«…творца вселенной представляла своим русским богом»

Думаю, что после всего сказанного едва ли есть нам с читателем смысл возвращаться к изборцам. И к Путину, честно говоря, тоже. В разных, как выяснилось, живем мы с ними измерениях реальности. Их реальнось — это Россия, каким-то образом «неправильно» расчлененная в 1991 году постимперская держава, которую любой ценой следует восстановить в ее прежнем статусе. Ошиблась, видите ли, история, они хотят ее подправить. А наша реальность — деградирующая, мракобесная страна, и пытаемся мы ее спасти от окончательной деградации, той самой, которую обещает их спор с историей.

Мы знаем, что точно так же, как Россия, расчленены были в ХХ веке и все другие империи в мире — и ни одна из них с историей не спорит. Никого, кроме путинской России, не мучают фантомные боли. Как вы думаете: почему? Мы обращали внимание на нелогичность их поведения. В конце концов именно Российская империя, известная в последней своей реинкарнации как СССР, десятилетиями, не жалея сил и не скрывая этого, боролась за расчленение западных империй — под флагом освобождения угнетенных народов. И в конце концов нормально, согласитесь, было бы отплати Запад советской империи тем же. Но он ведь не только не отплатил, даже посылал, как мы помним, в 1990 году Буша-отца в Киев уговаривать украинцев не отделяться от СССР (см. главу 7 «Кто развалил Союз?» в третьей книге). А они тем не менее винят именно Запад в расчленении империи. Где же тут логика?

Отличаются изборцы от Путина лишь тем,что они готовы воевать с Западом за утраченный имперский статус, а он не готов. И то лишь потому, что при нынешнем соотношении сил слишком это опасно для главного его приоритета, для диктатуры. Как бы то ни было, наша проблема прямо противоположна как войне с Западом, так и единоличной власти, каждая из которых, повторяю, чревата деградацией страны. Вкратце состоит она в том, чтобы возродить Россию ПОСЛЕ очередной диктатуры как великую культурную державу. И возродить на этот раз НЕОБРАТИМО. А это будет очень, очень непросто.

Нет слов, верховенство закона и честные выборы, обещанные оппозицией, — это прекрасно. Заковыка лишь в том, что они, как свидельствует история, ОБРАТИМЫ. Разве не обещаны были они России и в феврале 1917, и снова в декабре 1993? И разве помешали эти обещания реставрации диктатуры, будь то спустя несколько месяцев или несколько лет? Годами ломаю я голову, пытаясь найти политическую конструкцию постпутинской оттепели, которая не позволила бы обратить ее вспять, как удалось это Ленину после Февраля

17-го или Путину после Ельцина (и еще раньше Александру III после Великой реформы).

Как, я надеюсь, помнит читатель, я пытался обратить его внимание и на роковую ошибку Ельцина, выбравшего в преемники «бывшего» чекиста, забыв, что чекисты никогда не бывают бывшими (cм. главу «А счастье было так возможно»); и на союз либеральной власти и телевидения времен Перестройки, сорванный ошибкой Горбачева (см. главу «Спор со скептиком»); и на массовое возвращение покинувшей в путинское безвременье страну талантливой молодежи, способной составить ядро новой реформистской элиты (см. главу «Четвертый сценарий»).

Ни одна из этих идей не получила читательской поддержки. Главным образом потому, что зависели от субъективных ошибок либеральных лидеров страны или от непредсказуемого поведения масс. И обидно было бы, согласитесь, завершить эту, заключительную книгу «Русской идеи», так и не найдя выхода из словно бы заколдованного круга отечественной истории.

Можете теперь представить себе, как я рад, что, наконец, кажется, замаячила на горизонте идея НЕОБРАТИМОЙ конструкции, замаячила, когда еще не поздно подготовиться к постпутинской оттепели (нужно ли повторять в тысячу первый раз то, что говорил я на протяжении всех четырех книг «Русской идеи» и попытался — многие полагают убедительно — обосновать в трилогии (которая, к сожалению, уже стала библиографической редкостью): у меня нет сомнений, что ждет нас после Путина депутинизация?). Так вот, этой долгожданной идеей обязан я книге «Сибирское благословление» Валерия Зубова и Владислава Иноземцева. Название, правда, несколько романтичное, но в контексте, противопоставленное распостраненному в западной литературе «сибирскому проклятию России» уместно оно, согласитесь, и для академической работы.

