«В живописных водопадах и вулканах сражался с бандитами, браконьерами, коррумпированными ментами вместе взятыми…»
19 сентября, 2021 11:21 дп
Владимир Гендлин
Владимир Гендлин:
Лёня Лейбзон
Боксер иногда оказывается журналистом. Журналист иногда становится боксером. Это я не про себя, а про Лёню Лейбзона. Те, кто его помнят, знают, о чем я говорю.
В 1980-м году я приехал в Москву поступать на журфакт МГУ. В год Олимпиады. Не поступил. Полбалла не хватило. В каком-то смысле из-за Лени Лейбзона.
Как-то так вышло, что у моего папы был один знакомый журналист в Москве. Папа тогда не был известным комментатором, а был он безработным тренером в Кисловодске. Но у него оставались знакомые по Волгограду. Один из них был Лейбзон, человек очень тихий, мягкий, остроумный. И невероятно крутой. Вообще, в своей среде в Волгограде он был легендарной личностью.
При всей своей мягкости он был чемпионом «Буревестника» Москвы по боксу. И одновременно талантливым журналистом. Еще что-то писал – стихи, рассказы. Но была у него слабость – алкоголь и женщины. Однажды его отправили в командировку, в итоге которой его поймали кгбшники на армяно-турецкой границе. В СССР поимка на границе была страшным делом, это был крах жизни. Следователь ему сказал: «Признавайтесь, как вы стали шпионом». На что пьяный Лёня ответил: «Капитан, ты никогда не станешь майором. Где ты видел шпиона по фамилии Лейбзон?».
Лёню отмазали, потому что его папа был какой-то шишкой в волгоградском комсомоле. А он сам переехал в Москву в журнал то ли «Коммунист», то ли в «Молодой коммунист». Сейчас он бы назывался либо «Колумнист», либо «Молодой Колумнист».
Вот в этот журнал я и явился в июле 1980 года в разгар своего поступления на журфак МГУ. Пришел с целью представиться мэтру от имени своего отца и получить от него то ли характеристику, то ли еще какой-то бонус для поступления на журфак.
Но в редакции меня попросили подождать полчасика. Потом вышла женщина и сказала, что Лёня только что вернулся из очень трудной командировки на Чукотку или Камчатку, и сейчас не может со мной поговорить. Из ее слов выходило, что он в живописных водопадах и вулканах сражался с бандитами, браконьерами, коррумпированными ментами вместе взятыми, одержал победу, но теперь вынужден прийти в себя перед встречей со мной. Для меня это было более чем убедительное объяснение, еще и очень романтичное. Потом я уже понял, что причина была чуть проще: его в командировке застигло распространенное среди советских журналистов заболевание – запой. Что не менее романтично.
Тем не менее, свою миссию – поддержать меня при поступлении на журфак – Лёня провалил. Что ничуть не умалило для меня его авторитета.
Через 10 лет, после армии и прочих передряг, я все-таки окончил журфак, успел поработать в «Советском спорте» и явился в молодой, стильный и красивый журнал «Северные просторы», писавший о северных просторах, людях севера, северных народах. Его выпускало Министерство сельского хозяйства СССР.
Меня представили пожилому редактору Леониду Лейбзону. Он первым делом спросил, чем я хочу заниматься в жизни. Я ответил, что ничем. Он одобрительно крякнул и достал из стола первый номер газеты «КоммерсантЪ» и сказал: «Вот что сейчас надо читать». И предложил писать новости в журнал.
Я прочитал, кстати, эту газетку. Там было написано, среди прочего, что сегодня самые выгодные товары на бирже – граненые стаканы, валенки, самолет Як-40 и комната в центре Бостона.
Через год я поступил на работу в эту газету. И проработал в ней 20 лет. Дико благодарен Лёне за это.
А Лейбзон кончил плохо. Разошелся с семьей, что логично. Потом сошелся с женщиной, с которой зажигали в Балашихе. Потом сел не на тот автобус, вышел не в ту сторону. Холодно было. Нашли через несколько месяцев.
