В плену Афродиты
21 мая, 2019 6:12 пп
Валерий Зеленогорский
В середине девяностых Кипр был для многих русских первой страной экономической эмиграции. Люди зарабатывали первые деньги, бросаясь в оффшоры, в безналоговый рай, строили дома, селились на берегу моря и готовились прожить в райских кущах до старости.
Русские туристы, пока еще не готовые к Испании и Лазурному берегу, бросались на каменные берега Средиземного моря, поглощали нехитрую греческую еду и пили «Метаксу» – коньяк местного происхождения. В разное время после шоковой терапии была мода на разную выпивку: россияне, имевшие в арсенале разновидности алкоголя, такие как водка, вино и шампанское, ринулись пить разноцветное зелье, изготовленное в подвалах Польши и Венгрии.
Первым хитом, помнится, был «Амаретто», псевдоитальянский ликер с миндальным запахом в различных вариациях: «Амаретто ди Саронно», «… ди …» и т. д. Выдуманные польскими алкогольными рекламодателями названия звучали как песня. Если по названиям провинций Италии, употребляемым в марке «Амаретто», составить карту Апеннинского полуострова, то можно сразу стать и Колумбом и Васко де Гама.
Второй знаменитостью была нешведская водка «Абсолют» того же венгерского розлива с цветными добавками: черная смородина, лимон и еще что-то, что, уже не помню.
Из коньяков признана была, конечно, «Метакса».
Главное открытие тех лет – это мартини, за это можно было получить от девушки всё, включая ключи от квартиры. На вопрос, что вы будете пить, ответ был всегда один: «Мартини бьянко». Название так грело душу и возвышало их.
Так вот: Кипр, «Метакса», «Таймшер» – символ успеха 90-х, как спутник, балалайка и советский балет для нерусских.
В это благословенное время по заказу одной из телекомпаний в творческую командировку поехала группа мастеров жанра. Цель была снять «Новогодний огонек» на Кипре под пальмами с русскими звездами, которые должны были петь хиты прошлых лет.
Квартет состоял из лебедя – популярный телеведущий, рака – продюсер и щуки – художник-постановщик, был еще и режиссер – молодое дарование, но какое он был животное, я уже не помню – забыл басню.
Цель была проста: найти пятизвездный отель с большим бассейном, построить елку-пальму и снять снежную феерию под кипрским солнцем. Идея не совсем ахти, но жизнеспособная и оправдывающая съемки за границей, что тогда считалось круто.
Ездили мы на джипах по всему острову с утра до ночи, искали натуру для развлечения, играли в игру с очень простыми правилами. Нужно было загадать известного человека из любой сферы и за минимальное число наводящих вопросов определить его имя (Чапаев, Рафаэль, Екатерина II). Составили пары: продюсер с телеведущим и художник с режиссером. Играли часами; художник с режиссером всегда проигрывали, что выводило художника из себя.
Телеведущий знал всё: например, все песни советских композиторов, слова, музыку, авторов текстов, всё до последнего гвоздя – победить его было невозможно. Художник всего не знал, и даже огромная воля и бешеная энергия не давали ему победы. Класс бьет силу – смириться с этим он не мог и раз за разом просил начать новый раунд.
Мы проехали весь остров: Пафос, Ларнаку, Лимасол, Айя-Напу – что-то где-то кого-то не устраивало, ракурсы, фокусы, экспозиции! Они так заипали творческими поисками, что хотелось уже перенести «Огонек» в Москву и закрыть тему, но вдохновение не оставляло мастеров, отбившим себе жопы на дорогах Кипра.
Пришел день рождения продюсера, и в связи с этим был запланирован ужин в старом порту на берегу моря в ресторане, славящемся свежайшими морепродуктами. Художник был человек с выдумкой и подготовил вечер с исполинским размахом: он любил экзотические подарки, умел выбирать что-то нечто и дарить это с театральными эффектами. Гости уже собрались: вечер на берегу моря, рыба плещется в аквариуме, ледяная водка, – но художник задерживается, застолье течет в хорошем темпе, атмосфера – душевная. Продюсер-именинник рассказывает истории своей немудреной жизни – это был его конек в застолье. Это было золотое время их трио. Все любили друг друга, делили все поровну, и за столом им не было равных. Они втроем поднимали любой стол на уши; еще живы свидетели этих феерических импровизаций, где все цеплялось одно за другое, реплика одного давала буйную энергию другим – это было пиршество остроумия и блеска, которого, увы, теперь нет, ушло в песок с ростом их благосостояния.
