«За забором стояли знакомые…»
4 августа, 2021 1:45 пп
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Однажды она умерла. Не то, чтобы психанула, а просто не проснулась, кстати, неплохая смерть. Пока будили, пока осознали, пока вызывали, пока констатировали, собственно время не зафиксировали. То есть, зафиксировали приезд скорой — собственно так и записали. В конечном счете, какая разница в 2-45, в 4-48 или в 10-00? Что от этого изменится? Наоборот, скорее даже продлили жизнь.
Свалила она ровно на т-образном перекрестке поноса собаки, плохого настроения мамы и индифферентности мужа, чем, безусловно, принесла немало хлопот.
Слабость — это для эгоистов, а уж уход непонятно куда (простите за софистику) непростителен.
Но поскольку время смерти не было зафиксировано, то ей удалось подсмотреть, что же случится после ее такого так себе поступка. Который и поступком не был, так как от нее совершенно не зависел второй раз в жизни.
МАМА. Ей долго не знали как сказать, но поскольку нельзя было все время п@издить про командировку под прикрытием, то объявили. Подогнали реанимацию под подъезд, накапали в рюмку и того и другого, приготовили тонометр. Набрали пять шприцов от смерти — есть такие препараты. И еще такую штуку, при которой громко надо кричать: «Разряд!». Не пригодилось.
Хорошо воспитанные люди, знающие как себя вести, никогда не показывают своих чувств, они выносят вердикт и ставят точку. «Хорошая дочь не уйдет раньше матери», — вот и весь вердикт. Ждущие своего часа приосанились и организовались., хотя некоторые были и не согласны. Но не покажешь же себя в приличном обществе дурно воспитанным. Пожилая женщина отогнала их царственным жестом, встала с кровати и даже сварила всем кофе. Двадцать лет она не вставала, а тут ну всем наливать коньяк. Двадцать лет опытные специалисты лечили существующие и несуществующие болезни, пестую заслуженную старость. И они победили. Встала и пошла. Освоила интернет, зачекинилась на Госуслугах, что любые операции только с моим личным участием. Фраза «Она не могла так со мной поступить» и гордый, но приличный жест, соответствующий статусу, добавил изысканности. Жизнь продолжилась.
СОБАКА перестала срать жидко, потому что о ней вспомнили через сутки или через двое. И когда ей удалось подобрать картофельный очисток от тех кумушек, кто готовил на поминки, схрумкав его с удовольствием, выдала отличный вторичный продукт. И поскользнувшись собственно на нем, кто-то, кто в эти дни толкался в доме, беззлобно выругался. Так и вспомнили о собаке. И бросились варить курицу…
ОН, наверное, страдал. Он чувствовал себя преданным. Если бы она ушла к соседскому Пете, то можно было бы хотя бы ругаться. Или подраться с Петей. То, что некому было ответить: «А ты сама-то?!», и с помощью калькулятора в телефоне умножить ее проделки в разы против собственных, очень подрывало любой диалог, который стал монологом или просто мыслями. Чтобы он не делал — пил, ел, гулял, матерился и безобразничал, он в любом случае делал больше чем она. То есть она оставалась безупречной в своем бездействии, и это ему не нравилось. Но он вспоминал совместные моменты жизни, и думал о том, что все это было не настолько плохо, чтобы она так поступила. Прорезавшееся было чувство вины, загладила ставшая опекать его еще на поминках женщина, которая почему-то стала приходить все чаще и чаще, потом он привык.
ОНА поняла, что надо убираться навсегда. Подсмотрев, что будет после, она почувствовала себя еще более лишней, чем при жизни. Подошла к воротам. Предъявила QR код. Ей дали Welcome drink. И никто не ругал, что она попросила льда. Никто не говорил, что этот виски не пьют так. Даже почувствовалась какая-то благостность. За забором стояли знакомые. Пожилой человек проверил документы и спросил о времени смерти.
— Тут у вас какая-то ошибка, — проворчал он. Поправить бы. Это минутное дело в вашем МФЦ. Это мы мигом. Справку-счет выдадим. А то непорядок.
И тут она поняла, что не хочется возвращаться.
