«Всё равно пусть ноги помоет…»
7 сентября, 2019 7:39 дп
Seva Novgorodsev
«Скажите, в вашей стране есть темнокожие?» Такой вопрос задал мне однажды афро-карибский джентльмен, судебный пристав, который пришел получать с меня штраф в двести фунтов. Я тянул с уплатой и доигрался.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно, я вышел в халатике. Приставу было неловко и он, узнав, что я из России, пытался вести вежливую беседу. «В вашей стране есть темнокожие?» — «Да, — отвечал я, — когда я жил в СССР и учился в школе, то их было два.
«O!» — сказал пристав, мистер Маккензи, забирая чек, и мы распрощались.
Действительно, в моем детстве в СССР было два, как тогда говорили, негра. Эстрадный артист Тито Ромалио, который исполнял балетный номер, разрывая на себе картонные цепи колониального рабства, и Джим Паттерсон.
Джим в детстве снялся в кинофильме «Цирк», он играл «негритенка Джимми», потом учился на военно-морского офицера и, в конце концов, стал поэтом, но не Пушкиным.
Однажды ночью после отбоя, это было в Первом Балтийском Училище в Ленинграде, где Джим учился, дежурный офицер с помощником ночью обходили курсантские кубрики. Джим спал, высунув ногу из-под одеяла.
«А это что еще такое, — строго заметил дежурный офицер, — почему курсант ноги не помыл? Немедленно поднять, пусть пойдет, помоет!» — «Товарищ капитан третьего ранга, — осторожно заметил помдеж, — это же… хм—хм… негр!» — «Ммм… Негр?» — сказал кап-три, — «ну все равно, пусть пойдет, помоет!»
Неполиткорректное слово я употребил исключительно в контексте, так говорили герои моего рассказа, и редактировать их — значит искажать литературную правду.
Историю эту рассказал мне старший брат Эдик, который тоже учился в Первом Балтийском, а после выпуска поехал служить штурманом-подводником на Дальний Восток.
Года за три до разговора с мистером Маккензи я был в гостях у сестры Наташи, где меня познакомили со смешливой негритянской девушкой, коренной русачкой.
«Знакомься, — сказала Наташа, — Анжела из Питера». Я запомнил фамилию девушки — Ермакова, потому что она ей, чисто внешне, совсем не подходила.
Эта самая Анжела Ермакова появлялась потом на страницах всех газет, обычно рядом с портретом теннисиста Бориса Беккера. Не знаю, играла ли Анжела в теннис, но точный удар в нужный момент она нанести смогла.
В тот судьбоносный вечер, 30 июня 1999 года, Борис Беккер разругался со своей темнокожей женой, Барбарой. Барбара была на сносях, капризничала. Расстроенный супруг пошел в бар успокаивать нервы. Когда нервы успокоились, теннисист огляделся. Привлекательная темнокожая девушка, бросила на него выразительный взор.
Произошел короткий флирт и близость в ближайшем служебном помещении, где хранилось постельное белье. Прошло время, и Борису пришел домой факс с коротким посланием: «Мы познакомились с тобой в баре. Результату встречи уже восемь месяцев. Анжела».
Результату встречи стало и девять месяцев, а потом он родился в виде чудесной девочки Анны. Предприимчивая Ермакова в январе 2001 года, когда Анне было почти полтора года, подала в суд на алименты. Суд заказал профиль ДНК девочки и Бориса Беккера.
Медики доказали, что Анна — его дочь, а он, стало быть, ее отец и, как таковой, несет ответственность за ее содержание ребенка.
Алименты на Западе изымают по принципу социализма: от каждого по способностям, каждому по его труду. Газета «Гардиан» сообщала, что отцовство, по линии Ермаковой, обошлось Беккеру в два миллиона фунтов.
Супруга Барбара не снесла обиды и подала на развод со всеми вытекающими. Это обошлось бедному Борису, как писали в газетах, еще в восемь миллионов.
Анджелу я видел на концерте БГ, в лондонском Альберт-Холле. Она подошла, напомнила о нашем знакомстве. Выглядит великолепно — высока, стройна, элегантна. Спросила про Наташу. Я только махнул рукой, говорить не смог.
