«В ту самую минуту его сын был там, на 96-м этаже…»
11 сентября, 2019 11:12 дп
Евгения Лещинская
Сегодня годовщина. Очередная. Повторю уже сказанное когда-то. Мне нечего добавить. Других слов тоже нет.
Я собиралась везти сына в школу. Включила телевизор. Мне показалось, что показывают замедленную съемку из какого-то фильма ужасов. Но в телевизоре были новости.
Я смотрела на самолеты, входящие в здания, как нож в масло, я видела эти сумасшедшие огненные шары, я слышала рвущиеся голоса дикторов, и я не понимала, почему они показывают в новостях кино.
Ведь это кино, кино, кино!
Такого не может быть на самом деле. Потом к телевизору подбежал мой мальчик, застыл, прошептал: это неправда, скажи?
Потом пришел мой папа, обнял нас и сказал совсем чужим голосом: дети, война началась.
Мы все-таки поехали в школу. Просто потому что надо было что-то делать, как-то двигаться. Мы молчали по дороге, потому что никто не знал, о чем говорить.
Школьный двор был полон. И тих так, как будто все люди, вся эта толпа, от мала до велика, враз потеряла дар речи. Вышел директор. Сгорбившийся старый человек (я только там увидела какой он старый и сгорбившийся, до этого он мне казался элегантным господином средних лет). Бесстрастным голосом попросил всех расходиться по домам и беречь себя, сегодня занятий не будет. Потом я узнала, что в ту самую минуту его сын был там, на 96-м этаже.
И еще в ту же минуту моя сестра выбежала из офиса на пятом, где проходила рабочее интервью. Лифты уже были заблокированы. И она неслась вниз по лестнице босиком, выкинув туфли на каблуках, модные шикарные туфли, которые купила по такому случаю накануне… Она успела.
Евгения Лещинская
Сегодня годовщина. Очередная. Повторю уже сказанное когда-то. Мне нечего добавить. Других слов тоже нет.
Я собиралась везти сына в школу. Включила телевизор. Мне показалось, что показывают замедленную съемку из какого-то фильма ужасов. Но в телевизоре были новости.
Я смотрела на самолеты, входящие в здания, как нож в масло, я видела эти сумасшедшие огненные шары, я слышала рвущиеся голоса дикторов, и я не понимала, почему они показывают в новостях кино.
Ведь это кино, кино, кино!
Такого не может быть на самом деле. Потом к телевизору подбежал мой мальчик, застыл, прошептал: это неправда, скажи?
Потом пришел мой папа, обнял нас и сказал совсем чужим голосом: дети, война началась.
Мы все-таки поехали в школу. Просто потому что надо было что-то делать, как-то двигаться. Мы молчали по дороге, потому что никто не знал, о чем говорить.
Школьный двор был полон. И тих так, как будто все люди, вся эта толпа, от мала до велика, враз потеряла дар речи. Вышел директор. Сгорбившийся старый человек (я только там увидела какой он старый и сгорбившийся, до этого он мне казался элегантным господином средних лет). Бесстрастным голосом попросил всех расходиться по домам и беречь себя, сегодня занятий не будет. Потом я узнала, что в ту самую минуту его сын был там, на 96-м этаже.
И еще в ту же минуту моя сестра выбежала из офиса на пятом, где проходила рабочее интервью. Лифты уже были заблокированы. И она неслась вниз по лестнице босиком, выкинув туфли на каблуках, модные шикарные туфли, которые купила по такому случаю накануне… Она успела.