Лена Пчёлкина
Лена Пчелкина:
Однажды она умерла. Не то, чтобы психанула, а просто не проснулась, кстати, неплохая смерть. Пока будили, пока осознали, пока вызывали, пока констатировали, собственно время не зафиксировали. То есть, зафиксировали приезд скорой — собственно так и записали. В конечном счете, какая разница в 2-45, в 4-48 или в 10-00? Что от этого изменится? Наоборот, скорее даже продлили жизнь.
Свалила она ровно на т-образном перекрестке поноса собаки, плохого настроения мамы и индифферентности мужа, чем, безусловно, принесла немало хлопот.
Слабость — это для эгоистов, а уж уход непонятно куда (простите за софистику) непростителен.
Но поскольку время смерти не было зафиксировано, то ей удалось подсмотреть, что же случится после ее такого так себе поступка. Который и поступком не был, так как от нее совершенно не зависел второй раз в жизни.
МАМА. Ей долго не знали как сказать, но поскольку нельзя было все время п@издить про командировку под прикрытием, то объявили. Подогнали реанимацию под подъезд, накапали в рюмку и того и другого, приготовили тонометр. Набрали пять шприцов от смерти — есть такие препараты. И еще такую штуку, при которой громко надо кричать: «Разряд!». Не пригодилось.
Хорошо воспитанные люди, знающие как себя вести, никогда не показывают своих чувств, они выносят вердикт и ставят точку. «Хорошая дочь не уйдет раньше матери», — вот и весь вердикт. Ждущие своего часа приосанились и организовались., хотя некоторые были и не согласны. Но не покажешь же себя в приличном обществе дурно воспитанным. Пожилая женщина отогнала их царственным жестом, встала с кровати и даже сварила всем кофе. Двадцать лет она не вставала, а тут ну всем наливать коньяк. Двадцать лет опытные специалисты лечили существующие и несуществующие болезни, пестую заслуженную старость. И они победили. Встала и пошла. Освоила интернет, зачекинилась на Госуслугах, что любые операции только с моим личным участием. Фраза «Она не могла так со мной поступить» и гордый, но приличный жест, соответствующий статусу, добавил изысканности. Жизнь продолжилась.
СОБАКА перестала срать жидко, потому что о ней вспомнили через сутки или через двое. И когда ей удалось подобрать картофельный очисток от тех кумушек, кто готовил на поминки, схрумкав его с удовольствием, выдала отличный вторичный продукт. И поскользнувшись собственно на нем, кто-то, кто в эти дни толкался в доме, беззлобно выругался. Так и вспомнили о собаке. И бросились варить курицу…
ОН, наверное, страдал. Он чувствовал себя преданным. Если бы она ушла к соседскому Пете, то можно было бы хотя бы ругаться. Или подраться с Петей. То, что некому было ответить: «А ты сама-то?!», и с помощью калькулятора в телефоне умножить ее проделки в разы против собственных, очень подрывало любой диалог, который стал монологом или просто мыслями. Чтобы он не делал — пил, ел, гулял, матерился и безобразничал, он в любом случае делал больше чем она. То есть она оставалась безупречной в своем бездействии, и это ему не нравилось. Но он вспоминал совместные моменты жизни, и думал о том, что все это было не настолько плохо, чтобы она так поступила. Прорезавшееся было чувство вины, загладила ставшая опекать его еще на поминках женщина, которая почему-то стала приходить все чаще и чаще, потом он привык.
ОНА поняла, что надо убираться навсегда. Подсмотрев, что будет после, она почувствовала себя еще более лишней, чем при жизни. Подошла к воротам. Предъявила QR код. Ей дали Welcome drink. И никто не ругал, что она попросила льда. Никто не говорил, что этот виски не пьют так. Даже почувствовалась какая-то благостность. За забором стояли знакомые. Пожилой человек проверил документы и спросил о времени смерти.
— Тут у вас какая-то ошибка, — проворчал он. Поправить бы. Это минутное дело в вашем МФЦ. Это мы мигом. Справку-счет выдадим. А то непорядок.
И тут она поняла, что не хочется возвращаться.