«Всегда приходишь туда, куда тебе в сущности и было надо…»

16 мая, 2016 6:41 пп

Ольга Роева

Последнее время я действительно мало пишу в ФБ. Передаю спасибо всем тем незнакомым людям, которые ненавязчиво переживают за меня. Да, у меня сейчас не лучшие времена. И дальше будет только хуже. дело в том, что величина того замысла, который я несу, и от которого буквально пухну, не соответствует ничтожности фейсбука. Как с этим жить — не знаю… Но я выкарабкаюсь.
Я потеряла интерес к евровидению, к жизни, любви, посиделкам и знакомствам на одну ночь. Всем вру, что дописываю очень важный сценарий.
Впрочем, я его правда дописываю. Точнее, хожу на работу и жду, пока мне за него заплатят. Логику начальников я хорошо понимаю. Ведь если мне заплатят, я перестану ходить на работу в надежде, что мне заплатят. Всё то время, что я жду, пока мне заплатят, я переписываю сценарий раз по 10. Из этого рождается совершенство. Но это не будет продолжаться вечно…
Но, отказавшись от жизни для себя, я как художник всё-таки продолжаю бросаться на мужчин. Кто они? Во что верят? О чём мечтают? О чем плачут по ночам?
Моя последняя истина обнаружила меня, как не странно, по среди русского леса. Когда в домотканом холщовом платьице я шла по дороге к храму.
Поехали мы любоваться природой.
Друг этой недели по — прежнему Владимир. Что такое друг Владимир? Друг Владимир — это прежде всего моё горестное воспоминание о редких днях учёбы в университете. Уже тогда мы смеялись и осуждали Владимира за его старость. Хотя он только перешагивал 37- летний порог.
Зараза познания не оставила Владимира и по сей день. Он остался верен студенчеству и сейчас, помимо кружка философии при Вышке, посещает меня. Вот вся его духовная пища. При этом Владимиру наглядных 42 года, но он по-прежнему сбривает усы под мальчика. Доверять ему я естественно не могу. Во- первых, мужчины без усов отличаются крайней степенью бесчестия. Во-вторых… философ, возраст предпенсионный. Понятное дело, его мозг уже жрёт сам себя, потом он сожрёт и всего Владимира. Будьте вы все прокляты, холостяки,живущие для себя.
Я к тому, что именно о таком персонаже предупреждал меня Вуди Аллен в своем фильме «иррациональный человек». Владимир войдёт в доверие, увлечёт «бескорыстными инстинктами», поцелует в лоб как пуделя, и сбросит в шахту лифта, образно говоря. Как часто поступают с любимыми женщинами.
Поехали опять на Николину гору. Почему опять? Потому что, разнообразие в жизни, как мы понимаем, это то, что я ненавижу.
Рядом с Николиной горой есть село Аксиньино. Там стоит церковь святителя Николая. В своё время там выступали многие православные звёзды. Народ очень любил эту церковь. И как всё, что народ когда- либо любил, церковь была разграблена. Иконы, кирпичи, монашки – люди тащили всё! Как будто татарва проходила. В 90-ые в округе будто нашёлся один юродивый. Богобоязненный художник из деревни Николина гора. Зовут его кажется, Никита Сергееич Михалков. При его участии церковь восстановили.
Этот факт поразил набожного философа Владимира. Он захотел посмотреть. Надо, говорит, пройтись чуть-чуть пешком. От одной деревни до другой. В этом и будет наш православный подвиг. Вроде открыл карту, сказал «ага», что- то посчитал в небе. Идти, говорит, несколько шагов. Мы же за активный отдых?
Как сказать… для меня активный отдых — это приехать в живописное место и посидеть в ресторане за чужой счёт. Это для меня максимально допустимая доля хаоса и разнообразия в жизни. Посидел, выпил шампанского, посмотрел на дерево рядом — и будто прогулялся по лесу. Поехал в другое место.
А всех этих бодрых старичков с их походами по церквям и кладбищам я не понимаю. Я слишком молода, чтобы думать о вечном в те часы, когда все вокруг меня женятся и беременеют. Но это я озвучить постеснялась. Потому что до этого, сидя в ресторане, хохотала и настаивала, что спорт — это моё. Не могу жить просто. Бегаю по утрам вокруг дома, приседаю/нагибаюсь на работе, кручусь на пилоне при малейшей возможности. В свободное от спорта время предпочитаю пешие прогулки в одиночестве.
Идём полчаса. Вышли на так называемое великое русское поле. Ни дороги, ни тропки, кое- где помятая трава. Но этот ориентир, понятное дело, для порочных людей.
Церкви в обозримом будущем нет. И ничего вокруг нет. Смотрю, Володя тоже на меня смотрит. Пытается угадать в моих глазах своё будущее.