У тех, кто с ним работал, могут быть разные мнения. Для меня это был человек кристальной души.
Владимир Гендлин
Владимир Гендлин:
Лёня Лейбзон
Боксер иногда оказывается журналистом. Журналист иногда становится боксером. Это я не про себя, а про Лёню Лейбзона. Те, кто его помнят, знают, о чем я говорю.
В 1980-м году я приехал в Москву поступать на журфакт МГУ. В год Олимпиады. Не поступил. Полбалла не хватило. В каком-то смысле из-за Лени Лейбзона.
Как-то так вышло, что у моего папы был один знакомый журналист в Москве. Папа тогда не был известным комментатором, а был он безработным тренером в Кисловодске. Но у него оставались знакомые по Волгограду. Один из них был Лейбзон, человек очень тихий, мягкий, остроумный. И невероятно крутой. Вообще, в своей среде в Волгограде он был легендарной личностью.
При всей своей мягкости он был чемпионом «Буревестника» Москвы по боксу. И одновременно талантливым журналистом. Еще что-то писал – стихи, рассказы. Но была у него слабость – алкоголь и женщины. Однажды его отправили в командировку, в итоге которой его поймали кгбшники на армяно-турецкой границе. В СССР поимка на границе была страшным делом, это был крах жизни. Следователь ему сказал: «Признавайтесь, как вы стали шпионом». На что пьяный Лёня ответил: «Капитан, ты никогда не станешь майором. Где ты видел шпиона по фамилии Лейбзон?».
Лёню отмазали, потому что его папа был какой-то шишкой в волгоградском комсомоле. А он сам переехал в Москву в журнал то ли «Коммунист», то ли в «Молодой коммунист». Сейчас он бы назывался либо «Колумнист», либо «Молодой Колумнист».
Вот в этот журнал я и явился в июле 1980 года в разгар своего поступления на журфак МГУ. Пришел с целью представиться мэтру от имени своего отца и получить от него то ли характеристику, то ли еще какой-то бонус для поступления на журфак.
Но в редакции меня попросили подождать полчасика. Потом вышла женщина и сказала, что Лёня только что вернулся из очень трудной командировки на Чукотку или Камчатку, и сейчас не может со мной поговорить. Из ее слов выходило, что он в живописных водопадах и вулканах сражался с бандитами, браконьерами, коррумпированными ментами вместе взятыми, одержал победу, но теперь вынужден прийти в себя перед встречей со мной. Для меня это было более чем убедительное объяснение, еще и очень романтичное. Потом я уже понял, что причина была чуть проще: его в командировке застигло распространенное среди советских журналистов заболевание – запой. Что не менее романтично.
Тем не менее, свою миссию – поддержать меня при поступлении на журфак – Лёня провалил. Что ничуть не умалило для меня его авторитета.
Через 10 лет, после армии и прочих передряг, я все-таки окончил журфак, успел поработать в «Советском спорте» и явился в молодой, стильный и красивый журнал «Северные просторы», писавший о северных просторах, людях севера, северных народах. Его выпускало Министерство сельского хозяйства СССР.
Меня представили пожилому редактору Леониду Лейбзону. Он первым делом спросил, чем я хочу заниматься в жизни. Я ответил, что ничем. Он одобрительно крякнул и достал из стола первый номер газеты «КоммерсантЪ» и сказал: «Вот что сейчас надо читать». И предложил писать новости в журнал.
Я прочитал, кстати, эту газетку. Там было написано, среди прочего, что сегодня самые выгодные товары на бирже – граненые стаканы, валенки, самолет Як-40 и комната в центре Бостона.
Через год я поступил на работу в эту газету. И проработал в ней 20 лет. Дико благодарен Лёне за это.
А Лейбзон кончил плохо. Разошелся с семьей, что логично. Потом сошелся с женщиной, с которой зажигали в Балашихе. Потом сел не на тот автобус, вышел не в ту сторону. Холодно было. Нашли через несколько месяцев.
У тех, кто с ним работал, могут быть разные мнения. Для меня это был человек кристальной души.