«Я живу под землёй»
17 апреля, 2019 7:43 дп
Валерий Зеленогорский
14 июля 2013 г.
Очень раннее.
Я — Полина, я живу под землей, в метрополитене, два через два, я сижу в «стакане» на переходе с Тверской на Чеховскую и каждый день мимо меня идет вся эта шваль, неспособная выучить схему метро.
Мне тесно в этом стакане, я большая, крупная женщина, с ногами-тумбами и болью в спине , эти ублюдки, с детьми и колясками, с чемоданами и сундуками прутся с пяти утра до часа ночи и все время меня спрашивают, как пройти на Чеховскую, но я сижу у эскалатора на Тверской, я киплю от тупости этих тварей.
Так было не всегда, двадцать лет назад мне было тридцать, у меня был муж, у меня была работа, я служила секретарем Генерального Конструктора КБ «Буран» и моя приемная была больше, чем квартира, в которой мы жили на Подбельского, я ходила в белой блузке, я видела великих людей: закрытых академиков, лауреатов Ленинских премий, космонавтов, они все знали меня, я царила там, я была в большом деле, моя дочка ходила на Кремлевскую елку и 31 декабря на «Щелкунчика» в Большой, она пять раз была в Артеке, а теперь эта сука даже не звонит.
В 92 году все схлопнулось, нас почти прикрыли, и мне пришлось уйти, мужа моего вскоре убили в первую чеченскую, а я пошла работать к людям в няньки. Семья была нормальная, муж хозяйки, вообще золотой, а супруга его мной помыкала, сидела дома и изгалялась надо мной, а ведь я москвичка, а она лимитчица, а барыню исполняла , как чистая Салтычиха, но приходилось терпеть, дочку надо было подымать.
Горевала я по мужу недолго, жесткий был человек, мент, чистый мент, он заранее считал всех подонками,предателями и ублюдками, меня он не любил, из-за квартиры меня взял, я не очень вкусная была смолоду, толстая, нескладная, но училась хорошо, знала, что мне другим местом брать надо.
Этим местом я красный диплом высидела, в фирму попала, ну а там проявила себя и уже в приемную попала.
Дочка моя, сука конченная, я ей все отдала, а она все по Европам шляется с внучкой моей, то в Голландии поживет, то в Данию уедет к старому импотенту, вот три года в Австралии живет с одним кенгуру из житомирских евреев, внучка вообще счет потеряла этим «папам», мотает сука внучку мою, с которой даже поговорить нельзя, по-русски почти не говорит, «баба», «окей», лублу.
А я никого не люблю, был у меня мужчина, певец в Большом театре, в хоре пел, благородный мужчина, я его не совращала, но он недолго со мной встречался, дети его встали стеной и меня заклеймили, как хищницу, квартиру его продали, а его отправили в Самару, к тетке, где он и умер от тоски и печали.
Через пять минут откроют двери и опять эта саранча будет ползти целый день и спрашивать, как пройти на Чеховскую.
Люди! … вашу мать! Это Тверская! Возьмите глаза в руки, ну сколько можно терпеть.
…, …, …, ненавижу.
Валерий Зеленогорский
14 июля 2013 г.
Очень раннее.
Я — Полина, я живу под землей, в метрополитене, два через два, я сижу в «стакане» на переходе с Тверской на Чеховскую и каждый день мимо меня идет вся эта шваль, неспособная выучить схему метро.
Мне тесно в этом стакане, я большая, крупная женщина, с ногами-тумбами и болью в спине , эти ублюдки, с детьми и колясками, с чемоданами и сундуками прутся с пяти утра до часа ночи и все время меня спрашивают, как пройти на Чеховскую, но я сижу у эскалатора на Тверской, я киплю от тупости этих тварей.
Так было не всегда, двадцать лет назад мне было тридцать, у меня был муж, у меня была работа, я служила секретарем Генерального Конструктора КБ «Буран» и моя приемная была больше, чем квартира, в которой мы жили на Подбельского, я ходила в белой блузке, я видела великих людей: закрытых академиков, лауреатов Ленинских премий, космонавтов, они все знали меня, я царила там, я была в большом деле, моя дочка ходила на Кремлевскую елку и 31 декабря на «Щелкунчика» в Большой, она пять раз была в Артеке, а теперь эта сука даже не звонит.
В 92 году все схлопнулось, нас почти прикрыли, и мне пришлось уйти, мужа моего вскоре убили в первую чеченскую, а я пошла работать к людям в няньки. Семья была нормальная, муж хозяйки, вообще золотой, а супруга его мной помыкала, сидела дома и изгалялась надо мной, а ведь я москвичка, а она лимитчица, а барыню исполняла , как чистая Салтычиха, но приходилось терпеть, дочку надо было подымать.
Горевала я по мужу недолго, жесткий был человек, мент, чистый мент, он заранее считал всех подонками,предателями и ублюдками, меня он не любил, из-за квартиры меня взял, я не очень вкусная была смолоду, толстая, нескладная, но училась хорошо, знала, что мне другим местом брать надо.
Этим местом я красный диплом высидела, в фирму попала, ну а там проявила себя и уже в приемную попала.
Дочка моя, сука конченная, я ей все отдала, а она все по Европам шляется с внучкой моей, то в Голландии поживет, то в Данию уедет к старому импотенту, вот три года в Австралии живет с одним кенгуру из житомирских евреев, внучка вообще счет потеряла этим «папам», мотает сука внучку мою, с которой даже поговорить нельзя, по-русски почти не говорит, «баба», «окей», лублу.
А я никого не люблю, был у меня мужчина, певец в Большом театре, в хоре пел, благородный мужчина, я его не совращала, но он недолго со мной встречался, дети его встали стеной и меня заклеймили, как хищницу, квартиру его продали, а его отправили в Самару, к тетке, где он и умер от тоски и печали.
Через пять минут откроют двери и опять эта саранча будет ползти целый день и спрашивать, как пройти на Чеховскую.
Люди! … вашу мать! Это Тверская! Возьмите глаза в руки, ну сколько можно терпеть.
…, …, …, ненавижу.