Ещё три километра прошли. Уже по трассе, потому что русское поле по традиции превратилось в заколдованное болото.

— Ах, как хорошо, — дышит бензином Володя, благодарно приветствуя всех, кто нас случайно не сбил.

Конечно, мы не Андрей Рублёв и Феофан Грек. Духовного стажа за нами мало. От этого дорога к храму не была такой уж интересной на беседы. Говорить нам друг другу нечего. На 3 часу все трезвые собеседники начинают друг друга раздражать. А тут жарко, пыль в лицо, кеды сгрызли ноги. Хочется есть, и я знаю, что у меня есть, что поесть. В сумке бутерброд — но я не хочу им делиться с ближним. Выражаясь языком философии, в этот момент я и познала истинное ницшеанство. Распахнула разум до предела когда человек может не просто возлюбить врагов своих, но и возненавидеть своих ближних. А это совсем другой квантовый уровень. Это сознание независимого наблюдателя, который всегда себе на уме. То, на что я и моя мама меня натравливали.

Не слишком стесняясь в словах, я осторожно поинтересовалась у Володи. Как он думает, какая именно цепь событий, если переводить на квантовую механику, завела нас в такую глубокую супер- позицию. Скажем так. Иными словами, какого хрена ты смотрел в карту? И чем именно ты смотрел?

— Ну, — говорит, — я не виноват. Там сантиметр был отсюда до туда.

То есть, нам ещё повезло, что Володя не захотел исходить пешком всю Россию по картам яндекса. Тут всего- то сантиметров 30, туда –обратно полчаса.

Когда уже захотелось лечь и потихонечку умереть, находчивый Владимир предложил отдохнуть на кладбище. Ну, если всё равно в него упёрлись. Тут я достала бутерброд и начала с удовольствием его есть. На могилке неизвестного, но такого родного мне, Александра Семёновича Жегайло. Александр Семёнович Жегайло, судя по свежим розам, был человеком очень хорошим и оставил после себя заботливых потомков, удобную лавочку, лакированный обеденный стол.
Хоть Владимир и не заслужил, бутербродом я с ним конечно поделилась — кинула оставшиеся крошки под ноги.
Ты, говорю, мой дорогой философ – геодезист, иди пройдись по оградкам что ли, вместе с вороньём. Может, повезёт и птицы не всё склевали после пасхи-то. Конфетку какую найдёшь, буханку кулича, дождевая вода наверняка у кого- то в вазочке накопилась.
Владимир предложил «не заниматься ерундой» и вызвать из Москвы такси. Прямо сюда, на кладбище по рублево- успенскому шоссе. Водитель сам найдёт, если умный. На такси вернуться на Николину гору, сесть в припаркованную машину, и уже на ней благополучно по тому же мученическому пути доехать до церкви.

Откинувшись на мрамор, сытая и энергичная, я принялась размышлять вслух.

— В чем состоит для меня главная и пугающая загадка человечества? Естественно в тебе, Владимир. Как в вопиющем примере, того.. ЧТО… Говорю большими буквами… Того, что никогда нельзя догадаться, кто перед тобой. И сколько этому лет. Паспорт выдали на 40, а на самом деле ему 10. И он не человек, а геноид. Это когда в башке ничего, но есть реакция на голосовые команды. Как в романе Бориса и Аркадия Натановичей Стругацких «Жук в муравейнике». Можешь записать – это поможет себя развить.
Естественно, я и подозревать не могла какую силу имеет глупость обоих. Тоже, между прочим, квантовая механика. Одно цепляется за другое, невидимые ниточки пронизывают частички нашей общей тупости и складывают всё в черный квадрат безысходности.
Владимир волевым мужским решением оставил машину на Николиной горе, я волевым женским капризом отказалась от такси. В результате волевой божьей карой нас чуть не придавили, когда мы бежали через дорогу, на встречу золоту куполов.
Кое-как держась за руки, и волоча друг друга по обочине, мы дошли.
И в общем- то, я хотела написать, какое потрясающее впечатление оставила во мне эта церковь. Ничего подобного я до сих пор не переживала. Во-первых, чистый, свободный туалет на две персоны. Это важно. Потому что именно отсутствие удобств привело православие к кризису и потере клиентов. Отсутствие туалетов делает религию несовременной и не такой универсальной, как хотелось бы.
Как бы там плохо не вёл себя Михалков, но за чистый туалет и садик вокруг ему низкий поклон в обе стороны. Это мудрое архитектурное решение. Хотя, по слухам, ямка для удобств была здесь с 19 века. Просто режиссер довёл это всё до ума.
Во-вторых, в церкви святителя Николая совсем нет людей. Благодаря этому я, наконец, испытала религиозное чувство. Ты приходишь и вдруг оказываешься в центре внимания всех святых. Каждый хочет быть тобой замеченным. Что- то подобное, назовём это откровением, случалось со мной лишь раз, на линейке позора в школе, когда меня прогоняли навсегда. Все смотрят только на тебя, все ждут какого- то последнего слова перед казнью. И ты сам чувствуешь, что надо что- то сказать, как- то объясниться. Но сказать нечего. Ты ничего не можешь объяснить. Получилось, как получилось…