Нет, авторы ее, конечно, не первые, кому пришло в голову, что спасение России — Сибирь. Но, сколько я знаю, первые, кто разработал эту идею так тщательно, что сделали возможным свести ее к предельно простой формуле: «так же, как в XVIII веке Сибирь создала Россию, может она и возродить ее после Путина в XXI». Уточню во избежание недоразумений, что ответственность за эту формулу несу я. Авторы предлагают все свои нововведения для «здесь и сейчас» и никак не связывают их с депутинизацией России. Несмотря даже на то, что не скрывают: «Следование нынешним курсом — это путь в тупик… Страна практически исчезла с индустриальной и технологической карты мира».

Да простят мне уважаемые авторы, но их вера в коренное изменение «пути в тупик» под руковождением (в буквальном смысле «ручного управления») диктатора, загнавшего страну в этот тупик, представляется мне чем-то вроде веры в чудо. Я во всяком случае не знаю в прошлом России случая,чтобы «исчезнув» с индустриальной и технологической карты мира, вернулась она на карту БЕЗ ПЕРЕМЕНЫ первого лица.

Разумеется, у авторов есть веские аргументы: Вот пример: «В новых условиях Сибирь, обеспечивающая большую часть экспорта и играющая ведущую роль в наполнении федерального бюджета, обретает естественное право… иметь голос при решении важнейших вопросов развития России». И еще: «На наш взгляд именно «сибирская революция» может вывести Россию из тех экономических и политических «ловушек», в которые попала страна». Ну, что тут возразить? Что не родился еще диктатор, который признал бы «естественное право» подведомственного ему народа на что бы то ни было и не рассматривал любую революцию как крамолу? Что ж, история нас рассудит. Тем более, что ждать, похоже, осталось не очень долго.

Моя апелляция к истории, однако, породит, боюсь, массу вопросов. Начнем с самого элементарного. Непременно ведь спросит с затаенной насмешкой скептик: «позвольте, вы утверждаете, что в XVIII веке Сибирь создала Россию, но, если так, где в таком случае была Россия ДО XVIII века? Отвечу: нигде. Вся территория от Смоленска до Урала называлась в XVII столетии Московия, и была она изгоем в европейской семье, в некотором смысле напоминавшей страну, в которую превратила Россию диктатура Путина.

В том конкретно смысле, что будучи безнадежно отсталой (достаточно напомнить, что оракулом Московии в космографии — в эпоху Ньютона, после Коперника, Кеплера и Галилея, — был Козьма Индикоплов, египетский монах VI века, полагавший землю четырехугольной), она в то же время считала себя, как заметил Василий Ключевский, «единственно правоверной в мире, свое понимание божества исключительно правильным, творца вселенной представляла своим русским богом, никому более не принадлежавшим и неведомым».

Впрочем, практически все серьезные русские мыслители XIX века, независимо от убеждений, Московию презирали. Константин Леонтьев находил в ней лишь «бесцветность и пустоту», и самая светлая голова славянофильства Иван Киреевский, вздыхая, признавал в пику своим единомышленникам, что пребывала Московия «в оцепенении духовной деятельности». А о русских европейцах что и говорить? Виссарион Белинский называл ее порядки «китаизмом», «в удушливой атмосфере которого, —добавлял Николай Бердяев, — угасла даже святость».

Другой вопрос, каким образом превратилось полуевропейское, живое и преуспевающее Московское государство Ивана III, докрепостническое, доимперское и досамодержавное, в снулую, самодовольную и тупиковую Московию? Это требует некоторой дискуссии. В первом томе трилогии, который назвал я «Европейское столетие России. 1480-1560» , предложена гипотеза, никем пока всерьез не оспоренная — ни на Западе (американское его издание, «The Оrigins of Autocracy», было опубликовано в 1981), ни в России. Согласно моей гипотезе, причиной этой головокружительной метаморфозы была самодержавная революция и диктатура Ивана IV (1560-1583), сломавшая основы московской государственности, заложенные его дедом Иваном III, и дотла опустошившая страну.

Я понимаю, как трудно было бы поверить в саму возможность столь монументальной трансформации, когда б не случалась с Россией аналогичная метаморфоза ТРИЖДЫ! Я говорю,во-первых, о том, что в начале XVIII века посредством такого же катаклизма произошла в России обратная трансформация — из тупиковой Московии снова превратилась она в полуевропейскую, т.е. способную к развитию, петровскую державу, а, во-вторых, о том, что еще два столетия спустя революция Октября 1917 опять превратила ее в тупиковый и обреченный, подобно Московии, на деградацию, СССР.

