Я смотрю себе в глаза…
1 января, 2016 10:16 пп
Олег Утицин
Олег Утицин:
Это ноябрь 1984-го года.
Это «три затяжки — и под танк».
Это гвардии старый сержант горной пехоты.
Это Славка Волков снимал.
Чахлый прутик за правым плечом — это одно из деревьев, которые пытались высаживать в степи, где стоял наш полк. И к этим прутикам прибивали большими гвоздями таблички с надписями — «гв. с-нт Пупкин», «гв.ефрейтор Гогоберидзе» … Там несколько десятков таких прутиков было. И я думал, было время, если бы каждый боец по дереву там вырастил — там бы леса шумели в этой дохлой степи, над которой, как по трубе, гулял гулкий ветер с Эмбы, секретного ядерного полигона. «Если бы Земля имела форму жопы, Эмба была бы очком».
Там, у меня за спиной, в десятке шагов полковой КПП.
И в глазах моих, тех, ноября 1984-го года, знание, что я сейчас сделаю несколько шагов в том направлении, где для меня войны не будет никогда.
Перед глазами моими, там в ноябре 1984-го года, наши пацаны, которые остаются за этой линией.
Мы стоим молча. И смотрим в глаза друг другу.
И рот у меня открыт, потому что я только дым выдохнул после затяжки своей последней сигареты в рядах ВС СССР.
И надо бы идти.
И я не могу сдвинуться с места.
Как это в литературе? «Взоры приковывают»?…
Ноябрь 1984-го года.
Мне 27 лет.
А среди тех, на которых я смотрю в те минуты, есть такие, которые и до двадцати не доживут…
Потом.
И до 25-ти.
И до 36-ти…
Сейчас я внимательно вглядываюсь в свои глаза на этом фото, и вижу в них знание судьбы этих пацанов.
И их глаза я вижу, потому что в них заклинание и послание меня в их будущее — «мы верим, мы знаем, ты там за нас оторвёшься, там, в той жизни…».
Оторвусь, куда денусь.
Подобие усмешки на моём лице.
И надо было докурить.
И надо было повернуться к ним спиной.
И сделать тот десяток шагов за ту невидимую линию, которая тогда казалось такой явной.
Надо было сделать. И я сделал то, что надо было сделать.
И не заплакал, когда пацаны по-нашему полковому обычаю долго и пронзительно засвистели мне в след.
Он мне самое сердце пронзил — этот свист двух десятков воинов.
И почти прямо за КПП мне встретился вытянувшийся смирно совсем молодой боец, не понимавший, что происходит, но уже обученный приветствовать старшего по званию, оставив боевое задание убирать мусор за территорией.
Шинель у него была велика. Шапка тоже на уши сползла…
Веник в левой руке. Правой честь отдаёт.
Глаза встревоженные — хрен знает, что ждать от этого старшего сержанта.
Я остановился и хлопнул его по плечу.
— Давай! — сказал я ему.
Потом хлопнул ещё сильнее, так, что он присел.
— Давай! — уже прорычал я — Давай!!!…
Олег Утицин
Олег Утицин:
Это ноябрь 1984-го года.
Это «три затяжки — и под танк».
Это гвардии старый сержант горной пехоты.
Это Славка Волков снимал.
Чахлый прутик за правым плечом — это одно из деревьев, которые пытались высаживать в степи, где стоял наш полк. И к этим прутикам прибивали большими гвоздями таблички с надписями — «гв. с-нт Пупкин», «гв.ефрейтор Гогоберидзе» … Там несколько десятков таких прутиков было. И я думал, было время, если бы каждый боец по дереву там вырастил — там бы леса шумели в этой дохлой степи, над которой, как по трубе, гулял гулкий ветер с Эмбы, секретного ядерного полигона. «Если бы Земля имела форму жопы, Эмба была бы очком».
Там, у меня за спиной, в десятке шагов полковой КПП.
И в глазах моих, тех, ноября 1984-го года, знание, что я сейчас сделаю несколько шагов в том направлении, где для меня войны не будет никогда.
Перед глазами моими, там в ноябре 1984-го года, наши пацаны, которые остаются за этой линией.
Мы стоим молча. И смотрим в глаза друг другу.
И рот у меня открыт, потому что я только дым выдохнул после затяжки своей последней сигареты в рядах ВС СССР.
И надо бы идти.
И я не могу сдвинуться с места.
Как это в литературе? «Взоры приковывают»?…
Ноябрь 1984-го года.
Мне 27 лет.
А среди тех, на которых я смотрю в те минуты, есть такие, которые и до двадцати не доживут…
Потом.
И до 25-ти.
И до 36-ти…
Сейчас я внимательно вглядываюсь в свои глаза на этом фото, и вижу в них знание судьбы этих пацанов.
И их глаза я вижу, потому что в них заклинание и послание меня в их будущее — «мы верим, мы знаем, ты там за нас оторвёшься, там, в той жизни…».
Оторвусь, куда денусь.
Подобие усмешки на моём лице.
И надо было докурить.
И надо было повернуться к ним спиной.
И сделать тот десяток шагов за ту невидимую линию, которая тогда казалось такой явной.
Надо было сделать. И я сделал то, что надо было сделать.
И не заплакал, когда пацаны по-нашему полковому обычаю долго и пронзительно засвистели мне в след.
Он мне самое сердце пронзил — этот свист двух десятков воинов.
И почти прямо за КПП мне встретился вытянувшийся смирно совсем молодой боец, не понимавший, что происходит, но уже обученный приветствовать старшего по званию, оставив боевое задание убирать мусор за территорией.
Шинель у него была велика. Шапка тоже на уши сползла…
Веник в левой руке. Правой честь отдаёт.
Глаза встревоженные — хрен знает, что ждать от этого старшего сержанта.
Я остановился и хлопнул его по плечу.
— Давай! — сказал я ему.
Потом хлопнул ещё сильнее, так, что он присел.
— Давай! — уже прорычал я — Давай!!!…