Пауза затягивалась, художник не приезжал, видимо, что-то не заладилось или сценарий у него был такой. Он знал толк в режиссуре малых форм, особенно ему удавались заключительные аккорды. И вот тогда под музыку Е. Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь» въезжают тележки из-под напитков, на которых стояло десять фигур, по очертанию женских, закрытых в покрывала, и вслед за ними выходит улыбающийся художник, довольный произведенным эффектом. Свет был потушен, звучит барабанная дробь, покрывала одновременно падают, и взору публики предстают десять девушек всех цветов и оттенков, рас и географических точек. Художник объявил, что это подарок и можно выбрать двух или забрать всех.
Состав был высокохудожественным: две филиппинки, две славянки (Болгария, Словакия), румынка, три представительницы монголоидной расы и две девушки из Эстонии (они представляли северные народы) – вот такой букет ООН. Именинник слегка опуел – такой выбор ему делать не приходилось никогда!
Ну, бывало, выбирал из двух некрасивых лучшую, но так никогда.
Особое удивление вызывало то, где он раздобыл все это великолепие. Творческий коллектив за два дня до этого проехал по всем притонам Лимасола, видел весь контингент – чистый порожняк! В центральном притоне, где были собраны лучшие силы, был проведен кастинг, где в роли эксперта выступал продюсер, человек с опытом посещения борделей Европы и Азии. Он обстоятельно выспрашивал хозяина о каждой из них, выясняя условия употребления живого товара. Последней каплей для хозяина-албанца был невинный вопрос: «Можно ли их использовать сзади?» Он понял, что здесь особый случай, и сказал, что в баре у него стоит парень, который любит это дело, и не надо морочить голову. Из притона выгнали всех после того, как режиссер предложил заплатить за товар заблокированной кредиткой с истекающим сроком действия. Албанец вежливо сказал, что прокатать эту карту можно только в заднице у бармена, и это его порадует. И после всего этого художник выставил такой эксклюзив!
Выбирали недолго, монголоиды были отвергнуты из-за птичьего гриппа, эстонки – как бывшие соотечественницы. Колебания возникли между славянками и филиппинками, девушка из Словакии по имени Миша отпала по понятиям – «какой Миша?». Тянуло к филиппинкам; парочка была еще та: внучка и бабушка. Они были второй день в стране и очень боялись, что их не возьмут. Продюсер провел геополитический анализ и понял, что лучше помочь бедной Румынии, а не «азиатскому тигру», который был уже на подъеме, болгарку взял режиссер.
Все поехали в самый большой найт-клуб Кипра, где хотелось разжечь себя танцами на столах. Филиппинок тоже взяли, хотя художник хотел только внучку, но внучка шла в комплекте с бабушкой. Мы, бывшие советские, понимали, что к дефициту всегда давали сопутствующий товар принудительного спроса. Румынку звали Ригонда, имя ее было по марке радиоприемника или еще чего-то, она жила в Венгрии и была там национальным меньшинством – это и определило мой выбор.
Вся группа приехала в клуб, где местные уже танцевали на столах; хозяева клуба встретили нас с почетом, художник сразу нарисовал им картину процветания клуба с фантастическим шоу в его исполнении, которое привлечет сотни чартеров из стран СНГ, Америки и Израиля.
Мы получили с ходу VIP-стол с открытым баром, нам представили группу танцовщиц из Харькова, которым художник предложил работу в «Новогоднем огоньке», о котором они и не мечтали. Они готовы были ехать с нами в «Фор сизон», где мы жили, но, поколебавшись, им было отказано. В гостинице все разошлись по номерам: художник с филиппинками, я с Ригондой, режиссер – с болгарской розой по имени Иорданка. Продюсер жене изменять не хотел по этическим соображениям – она была беременна.
