В Госдуму представлен федеральный бюджет России на 2016 год, который уже широко обсужден и назван критиками «бюджетом стагнации» и даже – «последним бюджетом». Между тем сами по себе его характеристики не наводят на апокалиптические мысли: размер доходов соответствует уровню 2006–2007 годов, в которые острой нехватки средств российские власти не ощущали, а размер расходов ближе даже к 2008 году. Представленные цифры скорее заставляют задуматься о компетентности авторов и о стратегии власти, проявляющейся через этот документ.
Завтра как вчера
В предложенный бюджет заложены доходы 13 577 млрд рублей, расходы – 15 761 млрд рублей, дефицит 3% ВВП. Бюджет основывается на прогнозе ВВП 2016 года 78 673 млрд рублей, инфляции – 6,4%, цене на нефть – $50 за баррель, курсе рубля – 63 за доллар; 44% доходов бюджета (5974 млрд рублей) – прямые нефтегазовые доходы.
Никто не может сказать, какой будет цена на нефть в 2016 году, – диапазон ожидаемых колебаний широк, в пределах 20–25%. Колебания нефти будут частично балансироваться изменениями курса рубля – магия свободного рыночного курсообразования работает, мы уже видели это в 2015 году. Странно, что такой наглядный пример преимущества свободного рынка никого в Кремле не убеждает – остальные сегменты экономики уверенно монополизируются, их регулирование усиливается.
В бюджете заложены еще и «стандартные» заблуждения Минфина. Бюджеты 2015 и 2016 годов уже планировались в декабре 2014-го. Тогда, в центре валютного кризиса, в процессе обвала нефтяных цен и явного сокращения экономической активности, Минфин планировал (а президент подписывал) бюджет исходя из инфляции 5,5%, ВВП 77 трлн рублей и курса рубля 37,5 к доллару. В итоге инфляция 2015 года явно перейдет за 16% (и, видимо, составит 20%), потребительская инфляция перешагнет за 30%, ВВП не дотянет до 66 трлн рублей, а средний курс будет около 59 рублей за доллар. Бюджет же недосчитается около 2 трлн рублей доходов. В долларовом выражении ошибка в планировании ВВП составляет 45%, ошибка в оценке доходов бюджета – 44%.
Минфин и сегодня планирует в своем стиле – на 2016 год в декабре 2014-го он предсказывал инфляцию 4,5%, сейчас увеличивает ее до 6,4%. Реальная инфляция в 2015 году превысила прогноз Минфина в три раза, в 2016-м ценам еще предстоит догонять ушедший на 55% вверх за 2015 год курс доллара – вряд ли мы увидим инфляцию ниже 10–12%. Минфину это удобно – скорее всего, он и закладывает низкую инфляцию, чтобы иметь в запасе инфляционный доход. Но для ВВП это большая угроза: высокая инфляция будет удерживать ставку, которая будет давить на капиталовложения и дальше сокращать бизнес-активность. Попытки удержать инфляцию приведут к дефициту денежной массы, стагнации потребления и так же негативно будут влиять на рост ВВП.
В 2015 году инвестиции в рублях упали на 10%, в долларах это минус 48%, и, поскольку основная масса оборудования нами импортируется, расчет в долларах ближе к реальности. Почему Минфин ожидает на 2016 год падения инвестиций только на 1,6%, особенно с учетом нехватки денег в экономике, загадка. В проекте бюджета не просматривается ни одного драйвера роста, в комментариях нет пояснений относительно того, почему темпы деинвестирования в экономике должны так существенно сокращаться.
Нефтяная независимость
Откуда возьмется прогнозируемый рост ВВП – загадка номер два. Шок от падения цен на нефть еще не совсем прошел, нам еще предстоит пережить и эффект возвращения отложенного спроса, со всплеском инфляции, и финансовый кризис, связанный с постепенным снижением качества заемщиков, потерявших устойчивость в результате нефтяного шока, и падение объемов строительства по мере окончания старых проектов, и банкротство в туриндустрии, перевозках, ритейле из-за падения спроса.
