по 12 часов в день, он вникал во все подробности – от выполнения плана Уралмашем до повышения удоя в отдалённом колхозе (известен случай, когда Ельцин лично выгребал навоз из коровника, взяв себе в помощники местных руководителей, – очевидно, в качестве воспитательной меры). А отдавая делу всего себя, он мог требовать того же и от подчинённых. Любые их нарушения или злоупотребления (от строительства дачи до слишком частых перекуров) влекли за собой быстрое и суровое наказание: увольнения, исключения из партии и, в любом случае, устрашавшую начальственную выволочку. Так же бдительно, как и за выполнением своих хозяйственных поручений, Ельцин (как и положено первому секретарю) следил за идеологической чистотой в области, сурово пресекая любые сомнительные с точки зрения советской идеи темы в печати, кино, на радио и телевидении.
Особое внимание Ельцина привлекали дела, связанные с его специальностью – строительством. Что тоже вполне укладывалось в позицию «суров-но-справедлив» и соответствовало главному делу первого секретаря. Рукотворных памятников ельцинскому правлению в Свердловске и области осталось множество – театры, дворец культуры, музей, цирк, дом кино, дом печати, дом политического просвещения, дом молодёжи, дом шахмат, дорога из Свердловска в Североуральск. В области началось активное строительство жилья для рабочих (и переселение их в это жильё из бараков) и «молодёжных жилых комплексов» (по особой комсомольской программе). Началось даже строительство метрополитена, разрешения на это строительство Ельцин добился в Политбюро (для того, чтобы трудящимся Уралмаша, как он выразился, «возвращаться домой с первомайских и октябрьских демонстраций на метро»). Впрочем, открытия метро в Свердловске он так и не дождался – строительство началось в 1980 году, но открылись первые станции только в 1991. Самым же заметным памятником стало новое здание свердловского обкома КПСС – возвышающаяся над окрестными домами двадцатитрёхэтажная башня, прозванная горожанами «член партии», – не только самое высокое здание в городе, но и самое высокое здание обкома во всём СССР.
Впрочем, нужно помнить, что всё это масштабное строительство, как и другие дела Ельцина, вовсе не были его произвольными автономными начинаниями. Все сколь-нибудь важные решения принимались в Москве, откуда шло и финансирование этих решений, и контроль за их выполнением. Главной задачей руководителя было добиться принятия решения в ЦК партии (или даже в Политбюро) и организовать его реализацию.
Вторая сторона особых стиля и образа Ельцина как главы свердловского обкома также не была особенно новой и неожиданной, но вызывала гораздо большее недоумение в Москве, чем первая. Это была особая публичность, то, что называлось «близостью к народу».
Советский Союз не был демократическим государством, вся власть безраздельно принадлежала руководству КПСС, пропагандистская система неустанно обличала и осуждала «буржуазную демократию» Запада. Но при этом идеалом и центром официальной идеологии была именно демократия – советская. Хотя с точки зрения политической эта демократия (власть советов) представляла собой прямую ложь, наивысшей ценностью для этой идеологии был советский народ, герой и труженик. Все дела, совершавшиеся в СССР, так или иначе провозглашались ориентированными на этот народ и на его благо. Конечно, советский народ был в этом случае только абстракцией, не имея ни лица, ни воли (воля формировалась в Политбюро). Но формально он состоял из людей, по большей части из честных тружеников – рабочих и крестьян.
К ним и обращался Ельцин, вызвав недоумение в Москве. В отличие от большинства областных или республиканских руководителей, он стал фигурой намного более публичной, чем это требовалось от первого секретаря обкома. Ельцин выступал на заводах, общался с работниками колхозов. В специальном телеобращении он призвал жителей области помочь с уборкой картофеля (а достаточно было бы разнарядки по предприятиям). С мая 1982 года он стал устраивать публичные встречи для ответов на прямые вопросы с представителями разных профессий, причём начал с самой неудобной аудитории – со студентов и преподавателей вузов области. Уже после смерти Брежнева, в декабре 1982 года он час с небольшим отвечал на вопросы в прямом эфире местного телевидения. Вопросы, правда, отбирали перед этим несколько месяцев.
То есть Ельцин вышел в народ. Хотя такая позиция не могла осуждаться наверху прямо, потому что вполне соответствовала партийному идеалу «близости к народу», она была весьма необычна для эпохи Застоя. Партийное руководство всех уровней давно превратилось в элиту почти исключительно кабинетную и замкнутую не только от неконтролируемого обновления, но и от возможных неожиданностей общения с народом (иначе, как в письмах с мест в газеты и в формальных отчётах на съездах и заседаниях).
Ельцин же вышел не к тому народу, который гордо шествовал к коммунизму на советских плакатах, а к живым людям. И люди эти вполне оценили такие жесты, будучи совсем не избалованными непосредственным общением с руководством. Относительно молодой, говоривший без бумажки, отвечавший на вопросы (даже и неудобные – о бытовых проблемах в области), требовательный и суровый к другим начальникам и полный энергии первый секретарь немедленно получил большую популярность. И сам же её оценил. Видимо, с этого времени Ельцин почувствовал вкус к публичности, которая теперь навсегда стала его коньком, которая выгодно отличала его от московской геронтократии и которая в будущем во многом обеспечит ему президентское кресло. Ельцин становился харизматиком (что неудивительно при позиции близости к народу на посту главы области), но пока только областного значения.
Но для дальнейшей карьеры мало было одних только харизмы, энергии и суровости, одного сколь угодно самоотверженного труда.
Кроме всего этого нужно было иметь, с одной стороны, вполне определённые личные качества – рабоче-крестьянскую простоту, идеологическую непогрешимость, незапятнанный моральный облик (довольно, впрочем, свободный – неумеренное пьянство, к которому склонен был Ельцин, большим грехом не считалось; зато предметом гордости первого секретаря было полное исключение из его лексикона мата).
А с другой стороны (и это, видимо, было главным и обязательным для карьеры свойством), нужно было умение оперативно ориентироваться в раскладе номенклатурных сил, умение заводить нужные знакомства, находить нужные покровительства и соответствовать ожиданиям покровителей. Всем эти качествам Ельцин вполне соответствовал.
Самое полезное из знакомств Ельцин завёл среди коллег – первых секретарей обкомов, причём давних и проверенных. Ещё с 1965 года томский обком партии возглавлял Егор Кузьмич Лигачёв, начавший подавать большие карьерные надежды после смерти Брежнева. Настолько большие, что в 1983 году новый генсек (генеральный секретарь ЦК КПСС, то есть совершенно всевластный правитель СССР) Андропов взял его в Москву для работы в ЦК партии. Именно Лигачёв и рекомендовал впоследствии перевести крепкого хозяйственника Ельцина, хорошо зарекомендовавшего себя в Свердловске, в Москву.
Будучи первым секретарём Свердловского обкома КПСС, Ельцин получал и все положенные для столь высокого поста дополнительные звания и должности, облегчившие его дальнейший путь в Москве. По линии советов: в 1978 году он стал депутатом Верховного Совета СССР, формально высшего государственного органа страны, ничего, впрочем, не решавшего. По линии партийной: на XXVI съезда КПСС в 1981 году он был избран в её Центральный Комитет, как и положено было первым секретарям обкомов. Наконец, даже по линии военной: не служивший в армии из-за отсутствия трёх пальцев Ельцин сделался полковником запаса.
Но продолжиться карьера Ельцина могла только в Москве, в Центральном Комитете КПСС.