«Вы танцуете там, я много лет не могу. А знаешь, как хочется…»
25 июня, 2018 7:15 дп
Инна Сергеевна
Вера…
Пока мы накрывали столы и разжигали мангал, я увидела чуть поодаль от большой беседки женщину. Она смотрела на нас украдкой и плакала. Перехватив взгляд, она резко отвернулась. Я подошла. Начала настойчиво звать к нам за стол. Многие отказываются из-за природной стеснительности, кто-то не любит шумные компании, кому-то неловко брать угощения, потому что люди считают себя недостойными. И если настоять, если убедить, что достойны, они меняются в лице. Вера настороженно на меня посмотрела, и соврала, что не любит шашлыки и шумные компании…
Мы разговорились, я долго упрашивала её разрешения снимать. Потому что такие истории надо видеть, чтоб не сойти здесь с ума.
Вера была замужем 17 лет, счастливый брак, любимый муж, дом — полная чаша. Всё было, как в сказке. Потом — авария. Супруг за рулём погиб сразу, она со страшными переломами выжила, и пролежала без движения несколько лет. Когда в одну секунду ты вдруг теряешь всё, остаться здесь, не принять решения уйти — запредельное мужество.
Первые минут 20 мы смеялись, говорили о какой-то забавной чуши. Потом Вера заплакала, взяла меня за руку и сказала:»Вы танцуете там, я много лет не могу. А знаешь, как хочется… первые годы тут я лежала пластом, видела в окно только кусок неба, врачи тогда говорили, что с такими переломами шансов нет. Всё время думала, жаль, что не умерла тогда в машине с любимым. Дни тянулись серой вереницей, было так тошно. А потом вдруг врач Марья Андреевна поверила, что я смогу и сидеть, и себя обихаживать, и занялась мной, отвезла в центр серьёзный и я начала бороться за жизнь… Через какое-то время из состояния лежачего овоща перебралась в коляску.
И тут в интернате появился Женька. Он — на коляске. Я — на коляске. Он — молчаливый такой был. Молодой парень 35 лет, ноги отрезали почти до колена. Жена бросила. А я — птица говорун, мы начали с ним здесь встречаться. Он ко мне со второго этажа на коленках ползал. Лифт не работает….Ног нет. С коляской не спуститься, медсестёр не дозовёшься, у них — дел валом. Женька сам, коляску иногда даже за собой волок.
И так каждый день на коленях со второго этажа ко мне на первый и обратно. Мы решили расписаться. Многие смеялись. Говорили Женьке: «Зачем тебе эта старая и немощная? Тебе-то протезы скоро привезут, а она даже зубы себе почистить не может. Её же нужно мыть, одевать, как за дитём ходить. Женька тогда за такие слов а подрался. Вообще, он за меня здесь часто дрался. Как меня только не называли, когда он ухаживать начал. От всех закрывал, сразу сказал: «Это — моя женщина, кто тронет, убью!», с директором спорил, выговоры получал, и выбил нам право расписаться.
Мы поженились, и ты знаешь, впервые за много много лет ощутила себя совершенно счастливой девочкой. Женька утром встаёт, купает меня, расчёсывает, красит, выбирает свитер понаряднее. Маникюр делает, массаж, катает меня везде. Я с ним, Инна, расхотела умирать. Только теперь поняла, что жизнь всегда продолжается.»
Я сижу… забыла напрочь и про баянистов наших, и про шашлыки, и про танцы. Братцы, ну, и глаза. Там — бездна. Я когда дико нервничаю, становлюсь хамкой беспардонной, потому что в таких ситуациях я теряюсь мгновенно: перед тобой якобы немощный человек, и вроде бы он беззащитен и слаб, а ты понимаешь чётко, что сила его духа кратно превосходит твою, и за этой хрупкой оболочкой — воин, выигравший свое сражение. И ты робеешь сначала, понимая, что здесь нельзя задавать лишних вопросов и переходить границы, и в охапку таких людей сгрести нагло хочется и расцеловать, без спроса. Я сразу напросилась нагло в гости. Я должна была увидеть мужа Веры.
Как только Вера въехала в палату, Женька подорвался и начал прибираться по дому. Мы сначала постучали, понимая неловкость ситуации, какая-то девушка пришла посмотреть на Женю, ну, не зоопарк же, человек вправе и послать корректно. Женька сразу крикнул через дверь: «Мы гостям всегда рады. Вы заходите, только не пугайтесь.»
Я подумала, да не из пугливых мы и осеклась, зайдя. Женя сидел на кровати, рядом стояли женькины ноги, точнее протезы. Он хитро посмотрел: «Не смущает?» «Нет.»- Соврала я и села за стол. Женька прицепил протезы, сделал нам чай. И через пять минут разговора я залипла….
Как он смотрел на Веру. Как он о ней говорил, как поправлял волосы, как гордо рассказывал о том, что ему повезло в этом аду встретить свое.
«Так то, Сергеевна, прикинь, через что нужно пройти, чтоб свое встретить. Как долго нас бог водил, испытывал. Я, как ноги отрезали, думал, что всё, хоть в петлю лезь. А потом Вера появилась, и поменяла мою жизнь. Моя птица говорун.»