Но даже если это не учитывать, можно предположить, что ВВП России без реформ (а никаких реформ на горизонте не просматривается) продолжит стагнационный тренд 2012–2014 годов и упадет на 1,5–2,5% в рублях, совокупная прибыль и налогооблагаемая база компаний сократятся на уже стандартные с 2012 года 10–15%, товарооборот упадет пропорционально, и в итоге сокращение ненефтяных доходов бюджета сделает их ниже 6 трлн рублей, а совокупные доходы – около 12–12,5 трлн, то есть на 1,7–1,2 трлн рублей меньше, чем планируется. Этот сценарий, конечно, не учитывает адаптивность экономики, поэтому, скорее всего, это оценка «снизу».
Большая иллюзия бюджета-2016 – уже активно анонсирующееся снижение нефтяной зависимости. Доля прямых нефтяных доходов в федеральном бюджете хоть и скромно, но сокращается с 51% до 44%. Доходы федерального бюджета России, измеренные в баррелях нефти Brent, в 2011 году составили 4,07 млрд баррелей, в 2014-м – 4,05 млрд, в 2015 году, по прогнозу, составят 4,16 млрд (скорее всего, они будут несколько меньше, Минфин обычно чересчур оптимистичен до последнего), а плановые доходы бюджета 2016 года составят, исходя из плановых же курсов доллара и стоимости нефти, – 4,3 млрд баррелей нефти Brent. Даже эти оптимистические прогнозы предполагают лишь 7%-ную разницу, которая никак не вяжется с заявлениями о доле нефтяных доходов ниже 50%.
Это не просто совпадение: почти 100%-ная корреляция между доходами федерального бюджета и ценой нефти легко объяснима: от нефти зависят не только прямые налоговые поступления, но и объемы импорта (а это НДС, пошлины и прочие доходы бюджета), налоги на доходы сотрудников и на прибыль – нефтедобывающих компаний, а также налоги на все те компании, которые продают свои услуги в цепочке, начинающейся доходами нефтегазовых корпораций и доходами бюджета. Бессмысленным в этом контексте выглядит разговор о том, что доля прямых нефтяных налогов снижается – зависимость-то сохраняется на том же 100%-ном уровне.
Мы можем на основании этих данных сделать и еще один вывод: доходы бюджета в 2016 году, скорее всего, завышены не менее чем на 800 млрд рублей, если, конечно, верить в стабильный доллар и низкую инфляцию. Это больше похоже на оптимистическую оценку.
При всем том, что бюджет 2015 года находится на уровне 2006–2008 годов и никак не является катастрофическим, нельзя забывать, что он делается в жестких условиях крайне депрессивной экономики и низких налоговых сборов. Для сравнения: доход бюджета Украины – страны, еще не опомнившейся от войны, погрязшей в коррупции, только что показавшей худшее в мире падение ВВП и считающейся бедной страной (подушевой ВВП около $2100), на душу населения составляет около 43 тысяч рублей. А ненефтяные доходы бюджета России на человека (забудем на минуту, что на самом деле большая их часть – тоже результат торговли нефтью) составляют около 52 тысяч рублей, всего на 18% больше, и это если план по доходам бюджета будет выполнен (если же верны наши предположения, то ненефтяные доходы бюджета на человека составят 45–46 тысяч рублей в год и Россию по праву можно будет назвать Украиной с нефтью – только прямые нефтяные доходы бюджета будут отличать нас в лучшую сторону).
Любовь к рынку
Логика расходов бюджета 2016 года не слишком отличается от логики предыдущего, 2015 года. Сохранен рост расходов на оборону и падение – на науку, медицину и образование. Второе немаловажное свойство расходной части – это бюджет развитой бюрократии. В России не только количество чиновников на душу населения больше, чем в СССР, на 20%, у нас еще и размах расходов на чисто бюрократические программы колоссален.