— Ну вот так вот… Кто же знал… Ну, я пойду раз такое дело. Раз так нехорошо на меня смотрят. Как- то так вот.

С иконами разговаривать я тоже не умею. Последний раз, когда пыталась, случился небольшой конфуз. В храме для сотрудников МВД, куда я хожу из географического удобства, повесили красивый постер святой Матроны. Так я подумала, потому что раньше на стене висела только она. Получив пинок от жизни — в ином случае я бы и не потревожила уважаемых людей — всё ей пересказала. По книжечке, с выражением прочитала именной акафист. А потом, в припадке чувств наклонилась рамцеловать стекло. Как током ударило. Смотрю — подпись «блаженная Ксения Петербургская». А я такой даже не знаю. Что делать?

— Ну, понятно. Ну… тогда передайте всё, что я сказала святой Матроне.

Вот и все мои отношения с Богом. Как то глупо после этого на что- то надеяться.

Лица святых действуют на меня удручающе. Все эти заплаканные глаза, опущенные губы, никто не улыбается, всем несмешно. И как бы я не заставляла себя, говорить с такими людьми мне не о чем, и не особо хочется.

А тут я на ходу остановилась. Настырно и насмешливо на меня смотрела икона Иверской Божьей матери. Писал кто- то неизвестный, из местных, в 19 веке. Если присмотреться — женщина усмехается и ждёт момента, когда бы подмигнуть. Пару раз я даже делала вид, что ухожу, чтобы потом резко обернуться и посмотреть, что будет. Ничего не было.

— Ну..проблемы такие. Не понимаю, че происходит! Что за дела, иными словами…- по жаловалась я,как крестному отцу.

И с самого начала начала рассказывать то, что и так известно. Просто в пересказе даже собственная жизнь выглядит увлекательным фильмом. Комедией с самим собой. И про то, как родилась рассказала, и как была сослана в Магадан на поселение собственными же родителями. Про три ходки в школу рассказала, про первую затяжку, и встречу рассвета в подсобке университетских общаг. Весь свой путь нравственного падения – от девочки до женщины описала. И, не буду хвастаться, но аудитория – есть ощущение — слушала меня с вниманием.

— А вот ещё, из последнего. Обещал накачать велосипед и пропал. Видели в Подмосковье в последний раз, пьяный в хламину, сейчас наверно где- то в Сибири скрывается под чужим паспортом. Но и ему… И ему я желаю добра. Счастья, здоровья, помереть тоже по-человечески, всех благ. А вообще, любви бы мне… В принципе, всё нравится. Всем довольна. Но не мешало бы любви. Какой- то прибавки, ведь я всё-таки давно тут корячусь… на одном и том же рабочем месте.
И веры в себя себе пожелала.
Или в кого – нибудь, кому можно верить по-настоящему. Кто был бы эхом и тихо поддакивал, не раздражая.
— Ой, всё! — читалось в этой усмешке. Меня явно приглашали улыбнуться всеобщей шутке. Открыться непонятному пока юмору. — Вот, я же смеюсь! И ты смейся, потому что все это смешно и весело,и потому хорошо. Вот тебе дар приятия мира — иди. Ты знаешь куда. Ты всё знаешь! — и свободной от Иисуса рукой женщина с иконы сложила пальчики в жест «всё будет Ок!», вручила дар приятия мира и отпустила.
Уже через призму любви посмотрела на Владимира. Искренне, хоть и недолго, порадовалась и ему, и его чудачествам. Как частичке того большого полотна, которое мне дали разрисовать.
В сущности, ну, если утешаться совсем нечем, то как замечательно, когда не знаешь куда идёшь. Когда идёшь по жизни как пьяный. Никогда не приходишь туда, куда хотела. Но всегда приходишь туда, куда тебе в сущности и было надо.
И если родился такой текст, а я без всяких сомнений ставлю его в один ряд с Пушкиным и Гоголем, то значит,это что- то значит.
Даже дышать трудно от фиалок внутри себя.
Но так бывает не каждый день, конечно.

Средняя оценка 0 / 5. Количество голосов: 0