Через десять минут позвонил режиссер и спросил, как дела. Дел у меня не было, и мы пошли к художнику проверить его потенциал. За дверью его люкса громко играла музыка, стоял дикий вой раненого марала. Мы стали стучать – он не открывал, еще в машине мы пришли к выводу, что эти два плюшевых медвежонка – «бабушка и внучка» дадут жару в честь своего приезда на славный кипрский берег. Мы опять стучали ему в дверь, кричали: «Открой, имей совесть, подарок ипёшь!» – но он выл, как будто с ним работал доктор Менгеле, специалист по операциям без наркоза в Дахау.
Вернувшись в номер, я захотел спать и предложил режиссеру румынку, чтобы освободить свою постель от инородного тела. Режиссер взял – он тогда уже любил бонусы. Утром на завтраке состоялся разбор полетов.
Первым легко отчитался телеведущий; грязных помыслов он не имел, спал с открытым окном, был свеж и бодр после бассейна. Режиссер тоже был доволен, но скрыл, что, кроме болгарки, на сдачу взял и румынку, – он всегда был скрытным. Продюсер долго раздумывал, соврать ему или сказать правду: воспитание врать не позволяло, и сказал, что девушка была не востребована, как вся румынская литература.
Художник молчал, ковыряясь вилкой в омлете, и не реагировал на отчет товарищей. Потом он зашептал сиплым остатком голоса, что медвежата порвали его, как тузика, что бабушка, оказывается, преподаватель любовных игр центра подготовки супертелок для Потайи, а внучка имеет черный пояс по минету. Особое очарование придавало этой парочке то, что они были ростом с сидящую собаку, совершенно одинаковые, как близнецы. Он сказал, что сорвал голос во время оргазма, а их было восемь затяжных и два средних.
Работа уже не имела никакого смысла, «Огонек» не состоялся, но жару мы дали.
Телеведущий сам реализовал этот проект и получил «Тэффи».
Валерий Зеленогорский
В середине девяностых Кипр был для многих русских первой страной экономической эмиграции. Люди зарабатывали первые деньги, бросаясь в оффшоры, в безналоговый рай, строили дома, селились на берегу моря и готовились прожить в райских кущах до старости.
Русские туристы, пока еще не готовые к Испании и Лазурному берегу, бросались на каменные берега Средиземного моря, поглощали нехитрую греческую еду и пили «Метаксу» – коньяк местного происхождения. В разное время после шоковой терапии была мода на разную выпивку: россияне, имевшие в арсенале разновидности алкоголя, такие как водка, вино и шампанское, ринулись пить разноцветное зелье, изготовленное в подвалах Польши и Венгрии.
Первым хитом, помнится, был «Амаретто», псевдоитальянский ликер с миндальным запахом в различных вариациях: «Амаретто ди Саронно», «… ди …» и т. д. Выдуманные польскими алкогольными рекламодателями названия звучали как песня. Если по названиям провинций Италии, употребляемым в марке «Амаретто», составить карту Апеннинского полуострова, то можно сразу стать и Колумбом и Васко де Гама.
Второй знаменитостью была нешведская водка «Абсолют» того же венгерского розлива с цветными добавками: черная смородина, лимон и еще что-то, что, уже не помню.
Из коньяков признана была, конечно, «Метакса».
Главное открытие тех лет – это мартини, за это можно было получить от девушки всё, включая ключи от квартиры. На вопрос, что вы будете пить, ответ был всегда один: «Мартини бьянко». Название так грело душу и возвышало их.
Так вот: Кипр, «Метакса», «Таймшер» – символ успеха 90-х, как спутник, балалайка и советский балет для нерусских.
В это благословенное время по заказу одной из телекомпаний в творческую командировку поехала группа мастеров жанра. Цель была снять «Новогодний огонек» на Кипре под пальмами с русскими звездами, которые должны были петь хиты прошлых лет.