Могут ли после этого быть сомнения в способности России к поистине исполинским трансформациям? В том, иначе говоря, что способна она превращаться в совсем другую, совершенно непохожую на себя прежнюю страну — из развивающейся в деградирующую, из тупиковой в развивающуюся и обратно?

Такова, повидимому, плата за фундаментальную ДВОЙСТВЕННОСТЬ политической культуры России, подробно обоснованную в трилогии. На протяжении столетий боролись в ней североевропейское начало с византийско-евразийским. Побеждало то одно, то другое. Мыслящим современникам ее тупиковых эпох казалась она страной проклятой Богом, безнадежной, мыслящим иностранцам — страной-хамелеоном. Историк ХХ века, имевший возможность обозревать эту причудливую историю во всей ее целостности назвал ее «испорченной Европой».

Просто потому, что столетия, пусть мучительно медленно, постепенно, но снимали византийско-евразийскую «порчу», и уже в XIX веке была Россия вполне европейской культурной сверхдержавой. Не вмешайся первая мировая война, куда по неизреченной своей глупости втянули ее правители, она, возможно, уже в ХХ веке «слилась бы с Европейским сообществом», как пророчил ей за столетие до этого Чаадаев.

Но судьба судила иначе. Слишком много, как видно, еще оставалось «порчи» (и до сего дня хватило). Но в том, что «порча» эта агонизирует, сомнений у историка быть не может: не в силах она больше превратить Россию ни в новый СССР, ни тем более в новую Московию. Способна лишь их имитировать. Путин, возможно, предпоследнее если не последнее ее воплощение. Окажется ли он последним, зависит от нас. Именно для этого и предназначено, по моему «Сибирское благословение»…

Мы знаем, что погубило полуевропейскую Россию начала ХХ века: ее гибель, как и торжество нацизма в Германии, была побочным продуктом истинно величайшей геополитической катастрофы в Новой истории,— первой мировой войны. Но почему петровская трансформация тупиковой Московии в полуевропейскую Россию произошла именно в XVIII веке, мы пока не знаем. Тем более интересно это потому, что соседней Оттоманской империи, находившейся в XVII веке в аналогичной «московитской» ситуации, т.е. в состоянии безнадежной деградации, метаморфоза, подобная петровской в России, не удалась — ни в XVIII веке, ни даже в XIX. И не потому, что она не пыталась. Отчаянно пыталась. Не меньше полудюжины султанов мечтали о такой именно метаморфозе, одного из них западные дипломаты успели даже окрестить турецким Петром. Но — не получалось. Неумолимо скатывалась каждый раз Турция обратно, в ту самую нишу, которую занимала в XVII веке Московия, в нишу «больного человека Европы».

Впрочем, я все это подробно описал во втором томе трилогии. И там же задал себе вопрос: почему у Петра получилось, а у «европейских» султанов — а они были разные, иные и покруче Петра — нет? Объяснение, конечно, напрашивалось: у России было нечто, чего не было у Турции. А именно, то самое североевропейское начало, о котором мы говорили. То, благодаря чему не «отатарилась» она после двух столетий ига, более того оказалась способна создать полуевропейское Московское государство, продержавшееся до самой самодержавной революции Грозного царя. Но почему все-таки создана была Россия именно в XVIII веке? Между тем причина, почему получилось это у Петра, очевидна. Называлась она: Сибирь.

Нет ничего удивительного, что на протяжении всего XVII века массами бежали из Московии в зауралье люди. По разным причинам. Но если в том же столетии бежали из Англии в Америку главным образом по причинам конфессиональным, то, хотя раскольников, убегавших из Московии от никонианства, тоже хватало, в основном бежали в Сибирь крестьяне — от московитского крепостного ярма. Московия справится с этим массовым бегством не могла, предпочла медленно двигаться по пятам беглецов, присваивая себе освоенные ими территории. Но вернуть их в крепостное ярмо не посмела. И отнять у них землю не посмела тоже. Так и осталась Сибирь единственной частью страны — свободным от крепостного права крестьянским царством.

