Застольное
24 августа, 2024 10:43 дп
Мэйдэй
Игорь Поночевный, 25 август 2014 г.:
— Ну, всё. Я так больше не могу, – подумал Владимир и бросил серебряные приборы на тарелку. Он, действительно, больше не мог. Сколько лет он уже сидел за этим огромным белым столом, вокруг которого на цыпочках ходила вышколенная прислуга и раскладывала мизерные порции. Он совершенно искренне устал от всей этой, как ему казалось, фальши: крахмальных салфеток за воротом, вилки в левой руке, прямой спины, чопорных лиц напротив, короче – этикета, от которого нельзя никак было отходить.
Его раздражали эти скудные порции, эти вычурные блюда, которых он не понимал – паштеты, консоме, профитроли и фуа-гра, которыми он никогда не мог наесться досыта, этот полуголодный лживый паёк высушенных диетой аристократов. От шампанского у него вечно случалась изжога, а пива тут не наливали.
Его бесила невозможность делать то, что ему хотелось, говорить то, что он думает, вытирать руки о скатерть, или плевать выковырянную еду зубочисткой на паркет. Всё это было табу. Он резко отодвинул стул, кинул на пол салфетку и пошел прочь, даже не удосужившись извиниться.
Винтовая лестница вела вниз, в кухню, откуда уже слышались фальшивые ноты дрянной скрипки и залихватский гогот челяди, тех, с кем ему и проще и веселее. Когда он сошел вниз, публика в этом аду встретила его рёвом луженых глоток и грохотом глиняных кружек. Виват! Твое здоровье! Все застучали кулаками по столу и живо освободили место за скамьей. Как же долго мы тебя ждали! Жар от очага и выпитое раскрасило их пунцовые рожи. Масляные лампы бросали тени на закопченный потолок.
Стол был широк, как зад кухарки, весь в шрамах от ножевых ранений, и в пятнах – от пролитого вина. Ему поставили миску с рулькой в квашеной капусте, штоф и кувшин с пивом. Это было то, что нужно. Тут можно было пить сколько влезет, брать закуску руками, сморкаться в рукав, орать песни, цокать языком, греготать, и жрать от пуза. Можно было всех перебивать, кричать здравицу или весело бить соседа по плечу. Он ущипнул кухарку за ягодицу, от чего та весело заржала, ухватил свиную голяшку – в одну руку, стопку – во вторую, шлепнул хвостом о скамью, и начал речь своим новым собутыльникам…
Мэйдэй
Игорь Поночевный, 25 август 2014 г.:
— Ну, всё. Я так больше не могу, – подумал Владимир и бросил серебряные приборы на тарелку. Он, действительно, больше не мог. Сколько лет он уже сидел за этим огромным белым столом, вокруг которого на цыпочках ходила вышколенная прислуга и раскладывала мизерные порции. Он совершенно искренне устал от всей этой, как ему казалось, фальши: крахмальных салфеток за воротом, вилки в левой руке, прямой спины, чопорных лиц напротив, короче – этикета, от которого нельзя никак было отходить.
Его раздражали эти скудные порции, эти вычурные блюда, которых он не понимал – паштеты, консоме, профитроли и фуа-гра, которыми он никогда не мог наесться досыта, этот полуголодный лживый паёк высушенных диетой аристократов. От шампанского у него вечно случалась изжога, а пива тут не наливали.
Его бесила невозможность делать то, что ему хотелось, говорить то, что он думает, вытирать руки о скатерть, или плевать выковырянную еду зубочисткой на паркет. Всё это было табу. Он резко отодвинул стул, кинул на пол салфетку и пошел прочь, даже не удосужившись извиниться.
Винтовая лестница вела вниз, в кухню, откуда уже слышались фальшивые ноты дрянной скрипки и залихватский гогот челяди, тех, с кем ему и проще и веселее. Когда он сошел вниз, публика в этом аду встретила его рёвом луженых глоток и грохотом глиняных кружек. Виват! Твое здоровье! Все застучали кулаками по столу и живо освободили место за скамьей. Как же долго мы тебя ждали! Жар от очага и выпитое раскрасило их пунцовые рожи. Масляные лампы бросали тени на закопченный потолок.
Стол был широк, как зад кухарки, весь в шрамах от ножевых ранений, и в пятнах – от пролитого вина. Ему поставили миску с рулькой в квашеной капусте, штоф и кувшин с пивом. Это было то, что нужно. Тут можно было пить сколько влезет, брать закуску руками, сморкаться в рукав, орать песни, цокать языком, греготать, и жрать от пуза. Можно было всех перебивать, кричать здравицу или весело бить соседа по плечу. Он ущипнул кухарку за ягодицу, от чего та весело заржала, ухватил свиную голяшку – в одну руку, стопку – во вторую, шлепнул хвостом о скамью, и начал речь своим новым собутыльникам…