«уступила место беременной полной мужчине…»
30 сентября, 2016 8:14 дп
Ольга Роева
Уже давно не слежу за тем, куда мы все плывём и где именно всплывём.
Я просто усиленно курю и не собираюсь доживать до пенсии.
В этом мой личный мирный протест.
На пенсию свою, я понятное дело, тоже не надеюсь. Пансион мой сиротский к тому времени уже 10 раз проиграют в карты, заложат, переложат и отдадут под проценты вместе со мной.
Зная гусарские замашки родного правительства, ничего другого я не подозреваю. Оно не хорошее, не плохое. Просто такое, как есть.
Как далёкий и почему-то всегда полукриминальный родственник. Он далеко, но именно от него страдает вся ваша благополучная, на первый взгляд, семья.
Вот он у кого- то занял, потом всплыл где-то в Сызрани и обманул родную бабку, забрал её дом с закопанными в канализации бусами и серьгами, потом укрывался от рэкетиров в деревне у троюродного дедушки.
У нас таким родственником был дядя Валера. Жил студенческими представлениями о собственном финансовом могуществе. Хотя был единственным с высшим образованием. Видимо, оно и подвело. Итогом дяди Валеры стало одиночество и фамильное проклятие.
Но до этого самые психически податливые члены семьи, особенно женская часть, предпочитающая экономике гадание на картах, всё же успела отдать дяде Валере всё,включая «похоронные».
Это правительство. И люблю я его таким, какое оно есть. Потому что другого нет. Так кот любит меня. Так я люблю промотавшегося дядю. Издалека, несильно. За размах и всегда интригующее «завтра».
Одного такого пережить можно. Но как пережить столько полоумных старух в одной семье?
Не зря, во времена великого расселения народов, старух скидывали первыми. Не можешь собирать ягоды и быть полезной обществу — извини… ты останешься, мы пойдём дальше. Костёр потом затушишь.
И вроде с этими бабками не пересекаешься, но смотришь на мир глазами Олега Кашина (только он у меня в ленте) и всё равно слышишь эту трескотню. Откуда их столько? Зачем этих старух собрали? Что нам этим хотят сказать? Тревожно я записываю в свои дневники и на всякий случай сжигаю…
Я для себя понимаю одно… Что наверно, я ничего не понимаю. И старухи – это опора нашего государства. Его прошлое, настоящее и выжившее из ума будущее. Вон оно ковыляет впереди. И до сих пор думает, что аборты делаются в кустах выпившим медбратом с помощью проспиртованной иголки.
Ты этой старухе говоришь, что нельзя запрещать аборты — ну, просто некрасиво. Век не тот. Опоздали. Люди не поймут.
Дело даже не в женщинах. Элементарно, представьте нашего дорогого президента на любом саммите более-менее цивилизованных стран. Его же первым засмеют пьяные монархи.
А сейчас я вдруг читаю про рабское положение мужчин в семьях. Как их унижают, насилуют, изживают. Откуда она это берёт? Какие сцены насилия открываются ей дома? Что это за невидимые миру слёзы…
В метро раньше всегда сидела. А сегодня, подстрекаемая правительственной рукой, уступила место беременной полной мужчине.
Кто знает, может всё правда. Он вроде сидит… розовенький, довольный, улыбается, а дома у него какая-нибудь штаб- офицерша в драдедамовом синем платке. Жена Свидригайлова из «Преступления и наказания». Злонамеренная, хорошо известная полиции любимая супруга.
И за волосы его, за волосы. Прямо с порога. А он лежит в тишине и только плечики его подрагивают. Только надтреснутый голосок воет в такт часам.
— Иди! Там солонина с хреном осталась! — и тряпкой его мокрой по лицу. На смех котам и детям.
С другой стороны, Мизулина права в том, что мужчины сегодня хрупкие, как крылья бабочки. Ему скажешь — да пошёл ты! Вон из семьи! И он действительно пойдёт и уйдёт. И будет ходить пока его не подберут и не притащат в другую семью.
Ну, или попадёт под лошадь.
А некоторые так и вешаются. В ответ на кокетливую просьбу «шоб ты сдох!» кладут на тебя всё, а на себя руки.