Квартет состоял из лебедя – популярный телеведущий, рака – продюсер и щуки – художник-постановщик, был еще и режиссер – молодое дарование, но какое он был животное, я уже не помню – забыл басню.
Цель была проста: найти пятизвездный отель с большим бассейном, построить елку-пальму и снять снежную феерию под кипрским солнцем. Идея не совсем ахти, но жизнеспособная и оправдывающая съемки за границей, что тогда считалось круто.
Ездили мы на джипах по всему острову с утра до ночи, искали натуру для развлечения, играли в игру с очень простыми правилами. Нужно было загадать известного человека из любой сферы и за минимальное число наводящих вопросов определить его имя (Чапаев, Рафаэль, Екатерина II). Составили пары: продюсер с телеведущим и художник с режиссером. Играли часами; художник с режиссером всегда проигрывали, что выводило художника из себя.
Телеведущий знал всё: например, все песни советских композиторов, слова, музыку, авторов текстов, всё до последнего гвоздя – победить его было невозможно. Художник всего не знал, и даже огромная воля и бешеная энергия не давали ему победы. Класс бьет силу – смириться с этим он не мог и раз за разом просил начать новый раунд.
Мы проехали весь остров: Пафос, Ларнаку, Лимасол, Айя-Напу – что-то где-то кого-то не устраивало, ракурсы, фокусы, экспозиции! Они так заипали творческими поисками, что хотелось уже перенести «Огонек» в Москву и закрыть тему, но вдохновение не оставляло мастеров, отбившим себе жопы на дорогах Кипра.
Пришел день рождения продюсера, и в связи с этим был запланирован ужин в старом порту на берегу моря в ресторане, славящемся свежайшими морепродуктами. Художник был человек с выдумкой и подготовил вечер с исполинским размахом: он любил экзотические подарки, умел выбирать что-то нечто и дарить это с театральными эффектами. Гости уже собрались: вечер на берегу моря, рыба плещется в аквариуме, ледяная водка, – но художник задерживается, застолье течет в хорошем темпе, атмосфера – душевная. Продюсер-именинник рассказывает истории своей немудреной жизни – это был его конек в застолье. Это было золотое время их трио. Все любили друг друга, делили все поровну, и за столом им не было равных. Они втроем поднимали любой стол на уши; еще живы свидетели этих феерических импровизаций, где все цеплялось одно за другое, реплика одного давала буйную энергию другим – это было пиршество остроумия и блеска, которого, увы, теперь нет, ушло в песок с ростом их благосостояния.
Пауза затягивалась, художник не приезжал, видимо, что-то не заладилось или сценарий у него был такой. Он знал толк в режиссуре малых форм, особенно ему удавались заключительные аккорды. И вот тогда под музыку Е. Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь» въезжают тележки из-под напитков, на которых стояло десять фигур, по очертанию женских, закрытых в покрывала, и вслед за ними выходит улыбающийся художник, довольный произведенным эффектом. Свет был потушен, звучит барабанная дробь, покрывала одновременно падают, и взору публики предстают десять девушек всех цветов и оттенков, рас и географических точек. Художник объявил, что это подарок и можно выбрать двух или забрать всех.
Состав был высокохудожественным: две филиппинки, две славянки (Болгария, Словакия), румынка, три представительницы монголоидной расы и две девушки из Эстонии (они представляли северные народы) – вот такой букет ООН. Именинник слегка опуел – такой выбор ему делать не приходилось никогда!
Ну, бывало, выбирал из двух некрасивых лучшую, но так никогда.
Особое удивление вызывало то, где он раздобыл все это великолепие. Творческий коллектив за два дня до этого проехал по всем притонам Лимасола, видел весь контингент – чистый порожняк! В центральном притоне, где были собраны лучшие силы, был проведен кастинг, где в роли эксперта выступал продюсер, человек с опытом посещения борделей Европы и Азии. Он обстоятельно выспрашивал хозяина о каждой из них, выясняя условия употребления живого товара. Последней каплей для хозяина-албанца был невинный вопрос: «Можно ли их использовать сзади?» Он понял, что здесь особый случай, и сказал, что в баре у него стоит парень, который любит это дело, и не надо морочить голову. Из притона выгнали всех после того, как режиссер предложил заплатить за товар заблокированной кредиткой с истекающим сроком действия. Албанец вежливо сказал, что прокатать эту карту можно только в заднице у бармена, и это его порадует. И после всего этого художник выставил такой эксклюзив!