Как писал в 1892 году известный географ Николай Ядринцев, «Сибирь по происхождению продукт самостоятельного народного движения и творчества; результат порыва русского народа к эмиграции, к переселениям и стремления создать новую жизнь на новой земле… поэтому мы вправе считать Сибирь продуктом вольнонародной колонизации, которую впоследствие государство утилизировало и регламентировало».

К 1700 году выяснилось, что Московия составляет не больше одной четвертой части новой, гигантской, самой большой в мире страны. И управлять ТАКОЙ страной снулая и деградировавшая метрополия не силах. Вот тогда и явился Петр, и железной рукой разрушив автаркическую Московию, круто развернул страну лицом к Европе — с ее технологиями не только кораблестроения, но и управления государством. Он назвал эту новую страну государством Российским. Так Сибирь создала Россию.

Отсюда вывод авторов книги: «подход, основанный на трактовке России как сложносоставной страны, позволяет нам рассматривать Сибирь не только как географическую, но как социальную и экономическую целостность, обладающую исторической идентичностью». А следствий из этого подхода — бездна.

Что прежде всего следует из факта (который, собственно, никто не оспаривает), что Сибирь создала Россию? Разве не то, что без Сибири не может быть России (не без Путина, как опрометчиво объявил на всю страну некий царедворец, ибо Путины приходят и уходят, а Россия остается), но именно без Сибири? И что поэтому «любые элементы сепаратизма… в этой части страны — могут стать для России смертельными». И по этой причине, полагают авторы, «Важнейший вопрос, который стоит перед Сибирью, заключается, на наш взляд, в том, следует ли ей продолжать нести тяжелые жертвы ради сохранения ее же эксплуатирующей системы?» (курсив авторов «Сибирского благословения». Вообще все цитаты, если это специально не оговорено, взяты из этой книги).

Вот тут и настигает авторов первый парадокс обсуждаемой ими темы. Он прост, как кирпич. Задать-то свой «важнейший вопрос» Сибирь может, но как на него ответить? При ближайшем рассмотрении оказывается, что набор ответов на него ничтожен. Фактически их всего два, причем один из них при существующем режиме неподъемен, другой — неприемлем.

Да, Сибирь может отвергнуть «диктат Москвы», обрекающий ее на роль «амбара», пригодного лишь для хранения товаров, необходимых для экспорта, может объявить себя автономной от Москвы или даже отделиться, мгновенно «обесточив» центральную Россию и превратив ее в третьестепенное государство. Но на практике означало бы это для Сибири не более, чем смену диктатора. Ибо «масштабы ведущейся на Тихом океане политической и экономической игры способны охладить самые горячие головы, мечтающие о «сибирской автономии». Освобождение от диктата Москвы означало бы автоматическое попадание под влияние, если не под власть Пекина».

Но если такой ответ на «важнейший вопрос» неприемлем, что остается? Попытаться «перестроить всю внутреннюю структуру России»?. На практике это прежде всего означало бы «изменение характера бюджетных потоков в России» (курсив авторов) или, попросту говоря, перераспределение налогов. На протяжении веков это не получалось. Главным образом по причинам опять-таки историческим. В отличие от США, такой же поселенческой колонии, с самого начала не сложилась в крестьянской Сибири собственная элита, способная постоять за себя. Московия «регламентировала» ее как отдаленную провинцию империи. Достаточно сказать, что первый университет в Сибири основан был (в 1878 в Томске) на 242 года позже, чем в Бостоне. Так дальше и пошло. США отделились от метрополии, а Сибирь по-прежнему оставалась отдаленной провинцией империи, не мечтая о перераспределении налогов даже в брежневские годы, когда оказалась единственным гарантом экономической состоятельности России. Каковым, собственно, остается и по сей день.

Сейчас, однако, когда международная обстановка накалена до предела, глобальная экономическая конъюнктура существенно ухудшилась (скорее всего надолго) и региональные бюджеты не вылезают из дефицита, настает, полагают авторы, «практически идеальный момент для перестройки всей внутренней структуры России». Имеют они в виду, что формальный, имперский федерализм, при котором Москва забирает себе львиную долю всех налогов, а потом, посредством всякого рода бюджетных трансфертов, субсидий и дотаций распределяет их по субъектам федерации, перестает работать.