Всё это от чистоты сердца. Всё принимают близко к нему. Да и сами как пёрышки…
Ольга Роева
Уже давно не слежу за тем, куда мы все плывём и где именно всплывём.
Я просто усиленно курю и не собираюсь доживать до пенсии.
В этом мой личный мирный протест.
На пенсию свою, я понятное дело, тоже не надеюсь. Пансион мой сиротский к тому времени уже 10 раз проиграют в карты, заложат, переложат и отдадут под проценты вместе со мной.
Зная гусарские замашки родного правительства, ничего другого я не подозреваю. Оно не хорошее, не плохое. Просто такое, как есть.
Как далёкий и почему-то всегда полукриминальный родственник. Он далеко, но именно от него страдает вся ваша благополучная, на первый взгляд, семья.
Вот он у кого- то занял, потом всплыл где-то в Сызрани и обманул родную бабку, забрал её дом с закопанными в канализации бусами и серьгами, потом укрывался от рэкетиров в деревне у троюродного дедушки.
У нас таким родственником был дядя Валера. Жил студенческими представлениями о собственном финансовом могуществе. Хотя был единственным с высшим образованием. Видимо, оно и подвело. Итогом дяди Валеры стало одиночество и фамильное проклятие.
Но до этого самые психически податливые члены семьи, особенно женская часть, предпочитающая экономике гадание на картах, всё же успела отдать дяде Валере всё,включая «похоронные».
Это правительство. И люблю я его таким, какое оно есть. Потому что другого нет. Так кот любит меня. Так я люблю промотавшегося дядю. Издалека, несильно. За размах и всегда интригующее «завтра».
Одного такого пережить можно. Но как пережить столько полоумных старух в одной семье?
Не зря, во времена великого расселения народов, старух скидывали первыми. Не можешь собирать ягоды и быть полезной обществу — извини… ты останешься, мы пойдём дальше. Костёр потом затушишь.
И вроде с этими бабками не пересекаешься, но смотришь на мир глазами Олега Кашина (только он у меня в ленте) и всё равно слышишь эту трескотню. Откуда их столько? Зачем этих старух собрали? Что нам этим хотят сказать? Тревожно я записываю в свои дневники и на всякий случай сжигаю…
Я для себя понимаю одно… Что наверно, я ничего не понимаю. И старухи – это опора нашего государства. Его прошлое, настоящее и выжившее из ума будущее. Вон оно ковыляет впереди. И до сих пор думает, что аборты делаются в кустах выпившим медбратом с помощью проспиртованной иголки.
Ты этой старухе говоришь, что нельзя запрещать аборты — ну, просто некрасиво. Век не тот. Опоздали. Люди не поймут.
Дело даже не в женщинах. Элементарно, представьте нашего дорогого президента на любом саммите более-менее цивилизованных стран. Его же первым засмеют пьяные монархи.
А сейчас я вдруг читаю про рабское положение мужчин в семьях. Как их унижают, насилуют, изживают. Откуда она это берёт? Какие сцены насилия открываются ей дома? Что это за невидимые миру слёзы…
В метро раньше всегда сидела. А сегодня, подстрекаемая правительственной рукой, уступила место беременной полной мужчине.
Кто знает, может всё правда. Он вроде сидит… розовенький, довольный, улыбается, а дома у него какая-нибудь штаб- офицерша в драдедамовом синем платке. Жена Свидригайлова из «Преступления и наказания». Злонамеренная, хорошо известная полиции любимая супруга.
И за волосы его, за волосы. Прямо с порога. А он лежит в тишине и только плечики его подрагивают. Только надтреснутый голосок воет в такт часам.
— Иди! Там солонина с хреном осталась! — и тряпкой его мокрой по лицу. На смех котам и детям.
С другой стороны, Мизулина права в том, что мужчины сегодня хрупкие, как крылья бабочки. Ему скажешь — да пошёл ты! Вон из семьи! И он действительно пойдёт и уйдёт. И будет ходить пока его не подберут и не притащат в другую семью.
Ну, или попадёт под лошадь.
А некоторые так и вешаются. В ответ на кокетливую просьбу «шоб ты сдох!» кладут на тебя всё, а на себя руки.
Всё это от чистоты сердца. Всё принимают близко к нему. Да и сами как пёрышки…