«Я знал, что закричи я на девушку…»
29 января, 2022 5:40 пп
Денис Драгунский
Denis Dragunsky:
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
ФБ обсуждает историю абьюза с насилием. Потрясает, что жертвами одного и того же абьюзера стали как минимум 4 (четыре!) молодых женщины. Выражаю свое искреннее сочувствие и безусловную моральную поддержку девушкам, и свое презрение и гнев по адресу «этого человека».
Но я про другое.
Я про себя, дорогого-любимого.
Ах, — думал я, читая печальные признания этих девушек, угодивших в лапы абьюзера. — Ах, если бы мне в годы моей молодости девушка сказала или как-то выразила хоть половину, хоть четверть тех чувств, о которых речь шла в этих письмах-исповедях!.. Ах, если бы мне она сказала или показала, что счастлива быть рядом, слушать мои слова, заглядывать через плечо в мою рукопись, что у меня заоблачный интеллект, что она восхищается каждым моим жестом. О, Боже правый! Я бы с нее пушинки сдувал, я бы руки домиком над ней держал, а когда она входила бы в мою квартиру, я бы носовым платком ей туфли вытирал от дождя и уличной пыли…
Но ничего подобного в моей жизни не было. Хотя я был молод, умен, образован, знал сотни стихов наизусть и десятки знаменитых людей числил в знакомых.
Но не подумайте, что я был какой-то невезучий и несчастный. Что вы! В моей юной жизни была — и не раз! — чудесная любовь, сильная и нежная. Но все мои девушки были ироничные, иногда строгие, иногда колючие, подчас даже занозистые, как говорят в народе. Никакой смертельно-жутко-беззаветной любви.
И уж конечно, я твердо знал — не проговаривая этого в уме, но просто знал, как знаешь, что такое холод и жара, ветер и дождь — я знал, что закричи я на девушку, или, Боже упаси, скажи ей какую-то мерзость в постели (типа «ты ничего не умеешь», «ты как бревно») — это была бы наша последняя встреча.
И это, разумеется, правильно.
Но остается вопрос — отчего так?
Денис Драгунский
Denis Dragunsky:
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
ФБ обсуждает историю абьюза с насилием. Потрясает, что жертвами одного и того же абьюзера стали как минимум 4 (четыре!) молодых женщины. Выражаю свое искреннее сочувствие и безусловную моральную поддержку девушкам, и свое презрение и гнев по адресу «этого человека».
Но я про другое.
Я про себя, дорогого-любимого.
Ах, — думал я, читая печальные признания этих девушек, угодивших в лапы абьюзера. — Ах, если бы мне в годы моей молодости девушка сказала или как-то выразила хоть половину, хоть четверть тех чувств, о которых речь шла в этих письмах-исповедях!.. Ах, если бы мне она сказала или показала, что счастлива быть рядом, слушать мои слова, заглядывать через плечо в мою рукопись, что у меня заоблачный интеллект, что она восхищается каждым моим жестом. О, Боже правый! Я бы с нее пушинки сдувал, я бы руки домиком над ней держал, а когда она входила бы в мою квартиру, я бы носовым платком ей туфли вытирал от дождя и уличной пыли…
Но ничего подобного в моей жизни не было. Хотя я был молод, умен, образован, знал сотни стихов наизусть и десятки знаменитых людей числил в знакомых.
Но не подумайте, что я был какой-то невезучий и несчастный. Что вы! В моей юной жизни была — и не раз! — чудесная любовь, сильная и нежная. Но все мои девушки были ироничные, иногда строгие, иногда колючие, подчас даже занозистые, как говорят в народе. Никакой смертельно-жутко-беззаветной любви.
И уж конечно, я твердо знал — не проговаривая этого в уме, но просто знал, как знаешь, что такое холод и жара, ветер и дождь — я знал, что закричи я на девушку, или, Боже упаси, скажи ей какую-то мерзость в постели (типа «ты ничего не умеешь», «ты как бревно») — это была бы наша последняя встреча.
И это, разумеется, правильно.
Но остается вопрос — отчего так?