Программа «Развитие федеративных отношений и создание условий для эффективного и ответственного управления региональными и муниципальными финансами» получит в 2016 году 656 млрд рублей. Все расходы бюджета на научные исследования и разработки гражданского назначения на 2016 год запланированы в объеме 306 млрд рублей. Описанная программа состоит из четырех подпрограмм. Подпрограмма номер два – «Совершенствование системы распределения и перераспределения финансовых ресурсов между уровнями бюджетной системы Российской Федерации» стоит 10 млрд рублей в год и продолжается шесть лет. По всей видимости, это совокупность программного продукта и методик. $160 млн в год, $1 млрд в сумме. При такой эффективности расходов никакого бюджета не хватит.
В этом, как и во многих других случаях (вспомним плавающий курс рубля и его роль в бюджете-2015), правительство неожиданно вспоминает про волшебную силу рынка и на вопрос, что будет с российской наукой, образованием и здоровьем граждан и как можно говорить о каком бы то ни было техническом прогрессе и конкурентоспособности наших товаров, если наука не финансируется, официально отвечает, что науку должен финансировать бизнес.
Должен-то он должен, только из суммарной прибыли пятисот крупнейших предприятий России за последний год (чуть более $35 млрд) 97% заработано в той же нефтегазовой отрасли, которая ни в какую науку, кроме нефтегазовой, вкладывать не будет. А оставшийся миллиард долларов не обеспечит нам ни одного научного направления, даже если кому-то в бизнесе и придет в голову при российской стоимости капитала и рисках инвестировать в науку. Так что бюджет 2016 года, не скрывая, говорит о выходе России из научно-технического соревнования, по крайней мере в невоенной области: мы отказываемся конкурировать на внешних рынках чем-либо, кроме оружия и сырья, и отказываемся, судя по скорости научно-технического прогресса во всем мире, необратимо.
Спасение через оборону
С другой стороны, поступательный рост расходов на оборону и безопасность и сокращение расходов на образование и медицину уже не оставляют иллюзии, которая могла сформироваться год назад: тогда казалось, что рост расходов в ВПК и силовых ведомствах должен обеспечить доходы работников этого сектора на уровне, помогающем избежать недовольства и потери их лояльности.
Примерно из 28 млн человек, получающих зарплату из бюджета (это 30% трудовых ресурсов, в Польше таких 20%, в США – 14%, и, что удивительно, в Китае всего 8,8%), численность финансируемых через статью «национальная оборона» граждан (без учета семей и иждивенцев) составляет около 8–9 млн человек (а бюджет в расчете на человека – около $6,4 тысячи на год), при этом на медицинских работников, которых в стране около 2 млн человек, приходится по $3,75 тыcячи в год. Эта разница 70% не может быть объяснена просто выравниванием «социальной поддержки через предоставление бизнеса».
Воображаемый инопланетянин, которому было бы предложено посмотреть на показатели ВВП России и проанализировать бюджет-2016, скорее всего, сказал бы: «Власть в этой стране выжидает, рассчитывая на рост цен на нефть и газ в не слишком отдаленной перспективе, и параллельно готовится к войне».
Конечно, неправильно воспринимать это как подготовку России к войне с НАТО. Даже если предположить вероятность неядерного прямого противостояния с блоком НАТО, даже если не исследовать чисто военные аспекты такого противостояния, экономическая неспособность России вести масштабную войну очевидна. Сегодня ведение современной войны оценивается (очень приблизительно, на основании опыта войн последних 50 лет, но нам нужен только порядок) в $25–50 тысяч на одного участника конфликта в месяц. Таким образом прямые затраты на войну с участием даже 200 тысяч человек (это уровень локального конфликта против не слишком подготовленного противника – силы вторжения США в Ираке составляли более 205 тысяч человек) превысят $5–10 млрд в месяц – от 30% до 60% всего федерального бюджета; стране такой войны больше чем несколько месяцев просто не выдержать.
Но России вполне по плечу прокси-активность, гибридная война, война чужими руками, на чужой территории, с использованием своих ограниченных контингентов и интенсивных поставок оружия «союзникам». Опыт таких войн был еще у СССР, старая школа сохранилась, и даже на вопросы «где» и «зачем» нынешняя экономическая ситуация, кажется, дает ответ: недаром бюджет ориентирован на ожидание (сегодня совершенно необоснованного) роста цен на нефть.