Выбирали недолго, монголоиды были отвергнуты из-за птичьего гриппа, эстонки – как бывшие соотечественницы. Колебания возникли между славянками и филиппинками, девушка из Словакии по имени Миша отпала по понятиям – «какой Миша?». Тянуло к филиппинкам; парочка была еще та: внучка и бабушка. Они были второй день в стране и очень боялись, что их не возьмут. Продюсер провел геополитический анализ и понял, что лучше помочь бедной Румынии, а не «азиатскому тигру», который был уже на подъеме, болгарку взял режиссер.
Все поехали в самый большой найт-клуб Кипра, где хотелось разжечь себя танцами на столах. Филиппинок тоже взяли, хотя художник хотел только внучку, но внучка шла в комплекте с бабушкой. Мы, бывшие советские, понимали, что к дефициту всегда давали сопутствующий товар принудительного спроса. Румынку звали Ригонда, имя ее было по марке радиоприемника или еще чего-то, она жила в Венгрии и была там национальным меньшинством – это и определило мой выбор.
Вся группа приехала в клуб, где местные уже танцевали на столах; хозяева клуба встретили нас с почетом, художник сразу нарисовал им картину процветания клуба с фантастическим шоу в его исполнении, которое привлечет сотни чартеров из стран СНГ, Америки и Израиля.
Мы получили с ходу VIP-стол с открытым баром, нам представили группу танцовщиц из Харькова, которым художник предложил работу в «Новогоднем огоньке», о котором они и не мечтали. Они готовы были ехать с нами в «Фор сизон», где мы жили, но, поколебавшись, им было отказано. В гостинице все разошлись по номерам: художник с филиппинками, я с Ригондой, режиссер – с болгарской розой по имени Иорданка. Продюсер жене изменять не хотел по этическим соображениям – она была беременна.
Через десять минут позвонил режиссер и спросил, как дела. Дел у меня не было, и мы пошли к художнику проверить его потенциал. За дверью его люкса громко играла музыка, стоял дикий вой раненого марала. Мы стали стучать – он не открывал, еще в машине мы пришли к выводу, что эти два плюшевых медвежонка – «бабушка и внучка» дадут жару в честь своего приезда на славный кипрский берег. Мы опять стучали ему в дверь, кричали: «Открой, имей совесть, подарок ипёшь!» – но он выл, как будто с ним работал доктор Менгеле, специалист по операциям без наркоза в Дахау.
Вернувшись в номер, я захотел спать и предложил режиссеру румынку, чтобы освободить свою постель от инородного тела. Режиссер взял – он тогда уже любил бонусы. Утром на завтраке состоялся разбор полетов.
Первым легко отчитался телеведущий; грязных помыслов он не имел, спал с открытым окном, был свеж и бодр после бассейна. Режиссер тоже был доволен, но скрыл, что, кроме болгарки, на сдачу взял и румынку, – он всегда был скрытным. Продюсер долго раздумывал, соврать ему или сказать правду: воспитание врать не позволяло, и сказал, что девушка была не востребована, как вся румынская литература.
Художник молчал, ковыряясь вилкой в омлете, и не реагировал на отчет товарищей. Потом он зашептал сиплым остатком голоса, что медвежата порвали его, как тузика, что бабушка, оказывается, преподаватель любовных игр центра подготовки супертелок для Потайи, а внучка имеет черный пояс по минету. Особое очарование придавало этой парочке то, что они были ростом с сидящую собаку, совершенно одинаковые, как близнецы. Он сказал, что сорвал голос во время оргазма, а их было восемь затяжных и два средних.
Работа уже не имела никакого смысла, «Огонек» не состоялся, но жару мы дали.
Телеведущий сам реализовал этот проект и получил «Тэффи».