Хотя бы потому, что суммарные долги регионов достигли 2,3 трлн. руб. (более 40% их ежегодных доходов) и из 21 территории Сибирского и Дальневосточного федеральных округов уже 20 (!) были по итогам 2015 года дотационными. А по мере того, как Москва все глубже увязает в воронке финансового кризиса, надежды на субсидии на глазах тускнеют. Получается второй парадокс: в целом как единый мегарегион Сибирь выступает главным донором российской финансовой системы, а бюджеты субъектов, на которые он разделен, — в хроническом дефиците.

Как выйти из этой, нелепой по сути, ситуации? В 2013 году, когда писалось «Сибирское благословение», авторы были настроены радикально. Вплоть до того, чтобы дать деньги Сибири даже за счет дефицита в Москве: «Мы убеждены, что масштабное перераспределение средств в пользу Сибири — это единственное средство обеспечить модернизацию всей России». И более того «для придания импульса развития зауральской части России нужны дополнительные деньги, а европейской части — их дефицит». В 2016-м, однако, когда падение цен на нефть и санкции позаботились о дефиците в Москве, авторы несколько модифицировали свои предложения. Вкратце так, чтобы и Москва была сыта и регионы целы

Достигается это, по их мнению, разделом основных для Сибири налогов НДПИ И НДС (в сумме 7,55 трлн. рублей) на федеральную и региональную компоненты. Ст.72 Российской конституции не только позволяет, но и требует этого: «Вопросы владения, пользования и распоряжения землей, недрами, водными и другими природными ресурсами находятся в совместном ведении Российской федерации и ее субъектов». В просторечии «правило двух ключей».Это понятно: Конституция-то федеративная и унитарная пост-имперская государственность, естественно,находится с ней в непримиримом противоречии.

Так или иначе, даже четверть НДПИ равнялась бы половине всех безвозмездных перечислений, которые центр «даровал» в 2014 году субъектам региона Сибирь. Вторую половину, вместе с бюджетным дефицитом этих субъектов, покрыла бы региональная часть разделенного НДС. Нет при этом никакой нужды тратить на Сибирь больше денег, чем сейчас. Меняется только источник наполнения региональных бюджетов — вместо непрозрачных субсидий и трансфертов — Сибирь получает средства напрямую от разделенных НДПИ и НДС. И смысл этого разделения налогов не только в том, что оно заставило бы региональные власти искать любую возможность самостоятельно зарабатывать деньги, но и в том, что стало бы оно стимулом для привлечения новых инвестиций — и, стало быть, для радикального улучшения инвестиционного климата. Короче, развязало бы местную предприимчивость и инициативу, которыми всегда славна была Сибирь. «Если не в Сибири, — спрашивают авторы, — то где должна зародиться частная инициатива и новый тип предпринимательства?».

А закрыть «дыру» в федеральном бюджете мог бы отказ от возврата НДС на экспортируемые товары, что «существенно уменьшило бы коррупционные , схемы, наиболее часто возникающие именно при администрировании возврата этого налога». (Замечу в скобках, что, как понимает читатель, я практически буквально следую здесь предложенному авторами «бюджетному маневру», но не разделяю их оптимизма (возвращаясь тем самым к нашему «первому спору»). Боюсь,что момент, когда даже Ленин подвергся уничтожающей критике за то, что настоял в свое время на самоуправлении регионов-республик, не очень подходит для требования отменить имперскую федерацию, к чему, по сути, и сводится перераспределение налогов. Зато для России ПОСЛЕ Путина маневр, предложенный авторами, не только замечательная находка, но возможно и решение ключевого вопроса о судьбе федеративной системы (вопроса, которым на беду свою пренебрегает до сих пор оппозиция).

ПЕРЕСТРОЙКА ВНУТРЕННЕЙ СТРУКТУРЫ РОССИИ.

Авторы, конечно, понимают, что она не может ограничиться лишь перераспределением налогов. Многое еще для этого нужно, начиная с отмены федеральных округов и выборов губернаторов. Институт «генерал-губернаторов», напрямую подчиняющихся Москве, имел бы смысл в хронически дотационных регионах, доставляющих ей серьезное беспокойство, допустим, на Северном Кавказе,неспособном пока опереться на собственные ресурсы. Казалось бы, именно голос всероссийского донора, не доставляющего центру никакого беспокойства, должен быть слышен на федеральном уровне. Но его не слышно. Слышен — каков третий парадокс! — лишь голос главы самого дотационного из дотационных региона, имеющего меньше всех права представлять Россию, Рамзана Кадырова.

