«Тяжёлое наследие царского режима…»
28 января, 2018 2:05 пп
Лена Пчёлкина
Малкин и Пацуев.
Часть вторая. Пища земная…
Ну, в этот раз, мы, хотя бы, ушли сами… То есть — не выставили. Было ветрено, промозгло и сыро. После духовной пищи, захотелось пищи материальной.
Прокофьев оказался неплохим аперитивом, поэтому, практически, не глядя, мы зашли в первый попавшийся, совершенно пустой, ресторан, названный чьей-то фамилией, например Малкин.
Все его сотрудники, включая работников кухни, буквально, окружили нас своей всесторонней заботой… при этом, проявляя её, вновь (привет бабушке божьему одувану и бармену из филармонии), на английском.
На пятом пересказе истории старинного купеческого рода Малкиных, на языке Шекспира, мы смирились. Я шепнула друзьям, что, похоже, без обязательной программы тестирования собственных знаний персонала, ни выпить, ни поесть не удастся, надо изображать живой интерес… и вступила в дискуссию, старательно имитируя индийский акцент.
— We are from Deli, — начала я.
Оба старших брата, как писал Марк Твен, были чистейшей выдумкой, и старинный род Малкиных, и то, что мы граждане Индии. Но удалось добиться виски.
Меню нам дали тоже в английском исполнении, но переведённое таким образом, что я знала много букв, но составить блюдо русской кухни (а это был специалитет ресторана) из них, не могла.
И снова, как всегда, спас виски. На чудовищно исковерканном английском, под изумленным взором моих товарищей, я произнесла:
— Приятно, что вы чтите старые традиции, сохраняете, так сказать, здания и рецепты. Разрешите отрекомендоваться: мы — Малкины, потомки Малкиных, уехавших после большого «ура!» за границу, вот прочитали новый закон о реституции, и, собственно, пришли получить своё назад. Вы уже читали, принятый на той неделе, закон о возвращении награбленного и, одновременно, гражданства, потомкам пострадавших?
Улыбка на лице словоохотливого полиглота менеджера стала жить совершенно отдельно от его лица. Он попятился, потом вернулся к нам и по-русски произнес:
— Вы что, с ума сошли?
— Отнюдь, — продолжила я. И предъявила свой паспорт (смею сказать российский) в котором моя фамилия отличалась от наименования ресторана на две буквы.
Я дочь психолога, и знала, что в ажитации этого никто не заметит, а будут видеть то, о чём говорят.
Менеджер покраснел, побледнел и убежал. Вместо него, тяжёлой артиллерией, вышел лощёный господин, который начал говорить за пять метров от нас… Пользуясь терминологией Филармонии, из-за такта.
— Это же просто маркетинговая легенда. Я могу вам что-нибудь предложить выпить?, — приговаривал он, волоча за собой тележку с коллекционным бухлом. Это за счёт заведения.
Мы продолжали говорить на индийском английском, приятель мой встал, и «хозяйским» глазом пошел осматривать зал.
Уведомил, что на этом месте, до революции, был кабинет его прадеда. Мы с его женой продолжали выпивать.
Я услышала сдавленный шепот официанта за спиной:
— Иван Николаевич, они же всё выпьют….
— Поверь мне, — на том же уровне громкости, ответил старший, – это лучше, чем то, что они Малкины.
На всякий случай, мы решили не искушать судьбу и не ужинать в этом месте. Денег с нас не взяли. Было уже очень поздно, когда мы вернулись в лобби-бар отеля.
— Can I…, — заикнулся бармен.
— Даже не начинай, — ответил мой приятель.
Лена Пчёлкина
Малкин и Пацуев.
Часть вторая. Пища земная…
Ну, в этот раз, мы, хотя бы, ушли сами… То есть — не выставили. Было ветрено, промозгло и сыро. После духовной пищи, захотелось пищи материальной.
Прокофьев оказался неплохим аперитивом, поэтому, практически, не глядя, мы зашли в первый попавшийся, совершенно пустой, ресторан, названный чьей-то фамилией, например Малкин.
Все его сотрудники, включая работников кухни, буквально, окружили нас своей всесторонней заботой… при этом, проявляя её, вновь (привет бабушке божьему одувану и бармену из филармонии), на английском.
На пятом пересказе истории старинного купеческого рода Малкиных, на языке Шекспира, мы смирились. Я шепнула друзьям, что, похоже, без обязательной программы тестирования собственных знаний персонала, ни выпить, ни поесть не удастся, надо изображать живой интерес… и вступила в дискуссию, старательно имитируя индийский акцент.
— We are from Deli, — начала я.
Оба старших брата, как писал Марк Твен, были чистейшей выдумкой, и старинный род Малкиных, и то, что мы граждане Индии. Но удалось добиться виски.
Меню нам дали тоже в английском исполнении, но переведённое таким образом, что я знала много букв, но составить блюдо русской кухни (а это был специалитет ресторана) из них, не могла.
И снова, как всегда, спас виски. На чудовищно исковерканном английском, под изумленным взором моих товарищей, я произнесла:
— Приятно, что вы чтите старые традиции, сохраняете, так сказать, здания и рецепты. Разрешите отрекомендоваться: мы — Малкины, потомки Малкиных, уехавших после большого «ура!» за границу, вот прочитали новый закон о реституции, и, собственно, пришли получить своё назад. Вы уже читали, принятый на той неделе, закон о возвращении награбленного и, одновременно, гражданства, потомкам пострадавших?
Улыбка на лице словоохотливого полиглота менеджера стала жить совершенно отдельно от его лица. Он попятился, потом вернулся к нам и по-русски произнес:
— Вы что, с ума сошли?
— Отнюдь, — продолжила я. И предъявила свой паспорт (смею сказать российский) в котором моя фамилия отличалась от наименования ресторана на две буквы.
Я дочь психолога, и знала, что в ажитации этого никто не заметит, а будут видеть то, о чём говорят.
Менеджер покраснел, побледнел и убежал. Вместо него, тяжёлой артиллерией, вышел лощёный господин, который начал говорить за пять метров от нас… Пользуясь терминологией Филармонии, из-за такта.
— Это же просто маркетинговая легенда. Я могу вам что-нибудь предложить выпить?, — приговаривал он, волоча за собой тележку с коллекционным бухлом. Это за счёт заведения.
Мы продолжали говорить на индийском английском, приятель мой встал, и «хозяйским» глазом пошел осматривать зал.
Уведомил, что на этом месте, до революции, был кабинет его прадеда. Мы с его женой продолжали выпивать.
Я услышала сдавленный шепот официанта за спиной:
— Иван Николаевич, они же всё выпьют….
— Поверь мне, — на том же уровне громкости, ответил старший, – это лучше, чем то, что они Малкины.
На всякий случай, мы решили не искушать судьбу и не ужинать в этом месте. Денег с нас не взяли. Было уже очень поздно, когда мы вернулись в лобби-бар отеля.
— Can I…, — заикнулся бармен.
— Даже не начинай, — ответил мой приятель.