А потом появилась Вера… эта фраза до сих пор — в ушах. Ты когда живёшь в своем привычном мире, тебе какая-то нелепая ересь кажется трагичной, тяжеловесной, ужасной и непреодолимой, придавливает тебя к земле и отнимает силы. А потом вдруг ты встречаешь таких людей, и будто стряхиваешься от морока, и у тебя тоже появляется Вера. Своя. В то, что всё будет хорошо, как бы ни было сейчас, чтобы не происходило, ты ощущаешь чужую безграничную мощь и красоту, и вспоминаешь о своей.
Ребята угощали меня какими-то печеньями. Мне ничего не лезло в горло. Я сидела, пыталась безуспешно шутить, а сама смотрела на них и думала: «Неужели нам иногда нужно пройти свои семь кругов ада, чтобы так любить и ценить?»
Женька рассказывал, как смеялись некоторые санитарки, когда он начал ухаживать за парализованной Верой, как подтрунивали приятели, но Женька отрезал: «Она у меня — самая лучшая. Она — смысл моей жизни, мне раньше незачем было. А сейчас Вера есть. У меня появилась Вера.»
Я вышла из палаты оглушённая. Невероятные ребята, я хочу их уговорить, чтоб они дали согласие на документальный фильм. Потому что их история это чьё-то спасение. Кто-то, кто совсем отчаялся, увидит, что так бывает и не сделает страшный выбор уйти отсюда. И это не обязательно про тех, кто недвижим, кого-то судьба сломала иначе, бывает же так… ты вроде живой, здоровый, и всё у тебя- отлично, а придавило так, что край, и если видишь свет, то только в конце тоннеля… и думаешь, что это конец. А когда видишь людей, у которых жизнь забрала всё, а они нашли любовь, понимаешь, что никогда нельзя отчаиваться. Даже если во внешней и внутренней Монголии идут страшные баталии, и счёт пока — не в твою пользу. Эту временно. Самый тёмный час, правда, — перед рассветом.
Я обняла ребят на прощание, мы договорились, что на следующий пикник они будут с нами. Вышла. Всю дорогу ехала, улыбалась и пела, думая о них, о том, как Женька обрёл свою Веру… и бонусом — надежду и любовь… А домой приехала и реву второй день белугой. Трижды садилась писать этот текст, и трижды стирала. Так сложно буквами передать то, что они подарили. Невероятные ребята. И да, здесь всегда побеждает любовь. Даже в этом аду.
Инна Сергеевна
Вера…
Пока мы накрывали столы и разжигали мангал, я увидела чуть поодаль от большой беседки женщину. Она смотрела на нас украдкой и плакала. Перехватив взгляд, она резко отвернулась. Я подошла. Начала настойчиво звать к нам за стол. Многие отказываются из-за природной стеснительности, кто-то не любит шумные компании, кому-то неловко брать угощения, потому что люди считают себя недостойными. И если настоять, если убедить, что достойны, они меняются в лице. Вера настороженно на меня посмотрела, и соврала, что не любит шашлыки и шумные компании…
Мы разговорились, я долго упрашивала её разрешения снимать. Потому что такие истории надо видеть, чтоб не сойти здесь с ума.
Вера была замужем 17 лет, счастливый брак, любимый муж, дом — полная чаша. Всё было, как в сказке. Потом — авария. Супруг за рулём погиб сразу, она со страшными переломами выжила, и пролежала без движения несколько лет. Когда в одну секунду ты вдруг теряешь всё, остаться здесь, не принять решения уйти — запредельное мужество.
Первые минут 20 мы смеялись, говорили о какой-то забавной чуши. Потом Вера заплакала, взяла меня за руку и сказала:»Вы танцуете там, я много лет не могу. А знаешь, как хочется… первые годы тут я лежала пластом, видела в окно только кусок неба, врачи тогда говорили, что с такими переломами шансов нет. Всё время думала, жаль, что не умерла тогда в машине с любимым. Дни тянулись серой вереницей, было так тошно. А потом вдруг врач Марья Андреевна поверила, что я смогу и сидеть, и себя обихаживать, и занялась мной, отвезла в центр серьёзный и я начала бороться за жизнь… Через какое-то время из состояния лежачего овоща перебралась в коляску.
И тут в интернате появился Женька. Он — на коляске. Я — на коляске. Он — молчаливый такой был. Молодой парень 35 лет, ноги отрезали почти до колена. Жена бросила. А я — птица говорун, мы начали с ним здесь встречаться. Он ко мне со второго этажа на коленках ползал. Лифт не работает….Ног нет. С коляской не спуститься, медсестёр не дозовёшься, у них — дел валом. Женька сам, коляску иногда даже за собой волок.