Неудивительно, что следует за этим предложение реформировать и Совет Федерации, превратив его в полноценную верхнюю палату парламента. Так, чтобы члены его избирались на прямых выборах в регионе (с цензом не менее 10 лет непрерывного там проживания). В этом случае у людей была бы уверенность, что Сибирь представляют именно сибиряки, знающие проблемы своей земли и защищающие ее интересы. То же самое можно сказать, конечно, и о любом другом регионе страны. Но для регионального движения за «обновленную федерацию» нужен лидер, локомотив, если хотите. И кто больше подходит для этой роли, если не самый мощный из них — мегарегион Сибирь, не разделенный искуственно на Дальневосточный, Сибирский и Уральский федеральные округа?

Деталей «сибирской идеи», предложенных авторами, масса, в книге 200 стр, все в две коротенькие главы не уместишь. Но в общем у авторов нет сомнений, что во внутренней политике именно Сибирь, а не Рамзан Кадыров, неспособный предложить стране ничего, кроме раскола на «наших» и «ненаших», может и должна сыграть роль инициатора новой, современной России. Тем более, что «не на Кавказе решается ее судьба, а в Сибири».

Для «оттепельного» правительства РФ ПОСЛЕ Путина значение это имеет первостепенное. Просто потому, что с самого начала будет оно иметь на своей стороне сильное региональное и в первую очередь сибирское лобби.Не менее а,может, и более важен, однако, внешнеполитический аспект сибирской идеи.

«ПОВОРОТ НА ВОСТОК!»

Как закопошилась с этим кличем вся «патриотическая» рать! Прощай Запад с его надоевшими придирками по поводу прав человека или аннексии Крыма, — вот, что ей в нем послышалось. Китаю права человека до лампочки. И пусть аннексии Крыма он не признал, репутация дороже, пусть китайский МИД официально заявил, что ни о каком союзе с Россией и тем более об антизападном блоке с ней не может быть и речи, но ведь и санкций против России Китай не ввел. И отзвуки старого гимна «Сталин и Мао слушают нас» все еще эвучат в «патриотических» сердцах. И пресса их вновь запестрела цитатами из знаменитого британского географа Хэлфорда Маккиндера, прозванного отцом геополитики, трактующих о том, что «сердце мира» (heartland) расположено именно в России. От того, мол, и придет к нам раньше или позже Китай, а вместе мы — сила.

На самом деле все это просто вырвано из контекста. Маккиндер и впрямь говорил в 1904 году о том, что есть территории, неуязвимые для морской мощи тогдашней владычицы морей Британии, которые он и называл heartland. Одной такой территорией считал он Южную Сибирь и Среднюю Азию, другой — центральную Африку. «Несмотря на разницу широт у этих двух heartland,— писал Маккиндер, — есть поразительное сходство».

Сходство заключалось, повторяю, в невозможности их атаки с моря. Свидетельствует это о ключевой роли России в мире, как толкуют ее «патриоты»? Тем более, что в июле 1943 года тот же Маккиндер полностью ревизовал свое предсказание. Вот что писал он тогда в Foreign Affairs: «Земли Монсун в Индии и в Китае, населенные тысячью миллионов людей древней восточной цивилизации, достигнут процветания и сбалансируют другие географические регионы. И будет земной шар счастливым, поскольку сбалансирован и потому свободен». Так причем здесь, спрашивается, Россия?

Важнее, однако, другое. Восток для России — это страны тихоокеанского бассейна. И, как остроумно заметили авторы доклада, «если посмотреть на глобус и не сбиваться с направления, то станет ясно, что «восточный вектор» ведет скорее в развитые, чем в развивающися страны —: в Канаду и…в США». Для Сибири во всяком случае далекий Восток оказывается ближним Западом.

В любом случае ни малейшего смысла не имеет для России, разворачиваясь на Восток, превращаться из поставщика сырья в Европу в энергетический придаток Азии. Зато есть смысл использовать близость Запада, включая вестернизированные Японию, Южную Корею и Гонконг, для превращения региона Сибирь, который, повторяю, лицо России на Тихом океане, в зону индустриального роста (в чем, кстати, индустриальный Китай никак не заинтересован). Короче, совершенно неожиданные — и многообещающие —. перспективы открывает «поворот на Восток» перед Сибирью. И, следовательно, — что для нас еще важнее — перед Россией. Но об этом в следующей главе.