Помочь ожиданиям
В начале 2011 года мировое производство нефти упало на 2 млн баррелей в день из-за боевых действий в Ливии. Ситуация развивалась давно, цена на нефть росла уже за год до этого, и к середине 2011 года она за два предыдущих года выросла на 30%. В это время в США уже активно росла добыча нефти по новой технологии, и в первом квартале 2012 года ситуация выровнялась бы, если бы не Иран, прекративший продажу нефти США, Великобритании и Евросоюзу.
С помощью Ирана добыча вернулась к уровню 2010 года только во втором квартале 2014 года, и только потому, что США уже увеличили свою добычу на 3,5 млн баррелей в день. Результатом был обвал цен на 25%, а затем – еще на 30%, по мере того как США добавили еще 1 млн баррелей в день к добыче. Вряд ли мы можем взять на себя смелость утверждать, что операция в Ливии и затем обострение с Ираном имели целью исключительно обеспечить уровень цен на нефть, комфортный для массированных капиталовложений в отрасль американскими корпорациями. То, что рост цен случился как раз тогда, когда принимались решения об инвестициях в новые технологии, а цена пошла вниз тогда, когда основные технологические капиталовложения были сделаны и производительность скважин в США выросла в 3,5 раза, возможно, просто совпадение. Но мы точно знаем, что достаточно падения предложения на 2–3 млн баррелей в день, чтобы поднять цену нефти на 30%, тем более что при нынешних ценах производство в США стабилизировалось, а потребление и в США, и в Европе даже начало немного расти.
В мире сегодня нет желающих добровольно сократить добычу ради роста цен – для того чтобы такое сокращение было выгодно, стране надо иметь производство выше 12–13 млн баррелей в день, а лидеры – Саудовская Аравия, США и Россия – производят только 9–11. Можно ли кого-то вынудить сократить производство? Россия, США, Китай, Мексика, Норвегия отпадают: Россия сокращать добычу не будет, на остальных никак не повлиять. Страны, которые добывают меньше Норвегии (например, Казахстан), предлагают на рынок не более 2,8 млн баррелей в день, этого недостаточно. Остаются три страны Персидского залива – Саудовская Аравия, Иран и ОАЭ, с совокупной добычей 17 млн баррелей.
Шиитский антиизраильский и антиамериканский Иран уже находится в конфликте с суннитской проамериканской и нейтральной к Израилю (вплоть до переговоров о военном сотрудничестве) Саудовской Аравией, в том числе из-за Сирии. Иран уже вступал в непрямые вооруженные столкновения с Саудовской Аравией, которая была союзником Ирака в ирано-иракской войне; Иран и СА традиционно поддерживают разные движения в третьих странах (в том числе в Афганистане, где СА признавала власть Талибана). У Ирана и СА есть опыт «танкерной войны» – во время войны Ирана с Ираком взаимная попытка подорвать экономику соперника привела к атакам на танкеры, идущие в порты этих стран (и сокращению поставок нефти на 3,3 млн баррелей в день – как раз то, что нам надо).
При этом Иран пока физически не готов к открытому столкновению с Саудовской Аравией – его ВВС принципиально уступают саудовским. Но все может измениться, если Иран вдруг обретет союзника, поставляющего ему в большом объеме и почти бесплатно новейшие вооружения (авиацию и ПВО) и помогающего на периферии, например в Сирии и Афганистане. В этой связи поставки Ирану в 2015 году комплексов С-300 могут быть только началом процесса перевооружения Ирана Россией, концом которого, возможно, будет полномасштабный долгосрочный (война Ирака и Ирана длилась восемь лет) конфликт за сферы влияния в регионе, ведущий не только к росту цен на нефть до уровней, устраивающих Россию, но и к другим позитивным для России последствиям, например: отказу Китая от южного варианта Шелкового пути и принятию его трансроссийского варианта, увеличению потока беженцев в Европу и росту европейской потребности в углеводородах на фоне невозможности устойчивых поставок из Персидского залива, вовлечению в конфликт или как минимум ускоренному перевооружению таких крупных традиционных покупателей российского оружия, как Индия.
Кто знает, может быть, этого и ждут создатели бюджета-2016 – бюджета кажущегося бездействия.