Наташа лечилась от онкологии и умерла в январе 2007 года.
Seva Novgorodsev
«Скажите, в вашей стране есть темнокожие?» Такой вопрос задал мне однажды афро-карибский джентльмен, судебный пристав, который пришел получать с меня штраф в двести фунтов. Я тянул с уплатой и доигрался.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно, я вышел в халатике. Приставу было неловко и он, узнав, что я из России, пытался вести вежливую беседу. «В вашей стране есть темнокожие?» — «Да, — отвечал я, — когда я жил в СССР и учился в школе, то их было два.
«O!» — сказал пристав, мистер Маккензи, забирая чек, и мы распрощались.
Действительно, в моем детстве в СССР было два, как тогда говорили, негра. Эстрадный артист Тито Ромалио, который исполнял балетный номер, разрывая на себе картонные цепи колониального рабства, и Джим Паттерсон.
Джим в детстве снялся в кинофильме «Цирк», он играл «негритенка Джимми», потом учился на военно-морского офицера и, в конце концов, стал поэтом, но не Пушкиным.
Однажды ночью после отбоя, это было в Первом Балтийском Училище в Ленинграде, где Джим учился, дежурный офицер с помощником ночью обходили курсантские кубрики. Джим спал, высунув ногу из-под одеяла.
«А это что еще такое, — строго заметил дежурный офицер, — почему курсант ноги не помыл? Немедленно поднять, пусть пойдет, помоет!» — «Товарищ капитан третьего ранга, — осторожно заметил помдеж, — это же… хм—хм… негр!» — «Ммм… Негр?» — сказал кап-три, — «ну все равно, пусть пойдет, помоет!»
Неполиткорректное слово я употребил исключительно в контексте, так говорили герои моего рассказа, и редактировать их — значит искажать литературную правду.
Историю эту рассказал мне старший брат Эдик, который тоже учился в Первом Балтийском, а после выпуска поехал служить штурманом-подводником на Дальний Восток.
Года за три до разговора с мистером Маккензи я был в гостях у сестры Наташи, где меня познакомили со смешливой негритянской девушкой, коренной русачкой.
«Знакомься, — сказала Наташа, — Анжела из Питера». Я запомнил фамилию девушки — Ермакова, потому что она ей, чисто внешне, совсем не подходила.
Эта самая Анжела Ермакова появлялась потом на страницах всех газет, обычно рядом с портретом теннисиста Бориса Беккера. Не знаю, играла ли Анжела в теннис, но точный удар в нужный момент она нанести смогла.
В тот судьбоносный вечер, 30 июня 1999 года, Борис Беккер разругался со своей темнокожей женой, Барбарой. Барбара была на сносях, капризничала. Расстроенный супруг пошел в бар успокаивать нервы. Когда нервы успокоились, теннисист огляделся. Привлекательная темнокожая девушка, бросила на него выразительный взор.
Произошел короткий флирт и близость в ближайшем служебном помещении, где хранилось постельное белье. Прошло время, и Борису пришел домой факс с коротким посланием: «Мы познакомились с тобой в баре. Результату встречи уже восемь месяцев. Анжела».
Результату встречи стало и девять месяцев, а потом он родился в виде чудесной девочки Анны. Предприимчивая Ермакова в январе 2001 года, когда Анне было почти полтора года, подала в суд на алименты. Суд заказал профиль ДНК девочки и Бориса Беккера.
Медики доказали, что Анна — его дочь, а он, стало быть, ее отец и, как таковой, несет ответственность за ее содержание ребенка.
Алименты на Западе изымают по принципу социализма: от каждого по способностям, каждому по его труду. Газета «Гардиан» сообщала, что отцовство, по линии Ермаковой, обошлось Беккеру в два миллиона фунтов.
Супруга Барбара не снесла обиды и подала на развод со всеми вытекающими. Это обошлось бедному Борису, как писали в газетах, еще в восемь миллионов.
Анджелу я видел на концерте БГ, в лондонском Альберт-Холле. Она подошла, напомнила о нашем знакомстве. Выглядит великолепно — высока, стройна, элегантна. Спросила про Наташу. Я только махнул рукой, говорить не смог.
Наташа лечилась от онкологии и умерла в январе 2007 года.