И так каждый день на коленях со второго этажа ко мне на первый и обратно. Мы решили расписаться. Многие смеялись. Говорили Женьке: «Зачем тебе эта старая и немощная? Тебе-то протезы скоро привезут, а она даже зубы себе почистить не может. Её же нужно мыть, одевать, как за дитём ходить. Женька тогда за такие слов а подрался. Вообще, он за меня здесь часто дрался. Как меня только не называли, когда он ухаживать начал. От всех закрывал, сразу сказал: «Это — моя женщина, кто тронет, убью!», с директором спорил, выговоры получал, и выбил нам право расписаться.
Мы поженились, и ты знаешь, впервые за много много лет ощутила себя совершенно счастливой девочкой. Женька утром встаёт, купает меня, расчёсывает, красит, выбирает свитер понаряднее. Маникюр делает, массаж, катает меня везде. Я с ним, Инна, расхотела умирать. Только теперь поняла, что жизнь всегда продолжается.»
Я сижу… забыла напрочь и про баянистов наших, и про шашлыки, и про танцы. Братцы, ну, и глаза. Там — бездна. Я когда дико нервничаю, становлюсь хамкой беспардонной, потому что в таких ситуациях я теряюсь мгновенно: перед тобой якобы немощный человек, и вроде бы он беззащитен и слаб, а ты понимаешь чётко, что сила его духа кратно превосходит твою, и за этой хрупкой оболочкой — воин, выигравший свое сражение. И ты робеешь сначала, понимая, что здесь нельзя задавать лишних вопросов и переходить границы, и в охапку таких людей сгрести нагло хочется и расцеловать, без спроса. Я сразу напросилась нагло в гости. Я должна была увидеть мужа Веры.
Как только Вера въехала в палату, Женька подорвался и начал прибираться по дому. Мы сначала постучали, понимая неловкость ситуации, какая-то девушка пришла посмотреть на Женю, ну, не зоопарк же, человек вправе и послать корректно. Женька сразу крикнул через дверь: «Мы гостям всегда рады. Вы заходите, только не пугайтесь.»
Я подумала, да не из пугливых мы и осеклась, зайдя. Женя сидел на кровати, рядом стояли женькины ноги, точнее протезы. Он хитро посмотрел: «Не смущает?» «Нет.»- Соврала я и села за стол. Женька прицепил протезы, сделал нам чай. И через пять минут разговора я залипла….
Как он смотрел на Веру. Как он о ней говорил, как поправлял волосы, как гордо рассказывал о том, что ему повезло в этом аду встретить свое.
«Так то, Сергеевна, прикинь, через что нужно пройти, чтоб свое встретить. Как долго нас бог водил, испытывал. Я, как ноги отрезали, думал, что всё, хоть в петлю лезь. А потом Вера появилась, и поменяла мою жизнь. Моя птица говорун.»
А потом появилась Вера… эта фраза до сих пор — в ушах. Ты когда живёшь в своем привычном мире, тебе какая-то нелепая ересь кажется трагичной, тяжеловесной, ужасной и непреодолимой, придавливает тебя к земле и отнимает силы. А потом вдруг ты встречаешь таких людей, и будто стряхиваешься от морока, и у тебя тоже появляется Вера. Своя. В то, что всё будет хорошо, как бы ни было сейчас, чтобы не происходило, ты ощущаешь чужую безграничную мощь и красоту, и вспоминаешь о своей.
Ребята угощали меня какими-то печеньями. Мне ничего не лезло в горло. Я сидела, пыталась безуспешно шутить, а сама смотрела на них и думала: «Неужели нам иногда нужно пройти свои семь кругов ада, чтобы так любить и ценить?»
Женька рассказывал, как смеялись некоторые санитарки, когда он начал ухаживать за парализованной Верой, как подтрунивали приятели, но Женька отрезал: «Она у меня — самая лучшая. Она — смысл моей жизни, мне раньше незачем было. А сейчас Вера есть. У меня появилась Вера.»
Я вышла из палаты оглушённая. Невероятные ребята, я хочу их уговорить, чтоб они дали согласие на документальный фильм. Потому что их история это чьё-то спасение. Кто-то, кто совсем отчаялся, увидит, что так бывает и не сделает страшный выбор уйти отсюда. И это не обязательно про тех, кто недвижим, кого-то судьба сломала иначе, бывает же так… ты вроде живой, здоровый, и всё у тебя- отлично, а придавило так, что край, и если видишь свет, то только в конце тоннеля… и думаешь, что это конец. А когда видишь людей, у которых жизнь забрала всё, а они нашли любовь, понимаешь, что никогда нельзя отчаиваться. Даже если во внешней и внутренней Монголии идут страшные баталии, и счёт пока — не в твою пользу. Эту временно. Самый тёмный час, правда, — перед рассветом.
Я обняла ребят на прощание, мы договорились, что на следующий пикник они будут с нами. Вышла. Всю дорогу ехала, улыбалась и пела, думая о них, о том, как Женька обрёл свою Веру… и бонусом — надежду и любовь… А домой приехала и реву второй день белугой. Трижды садилась писать этот текст, и трижды стирала. Так сложно буквами передать то, что они подарили. Невероятные ребята. И да, здесь всегда побеждает любовь. Даже в этом аду.